Глава 1
Уже второй день лейтенант Андрей Лямин ждал смерти. В камере тюрьмы, помимо Андрея, сидели ещё двое уголовников: матёрый «законник»* и молодой урка лет двадцати. Эти двое дезертировали из своей штрафной роты ещё в первых числах июля, когда передовые части немцев вышли к большой излу-чине Дона. Потом вся их рота в полном составе, с оружием перешла к немцам. Андрей так и не понял из рассказа вора по кличке Жора «Пляжник», куда делся заградотряд, который должен был стоять позади штрафников и пресекать любую попытку измены или бегства с передовой.
*Вор «в законе».
Дезертиры сумели выбраться из Сталинградской области, но на крупной железнодорожной станции Верхне-Тарасовка их при проверке документов задержал патруль железнодорожной охраны. Вохровцы передали подозрительную парочку в особый отдел НКВД. Теперь уголовникам грозила высшая мера наказа-ния.
Молодой смуглолицый вор по кличке «Монгол» от страха перед скорым расстрелом, похоже, повредился в уме. Вначале он метался по тесной камере, словно загнанный зверь, рычал, стонал и плакал. А теперь уже пол дня как лежал на дощатом полу у стенки, упёршись остекленевшим взглядом в одну точку на потолке. В его раскосых азиатских глазах застыл ужас…
Зато второй сосед Лямина по камере совсем не был похож на обречённого смертника. Первым делом Жора «Пляжник» снял с Андрея сапоги:
- Тебе, лётчик-налётчик, кадыбы* всё равно не нужны. Тебе, фраерок, теперь или снова по небу на стальных крыльях летать или червей могильных кормить - вместе с этим коньком бзде-ловатой породы; - вор презрительно скосил глаз на неподвижно лежащего подельника.
* На уголовной фене - Хромовые сапоги.
;Трус.
- А ты что же – заговорённой масти, раз смерти не боишься? – с вызовом поинтересовался у уголовника Лямин.
Вор лениво улыбнулся, обнажив крупные щербатые зубы и, собрав морщинки у жёлтых тигриных глаз, незлобиво ответил:
- Масти я в натуре самой фартовой. До войны гастролиро-вал по пляжам Ялты и Одессы: лопатники;, да сумочки у глад-ких краль и их интеллигентных мальчиков клеил. Иногда май-данником ; подрабатывал: в поездах чемоданчики у курортной публики одалживал. Да в 41-м, когда фрицы к Москве подхо-дили, на малине; со знакомым крысоловом4 встретился. Тот богатую квартиру как раз только наколол и искал козырного напарника. Ну, думаю, лафа5 мне светит. Да приняли нас лега-вые на выходе из барыговой хаты. По законам военного време-ни, не мотая дело6, повели нас прямком к ближайшей стенке…
;Кошелёк.
; Поездной вор.
;Воровская конспиративная квартира.
4 Квартирный вор
5 Счастье удача
6 Вести следствие
Желая скоротать время за разговором, вор, не таясь, под-робно рассказывал Лямину, как в последний момент, когда уже лязгнули затворы расстрельной команды, на месте событий случайно оказался со своей патрульной группой знакомый капитан из железнодорожной милиции. До войны он несколько раз лично ловил известного маршрутника* и по старой памяти замолвил за знакомца словечко перед коллегами.
* То же, что и майданник.
После месяца отсидки в «Таганке»* вора отправили с эта-пом в колымский лагерь. А уже оттуда, он добровольно отпра-вился на сборный пункт под Казанью, где формировался штрафной батальон.
- Помню, перед первым боем литер; нам сопливую молитву; прочёл про то, что, мол, кровью должны искупить свою вину и вернуть себе честное имя. Потом налетели немецкие самолёты – перемешали нашу роту с землёй. А уж, как их танки попёрли, так мы с кентом; сразу винта нарезали4. К тому времени голу-бые фуражки5 со своими пулемётиками уже в тыл подались.
* Таганская тюрьма
; Лейтенант
; Инструктаж
;Товарищ
4 убежали.
5 Заградительные подразделения НКВД
Судя по его спокойной уверенности в себе, бывалый вор ни сколько не сомневался, что и на этот раз сумеет обмануть судь-бу. К вечеру уголовников увели. Больше они в камеру уже не возвратились. А на следующее утро пришли и за Андреем…
***
Допрашивающий Лямина майор госбезопасности вёл себя на удивление корректно. Это был высокий осанистый красивый блондин лет тридцати пяти в хорошо подогнанном новеньком обмундировании. От чекиста пахло дорогим одеколоном и благополучием. Его жизнь явно проходила на безопасном удалении от передовой и была по-довоенному комфортной. Уже почти месяц небывший в бане и не менявший белья Лямин с восхищением и завистью отметил идеальный пробор причёс-ки следователя. Невольное уважение также вызывал солидный «совнаркомовский»* кожаный портфель с двумя блестящими металлическими застёжками, небрежно брошенный хозяином кабинета на диван у стенки. Такой до войны можно было полу-чить вместе с ответственной должностью или на худой конец купить на «чёрном» рынке за огромные деньжищи. Каждый советский чиновник мечтал однажды сменить свой скромный брезентовый портфель на такой символ служебного успеха.
Ещё большее впечатление на арестованного лётчика произ-вёл нагрудный знак «Почетный работник ВЧК–ГПУ», поблё-скивающей эмалью над левым нагрудным карманом гимна-стёрки собеседника рядом с новеньким орденом «Красной звезды».
*Совет Народных Комисаров – с 1923 года высший испол-нительный и распорядительный орган страны, то есть фактиче-ски правительство страны или союзной республики. Позднее преобразован в Политбюро СССР.
В начале разговора следователь любезно предложил Лями-ну раскрытую пачку со страшно дефицитными папиросами «Северная пальмира» (конечно, армейский офицер не мог знать, что каждому следователю госбезопасности выписывает-ся определённое количество папирос для поощрения сознаю-щихся и стукачей). Но главное, что глядел следователь на арестанта со спокойным, даже почти дружеским вниманием, совсем не так, как особист в штабе воздушной армии. Тот буквально сверлил Андрея своими свинцовыми недоверчивыми глазками и говорил с демонстративной неприязнью - рублен-ными, обильно сдабриваемыми матом фразами; и обращался только на «ты».
Этот же напротив вёл себя чрезвычайно культурно и даже деликатно. Он был похож на европейца – шведа или норвежца.
Перед тем как перейти собственно к допросу следователь подробно расспросил Андрея об условиях его содержания. Узнав, что арестованный командир почти двое суток провёл в одной камере с рядовыми дезертирами, да вдобавок ещё и уголовниками, майор страшно возмутился. Встав из-за стола, он раздражённым шагом несколько раз прошёлся мимо сидя-щего Лямина. Андрей, который успел за последние дни при-выкнуть к постоянным обвинениям и оскорблениям, с благо-дарностью принял обещание могущественного офицера НКВД добиться наказания виновных в таком возмутительном само-управстве.
Завоевав таким образом расположение подследственного, энкэвэдешник вернулся за свой стол и раскрыл папку с личным делом арестованного.
- Перед тем, как дать заключение для трибунала мне необ-ходимо кое-что уточнить – будто извиняясь, пояснил он, не отрывая глаз от машинописного текста. - Поэтому расскажите мне ещё раз, гражданин Лямин, почему вы не выполнили при-каз?
Этот вопрос прозвучал из уст следователя совсем буднично, словно речь шла не о преступлении, карающимся в условиях военного времени только смертью, а о банальной тыловой самоволке.
Андрею снова пришлось повторить свой рассказ о событи-ях, которые в течение всего одного часа превратили его из гордости семьи и друзей, любимца девушек - «сталинского сокола» в презренного преступника и труса…
В тот день его полк с раннего утра штурмовал немцев, рву-щихся к высоте 102,0. Так на оперативных картах обозначался расположенный в центральном районе Сталинграда Мамаев курган. Владение этой позицией означало контроль над цен-тральной частью города и волжскими переправами. Непрекра-щающиеся воздушные свалки с немецкими асами над Мамае-вым курганом быстро обескровили части 8-й воздушной армии Юго-Западного фронта. Полк Лямина выполнил в тот день максимально возможное число боевых вылетов, и к вечеру фактически перестал существовать. Большая часть его лётчи-ков догорала в степи среди обломков своих машин. Для многих могилой стала Волга…
С седьмого задания уцелевшие лётчики полка вернулись не-задолго до наступления сумерек. Хотя обычно уже после трёх полноценных вылетов пилоты едва стоят на ногах от усталости. Часто после такой тяжёлой боевой работы у молодых крепких парней не бывает сил даже сразу выбраться из кабины истреби-теля; у кого-то идёт носом кровь, кого-то тошнит. Температура у вымотанных до крайности людей поднимается до 38-39;. Состояние такое, что есть совершенно не хочется, все мысли лишь о том, как добраться до своей койки в казарменной зем-лянке. Придешь туда, повесишь шлемофон, на брезент, ля-жешь, а заснуть не можешь: перед глазами весь этот кошмар проходит. Обдумываешь, почему этот так пошел, а другой - вот так. Чтобы успокоиться и снять психологическое напряжение надо выпить сто грамм водки и быстрее ложиться спать, так как утром снова в бой…
Но этот страшный день был ещё далёк от завершения. На войне лётчикам часто приходиться работать на износ. Никого не волнует, что завтра из-за хронической усталости ты можешь потерять сознание при перегрузках затяжного боя или допус-тишь роковую ошибку, которая будет стоить тебе жизни. Вот и в тот вечер из штаба Воздушной армии вновь поступил без-апелляционный приказ: срочно вылетать навстречу идущим к высоте 102,0 немецким бомбардировщикам. К этому часу в полку осталось только три исправных самолёта МиГ-3. Но приказ есть приказ…
Причём из штаба потребовали, чтобы в виду особой важно-сти задания, атаку возглавил лично командир полка.
Майор Гречанин был заслуженным лётчиком – Героем Со-ветского Союза, ветераном Испании и Халхин-Гола. Но после тяжёлого ранения, которое он получил в конце 1941 года под Ростовом, что-то сломалось в душе недавнего храбреца. Греча-нин стал бояться летать! С представителями рискованных профессий такое иногда случается, даже с большими мастера-ми. Кому-то всё-таки удаётся преодолеть себя, а кому-то нет. Майор свой страх перебороть не смог…
Однажды сослуживец по секрету рассказал Лямину, что случайно слышал, как хорошо выпивший Гречанин честно признавался комиссару: «Ничего не могу с собой поделать, Сергеич. Как только представлю, что надо сесть в самолёт, у меня всё внутри сжимается. Какой из меня теперь к чёрту боец, если я заранее чувствую себя жертвой!».
После возвращения из госпиталя в полк майор постоянно ходил «под градусом» и всеми правдами и неправдами пытался увильнуть от полётов. Но, тем не менее, подчинённые лётчики и техники любили его за незлобивый нрав и уважаемое в ВВС имя.
И вот наступил момент, когда Гречанину пришлось снова подняться в воздух. С собой он взял Лямина и ещё одного толкового лётчика. Правда, вскоре после взлёта двигатель на самолёте второго ведомого задымил, и ему срочно пришлось возвращаться. Поэтому дальше к цели пошли только майор и Лямин.
