,
НАЧАЛО ЗДЕСЬ:http://www.proza.ru/2018/05/26/1344
Вадим закончил стучать молотком и взялся за ведро.
Он помнит, какие деревья он не полил в прошлый
приезд и решил закончить «процесс». Хотел, я вижу, что- то
крикнуть нам, но я палец приложила к губам и кивнула
в сторону Аси.
Он понял и стал придерживать дужку ведра. А вот звук
льющейся воды совсем не мешал, наоборот – был приятен.
На ближайшей к нам клумбе, а они у нас маленькие –
размером с тазик, и разбросаны они то там, то сям по всему
саду, и цветы на них разные, так вот, на ближайшей клумбочке
вместе с садовыми ромашками начинает цвести валериана.
И я с радостью замечаю, что её розовато-серые соцветия , наконец, посетил шмель. Он настырно гудит, возмущается, что большая часть цветочков ещё не раскрылась. Я за него волнуюсь: вдруг нанюхавшись, свалится, как алкаш, где-нибудь в лопухах
, не долетев до своего норки-дома. Я сама себе улыбнулась: оригинально звучит: Норка-дом! Как «дом для наркоманов» !
- Ты чему смеёшься? - тихо спрашивает Ася и тоже
улыбается. За компанию, так сказать, не зная, чему смеюсь я.
Ася лежит на спине, закрыв глаза. Я думала, что она задремала.
Но оказалось, что одним хитрым глазом она за мной наблюдает . Она, вообще, стала быстро засыпать. В машине – только перестанешь с ней разговаривать- она уже дремлет. Вадюша над мамой посмеивается, а мне тревожно за неё. Из головы у меня не уходят мысли о предстоящей ей операции. Она часто говорит о ней, а я, чтоб отвлечь её от больных мыслей, жалуюсь на свой недуг. Не знаю, правильно ли я поступаю, но мне кажется. что она переключается и начинает сочувствовать мне, забывая о своих проблемах. Больному человеку тягостно видеть вокруг себя вполне здоровых людей , ощущать себя не таким, как все. Так мне кажется.
Я сажусь и смотрю на Аську. По её лицу бродит маленький солнечный лучик, прорвавшийся сквозь листву. Аська от него уклоняется, улыбается и говорит:
- Знаешь, я сейчас вспомнила, где я ещё вот так,
как здесь, как говорит сын - кайфовала! Вспомни! Когда
мы с Андреем не были ещё женаты, он пригласил нас
с тобой на яхте под парусом походить. Яхты, правда, в тот
день все вышли в море, но мы и на лодочку с вёслами
были согласны. Помнишь?
- Ещё бы мне ни помнить! Андрюша греб, как чемпион! А помнишь ли ты, что меня еле живой на берег вытащили? И после этого я ни разу в жизни в лодку не садилась! ! А ты лежала на носу, значит, и «кайфовала». ..
- Да, ты сидела на корме, вцепившись в борт двумя
руками, как-будто выпрыгнуть хотела! Зелёная-
зелёная, как та водоросль… А качало так приятно…
как баюкало… Боже, как было тогда хорошо! Казалось,
счастье рядом…Голубое и зелёное, как море.
А где мы встретились тогда с Андреем, не помнишь?-
Ася садится и расчёсывает пальцами свои чудные
длинные волосы.
- Помню, мы спустились по обрыву из переулка за Лермонтовским санаторием. Там, внизу, недалеко от пляжа «Ланжерон», станция лодочная была. Может, что и путаю – очень давно там не была, избегаю тех мест…- сказала я, и сразу пожалела
- Но почему? – с интересом переспрашивает Ася Она продолжала улыбаться, и я поняла, что она ничего не знает о судьбе нашей школьной подруги, нашей разлучницы, Эмки Сивчук.
Сказать или не сказать? Но Ася уже не отстанет, я её знаю! Её, конечно, услышанное огорчит, но и скрывать нет смысла. Мы с Асей никогда не касались старой школьной истории, в которой Эмка сыграла некрасивую роль. Каждая из нас , очевидно, надеялась, что другая об этом забыла.
