Красные линии Мэри Миллер

Валерия Исмиева
В поисках подлинности невещественного

Выставка «Вавилон Contextus» (живопись & дизайн)

Придя на выставку Мэри Миллер, взорвавшую белые лофтовые стены  галереи «Промграфика», я неожиданно узнала, что пришла на встречу с Рене Декартом. Не только потому, что его знаковое утверждение: «Уединение (читай: одиночество!) нужно искать в больших городах» выглядит точным эпиграфом к выставке. Затягивающая и будоражащая, агрессивная и ускользающая, в круговом ритме рондо, экспозиция хорошо выстроена для того, чтобы оставить зрителя под перекрестным обстрелом вопросов о месте человека: равно в семантическом поле и в физическом мире. Плакаты и живопись Миллер – чем не подтверждение тотального смещения человека в пространство интроверсии и восприятия мира через призму самопостижения – как единственно возможного акта познания. И далее, вплоть до полной инверсии объекта и субъекта: человек на этих плакатах и картинах сделался одним из контекстов того Города Столпотворения, который сам же и воздвиг.
Вавилон, самый первый мегаполис, давно обжился в информационном пространстве как маркер угрожающего мегаурбанизма, функционирующего (живущего ли?) по своим, ещё никем не постигнутым законам. Эсхатологический дискурс во все эпохи едва ли обходился без этого древнего символа. В названии выставки «Вавилон Contextus» оба слова в именительном падеже: каждое понятие по отдельности.  Чтобы между, как в двух направленных друг на друга зеркалах – множился голографический мир фантомов. Один из них – двумерный «человек контекста».  Узнаёшь проекцию самого себя, зритель? Или – ты уже и есть эта самая проекция?
Осталась горстка слов – речений великих и/или знаменитых: цитаты на плакатах.  Кажется, они и есть единственно реальное. Неравноценное по  смыслу, но уравненное по одному качеству:  живое. Ибо – язык живёт своими носителями и строителями текстов.  Вавилон же – вопреки.
Кристаллические сине-чёрные киберпространства футуристического Вавилона на плакатах фрактальны и принимают любые положения, перегруппировываясь, как летучий город-остров в фантастическом фильме «Тёмный мир». Но здесь нагромождения стали, стекла и глубоких теней рассекают красные линии. Как следы от ударов лезвия: мяса нет, но остаются  красные метки. Чья кровь? Живых существ? да нет: человек – молчаливая тень, чёрный силуэт… Он зависает над призмами небоскрёбов, выпадает в безвоздушное параллельное пространство: Вавилон его выдавливает из себя, как излишек.  Там, вовне, и думай, сколько хочешь, что город – твоё гнездо. На самом деле ты для него, скорее всего, сон, и жизнь твоя – тенедвижение, как и  твоя иллюзия обладания кем-то живым: под руками окажется вешалка с обвисшим платьем, а сам ты – непрошеный жест из-за кулис…
В окружении агрессивных пятен и жёстких, даже в своей кривизне, линий, вспомнились рассуждения из книги В. Паперного «Fack context» о философии метра современной архитектуры Рэма Колхаса. Тот бесконечно  расширил понятие архитектурного контекста способностью превращать в него  любой культурный жест или событие, вплоть до  спектакля или высказывания. А здесь всё ровно наоборот: сплошь архитектура отрицания иных контекстов, кроме Вавилонского. И – более того: инверсивность тотальна, а потому естествен вопрос: где же находится вот эта «реальность», в которой человекопиксель превращается в жест?
«Вавилон Contextus» - это изолированность всех контекстов и разобщённость творца и форм, порождённых мыслящим субъектом. Декарт со своим cogito ergo sum начинает и… вытесняется внутри себя. Остаются красные линии – их сигналы просачиваются в вакуум Вавилона из параллельного мира и даже порой обтекают голову и плечи, как латекс.  Праздничный красный переполняет пространство плаката со словами О. Шпенглера «Город – это дух» совсем в духе торжествующего постмодерна. Остаётся вспомнить, что многие первобытные народы полагали душу в крови – и парадигма изящно замкнётся.
Если вы, глядя на представленные молодой художницей работы, будете искать ответ, а не  симулякр ли и мем сообща генерируют вот это пространство с виртуализованным человеком, ставшим пикселем,  вам разве что останется зацепиться за живопись Мэри. Ибо там представлена выхолощенная и почти мистично изображённая  архитектурная среда, напоминающая метафизические пейзажи Де Кирико. Человек не здесь, сообщает своими рефлексами и своим колоритом эта живопись. Но… там ли, откуда ты сейчас смотришь и где сомневаешься в себе самом? Кажется, всё, что нам остаётся –сделать усилие и вспомнить, что знак сам по себе не может порождать смыслы, но лишь мемы. И станут ли высказывания великих  и знаменитых, начертанные на плакатах, мемами, определять тебе,  выпавший из созерцания, зритель. Вавилон всё превращает в свой Contextus, но красный, знак жизни или знак запрета – это вторжение в матрицу и напоминание: беги из человейника в человека.  И… fack context.