Андрей в малейших деталях помнил тот полёт: весь мар-шрут усыпан обломками наших и немецких самолётов. Многие машины сбиты совсем недавно и ещё горят. Вот и линия фрон-та. На земле идёт бой. Сквозь пелену гари едва видны взрывы, вспышки орудийных выстрелов. На востоке горит Сталин-град… Весь город в пламени, будто огнедышащий вулкан. Дым от пожаров поднимается на километр-два и упирается в облака. Волги не видно, нет ее… Хотя она - огромная - в целый кило-метр шириной, но вся затянута плотной чёрной пеленой…
Навстречу их паре надвигается армада самолётов. Вначале они похожи на комариный рой, но по мере приближения точки начинают обретать знакомые хищные очертания. Лямину нико-гда не приходилось видеть в небе одновременно такое огром-ное количество вражеских истребителей и бомбардировщиков. Тяжело груженые «Юнкерсы» и «Хенкели» неторопливо идут плотными строями на разной высоте. Между ними бойко снуют эскортные группы «Мессеров»* и «Фоккеров»;.
* Немецкий истребитель «Мессершмитт» Bf-109
; Немецкий истребитель «Фокке-Вульф-190»
Воевать вдвоём на равных с такой мощной эскадрой невоз-можно. Остаётся только врезаться в плотные порядки против-ника, и если очень повезёт сбить или таранить несколько бом-бардировщиков, прежде чем погибнуть самому. Лямин сжима-ется в комок. Теперь он сгусток нервной энергии и напряжён-ных мышц. Силуэты вражеских самолётов стремительно уве-личиваются в размерах. До сшибки с ними остаются считанные секунды…
Как ни странно, но особого страха Андрей тогда не чувст-вовал, ноги у него не тряслись. Думать о смерти было некогда. Он просто работал ручкой управления и педалями, контроли-ровал приборы, старался не оторваться от самолёта ведущего…
Неожиданный манёвр командира застал Лямина врасплох. Буквально в последний момент перед столкновением с против-ником Гречанин вдруг энергичным полупереворотом через крыло ушёл вниз и в сторону – вверх по Волге. Радиостанций на их «Мигах» не было, так что Андрей не мог связаться с командиром и узнать, в чём дело. Бросить его он тоже не имел права. Лейтенанту оставалось лишь повторить манёвр ведуще-го. Надвигающиеся тесные порядки немецких бомбардировщи-ков сразу пронеслись мимо - наискосок и вверх. Андрею поче-му-то отчётливо впечатались в память куски аэродромной грязи, прилипшие к колёсам одного из немецких пикирующих бомбардировщиков «Юнкерса-87», под «брюхом» которого он тогда проскочил. Причём Лямин не смог бы сейчас вспомнить, в какой цвет были выкрашены фашистские самолёты, что было намалёвано на их фюзеляжах, но эти куски чёрной жирной земли до сих пор стояли у него перед глазами…
Немецкие истребители их не преследовали. Похоже, у них был жёсткий приказ начальства: расчищать бомбардировщикам дорогу и обеспечивать им прикрытие над целью, не ввязываясь без особой нужды в схватки с русскими. Поэтому «Миги» без происшествий вернулись на аэродром, произвели посадку.
Зарулив на стоянку, Андрей на какое-то время потерял ко-мандира из виду. О том, что произошло дальше он узнал от прибежавшего приятеля своего техника. Тот был очень взвол-нован, говорил сбивчиво и с жадным любопытством почему-то смотрел на Лямина. В слова механика верилось с трудом. Тот уверял, что будто бы особист только что арестовал Гречанина. Но вскоре эта информация подтвердилась. По приказу комис-сара личный состав полка был по тревоге выстроен на лётном поле для публичной экзекуции. Оказалось, что свидетелем бегства советских истребителей оказался сам командующий фронтом. Он как раз прибыл на наблюдательный пункт на Мамаевом кургане и видел, как вместо того, чтобы хоть как-то попытаться прикрыть ключевую высоту от налёта немецких бомбардировщиков, пара «сталинских соколов» без боя усту-пила врагу дорогу.
Взбешённый Тимошенко приказал сразу после приземления расстрелять дезертиров. Но по неизвестной причине Лямин не разделил печальную участь своего командира. Можно было предположить, что за то короткое время, пока грозный приказ спускался из штаба фронта до уровня полка, кто-то из здраво-мыслящих начальников взял на себя ответственность его под-корректировать. Ведь в истребительной авиации главные реше-ния принимает ведущий звена или пары, а ведомые обязаны выполнять его приказы. Лямина даже арестовали не сразу, а только сутки спустя. Так что за казнью командира он наблюдал из строя сослуживцев.
Майора привели под конвоем солдат аэродромной охраны. При аресте с гимнастёрки Гречанина «с мясом» сорвали орде-на, сняли ремень. У арестованного было абсолютно белое, неподвижное лицо, как у покойника. Пока комиссар зачитывал короткий приговор бывший майор стоял, слегка пошатываясь, и глядел себе под ноги. Только когда особист стал вытаскивать из кобуры пистолет, Гречанин начал что-то торопливо говорить комиссару, с которым до всей этой печальной истории был очень дружен. В строю слов бывшего комполка почти не было слышно. До Лямина донеслись только обрывки отдельных его фраз. Гречанин что-то говорил о своей жене и детях. Видимо, он просил бывшего друга позаботиться о своей семье. Потом грохнул выстрел…
***
На протяжении всего рассказа следователь ни разу не пере-бил Лямина. Лишь иногда он делал какие-то пометки, да и то не в личном деле подследственного, а в небольшом блокноте. Когда Лямин закончил говорить, чекист подытожил:
- С ваших слов следует, что вы, как будто ни в чём не вино-ваты. Даже напротив: выполнили приказ непосредственного командира. А между тем приказ Народного комиссара обороны за номером 227 прямо говорит: «Ни шагу назад!».
На несколько секунд задумавшись, майор бегло процитиро-вал по памяти строки названого документа: «Командиры роты, батальона, полка, дивизии, соответствующие комиссары и политработники, отступающие с боевой позиции без приказа свыше, являются предателями Родины. С такими командирами и политработниками и поступать надо как с предателями Роди-ны…».
- То есть, вы фактически отступили с боевой позиции вме-сте со своим командиром. Вы это понимаете, Лямин?
Андрей подавленно молчал. С того момента, как расстреля-ли майора Гречанина, он не надеялся на снисхождение. Един-ственное чего он желал, чтобы поскорее как-то решилась его судьба. Хуже всего было жить в состоянии выматывающей неопределённости.
Но неожиданно следователь заговорил о том, что даже, не-смотря на всю тяжесть совершённого Ляминым преступления, советская власть не рассматривает его, как неисправимого преступника.
- Вы хороший лётчик. Я навёл справки: за вами числятся четыре сбитых самолёта врага.
- Три – машинально поправил Андрей.
- Не принципиально. Главное, что вы хороший храбрый лётчик. Сейчас на фронте острая нехватка квалифицированных авиационных кадров. Так вот, есть распоряжение за определён-ные преступления направлять грамотных представителей ва-шей воинской специальности в особую авиационную штраф-ную часть.
Лямин не верил своим ушам. Он много слышал о пехотных штрафбатах, но об авиационном подразделении такого рода – впервые.
- Вы понимаете, Лямин, какое советская власть оказывает вам высокое доверие? Ведь вам снова доверят самолёт и дадут возможность искупить вину в бою.
Следователь стал рассказывать Андрею, что, честно сража-ясь, он даже сможет вернуть себе офицерское звание и ордена. Также по представлению командования в будущем его могут перевести в обычную часть.
- Если вы согласны, подпишите это – чекист подвинул Ля-мину какой-то листок. Андрей взял его. Но он был так взволно-ван, что никак не мог сосредоточиться на тексте: все мысли Андрея крутились вокруг главной новости «Ему оставляют жизнь, но главное - он снова будет летать!».
Видя его состояние, следователь с понимающей улыбкой вновь протянул ему пачку с папиросами:
- Да вы не спешите. Читайте спокойно. Самое страшное для вас уже позади.
Предлагаемый Лямину документ был приложением к при-говору трибунала. А точнее это была своеобразная расписка. Будущий штрафник брал на себя обязательство не совершать вынужденную посадку в тылу немцев, не покидать с парашю-том подбитый самолёт над вражеской территорией, не выхо-дить из боя без приказа командира. За нарушение любого из двадцати восьми пунктов данного документа он автоматически приговаривался к немедленной смертной казни. Также репрес-сиям подлежали его родственники. В тексте были указаны адреса матери и всех членов семьи старшей сестры Лямина.
Ещё в документе имелся странный пункт, обязывающий нижеподписавшегося сотрудничать с органами военной контр-разведки. Следователь особо остановился на этом месте в тек-сте. Он пояснил Андрею, что тот обязан раз в месяц составлять для Начальника особого отдела части небольшую докладную записку о настроениях сослуживцев и командиров, о подозри-тельных разговорах и прочих происшествиях.
- Это будет лучшим проявлением благодарности с вашей стороны, - голос следователя зазвучал совсем по-дружески. Он даже впервые назвал арестованного просто по имени: – Ведь в моей власти, Андрей, было придать твоему делу такой вид, что тебе не то, что самолёт, даже винтовку не доверили бы. А так ты ещё станешь полковником, вот увидишь.
После того, как Лямин поставил под документом свою под-пись, довольный следователь заговорщицки ему подмигнул и снова зачем-то вышел из-за стола. Он направился к высокому шкафу, что стоял у двери, а вернулся с парой сапог. День назад их снял с Андрея беззаговорочно верящий в свою счастливую звезду Жора «Пляжник». Но в отличие от вора Лямину дейст-вительно посчастливилось в этот раз обмануть смерть.
***
На аэродром отдельной штрафной авиагруппы Лямина при-везли под конвоем. Принять арестованного должен был лично командир части. Но оказалось, что он недавно вылетел на задание.
Выйдя из штабной землянки, начальник конвоя – очень важный на вид младший лейтенант раздражённо приказал подчинённому старшине караулить арестованного, а сам куда-то ушёл. Минут сорок Андрей, словно зэк на пересылке, проси-дел на траве под бдительным присмотром конвойного. Всё это время сновавший мимо аэродромный народ с любопытством поглядывал в сторону молодого арестанта и его охранника.
Наконец, вернулся с задания командир авиачасти. Началь-ник конвоя перехватил его у самого штаба. Со своего места Лямин видел, как младший лейтенант протянул на подпись акт о доставке арестованного невысокому мужчине лет 30, и не-брежно кивнул в сторону Андрея. Лётчик бросил оценивающий взгляд на Лямина, ловко обогнул стоящего напротив энкэвэ-дэшника, и быстрым шагом направился к новому подчинённо-му.
При приближении этого человека Андрея словно подброси-ла какая-то сила. Вскочив на ноги к большому неудовольствию бдительного старшины, он одёрнул на себе гимнастёрку. Рука привычно потянулась для отдания части, чеканный рапорт заиграл на губах. Но в следующее мгновение Лямин вдруг вспомнил о потерянной при аресте пилотке и о том, что теперь он уже бывший лейтенант. Надо было привыкать униженно именовать себя по-новому: «осуждённый такой-то». От одной мысли о необходимости выдавить из себя столь омерзительную фразу гортань молодого человека свело спазмом.
Коренастый лётчик с ходу протянул Лямину свою широкую ладонь для рукопожатия и представился:
- Капитан Нефёдов, Борис Николаевич, командир особой авиагруппы.
Растерявшийся Андрей медлил с ответом, продолжая лихо-радочно соображать, как ему отрекомендоваться.
Капитан сам пришёл ему на помощь, деловито поинтересо-вавшись:
- На «Яках» летал?
- Летал – не моргнув, соврал Лямин, больше всего опаса-ясь, что «покупатель» его забракует.
- Красавец! – поставил ему промежуточную оценку коман-дир и тут же задал следующий вопрос:
- Где воевал?
Андрей торопливо стал перечислять фронты, на которых пришлось летать с начала войны.
- Значит обстрелянный – удовлетворённо заключил Нефё-дов, и быстро развернулся всем корпусом в сторону подходя-щего к ним начальника конвоя.