А про судьбу Эммы теперь придется рассказать – всё равно Ася узнает, рано или поздно.
Старые обиды.
Ася была самой маленькой по росту девочкой в классе. Смуглой, хорошенькой, как куколка. Я и относилась к ней, как к любимой кукле. Такой красивой беличьей шубки и белой пуховой шапочки с длинными ушами наверное, не было ни у кого в Одессе . Я иногда провожала даже её домой, мне казалось, что её каждый может обидеть. Но только до половины пути, потому что мне после школы надо было идти совсем в другую сторону. А занимались на 2-й смене.
Мы с Асей никогда не ссорились, и дружили бы до окончания школы, если бы не две «мировые катастрофы», случившиеся в 7-м классе.
Первая «катастрофа» грянула, когда в самом начале учебного
года в наш класс перевелась из другой школы Эмка Сивчук.
Это был дурной знак! Мы жили в одном дворе, и я
Эмку хорошо знала! Где Эмма – там всегда будут «разборки» и слёзы. Никто из девочек двора с ней «не водился». Мама её была особо скандальной. Дурная слава тянулась за ней со времени оккупации, когда в роли временного мужа выступал румынский офицер. Высокая, крашенная в белый цвет «блондинка, всегда с ярко красными губами и с неизменной лисой на плечах вместо воротника в холодное время года. А у лисицы оскаленная морда, и в пасти она держала свою заднюю лапу - это была застёжка. Ругала Эмку при всех дурными словами, а та в ответ теми же словами ругала мать. Надо думать, что неспроста перевели её из соседней школы.
Освоившись в нашем классе, Эмка сразу стала
втискиваться третьей в нашу с Асей дружбу. Смешно сейчас вспоминать, но действовала она, как взрослая хитрая соперница, и, главное, льстила Асе примитивно и не скупясь!
Меня она старалась не замечать.
А я очень ревновала Асю и вечером дома плакала в подушку.
Всё из-за того, что Аське-то моей было всё равно, с кем дружить! Ей нравилось с обеими! Иногда она предпочитала именно Эмму! Потому что Эмма после занятий провожала её до самого дома, за Новым рынком, и несла ей портфель, как королеве, до самых дверей! А я задерживаться после школы не хотела, так как мама бы волновалась.
Не знаю, удалось ли бы нам тогда с Асей отстоять свою дружбу.
Но грянула вторая беда!
В тот злосчастный год, весной, я простудилась, долго кашляла и температурила. На рентгене заметили очажки в одном лёгком, и от школьных занятий освободив, заставили пить отвратительный ПАСК. И в 8-й класс перевели без экзаменов. Лето я провела в санатории-профилактории, а в сентябре вернулась в школу. В лёгких было чисто!
Я так скучала по Аське, так ждала встречи!
Но Ася сразу отстранилась от меня, а я, подумав, что виной этому моя болезнь, хоть и прошедшая, - выяснять отношений не стала, была оскорблена в лучших своих чувствах!
Но что меня поразило и даже заинтересовало – это то, что дружбы с Эмкой не наблюдалось. Моя постоянная «наПАРТница» Дина, (сидели вместе до окончания школы!) рассказала мне о сути их ссоры.
У Аси была красивая немецкая открытка, которую
она «изъяла» из папиного письменного стола. По тем
временам сюжет на ней был не для школьниц – обнажённая влюблённая пара в обнимку. Сейчас такую пару в каждом
журнале увидишь !
Я советовала Асе вернуть «пару в ящик», но, увы – папа стал ящик закрывать на ключ! «Но хотя бы в школу не носи», - просила я Аську. Но дома оставлять она боялась. Боялась, что ненароком отец найдёт.
А выбросить было жалко.
И вдруг открытка пропала! Аська плакала и обвиняла Эмму.
Но та не признавала своей вины, хотя, да – несколько раз брала
её у Аси, чтоб показать кому-то, но возвращала ведь!
И «неожиданно» Эмка «вспомнила», что видела её у меня , как раз перед моей болезнью. Ася как-будто успокоилась. И четыре месяца наращивала и лелеяла в себе обиду на меня, но и полного доверия к «подруге» Эмме не было.
