Командировка
Со временем появились в работе в архиве для меня и некоторые плюсы. За период работы в нем, продолжавшийся около трех лет, я ознакомился с рядом интересных материалов, относящихся к истории театральной культуры времени первых после революционных лет, становления нового театра и театральных начинаний молодого советского государства начала 1920 – годов, связанных, прежде всего с личностью и деятельностью В.Э.Мейерхольда, бывшего некоторое время руководителем ТЭО Наркомпроса. Кое-что даже удалось опубликовать.
Другим плюсом было мое участие от архива в ряде научных конференций, в частности, в конференции в далеком Алтайском крае, организованной Барнаульским университетом. Обстоятельства появления двух из моих стихотворений, связаны как раз с моим участием в этой конференции, с полученными впечатлениями от дальнего путешествия. Одно из стихотворений связано самим пребыванием на Алтае, другое – с возвращением оттуда.
Я возвращался из Барнаула – столицы Алтайского края в Москву самолетом. Авиарейс был довольно длительным – около четырех часов, во время которых можно было спокойно предаваться воспоминаниям. И сидя в самолетном кресле, я полностью отдался воспоминаниям о днях прошедшей конференции. В Барнауле я был на масштабной зональной научной конференции по истории Сибири, устроенной Барнаульским университетом. На конференцию съехались ученые – историки, преподаватели ВУЗов, источниковеды, архивисты со всей Сибири: Алтая, Томска, Тобольска, Омска, Новосибирска, кажется и с Дальнего Востока. Я тогда работал в Отделе использования документов архива и попал туда с быстро составленным мною обзором фондов, хранящихся в архиве, на идеологически актуальную в то время тему по социалистическому соревнованию. Точнее, тема называлась: «История социалистического соревнования на предприятиях Сибири в период существования совнархозов (1959 – 1965 гг.)». Все делалось в спешке, в последнюю минуту, и меня даже не успели включить в сборник тезисов представляемых на конференции докладов и сообщений. Но, конечно, когда я туда прилетел, многие на конференции знали меня, прежде всего, как специалиста по истории московской буржуазии, благодаря недавно защищенной мною в Институте истории СССР кандидатской диссертации, и беседовали со мной, главным образом, на эту тему. Сибиряки из Томского университета приглашали даже прилететь в Томск и выступить в университете на одном из семинаров. Свободное время я использовал для знакомства с городом и его окрестностями. Барнаул, довольно приземистый, широко раскинувшийся, какой-то горизонтальный город, мне запомнился в первую очередь огромной по размерам площадью с классическим архитектурным ансамблем зданий, на которой располагалось и здание Барнаульского университета. По моим наблюдениям все центральные или старинные площади в провинциальных российских городах необычайно обширны, возможно, в подражание просторной Манежной площади в Москве. Но любопытно, что, в те времена (не знаю, как сейчас), пройдя очень немного от этой площади, можно уже было выйти из города в какой-то окрестный лесок, за которым далее начиналась сельская местность. Я думал, по своему неведению, что где-то недалеко могут быть расположены родные места Василия Шукшина, бывшего родом с Алтая, которые можно посетить, и даже довольно далеко прошел по загородной дороге, но мне объяснили, улыбнувшись, что это очень далеко и это будет уже совсем другой Алтай. Во время прогулок, я по привычке сочинял стихи, точнее отдельные фрагменты (или обрывки) четверостиший, некоторые из которых затем превращались в нечто целое. Многое не сохранилось. Вот одно из сохранившихся.
Барнаул
В Барнауле просторные площади
И старинный университет.
Но за город дубовыми рощами
Я уйду, встречая рассвет.
Здесь Алтайских хребтов предвкушение,
Хоть равнинная вкруг сторона.
Вдохновение гор, вознесение,
Даль опять растревожит меня.
Я уйду в косогоры покатые,
К тихим селам, к полям, к Шукшину.
Чтоб России вопросы проклятые
Вновь понять я уйду в старину,
В Русь просторную, злую, раскольную,
Затаившуюся в скиту,
В коренную, природную, вольную…
Я из города в горы уйду.
Наконец, мои воспоминания прервались. Я устало откинулся на спинку кресла, прикрыл веки. Самолет, стремительно прорезавший ночное пространство, приближался к Москве. Моторы, до того ровно гудевшие, натужно взревели. Лайнер явно заходил на посадку. Я заглянул в стекло иллюминатора. В надвигавшейся темноте, прорезаемой короткими вспышками зарниц от отдаленных молний, далеко внизу замелькали огни подмосковных городков и поселков.
Возвращение
Гроза, свинцовою примочкой,
Багряный погасила день.
Внизу зажглись огнями строчки
От городов и деревень.
И небо сдвинуло пространство
В распластанный аэродром.
Так, возвращаешься из странствий
Под черным проливным дождем.
Огни разбросаны ночные
На потревоженной земле.
И капли скачут, как живые,
По мостовым и на стекле.
Вновь чемоданы, встречи, лица,
Гром самолетов, всплеск огня…
Так, возвращаешься в столицу,
Так, начинается земля.
Я вернулся. Странствие закончилось. Вместе со всеми я спустился по трапу самолета в дождь, в суету аэропорта, чтобы затем, приехав в московскую квартиру и наскоро приняв душ, снова окунуться в бесконечную, повседневную рутину семейной жизни и работы.