- Что же ты делаешь? Он же боевой лётчик, заслуженный фронтовик! А ты его, словно последнюю… на глазах у всей части позоришь. Ему завтра в бой идти, возможно, за линию фронта. А ты его мне под расписку сдаёшь, как беглого ка-торжника, которому доверия нет.
- У меня приказ – обидчиво поджал губы младший лейте-нант. – И вы, товарищ капитан, демагогию тут не разводите. Не забывайте, с кем разговариваете.
- Ладно, не забуду – задиристо пообещал Нефёдов. Он бы-стро подписал акт и демонстративно повернулся к энкэвэдэш-нику спиной - лицом к Лямину.
- Пойдём, стажёр, послушаешь инструктаж. Сразу начинай входить в курс дела. Через двадцать минут идём двумя эскад-рильями сопровождать «пешки»*. Пока без тебя… Завтра с утра устрою тебе экзамен на технику пилотирования. Если не соврал про боевой опыт, тоже начнёшь работать. Времени на раскачку у нас тут нет. Если первые пять вылетов переживёшь, то переведу из стажёров в штатники…
* Советский пикирующий бомбардировщик Пе-2.
Капитан выглядел, как настоящий «воздушный волк»: брон-зовый загар, шевелюра непокорных русых волос, энергичное обветренное лицо с сильными скулами и шрамом над правой бровью. Голос с мужественной хрипотцой. Даже разговаривая, он не выпускал изо-рта небольшую диковинную трубку сде-ланную в виде головы Мефистофеля. На его выгоревшей от солнца, просолёной потом гимнастёрке красовались сразу два ордена «Красного знамени», монгольский орден с перекрещен-ными кривыми саблями, орден «Красной звезды» и ещё какой-то, неизвестный Лямину иностранный орден. Такой «иконо-стас» не часто можно было встретить даже в гвардейских час-тях, ведь до войны и в первый её период награждали редко. Всё в нём было необычно и выразительно, даже его кавалерийские галифе, - очень широкие вверху и обтянутые на икрах, заправ-ленные в черные сапоги из мягкой кожи.
На голове капитана лихо, чуть наискосок сидела сильно по-мятая фуражка. «Капуста»* на её околыше и крылышки на тулье были не железными – стандартной заводской штамповки, - а вышитыми золотой и серебряной нитью. Такая роскошь полагалась только старшим офицерам. Но необычный капитан, судя по всему, привык поступать наперекор существующим правилам. Вместо стандартного пистолета ТТ или «Нагана» Нефёдов носил на длинном ремешке через плечо «Маузер» в массивной кобуре.
* Сленговое название авиационной кокарды.
В штабном блиндаже было тесно от собравшихся людей. В воздухе плавали сизые облака табачного дыма. При появлении командира все голоса сразу смолкли. Перед тем как перейти к постановке задачи, Нефёдов хитро прищурился на молодого весельчака с удивительно подвижным хитрым лицом:
- Слышал я, Лёдя, будто вы сегодня «Фоккера» на выходе из боя завалили. Почему я пропустил сей знаменательный момент?
Лётчик, к которому обратился командир, отвечал ему коло-ритным южным говором:
- Точно, командир! Я просто плачу, раз ви не видали, как я дал копоти этому дракону. Я, как только его срисовал, сразу мысленно говорю ведущему: «Жера, подержи мой макинтош!; Короче, разуйте все глаза, щас Лёдя Красавчик будет давать стране угля. И он дал, чтоб вы знали, командир! Воду этому «Фоккеру», значит, выпустил*, мотор у стервятника заклинило, и он колом в землю вошёл. В натуре картина маслом получи-лась!
*Имеется в виду повреждение жидкостной системы охлаж-дения двигателя немецкого самолёта.
;На одесском жаргоне соответствует русскому выражению «Иду на Вы!». Первый, кто употребил этот термин, перед дра-кой снял макинтош и дал его подержать своему секунданту Жёре (за пределами Одессы - Георгий).
- Вы мне просто начинаете нравиться, Лёня! – сделал изум-лённое лицо Нефёдов. - Где же вы прищучили такого диковин-ного зверя. Это ведь у «Мессера» двигатель жидкостного охла-ждения, а у «Фокке-Вульфа» - двенадцатилопастной охлаж-дающий вентилятор под капотом стоит.
Под взрыв всеобщего хохота смутившийся пилот принялся оправдываться, что, де, мол, наверное, ему почудилось, будто вражеский истребитель потерял воду и падает.
Нефёдов взмахом руки прервал его:
- Садись уж, фантаст! И учти, Одесса, ещё раз тебе что-нибудь в этом роде почудиться, я те устрою выход на кисло-род!*
-Командир, не имейте меня за адиота, я всё понял! (ударе-ние на второй слог) – пообещал расскаившийся одессит.
Выяснив вопрос с одним подчинённым, Нефёдов обратился к другому. Глаза его потемнели от гнева, в голосе появилась сталь:
- Почему сегодня снова бросил группу и возвратился на аэ-родром? Опять мотор забарахлил, оружие заклинило, или жи-вот резко заболел, как позавчера? Учти, Решетников, у нас тут не воспитательное учреждение, а штрафбат… Пойдёшь на сопровождение «пешек» моим ведомым. И не дай бог тебе по дороге потеряться, - лично пристрелю после посадки вот из этого «Маузера»!
- А, по-моему, тут всё ясно, и ваша любительская педагоги-ка будет излишней.
Капитана перебил невзрачного вида полноватый мужчина в очках и с петлицами майора ВВС на гимнастёрке. Внешностью и манерой речи он напоминал конторского счетовода. Майор высокомерно сообщил Нефёдову, что уже поговорил с инжене-ром эскадрильи и выяснил, что самолёт данного пилота совер-шенно исправен.
- Решетников трус, а вы с ним нянчитесь, - продолжал осо-бист. - Если вы, как командир не справляетесь, то позвольте особому отделу навести порядок.
- Не спеши, Лакеев – набычился на майора комполка. Он сразу стал похож на бойца, вставшего в боксёрскую стойку: одна нога чуть впереди, подбородок слегка опущен, покатые плечи напряжены и едва заметно шевелятся, будто готовые выстрелить в противника быстрыми ударами чугунных кула-ков. - Ты что ли вместо него в бой пойдёшь? Учти, у меня лишних лётчиков нет, чтобы заменить Решетникова.
- Ну, зачем же я – майор слегка обнажил в улыбке зубы и хищно блеснул стёлами очков. - Вместо него на задание пойдёт новенький…
* На одесском жаргоне фраза «выход на кислород» означает выкидывание вышибалами оскандалившегося клиента из уве-селительного заведения.
***
Вначале задачу пилотам части поставил командир: они при-крывают группу пикирующих бомбардировщиков, которые должны разрушить созданную немцами ниже Сталинграда понтонную переправу:
- Идём двумя группами: звено Шафирова непосредственно прикрывает «бомберы», моя группа – ударная.
Присутствующий на совещании офицер штаба дивизии уточнил на штабной карте, висящей на стене землянки, место встречи с бомбардировщиками и маршрут движения к цели:
- Вылет через пятнадцать минут, к Волге подходите со сто-роны села Лучки.
Нефёдов бесцеремонно перебил размеренную речь штабно-го:
- Сожгут на подходе. Тевтоны нас как раз там и поджидают. Нет, это не годится.
- Вы что же отказываетесь выполнять утверждённый ко-мандованием приказ? - лицо штабника от изумления вытяну-лось.
- Нет, не отказываюсь – пожал плечами капитан. - У меня есть задание без потерь вывести бомбардировщики к перепра-ве. Так позвольте мне самому выбрать маршрут. На моём «Яке» установлена радиостанция, так что я в качестве лидера поведу группу. Всё, братцы, по коням!
Но тут снова заговорил майор-особист. Он сообщил, что за каждым пилотом группы прикрытия будет персонально закреп-лён бомбардировщик, и зачитал список. Лямин, который был прикомандирован к звену, непосредственно прерывающему «Пе-2», отвечал за «пешку» под номером 12.
- Предупреждаю вас об ответственности, - многозначитель-но обводя взглядом лица пилотов, продолжал майор. – Тот, чей бомбардировщик будет сбит по дороге к цели или на обратном пути, ответит за это по законам военного времени…
Пока Андрея не слишком волновала висящая над ним от-ветственность за бомбардировщик. Ведь до встречи с ним ещё надо было долететь. А между тем Лямин больше всего опасал-ся, что его посадят на «Як», который он ни разу не пилотиро-вал. Но оказалось, что в штрафном полку есть только четыре дефицитных истребителя «Як-1», которые закреплены за Нефё-довым, его заместителем и их ведомыми. Остальной авиапарк части составляли сильно потрёпанные «чайки» и «ишачки»*. Для Лямина так и осталось загадкой, зачем командир спраши-вал его об умении пилотировать истребитель Яковлева.
* Истребители устаревшей к началу войны конструкции: биплан И-153 «Чайка» и И-16, именуемый в частях «Ишач-ком».
Андрею предстояло идти в бой на «ишачке» с бортовым номером «3». При встрече с ним пожилой механик самолёта повёл себя так, будто это Лямин нёс персональную ответствен-ность за то, что прежний пилот «тройки» стал жертвой особи-ста. Техник сухо доложил новичку о готовности машины к боевому вылету. При этом он хмуро глядел лётчику в пуговицу воротника гимнастёрки. Приняв доклад, Лямин подошёл к незнакомому ястребку, пытаясь угадать в его облике знаки удачи или беды. У каждого самолёта - свой нрав и судьба. Одна машина, даже получив серьёзные повреждения, на последнем издыхании мотора вынесет своего пилота из ада боя. А другая - скапотирует* на ровном месте.
*Перевернётся и разобьётся при посадке.
Ещё когда Андрей расписывался в кабинете следователя под согласием не покидать машину над вражеской территори-ей, он решил для себя, что отныне не будет брать в полёт пара-шют. «Если самолёт загорится, спикирую на немецкую колонну или батарею, но в плен не попаду» - твёрдо решил Лямин. Перспектива явиться причиной несчастий близких людей пуга-ла его намного больше, чем возможность смерти.
Чтобы не так жёстко было сидеть на тонком дюралюминие-вом кресле*, Лямин попросил механика накидать на сиденье каких-нибудь тряпок или чехлов. Технарь равнодушно, не задавая вопросов, выполнил его просьбу. Он пристегнул Анд-рея ремнями к креслу и принялся тщательно протирать стекло «фонаря»;, чтобы на нём не было заметно точек, которые лёт-чик в воздухе мог ошибочно принять за приближающиеся вражеские самолёты.
Неожиданно к самолёту Лямина подошёл командир. Техник сразу спрыгнул с крыла ему навстречу. Он что-то быстро со-общил капитану.
- А ну-ка, самурай, вылазь! – крикнул Нефёдов Лямину. - Это не тебе не гроб, а боевая машина.
Командир крепким матом обложил Андрея и потребовал, чтобы он немедленно надел парашют. Дождавшись, пока Ля-мин выполнит его приказание, капитан, быстро оглянулся по сторонам и понизил голос почти до шёпота:
- Запомни, салага, ты свою жизнь Родине, матери, невесте, будущим детям должен, а не разным Лакеевым! Не повторяй чужих ошибок, и не думай, что раз тебя в штрафники списали, так ты уже смертник. Мы тут воюем, а не ищем способ побыст-рее полный рот земли набрать. Ты меня понял, стажёр?
* Применявшийся в ВВС Рабоче-крестьянской Красной ар-мии (РККА) парашют системы ПЛ-ЗМ был устроен таким образом, что пилот в кабине сидел на нём (на парашютной сумке), как на подушке.
; Верхняя раздвижная часть остекления кабины.