Ситуация разъяснилась буквально в первые дни
сентября. Открытку обнаружила Эмкина мама и потребовала у дочки объяснений. « Подумаешь! – сказала ей Эмка.- Мне ещё
весной отдала её Ася. Я ей три рубля за неё дала! А теперь она
забыла и со мной не разговаривает!»
Мама на следующий день прибежала к нашему мудрому
классному руководителю Кармену (Карлу Менделевичу)-
и потрясая открыткой, вопрошала, «как его «приличные» ученицы торгуют такой «пошлятиной»?!
Сказать здесь больше нечего, всё понятно.
Мудрец Кармен тихо замял эту историю, не посвящая в неё
Асиного отца. Я была отмщена, и в сторону Аси не хотела
глядеть! Аську мучило чувство вины, но помириться тогда
нам было не суждено.
Через два дня наш 8-«Г» был расформирован, и нас
распределили по остальным трём восьмым классам.
Но не из-за этой истории, а потому что после 7-го много девочек- «переростков», которые не ходили в школу во время оккупации, покинули школу, чтоб работать и помогать семье. А некоторые и замуж вышли.
И случайно или нет, но мы трое попали в разные классы.
И уже друг с другом не общались. Появились новые друзья…
Встретились мы с Асей только в университете. Она
поступила на исторический факультет, а я на филфак.
И прекрасную юность со встречами и расставаниями,
с надеждами и мечтами, мы уже переживали вместе. Вместе выходили замуж. И позже нянчили детей: я –дочь, а Ася – сына.
Ни к чему нам было вспоминать школьные обиды и обидчиков.
И только сегодня, спустя « громаду набежавших лет», мы
ставим с Асей точку в этой школьной истории.
Судьба Эммы Сивчук стала мне известна из случайной
встречи со старой жительницей нашего одесского двора,
которая по-прежнему в нём жила. Она, как старец Пимен,
вела летопись судеб всех бывших жителей дома. «У меня
всё – тут», - говорила она и стучала согнутым пальцем
по своей голове.
Эмма в институт не поступила, рано вышла замуж.
Работала вместе с матерью машинисткой в машбюро.
Вместе с мужем любили шумные компании, из-за чего часто ссорились с соседями по коммунальной квартире.
Однажды они гуляли с весёлой компанией по-над обрывом за Лермонтовским санаторием, где спуск к морю. И кто-то, шутя, подтолкнул Эмму к краю. Она потеряла равновесие и покатилась
по круче вниз. Компания стояла наверху, смеялись, думали, что
она разыгрывает их – лежит, не двигается. А она свернула шею. Погибла мгновенно.
Был судебный процесс, но никого не осудили.
А мамы уже не было в живых.
Мы молчим с Асей, подходящих слов найти не можем.
А банальных говорить не хочется.
Наверное, со стороны выглядят смешно эти две обнявшиеся немолодые женщины, неудобно сидящие на старом одеяле.
Они давно поняли, что главное в жизни - это
уметь любить, уметь понимать, и уметь прощать.
Друг друга, любимых, друзей и близких.
Да, именно УМЕТЬ - любить бескорыстно, не слепо,
благодарно; УМЕТЬ понять в любых обстоятельствах,
а поняв, СУМЕТЬ простить. И всё это так не просто!
Но так необходимо нам!
Сидим с Аськой, стряхиваем с ресниц набегающие
воспоминания и наблюдаем, как тихо подкрадывается к нам
жаркий полдень. Он осторожно присаживается
на краешек нашего одеяла и щекочет травинкой нам пятки.
Солнце медленно отодвигает ажурную тень приютившей нас
старой абрикосы, и тёплой ладошкой гладит нам колени.
Нет, ребята, баста! Мы загорать не собираемся!
Нам пора собирать черешню!
Как сладко мы курили!
Как будто в первый раз
на этом свете жили,
и он сиял для нас. .
Еще придут заботы,
но главное в другом:
божественной субботы
нам терпкий вкус знаком
(Б Окуджава.
«Божественная суббота»)
Окончание http://www.proza.ru/2018/06/19/496