После утомительного дня в попытках найти красоту и радость, я прихожу в твои покои и осторожно превкушаю восторг, мы останемся вместе во всем мире одни (Я понимаю что мне так кажется, но порой и правда может только казаться) они обычные, просто росписи с иероглифами и богами Египта, вокруг драгоценности и сладости.
Ты смотришься в зеркало, и я не хочу мешать, но не могу противиться желанию налюбоваться тобой и тихонько подглядываю в отражение тебя
И мне кажется что все эти драгоценности и сладости просто скучные игрушки по сравнению с возможностью посмотреть на тебя, на твою кожу чуть просвечивающую сквозь темную ткань одеяния
Ошеломленно-завороженно наблюдаю собственную руку, что просится снять с твоего одеяния золотые цепочки, что ревностно укрывают самые притягивающие изгибы плеча, груди и живота с поясом
На минутку меня пронизывает тишина секунды страха, но ее уколы как пеленой взгляд с наслаждением самой тонкой власти наблюдающий руку на твоей ключице; меня просто вводит в экстаз ощущение касания к тебе
Мною овладевает любопытство, как отражение превращается в нашего свидетеля, но немого и которого легко заставить молчать накрыванием ткани; он знает это словно подмигивая бликами от свечей, потому никому ничего не скажет
Ощущаю на тебе тяжёлые цепи украшений и полумаску, что... вызывают противоречивые желание снять их с тебя и... оставить - в зеркале они настолько прекрасны, что кажутся неприкосновенно-хрупкими
Чистыми, священными; потому чуть трогаю ногтями себе лицо чтобы привести себя в чувство и, погасив свечи, остаюсь в темноте чтоб не видеть тебя
Но мне кажется что даже когда мы можем ощущать друг друга только слухом дыхания и следами скользящих теней, мне упоительно касаться тебя так, осторожно и невидимо
"Скажи, я правильно делаю что люблю только тебя?" - прокручиваю вопрос, что не смею тебе задать; осторожно укрывая тебя мягоньким нежарким одеялом и поправляя подушку; пусть они тихо целую твою гладкую голову, касаются ресниц и подведенных век, желаю сладких снов; и все ж осталось притронуться к тяжелым кольцом на твоей шее (время сбросить все тяжести)
Но одна тяжесть изнутри сковывает нас одной цепью, не красивой как те, что представляют своеобразную корону, а черной, затягивающей, впивающейся все глубже и ноюще болью в самый потаенный уголок сознания - кого мы будем любить, если нас не станет; ведь в погоне за сокровищами и славой бога-царя всего мира я не встречал никого, кто поселился б во мне так сильно, как ты?
Тебя тешило все, что меня, все боялись и чтили тебя вместе со мной, но после, что станет после? Вот отчего этот лирический вопрос стал суровым и не дает нам уснуть; встаю и немного поправляю полумаску местного бога потустороннего мира в виде черной морды шакала (да, я не стесняюсь ни услышать ни сказать - я безумец, что втайне оставляет престол ради службы ему ради надежды снова встретить тебя в многозначительном и приближающемся, несмотря на полу божественную молодость, "там").
Ведь не будет тогда ни греков, ни персов, ни моих подвигов, ни моих сумасбродных затей, только ты, может, в таком виде, как сейчас - прекрасной статной фигуры, только чуть призрачной и светящейся, а, возможно, в виде красивой птицы с огромными крыльями и твоей головой... Я отдам не только свое сердце но и свое имя, чтобы снова иметь возможность коснуться тебя, пусть и чуть шелохнув дымку вечной силы Шакала; раскинуть руки вместе с тобой и утопать в твоих мягких и успокаивающих навек крыльях; даже если перед этим мне придется прошагать вечность в темноте и холоде.
Даже если будет как-то по-другому я постараюсь навсегда сохранить момент, когда я вижу тебя, мы останемся вместе во всем мире одни