***
Воздух на высоте 3000 метров был прозрачен. Поэтому ви-димость была прекрасной. Идущую на соединение с ними группу из 16-ти бомбардировщиков Лямин заметил на расстоя-нии нескольких километров.
И вот вся формация в сборе. Группа непосредственного прикрытия, в которую входил Лямин, идёт вплотную к «пеш-кам». При встрече с ними Андрей сразу нашёл бомбардиров-щик с большой цифрой 12 на фюзеляже и киле и пристроился рядом.
Ударную группу не видно: она постоянно перемещается, патрулируя воздушное пространство вокруг бомбардировщи-ков.
И всё-таки недалеко от цели конвой проморгал внезапную атаку противника. Лямин понял, что произошло, лишь когда спикировавший со стороны солнца «Фоке-Вульф-190» открыл огонь. Вначале Андрею даже показалось, что немецкий охот-ник коварным ударом сбил именно его - 12-ю «пешку»! У Лямина сразу стала мокрой от пота спина. После первого шока и чувства ужаса в душе поднялась волна гнева, возникло силь-ное желание хотя бы отомстить фашисту за сбитый экипаж бомбардировщика. Но вражеский «эксперт» использовал так любимую немецкими охотниками тактику: «ударил-убежал». В его планы вовсе не входило ввязываться с русскими истребите-лями в рискованную борьбу на горизонтальных виражах. Всё, что теперь напоминало о подкараулившем свою жертву «Фок-кере», это висящая в небе копоть от его двигателя, работавшего в момент бегства на форсаже*.
*Максимальном режиме.
Андрей стал осматриваться, ища на земле место, где упал его 12-й. Но тут выяснилось, что самолёт с таким номером продолжает лететь! Видимо, во время атаки его пилот успел уйти в сторону, и теперь заветный бомбардировщик просто занимал другое место в общем строю.
«Так кто же сбит? И где его опекун?» - спрашивал себя Ан-дрей, крутя головой. Вскоре он обнаружил, что исчез лидер бомбардировочной группы с надписью: «За Петра Хроменко!» на борту. «Ишачок» под номером «9», пилот которого нёс персональную ответственность за этот самолёт, тоже куда-то испарился. Впрочем, долго ломать голову над тем, куда поде-валась «девятка» не было никакой возможности, ибо вдали показалась Волга.
И вот они над фашисткой переправой. Пикирующие бом-бардировщики начали спокойно, как на полигоне работать, выполняя один заход на вражеский понтонный мост за другим. Боевой порядок истребителей над целью - обычный в такой ситуации: группа непосредственного прикрытия — на внешней стороне круга своих бомбардировщиков, другая находится выше «пешек» на случай появления неприятельских истребите-лей.
Бомбардировщики долго не могли добиться прямых попа-даний в мост, по которому даже под бомбами продолжали ползти на другой берег реки серые коробочки немецких танков.
Внезапно откуда-то сверху камнем упал пропавший И-16 под номером «9», - тот самый, что сопровождал сбитую коман-дирскую «пешку». Не выходя из отвесного пикирования «иша-чок» врезался в мост, разрушив его почти посередине. Было похоже на то, что пилот этого истребителя, помня о том, что его ждёт после посадки за потерянный бомбардировщик, пред-почёл героическую смерть в бою позорному расстрелу перед строем товарищей…
Всё время атаки зенитки с земли вели по атакующим мост самолётам массированный заградительный огонь, но потом внезапно смолкли – появились немецкие «Мессершмитты». Наши истребители тут же вошли в вираж, завязалась «собачья свалка» воздушного боя…
***
В этом бою Борис Нефёдов чувствовал себя в ударе. Ему всё сегодня удавалось. У людей творческих профессий, - а ремесло лётчика-истребителя Нефёдов считал делом творче-ским - периодически случаются пики формы, когда всё получа-ется с поистине моцартовской лёгкостью.
Уже в первую минуту завертевшейся карусели боя капитан в блестящем стиле буквально срубил пушечной очередью зазевавшегося немца. И тут же, развернувшись буквально на пятачке – за счёт фантастической манёвренности своего лёгко-го самолётика, - зашёл в хвост другому «Ме-109». Но тот ушёл из-под огня ловким переворотом. Догнать в пикировании на «Як-1» «Мессершмитт-109» - крайне сложно. Обшивка фюзе-ляжа у «Яка» тряпичная, а у 109-го - прочный цельнометалли-ческий корпус. Инструкция по пилотированию истребителя Яковлева прямо запрещала лётчикам развивать скорость в пикировании свыше 630 км/час во избежание катастрофическо-го разрушения самолёта.
Для сравнения «Мессершмитт» Bf-109 в такой же ситуации «выдавал» на 100 км/час больше! Поэтому преследовать врага можно было только, ежесекундно рискуя потерять по дороге собственные крылья и хвост. Но в азарте погони Нефёдов никогда не думал о том, что из-за запредельных перегрузок «скелет» его самолёта, сваренный на бывшем заводе комбайнов в Саратове из тонких труб, может просто не выдержать и сло-маться. «В критической ситуации отпусти удила, дай машине полную свободу, и она не подведёт!» - любил говорить Борис в ответ на упрёки командиров и дружеские советы не рисковать. Но его ведомый, видимо, не решился на чрезвычайно опасное пикирование, и оторвался в самом начале преследования.
Скорость увеличивалась с головокружительной быстротой. Рядом с кабиной появилось белое облачко близкого разрыва, но его тут же отнесло назад. Пускай по тебе кто-то стреляет, сей-час важно не отвлекаться от главного…
Борис буквально повис на привязных ремнях. Обеими ру-ками он крепко сжимал ручку управления, впившись взглядом в несущийся впереди серо-зелёный силуэт «Мессера». Нефёдов снова почти догнал выбранную жертву на две тысячи метров ниже высоты первого контакта с ней, но противник и в этот раз попытался оторваться от «Яка» эффективным переворотом. До речной поверхности оставалось метров восемьсот не больше. Капитан снова бросился в погоню за акробатом. Но тот, не рассчитав манёвр, нырнул в тёмную воду. Видимо, немецкий лётчик не учёл, что при выводе из пикирования истребитель «Ме-109» даёт большую просадку.
Несущийся следом Борис, едва успел выдернуть свой само-лёт из крутого падения. На какое-то время кровавая пелена от максимальной перегрузки застлала Нефёдову глаза. В ушах раздался протяжный звон. Возникло такое ощущение, будто позвоночник скручивается, словно бельё после стирки. Кости буквально затрещали, а внутренности устремились из живота в горло. Щёки подтянулись к глазным впадинам; все мышцы лица стянуло под воздействием центробежной силы. Весь самолёт заскрипел и застонал, готовый вот-вот с треском раз-ломиться пополам. Но к счастью стальной скелет «Яка» вы-держал суровое испытание.
Набирая высоту, Нефёдов мельком обернулся поглядеть: не вынырнет ли немецкий лётчик. Но в том месте, куда рухнул «Мессер», было видно только большое радужное пятно, рас-плывающееся по речной поверхности. Только теперь Борис заметил, как близко, смертельно близко была вода. По спине пробежал столь знакомый неприятный холодок. Из его ноздрей текли тёплые струйки крови…
Сделав крутую горку в сторону солнца, капитан огляделся, переводя дух и выбирая следующую жертву. Поискав глазами вокруг себя, он вдруг увидел, как в хвост И-16-му под номером «3» пристраивается «Мессер». Вот немец открыл огонь по «тройке», в которой находился только сегодня прибывший в часть молодой лётчик. Судя по белым хлопкам дыма, оставляе-мым «ишачком», жить этому Лямину оставалось меньше мину-ты. «Что же ты, стажёр, мать твою, зеваешь!» - заскрежетал зубами Нефёдов. Из-за того, что на «ишачке» не было радио-станции, он не мог предупредить новичка о смертельной опас-ности и подсказать, как ему уйти из-под удара.
Не раздумывая, Борис спикировал навстречу атакующему «Мессеру». Немец тут же бросил дымящий «ишачок» и пошёл в лоб «Яку». У несущихся навстречу друг другу со скоростью пули пилотов было не более секунды на то, чтобы выстрелить и отвернуть от столкновения. Нефёдову стало не по себе: в полом валу винта «Мессера» таилось тридцатимиллиметровое пушеч-ное дуло. В комплекте с двумя крупнокалиберными пулемёта-ми MG-15 фашист мог в считанные минуты раскурочить легко-бронированный танк. А уж от такой тряпично-фанерной эта-жерки, как его «Як», только клочья обшивки полетят…
В такой ситуации Борис предпочёл бы находиться в кабине не «Яка», а старого доброго И-16 - под защитой его массивно-го радиального мотора. В лобовой атаке «широкий лоб» «ишачка» надёжно защищал пилота от прямого попадания пуль и снарядов. А, кроме того, чрезвычайно живучий мотор М-25, даже получив изрядную порцию осколков, способен дотащить лётчика до родного аэродрома и с неработающими двумя-тремя цилиндрами.
Пилоту остроносого «Мессершмитта» с его привередливым двигателем жидкостного охлаждения, напротив, в лобовой атаке оставалось надеяться только на собственную реакцию, везение и огневое превосходство, ибо даже в случае одного хорошего попадания в козырёк его кабины (прозрачная броня спасала только от пуль, но не от снарядов) или в мотор, рассчи-тывать парню из Люфтваффе было не на что.
«Як» Нефёдова уступал по живучести, как «Ишачку», так и «Ме-109» — достаточно в двигатель «Яковлева» залететь кро-хотному осколку, зацепить там какой-нибудь патрубок и — все…
Зато немец имел отличный шанс точно выстрелить первым, ведь в кабине его «Мессера» был установлен совершенный коллиматорный прицел «Реви 16В»*, тогда как на русском «Яке» для захвата мишени использовался обыкновенный круг с перекрестием в центре, - примитивно нарисованный на лобо-вом стекле кабины.
* В коллиматорном прицеле кольцо и мушка изображались с помощью зеркальца и электрической лампочки в виде свето-вых меток на прозрачной пластине перед лётчиком. Этот тип прицельных приспособлений был значительно удобнее и эф-фективнее механических, и способствовал уменьшению на-грузки на глаза пилота.
И всё-таки Нефёдов, как ему показалось, первым поймал немца в прицел и нажал гашетку. «Мессер» окутался чёрным дымом и начал нелепо заваливаться на крыло, вот-вот готовый перевернуться серым брюхом кверху, - словно убитая акула.
В эту же секунду в кабине «Яка» раздался оглушительный хлопок. Перед глазами Бориса разлетелся сноп искр. На какую-то долю секунды Нефёдов потерял сознание, а когда очнулся, - понял, что падает. Кабину заполнил едкий дым. Из-под при-борной доски на лицо лётчика брызгало горячее масло из по-вреждённого маслорадиатора. Осколки разбитых лётных очков; впились в лицо, и кровь, смешиваясь с маслом, бурой обжи-гающей жижей заливала правый глаз.
Но самое страшное, что не удавалось вывести беспорядочно кувыркающийся самолёт из штопора. Чудовищная сила при-жимала пилота к креслу, давила на грудь, так что трудно было дышать и даже малейшее движение рукой или ногой - стоило лётчику огромных усилий. Тугая струя холодного воздуха, со свистом врывающаяся через посечённый осколками фонарь, била в лицо.
Нефёдов дал ручку штурвала на вывод. Но ещё несколько секунд назад такая послушная, на этот раз машина никак не отреагировал на действие человека. Также глух «Як» оставался к энергичной работе педалями и регулятором сектора газа. Хотя мотор продолжал работать на прежних оборотах, но ма-шину не удавалось перевести в пологое пикирование. «Похоже, повреждена плоскость* и перебита тяга сектора газа – маши-нально отметил Борис и присвистнул: - Вот так фокстрот!».
Вдобавок из-под капота двигателя стали выбиваться языки пламени. Огонь быстро подбирался к кабине. Борис прекрасно знал, что фанерные самолёты сгорают за считанные минуты. Прыгать! Он рывком расстегнул замок плечевых ремней, но тут же мелькнула мысль: «Куда прыгать? Внизу немцы!». Да он бы и не смог выбраться из штопорящего самолёта. Земля стреми-тельно приближалась, бешено вращаясь….
; В открытых кабинах (кокпитах) лётные очки защищали глаза лётчиков от сильного ветра. Но и в закрытых кабинах поршневых самолётов, из-за того, что они небыли герметичны-ми, очки защищали глаза пилотов от сквозняков. Во время «собачьих свалок» воздушных боёв, очки, хотя и затрудняли зрение и ограничивали боковой обзор, но, тем не менее, наде-вать их приходилось, ибо при резких манёврах (особо верти-кальных) с пола кабины поднималась пыль (невольно заноси-мая туда на подошвах сапог), которая могла повредить глаза. А, кроме того, очки могли спасти глаза лётчика от «железных ос» - мелков осколков стекла и обшивки своего же самолёта, кото-рые отскакивали в кабину от ударов вражеских пуль.
* Крыло.
Глава 2
- Эй вы, слабаки, кидайте камни сильнее! Метьте мне прямо в голову – подначивал двоих мальчишек лет десяти статный юноша с красивым самоуверенным лицом и светлыми волоса-ми. Раззадоренные ребята носились по берегу реки в поисках увесистых камней с острыми краями, чтобы, наконец, поразить одним из них насмешника. Но молодой атлет играючи увора-чивался от летящих в него снарядов. Причём делал он это с удивительной грацией, по-боксёрски пританцовывая на носках, и не прекращая подшучивать над постепенно свирепеющими пацанами:
- Ну что же вы - с трёх метров попасть не можете, мазилы! Засадите мне в лоб, а ещё лучше по зубам, чтобы я, наконец, заткнулся.
- Прекрати, Артур! Они же действительно могут в тебя по-пасть - взволнованно крикнула юноше одна из двух наблю-дающих за опасным трюком девушек. Это была пухленькая блондинка с милым, но простецким лицом, на котором легко читались переживаемые девушкой эмоции. Её симпатичная темноволосая подруга тоже стала убеждать Артура прекратить опасную игру. И только стоявший рядом с девушками невысо-кий парень с иронией высказался за продолжение испытания:
- Не мешайте Королёву готовиться к поединку с Джо Луи-сом*. Кстати, первый шаг к этому бою наш славный Артурчик уже сделал, заняв третье место на открытом чемпионате шари-коподшипникового завода, о чём свидетельствует значок на лацкане его заграничного пиджачка.
* Речь идёт о знаменитом советском боксёре довоенной эпохи Николае Королёве и чернокожем чемпионе мира среди профессионалов.
За красавца-боксёра тут же вступилась блондинка:
- Вечно ты, Борька, со своими шпильками! Так и скажи, что просто завидуешь Артуру. Он и драться умеет и танцует лучше всех в школе.
- О, разумеется, Василиса Прекрасная, ваш Артурчик - само совершенство. Обещаю, что после того, как он уложит на на-стил ринга американского чемпиона, вы закружитесь в велико-лепном танце. Публика будет глазеть на вас, раскрыв рты от восхищения.
Зина Васильева густо покраснела и обозвала насмешника дураком. Хотя она, действительно, как, впрочем, и большинст-во учениц их класса, была влюблена в первого отличника, спортсмена и красавца Артура Тюхиса. Сам же предмет тайных девичьих грёз в последнее время очень интересовался второй присутствующей здесь юной особой – Ольгой Тэсс. Но в отли-чие от Зины, которую буквально ослепляло звёздное сияние личности Тюхиса, Ольга смотрела на оказывающего ей знаки внимания поклонника критично: «Слишком красив, слишком самовлюблён, слишком самонадеян».
Для Ольги идеалом настоящего мужчины был её отец, хотя он никогда не пытался с помощью красивой одежды компенси-ровать свою заурядную внешность. Сколько Ольга его помни-ла, отец всегда ходил на службу в одном и том же стареньком костюме. Даже работая несколько лет в советском торговом представительстве в Берлине, он старался через возвращаю-щихся в СССР коллег посылать посылки с заграничными ве-щами жене и дочери, но практически ничего не приобрёл себе лично. Из-за постоянной занятости на службе отец даже не выучился сносно танцевать. И, тем не менее, Ольга видела, что её мать любит отца, и она понимала за что. Ведь в семейной жизни такие качества мужчины, как надёжность, спокойный приветливый нрав гораздо важнее элегантной оболочки и уме-ния говорить женщине красивые слова.
Между тем Артур уже вышел абсолютным победителем из испытания на ловкость и реакцию. Он чувствовал себя героем и ждал хотя бы сдержанной похвалы от той, ради которой риско-вал своим безупречным лицом. Но затесавшийся в их компа-нию Борька Нефёдов опять всё испортил очередной шуточкой:
- Я слышал, что где-то на Востоке тоже есть похожий обы-чай устраивать игру вроде нашего штурма снежной крепости. Только у них в Азии снега нет, поэтому накануне праздника там принято лепить комки из смеси особой глины с ослиным помётом, и кидаться ими друг в друга. Тот, от кого вечером меньше воняет и признаётся победителем…
С высоты своего гренадёрского роста Артур смерил на-смешника презрительным взглядом. Их взаимоотношения представляли собой затяжной конфликт, периодически перехо-дивший в драки. И хотя Тюхис был выше и сильнее Нефёдова он ещё ни разу не брал верх в подобных стычках над противни-ком. А всё потому, что его заклятый враг водил дружбу с улич-ной шпаной. Дружки научили Борьку многим приёмам из арсенала уголовного мира, которые не преподавали в спорт-школах. С их помощью можно было гораздо вернее одолеть противника, чем боксёрскими хуками и оперкотами. Артур уже испробовал на себе внезапный удар головой в лицо, а также «датский поцелуй» - выпад, состоящий из трёх ударов: кулаком правой руки в лицо, локтем левой руки в живот и носком ноги в голень или коленом в пах.
После получения такого чрезвычайно болезненного опыта Артур решил впредь давить противника презрением, не доводя дело до драки. Вот и теперь, взглянув на недомерка, словно на зловредное насекомое, Тюхис затеял с девушками очень прият-ный для него разговор о предстоящем танцевальном вечере в клубе Медико-санитарных работников «Красный Октябрь», что находился возле Яузских ворот.
В этот момент молодые люди шли по пешеходной дорожке старого железнодорожного моста через Москва-реку. Неожи-данно для всех Борька вдруг вскочил на перила ограждения и начал отбивать на них лихую чечетку, напевая блатные купле-ты. Глаза у парня загорелись, в Нефёдове в очередной раз проснулся авантюрист. Он вдруг закружился в стремительном вальсе. Зрители внизу замерли от ужаса, заворожено наблюдая за тем, как их сумасшедший одноклассник крутит танцеваль-ные па на узкой полоске стали. Несколько раз всем казалось, что сейчас отчаянный повеса оступится или потеряет равнове-сие и полетит вниз. Но Борька как ни в чём ни бывало продол-жал своё завораживающее вальсирование над пропастью, те-перь аккомпанируя себе мелодией знаменитого вальса Штрау-са. По сравнению с таким трюком сразу померк недавний под-виг Артура.
Десятилетний брат Зинки и его приятель не скрывали сво-его восторга:
- Ого, как в цирке! Там тоже гимнасты под куполом тако-ое вытворяют!
- Тоже мне сравнил! - с видом знатока поднял товарища на смех второй мальчик. - Цирковые без страховки никогда не работают. Попробовали бы они вот так покрутиться!
- Неужели у тебя совсем не кружилась голова, Борис? – с восхищением спросила Ольга у соскочившего, наконец, с огра-ждения парня.
- Да нет – пожал плечами раскрасневшийся Нефёдов. – У меня отцовский вестибулярный аппарат. А батя мог без пере-рыва сотню раз в каждую сторону крутануться, как в штопо-ре*.
Покойный отец Бориса – Николай Александрович Нефёдов действительно был известным красным лётчиком, героем граж-данской войны, хотя и происходил из старинного дворянского рода. Учился в самом привилегированном военно-учебном заведении царской России – Пажеском корпусе, в который зачисляли только детей знати. Вышел из корпуса в 1910 году в звании подпоручика - в Лейб-гвардии гусарский полк. В 1913 году с разрешения командования прошёл курс обучения лётно-му мастерству в Школе Императорского Всероссийского аэро-клуба, что располагался на Комендантском аэродроме Санкт-Петербурга.
*Беспорядочное падение самолёта, при котором он враща-ется вокруг своей оси (кувыркается).
Это было время, когда все, начиная от великосветских львов, модных поэтов и банковских клерков, заканчивая скромными газетными курьерами и портовыми грузчиками, интересовались авиацией. В русских аристократических сало-нах или на бегах часто можно было встретить пижонов в кожа-ных куртках лётчиков, в действительности не имеющих ника-кого отношения к самолётам.
Одним словом отец Борьки не избежал общего увлечения полётами. В Первую мировую войну Николай Александрович воевал храбро, за что несколько раз был награждён, и в начале 1917 года произведён в штабс-капитаны. К слову сказать, лета-ли пилоты в то время без парашютов, на несовершенных аппа-ратах, так что цена наградам была очень высокая.
Но после октябрьской революции Нефёдов-старший сразу принял сторону красных. В конце гражданской войны к своим царским наградам он уже имел два ордена Красного знамени. В 1920-м году за успешную бомбардировку дворца эмира Бухары даже удостоился золотого оружия из рук командующего фрон-том Фрунзе. Правда, незадолго до этого в тифозном бараке, устроенном на окраине забытого богом азиатского аула умерла мать Борьки. Чужие азиатские пески стали могилой и героиче-ского красного военлёта.
В 1927 году Николая Александровича, как опытного лётчи-ка отправили во главе группы из трёх купленных в Германии самолётов для борьбы с басмачами - в Каракумские пески. Несколько месяцев «Юнкерсы-13» под управлением советских лётчиков помогали 83-му кавалерийскому полку Красной ар-мии преследовать банду Джунаид-Хана в песках Ташаузского округа Туркмении.
Во время одного из вылетов экипаж Нефёдова увлёкся пре-следованием уносящихся на полном скаку от аэроплана всад-ников. На малой высоте «Юнкерс» бомбами и пулемётным огнём сеял панику среди вооружённых дехкан, многие из кото-рых считали стальную птицу - крылатым дьяволом, порождён-ным шайтаном. В разгар боя шальная винтовочная пуля попала в мотор самолёта. После вынужденной посадки экипаж принял неравный бой с бандитами. Командир самолёта тяжело ранен-ным попал в плен. Его долго пытали. Потом отрубили голову, а остальное тело сожгли. Только несколько месяцев спустя, чоновцам* каким-то образом удалось отбить останки лётчика у басмачей. В бочонке с английским бренди мёртвая голова героя была доставлена в Москву для захоронения. Хотя по слухам чекисты просто выкупили у Джунаид-Хана голову известного советского пилота вместе с бренди - за реквизированное у местных богатеев золото…
*ЧООН - чекисткий отряд особого назначения.
Ореол сына героя, который окружал пятнадцатилетнего парня, спасал его не раз: проблемного ученика не решались выгнать из школы за хроническую неуспеваемость и хулиган-ство. Более того, если бы не его известная фамилия Борька наверняка бы уже пребывал за высоким забором специального исправительного учреждения для малолетних преступников - вместе со многими своими уличными приятелями. Он действи-тельно был, как теперь принято говорить, трудным подростком. Просто рядом не было сильного порядочного мужика, чьё слово парень бы уважал. Поэтому авторитетами для Борьки стали окутанные притягательным ореолом блатной романтики герои уличной подворотни. В то же время Борька находился в том опасном возрасте, когда тяга к приключениям не сдержи-вается жизненным опытом. А в результате получение первого тюремного срока было для Нефёдова-младшего лишь вопросом времени.
Не удивительно, что правильный мальчик Артур Тюхис ис-кренне презирал одноклассника-урку, до сих пор не попавшего туда, куда ему положено только лишь благодаря заслугам покойного папаши. Восторженную же реакцию Ольги на сума-сбродную выходку этого хулигана Тюхис воспринял как лич-ное оскорбление. Не в его характере было так просто призна-вать себя побеждённым.
Метрах в двадцати оттого места, где они находились, Артур заметил встроенную в ограждение моста чугунную тумбу с площадкой в верхней части шириной не более полуметра. От этого квадратного пятачка вверх - на ферму моста круто взбе-гала лестница. По всей видимости, она предназначалась для регулярно осматривающих данное сооружение ремонтных рабочих.
Когда компания молодых людей приблизилась к заинтере-совавшему Артура конструктивному элементу, он обнаружил наваренные на тумбу небольшие металлические подножки для ног ремонтников. Сама судьба услужливо предлагала своему любимцу шанс поквитаться с противником. Но записной герой отчего-то медлил им воспользоваться…
Некоторое время Артур колебался. То ли от страха перед задуманным поступком, то ли от порыва холодного ветра его начало слегка знобить, по мышцам распространялось мерзкое ощущение слабости, сердце учащённо билось. На самом деле оно трепетало от ужаса. Глядя вниз - на свинцово-серую по-верхность ледяной октябрьской воды, Тюхис испытывал не-приятное ноющее чувство внизу живота, какое возникает лишь во время сильных приступов высотобоязни.
«Зачем я позволяю втянуть себя в это дурацкое соревнова-ние?! - пытался образумить себя Артур. – Ну понятно этот шалопай Борька, он всё равно плохо кончит. Но у меня то впереди долгая и прекрасная жизнь… Да, будущее прекрасно, если только я по собственной глупости не покалечусь сегодня. Впрочем, всё может закончиться ещё страшнее…».
Скорей всего чувство самосохранения в итоге взяло бы верх в напряжённой борьбе, происходящей в душе Артура, но как это часто случается в жизни, всё решила женщина. В тот мо-мент, когда Тюхис уже готов был благоразумно отказаться от смертельно опасной затеи, ни о чём не подозревающая Ольга сказала Нефёдову:
- Я давно за тобой наблюдаю, Борис: у тебя не развито так чувство опасности, как у большинства обычных людей… Мы с отцом решили, что после школы я буду поступать на факультет журналистики, чтобы стать как Михаил Кольцов;. Но для этого нужны публикации. Сейчас я пишу статью для «Пионерки»* о молодых героях гражданской войны. Они тоже были храбрые… Мне необходимо понять, что они чувствовали, идя на бело-гвардейские пулемёты. Ты не согласишься мне помочь?
- Нашла, кого спрашивать! – возмутилась Зинка. – Тоже мне «чапаевец»! Он же отпетый хулиган!
Девушки начали спорить между собой. В этот момент Ар-тур пантерой метнулся к Тэсс, подхватил Ольгу на руки и бросился к чугунной тумбе. На ходу он радостно отметил про себя, что его ноша удивительно легка и, следовательно, под-няться с ней на импровизированную эстраду и поразить всех танцем над пропастью с девушкой на руках будет физически не так уж и сложно.
; Самый известный журналист СССР довоенного периода.
*Газета «Пионерская правда».
Чтобы зрелище бездны под ногами не парализовало его приступом ужаса, Артур старался смотреть только в глаза своей «партнёрши по танцу». Его поразила реакция Ольги: вместо того, чтобы, как это принято у представительниц её пола, визжать от страха, оказывать посильное сопротивление, наконец, испуганно вцепиться в него мёртвой хваткой, девушка с молчаливой покорностью приняла ситуацию. Скорее всего, она просто сохранила достаточно хладнокровия для понимания очевидного факта: глупо устраивать истерику и вообще как-то мешать человеку, который в прямом смысле держит твою судьбу в своих руках. Только лицо Ольги стало немного блед-нее обычного, да в глазах читалось большое психологическое напряжение.
- Ну как, дух захватывает? - торжествующи заглядывая в карие глаза девушки, поинтересовался Тюхис. Он ожидал услышать от Тэсс, что угодно – выражение сдержанного вос-торга, брань, мольбы, но только не вежливую и почти спокой-ную просьбу вернуть её обратно за ограждение. Артур был разочарован и не мог понять, что происходит. Сегодня он дей-ствительно прыгнул выше головы, взобравшись на эту чёртову ограду, хотя обычно в общении с девчонками такие жертвы от него не требовались. Но главное, что всё оказалось зря…
Неожиданно привычный звуковой фон вспорол тревожный гудок приближающегося поезда: резкий, пронзительный, высо-кий. Артуру этот голос летящей сюда в клубах белого пара многотонной машины показался рёвом внезапно выскочившего из засады зверя. Больше всего молодого человека поразило, как вдруг железнодорожный состав сразу оказался совсем рядом – чуть ли не у самого въезда на мост, и почему он ещё издали не услышал нарастающего шума, предупреждающего о его при-ближении. Страх мгновенно парализовал Тюхиса…
Ворвавшийся на мост мощный товарный паровоз снова из-дал протяжный властный рёв, выпустив для этого из своей стальной груди-топки пар, сжатый там до 15 атмосфер. Гудок достиг болевого пороха уха оказавшихся на пути состава под-ростков, заставил их содрогнуться от макушки до ступней. С сердитым лязгом, обдавая ребят горячим и едким угольным дымом, локомотив промчался мимо, и только после этого брат Зинки вдруг заметил, что Артур вместе с Ольгой куда-то исчез-ли…
Первым, кто понял, что произошло, был Борька. Ему пона-добились считанные секунды, чтобы принять непростое реше-ние - прыгать вслед за одноклассниками, ведь времени на то, чтобы бежать на берег реки и искать там лодку, просто не было. В такой холодной воде, наверняка оглушённые, а может даже серьёзно травмированные при падении с большой высоты, Артур и Ольга долго не продержаться…
Борька быстро разделся до трусов и с разбегу «солдатиком» сиганул вниз. Вода оказалась такой холодной, что в первые мгновения перехватило дыхание. Борьке даже показалось, что он уже не сможет вынырнуть на поверхность. От этой мысли молодое сильное тело с утроенной силой устремилось вверх. Вынырнув, Нефёдов чуть не столкнулся с энергично плывущим к берегу Тюхисом. Парень выглядел совершенно потрясённым случившимся. Глаза у Артура были выпучены, лицо перекоше-но маской ужаса. Но главное: тот был один. Больше никого вокруг видно не было…
- Где Ольга? – крикнул Борька уже вслед однокласснику. Но Тюхис даже не оглянулся, чтобы ответить. В хорошем спор-тивном стиле он буквально летел торпедой по направлению к спасительной полоске песка. Позади пловца оставалась внуши-тельная полоса вспененной воды, словно за кормой катера.
Борис остался один на середине реки. Он вертел головой, звал пропавшую девушку – всё тщетно. Необходимо было тоже двигаться к берегу, пока ледяная вода не свела судорогами мышцы. И тут Борька вдруг заметил метрах в десяти от себя ярко-красное пятно на поверхности. Вначале он принял его за кровь и ужаснулся. Но, подплыв поближе, к своей большой радости обнаружил испанский шейный платок Тэсс, который ей в прошлом году привёз из-за границы отец. На платке были изображены большие пунцово-красные цветочные бутоны. Молодой человек сразу нырнул в этом месте.
К счастью потерявшая сознание девушка ещё не успела по-грузиться на дно. Вторая удача заключалась в том, что пока Борька искал Ольгу, оставшиеся на мосту Зинаида и мальчиш-ки нашли каких-то мужиков и те, не раздумывая, бросились на помощь быстро теряющему силы в ледяной воде подростку и спасённой им девушке.
Глава 3.
После гибели его отца Бориса взял на воспитание в свою се-мью крупный функционер из Главного управления ГВФ* при Совете министров СССР Яков Фальман. Это был, в общем-то, неплохой беззлобный человек с умными глазами и внешностью доброго детского доктора. Он искренне хотел наладить с Бори-сом дружеские отношения. Но из-за постоянной занятости на службе высокопоставленному совслужащему было просто некогда заниматься воспитанием приёмного сына. Эта обязан-ность целиком легла на супругу Якова Давыдовича – Маргариту Павловну или «Марго», как ласково звал её любящий супруг.
*Гражданский воздушный флот.
Хорошего об этой женщине можно было сказать только то, что в молодости она была очень недурна собой. Во всяком случае, об этом свидетельствовал большой фотопортрет хозяйки дома, что висел в хорошей ореховой рамке на стене в гостиной. Впрочем, природа слишком рано отобрала у Марго дар внешней привлекательности.
Когда-то на заре их совместной жизни молодой инженер и его жизнерадостная прелестная спутница, - в ту пору подающая большие надежды выпускница актёрских курсов договорились, что не будут обременять себя детьми до тех пор, пока их жизнь не обретёт какую-то упорядоченность. Больше десяти лет у них не было постоянного жилья. В это время Яков Давыдович с верной подругой вёл жизнь настоящего кочевника, меняя долж-ности, а вместе с ними города и даже страны. Марго с радостью временно пожертвовала актёрской карьерой ради любимого, чтобы везде сопровождать его.
Наконец, пять лет назад супруги вернулись из Германии, где Фальман занимал ответственный пост в советском представи-тельстве «Русско-германского общества воздушных сообщений «Дерулюфт», и сразу въёхали в отдельную квартиру в центре Москвы. Казалось, вот она - долгожданная стабильность. Мож-но, наконец, спокойно «пускать корни». Но отложенное на будущее семейное счастье так и не наступило…
Во время обследования в привилегированной клинике для партийной и руководящей элиты Маргарита Павловна к своему ужасу узнала страшный диагноз: она больше никогда не сможет иметь детей. Это была расплата за три совершённых «по пути к счастливому будущему» аборта.
- Вам надо было хотя бы первого ребёночка оставить, - то ли с сочувствием, то ли с укором посетовала врач-гинеколог, выдавая Марго медицинское заключение. – Тогда бы вам сейчас хотя бы не так обидно было…
Но несчастная женщина не сразу поверила и приняла чудо-вищный приговор. Около года она не теряла надежду и продол-жала бороться: за громадные деньги проходила тщательное обследование у частнопрактикующих светил медицины.
Вслед за профессорами наступил черёд знахарей всех мастей. Каждый был готов, что угодно обещать выгодной клиентке, лишь бы заполучить долговременный источник щедрых гонора-ров.
Маргарита Павловна даже решилась подставить под удар карьеру мужа и собственное материальное благополучие, отпра-вившись вымаливать младенца по святым местам! Но всё оказа-лось тщетно. То ли грех её был слишком тяжек, то ли на роду ей было написано оставаться бесплодным деревом…
Из-за хронических нервных переживаний в организме женщи-ны произошли гормональные изменения, и она за короткое время превратилась из изящной интересной дамы в бесформен-ную стокилограммовую тётку. В связи со столь разительной переменой во внешности дипломированной актрисы ни в одном столичном театре для Марго не нашлось места в труппе, даже не смотря на все старания её мужа. Только лишь из уважения к личности крупного руководителя директор Театра оперетты после долгих уговоров согласился взять его супругу на скром-ную административную должность.
Это была жесточайшая пощёчина той, которая с детства при-выкла к своей красоте и таланту. А ведь Маргарите в ту пору было только 36 лет и в провинциальных театрах, где она перио-дически играла, режиссёры и коллеги-актёры всегда отмечали её особенный драматический дар, нервную утончённую природу прирождённой характерной героини…
В конце концов, наступил момент, когда иллюзии больше не согревали измученную душу несостоявшейся матери и актрисы.
Хотя человек, как известно, существо, обладающее чудес-ной способностью приспосабливаться к изменчивой внешней среде. Многие женщины в похожих обстоятельствах находят в себе силы подняться под ударами судьбы и снова улыбнуться миру и самой себе. И Марго тоже при сильном желании могла бы смериться с неизбежным, - принять сложившуюся ситуацию, как данность, и попытаться найти утешение в том, что у неё было: любящий муж, достаточно интересная работа, подруги.
Наконец, в отличие от тысяч простых москвичей, ютящихся в переполненных коммуналках и едва сводящих концы с концами, Маргарита Павловна жила, словно старорежимная аристократка: муж не ограничивал её в расходах, разрешал пользоваться своей персональной служебной автомашиной; дважды в год Марго обязательно ездила на отдых в Сухуми, Ялту или в Ессентуки. Причём на курорт семьи руководителей советской авиапромыш-ленности и пассажирской авиации доставлял специальный самолёт. Этот бывший самолёт-разведчик Р-6, специально переоборудовали на 22-м заводе в московских Филях в воздуш-ный лимузин повышенной комфортности. Далеко не каждый американский миллионер имел возможность летать с такими удобствами, как Маргарита Павловна и её подруги из узкого круга наркомовских и кремлёвских жён. Также к услугам Марго всегда была шикарная казённая дача.
Одним словом, причин, если и не для счастья, то хотя бы для благодарного довольства жизнью было не так уж и мало. Но Маргарита Павловна избрала иной путь - вечных страданий и обвинений. Депрессии у неё чередовались со вспышками агрес-сии, и тогда виновником всех несчастий несостоявшейся матери и актрисы становился хозяин дома, из-за которого она бросила когда-то сцену и пошла на аборты. Не удивительно, что устав-ший от постоянных придирок мужчина рад был воспользоваться любой возможностью, чтобы как можно больше времени прово-дить вне дома - на службе или в командировках.
Усыновляя сына погибшего пилота, Яков Давыдович очень надеялся, что с его появлением в душе жены проснуться неист-раченные материнские чувства и в доме, наконец, воцарится мир. Но он сильно ошибся! С первого дня Маргарита Павловна стала смотреть на Борьку, как на гадкого утёнка, вероломно подкинутого ей вместо украденных судьбой родных детей. Но она не желала никого иметь «вместо»! Каждую минуту играю-щий в комнате, обедающий или спящий чужой мальчик напоми-нал женщине о том, что на этом самом ковре, за этим столом, на этой кровати могли играть, есть и спать ей собственные дети. За это она практически сразу возненавидела «подкидыша» и не упускала ни одной возможности выместить на нём свою злобу. Но и мальчик быстро научился отвечать мачехе взаимностью. Он буквально на глазах превращался в дикого зверёныша, готового в любой момент показать острые зубки и выпустить коготки…
Конечно, Яков Давыдович не мог не видеть, что происходит, но не мог же он сдать приёмного сына в детский дом. Это могло самым неблагоприятным образом сказаться на его карьере и даже стать поводом для серьёзного разбирательства на парткоме Главка. Ведь его, как теперь стало понятно, - ошибочное реше-ние принять в свою семью сына героя гражданской войне одоб-рили на самом верху!
В такой патовой ситуации оставалось ограничиваться мягкими уговорами жены и периодическими воспитательными внуше-ниями подростку. Но это мало помогало: Маргарита Павловна продолжала открыто демонстрировать ненависть по отношению к подкидышу, а Борька всё меньше считался с новыми родите-лями. Его совершенно не волновало, что учителя и директор школы жалуются на него Фальманам. Подросток регулярно прогуливал уроки, проводя время в компании дворовой шпаны. Трижды Нефёдова с дружками доставляли в местное отделение милиции за мелкие правонарушения. И каждый раз, Яков Давы-дович, бросив все дела, мчался его выручать. При этом он прилагал все усилия, чтобы факт задержания его воспитанника не получил огласки. Но и терпение приёмного отца было не беспредельным…
Однажды Борька нашёл спрятанный ключ от ящиков рабоче-го стола «родителя» и стащил его наградной «браунинг» с полной обоймой патронов. Как и следовало ожидать организо-вавших в Парке культуры стрельбу по воронам оболтусов задержал милицейский наряд. После трудного разговора с как обычно примчавшимся на выручку «папашей», дежурный по отделению милиции передал юных стрелков Фальману. Этим же вечером дома между приёмным отцом и подростком состоялся серьёзный разговор:
- Ну вот что, Борис, живи дальше как знаешь, - грустно при-знал свою педагогическую недееспособность Яков Давыдович. - Только давай заключим соглашение: мы с женой больше не будем лезть тебе в душу и ограничивать твою свободу. Эта квартира по-прежнему останется твоим домом. Но за это ты должен обещать мне воздерживаться от откровенно бандитских вылазок. Согласен?
Борька принял предложенные условия, и с того дня Маргарита Павловна действительно уже не пыталась его воспитывать, а её муж – тот и вовсе перестал замечать, что кроме него и супруги в квартире живёт ещё кто-то. Возвращаясь вечером домой со службы, он не здоровался с Борькой, а когда случалось сидеть с ним за одним столом, проскальзывал по лицу юноши равнодуш-ным взглядом. Если же всё-таки появлялась необходимость личного контакта, то Яков Давыдович, смотря мимо воспитан-ника, изрекал нейтральную фразу типа: «У нас на работе для детей сотрудников билеты в цирк распространяют. И как?».
Борьку вполне устраивало, что приёмные родители его кор-мят, одевают и при этом больше не требуют жить по их прави-лам. Он успел полюбить свободу и готов был за неё даже жить на улице и самостоятельно добывать себе пропитание. Хотя, было очень даже не плохо, что от него никто не требовал такой жертвы.
***
В этот год в жизни Нефёдова произошли большие перемены. Всё началось с того, что однажды покровительствующий их дворовой компании молодой вор по кличке «Матрос» предло-жил ему поучаствовать в «настоящем деле»: надо было проник-нуть в административное здание на территории железнодорож-ной товарной станции и похитить из одного кабинета печатную машинку. В те годы хороший «Ремингтон» или «Ундервуд» стоил больше тысячи рублей. Для сравнения: следователь прокуратуры в начале 1930-х годов получал оклад в 75 рублей. То есть намечалась крупная кража, сильно отягощаемая тем обстоятельством, что хищению должна была подвергнуться государственная собственность.
Мелкие правонарушения, которые до сих пор числились за Нефёдовым, выглядели цветочками по сравнению с предприяти-ем, на которое его пытался сагитировать Матрос. Но Борька не хотел идти на откровенное воровство. К тому же он помнил про обещание, данное приёмному отцу - не участвовать в откровен-ной уголовщине. Матросу пришлось несколько дней уговари-вать намеченного в подельники пацана.
Местный «генерал» (на уголовном жаргоне наставник воров-подростков) давно заприметил этого ловкого и решительного паренька, из которого мог выйти толк. Оставалось только по-ближе притянуть его к воровскому промыслу совместными делами. Конечно, можно было прямолинейно припугнуть маль-чишку, пригрозив ему за отказ подчиниться вынутым из-за голенища сапога финским ножом. Но в данном конкретном случае это могло и не сработать, парень то был явно не из робкого десятка. Нет, тут необходимо было искать более тонкую отмычку.
В силу своего молодого возраста, 23-летний уголовник хоро-шо понимал психологию подростков, и, в конце концов, сумел подобрать нужный ключик к отзывчивой душе Нефёдова:
- Да не ломи ты рога*, дружище! Верное ж дельце тебе пред-лагаю!
Вор добродушно потрепал Борьку по плечу и доверительно посвятил его в подробности задуманного дела. Согласно его плану, в железнодорожную контору они должны были наведать-ся в обеденный перерыв. В это время все сотрудники данного учреждения спускаются в расположенную на первом этаже столовую. Рабочие коридоры пустеют. Правда, дверь нужного кабинета будет закрыта на замок, но опытному взломщику не составит особого труда его быстро вскрыть.
- Ещё на входе сидит старый укроп;, но он нам тоже не поме-ха, - пообещал Матрос. – Так что, как видишь, всё схвачено.
Борька снова объяснил причину, по которой не может принять предложение Матроса. Вор понимающе, даже с сочувствием кивнул:
- Да знаю я, что не очко у тебя играет;. Хоть новый отец тебе и не родная кровь, а уважать его всё же надо. Правильно, это по понятиям. Гадом буду, если б я тебя без веской причины просил. Просто крайняк мне настал. Знаю, что парень ты свой в доску, не заложишь, поэтому откроюсь тебе: волкодавы из уголовки у меня на загривке сидят. Если повяжут, - лет на десять загремлю на зону. Там в колымской вечной мерзлоте и сгину… Идти в побег мне надо, а монет совсем нет, чтоб наверняка срываться. Вся надежда на помощь верного дружка. Неужели откажешь по старой дружбе? Я ведь тебя, как верного кента прошу: Борька, друг, выручи!
Вор рассчитал всё верно. Для юного романтика нет более свя-щенного понятия, чем мужская дружба. И не так уж важно, что до этого дня между Матросом и Нефёдовым особой дружбы не водилось. Всё равно Борька не мог бросить знакомого в беде.
С другой стороны мальчишка ещё не успел узнать, что за кра-сивыми рассуждениями профессиональных уголовников о законах товарищества, чести, любви к родителям обычно скры-вается омерзительная готовность легко переступить через кого угодно ради спасения собственной шкуры или в погоне за жирным куском.
*Упрямиться.
; Мужик-деревенщина.
; Не трусишь.
***
На территорию товарной станции они проникли через дыру в заборе. Матрос шёл первым. Он выглядел, как настоящий машинист: в чёрной форменной шинели и фуражке с белым галуном вокруг околыша и машинисткой кокардой. Но главное, что в руках он держал настоящую «шарманку» - жестяной крашенный сундучок, с какими паровозники обычно отправля-ются в рейс. В него кладут что поесть, смену белья, мелкий инструмент, а в особый карман - необходимые документы. Борьке оставалось только гадать, где Матрос раздобыл все эти вещи.
Нефёдову вор дал старенькую промасленную спецовку, ко-торая была подростку немного великовата. Но зато со стороны они выглядели, как настоящая локомотивная бригада, и ни у кого из попадающихся им на пути сцепщиков, грузчиков и других служащих железной дороги не вызывали ни малейшего подозрения. Напротив временами Борька ловил на себе уважи-тельные взгляды: Вон, идут с «шарманкой», значит, только приехали или, наоборот, куда-то уезжают. Никто и не догады-вался, что вместо отделений для бутылки молока, чая и соли, сменной рубашки, в ящике устроен воровской тайник, куда пришлые воры собирались спрятать украденную пишущую машинку.
Они пересекли паутину расходящихся веером стальных пу-тей и оказались возле жёлтого трёхэтажного кирпичного здания. Матрос остановился перед входом в него - перекурить. Урка явно поймал воровской кураж. Он постоянно шутил, весело скалил зубы, с зажатой в них цигаркой и хищно поглядывал на место задуманного ограбления.
- Вот толкнём этот канцелярский «пулемёт», и сразу рвану поближе к солнцу. Пришлю тебе, братэлло, открытку с курорта - с пальмами и смуглолицыми тёлками. А менты пускай при здешних морозах продолжают ловить меня мелким неводом.
За их спинами с сердитым лязгом в паровых струях и уголь-ной пыли, забрызганный маслом с постоянно ворочающегося возле колёс дышлового механизма прошёл маневровый паровоз. Матрос презрительно сплюнул ему вслед окурок и с ухмылкой кивнул подельнику на закопченную маневровку:
- Во, гляди, потопал - работяга вонючий - впрягаться в свой воз! Запомни, Борька: мир всегда будет делиться на тягловых мужиков и хозяев жизни. Их удел - работа в поте лица, наш – рестораны, шикарные бабы и прочие приятные вещи. А вся разница между нами в том, что они живут тем, что им кидает власть, а мы не боимся сами брать по потребностям. Так возь-мём же, Борька, то, что принадлежит нам по праву силы…
В вестибюле Управления дороги в застеклённой конторке сонно хлопал ресницами дед в форменной тужурке вохровца. Не замедляя шага, Матрос первым дружески поздоровался с ним и даже чуть приподнял руку, в которой держал «шарманку». Не поинтересовавшись целью визита незнакомцев, пожилой охран-ник слегка кивнул в ответ, и лениво потянулся за лежащей перед ним на столе газетой.
Они поднялись по широкой лестнице на третий этаж. Длин-ный коридор, как и обещал Матрос, оказался пуст. Из-за закры-тых дверей не доносилось не единого звука. Спутник Нефёдова быстро вскрыл дверь машбюро и вручил Борьке жестяной ящик. Непосредственно взять печатную машинку должен был подрос-ток, а его взрослый товарищ, сразу отправился обратно к лест-нице - стоять «на стрёме». Согласно уговору, если кто-то из местных служащих раньше времени вернётся из столовой, Матрос постарается заговорить его на несколько минут, чтобы Борька успел положить машинку в ящик и покинуть помещение.
- Если по пути попадётся дурка* или лопатник – бери! - на-путствовал подельника Матрос.
*Женская сумочка.
Всё пространство просторной комнаты, в которую попал Борька, было уставлено рядами столов. И на каждом стояла пишущая машинка! Парень вначале даже опешил – какую из них брать. В конечном итоге он схватил бы первый попавшийся аппарат и сразу пулей выскочил вон, но тут взгляд юноши упал на картинку, висящую на стене. Она сразу заинтересовала его и неудержимо потянула к себе. На цветной фотографии, вырезан-ной из какого-то заграничного журнала, был запечатлён поезд, мчащийся по диковинному подвесному мосту, перекинутому через горное ущелье. Поражала и дикая красота пейзажа, и смелость конструкторов, сумевших воплотить в металле столь фантастическое сооружение. Мысли о возможной поимке и об ожидающем добычу Матросе сразу отошли на второй план. Восхищённый подросток жадно рассматривал детали сюжета, совершенно забыв о том, где он, и зачем сюда явился.
Борька даже не сразу почувствовал на себе чей-то взгляд. Оказалось, что его удивлённо рассматривает дородная женщина лет сорока. Как только их взгляды встретились, она, ничего не говоря, с силой захлопнула дверь. Послышался звук торопливо вращающегося в замковом механизме ключа. Нефёдов бросился к двери и попытался выбить её плечом. Но сразу стало понятно, что в отличие от замков, двери в этом учреждении сделаны на совесть. Даже с помощью импровизированного тарана в виде крышки одного из столов парню не удалось бы одолеть преграду из прочного дуба.
«Вот так фокстрот!» - сам себе вслух сказал Борька, расте-рянно оглядываясь. Впервые в жизни он угодил в столь серьёз-ную переделку и лихорадочно пытался найти хоть какую-то лазейку из ловушки. Не сидеть же ему в ожидании, когда за ним придут!
Ещё не решив, что ему делать, Нефёдов бросился к окну. Прочь от здания быстро удалялась сутулая фигура Матроса. Уголовник без малейших колебаний бросил подельника, едва только почувствовал, что запахло жаренным. Борька выругался вслед предавшему его дружку.
Между тем из-за двери донеслись громкие голоса. Там соби-рался народ и в том числе взрослые мужчины. Медлить больше было нельзя. Борька распахнул окно. Расстояние до земли было слишком велико. Но прямо под окном недалеко от стены здания росло дерево с раскидистой кроной. Можно было попытаться сильно оттолкнуться от подоконника, чтобы приземлиться на его ветки. Они должны смягчить падение…
К счастью совершить очередной смертельный номер Борьке не позволил милиционер, который стремительно ворвался в помещение и успел в последний момент поймать юного «пара-шютиста» за полу рабочей куртки.
- Что же ты делаешь, нахалёнок! Ты бы хоть о матери своей подумал, прежде чем в окно кидаться.
Спасший Борьку милиционер гневно тряс его за плечи, обда-вая жарким, пахнущим табаком дыханием, и заглядывая прямо в глаза:
- Думаешь, я не вижу, что ты сюда шестерить явился. Пахан тебя под срок подставил, а сам, небось, в безопасном месте трофеи ждёт! Не жалко свою жизнь под хвост этой крысе бро-сать?!
4 Глава
Это был вылет на перехват рвущегося к центру Ленинграда бомбардировщика. Лейтенант Константин Рублёв считался в полку самым опытным ночным охотником, поэтому его и подняли в воздух по тревоге ведущим звена из трёх истребите-лей.
Наземные службы ПВО* обнаружили фашиста слишком поздно, - уже над городскими окраинами. Когда тройка «Як-1» настигла врага, его уже некоторое время вели прожектора и обстреливали зенитчики. Но бомбардировщиком управлял явно очень опытный экипаж, который даже под интенсивным огнём с земли продолжал упорно идти к цели.
* Противовоздушная оборона.
В ярком свете прожекторов и осветительных снарядов «Хейнкель-111» можно было рассмотреть в малейших деталях. Но и стрелкам бомбардировщика приближающиеся перехват-чики тоже были отлично видны. Один из «Яков» при подходе к «Хейнкелю» попал в мощный воздушный поток его двигателей. «Як» крутануло вокруг своей оси. Истребитель опрокинулся в штопор, и пилоту пришлось срочно покидать его с парашютом.
Рублёв открыл огонь по «Хейнкелю» со 150 метров, метя в правый мотор, и как ему показалось, попал. От двигателя ото-рвались куски металлической обшивки. В это время стрелок с бомбардировщика, а, скорее всего свои же зенитчики, которые даже после появления в световом прожекторном поле «Яков», продолжали некоторое время утюжить небо разрывными сна-рядами, подбили самолёт второго ведомого Рублёва. Констан-тин услышал в наушниках шлемофона взволнованный и раз-очарованный голос сослуживца:
- Командир, у меня повреждён мотор, выхожу из боя… Бу-ду тянуть на аэродром…
В этот момент Рублёв уже находился метрах в пятнадцати от бомбардировщика. Красные огоньки вражеских трассирую-щих очередей мелькали и проносились чуть выше и в стороне от «Яка». Неожиданно для себя Константин оказался в «мёрт-вой зоне», недоступной для огня бортовых стрелков «Хейнке-ля». Верхний пулемётчик «Не-111» не видел истребитель, притаившийся за высоким килем и стабилизаторами бомбарди-ровщика, а его товарищ по экипажу, находившийся у нижнего MG-15*, тоже не мог поймать в прицел «Як», висящий где-то за хвостовой балкой. Костя злорадно представлял себе, какой переполох сейчас твориться в кабине вражеского самолёта. Словно в подтверждение его мыслей бомбардировщик в панике начал беспорядочно сбрасывать свой смертоносный груз и разворачиваться.
*Немецкий пулемёт.
Рублёв дал длинную очередь трассирующих снарядов. «Як» воинственно задрожал. Лейтенанту было отлично видно, как снаряды рвутся под правым крылом, под кабиной пилотов и по центру фюзеляжа бомбардировщика. Ярко вспыхнул правый двигатель «Хейнкеля».
Стекло кабины «Яка» забрызгало тёмным непрозрачным маслом из разбитого мотора жертвы.
- А! Не нравиться! Пустил тебе поганую кровь! – радостно воскликнул Костя. Ему пришлось даже открыть фонарь* каби-ны, ибо запачканное маслом стекло ограничивало боковой обзор. Хорошо, ещё, что масло не попало на козырёк фонаря, иначе управлять самолётом и вести огонь стало бы очень за-труднительно. Морозный воздух обжигал лицо, но в горячке боя Рублёв не обращал на это внимание.
*Сдвижной (или откидной) стеклянный колпак на кабине истребителя.
Разорвавшиеся под «брюхом» «Хенкеля-111» снаряды под-бросили пятнадцатитонную махину вверх. Бомбардировщик на секунду завис в воздухе с задранным носом, словно размыш-ляя: падать ему или нет? Затем медленно завалился на правое крыло и обрушился вниз. Прожектора сразу его потеряли. Но Рублеву было видно, как внизу, в чёрной бездне ночного неба к земле несётся огненная комета, оставляя за собой шлейф ярких искр. Потом она вдруг погасла. Константин ожидал увидеть, как при столкновении с землей мощно рванут баки сбитого им «бомбера», но взрыва не последовало. С наземного пункта наведения ПВО неожиданно передали: «Щука, добейте «оку-ня». Не дайте ему уйти!».
Оказалось, что немец схитрил, - только притворившись сби-тым. У земли, вражеский пилот вывел свой самолёт из «смер-тельного» пике и выключил горящий двигатель. Теперь он уходил к линии фронта.
Теперь, когда «Не-111» не вели прожектора отыскать его в густой чёрной мгле, да ещё где-то у самой земли было очень сложно. В то же время горючего на «Яке» осталось только на дорогу домой. Но как можно уйти и не покарать фашистов, сбрасывающих бомбы на мирные городские кварталы, на спя-щих людей!
Рублёв снова обнаружил немца по трепещущему лепестку синего пламени, вырывающемуся из выхлопного патрубка его единственного работающего двигателя. Вцепившись взглядом в крошечный огонёк, Константин быстро догнал «ковыляющий» на одном моторе бомбардировщик. На этот раз Рублёв на пол-ной скорости свалился на него, как ангел возмездия. Дал длин-ную очередь по кабине, расстреляв остаток боеприпасов. Ви-димо в последний момент немецкий лётчик заметил угрозу и дал ногу вправо. Очередь Яка вместо кабины пошла на плос-кость, срезав оконцовку левого крыла. «Хенкель» свалился в штопор. Вывести же его из штопора с отбитой оконцовкой не смог бы даже самый опытный пилот. Вражеский самолёт вре-зался в землю с такой силой, что от взрыва «Як» Рублёва силь-но встряхнуло.
До аэродрома лейтенант добрался на последних каплях го-рючего, двигатель его самолёта заглох на пробежке вскоре после того, как колёса истребителя коснулись земли.
***
На следующий день командир полка выделил Рублёву «Эм-ку»*, чтобы Костя съездил в город полюбоваться на сбитого им накануне немца.
- Заодно выступишь на митинге в свою честь, дашь интер-вью прессе. Короче, купайся, брат, в лучах заслуженной славы.
- Да не умею я интервью давать, Николай Петрович - насто-рожился Костя, - что я Бернес или Крючков;. Лучше я вообще тогда не поеду.
Полковник пропустил слова подчинённого мимо ушей, со-общив только, что в Ленинград его вызывают по звонку из горкома партии. С собой в город Рублёв захватил собранную сослуживцами продуктовую посылку для детей подшефного детского дома из сэкономленного лётчиками из своего рациона шоколада;, хлеба, тушенки.
* Легковой автомобиль ГАЗ М-1
;Известные актёры советского кино довоенного периода.
;Шоколад входил в аварийный неприкосновенный запас лётчиков.
«Хенкель» рухнул на городской Ботанический сад. При взрыве самолёт развалился на части, но тела нескольких его пилотов оказались не очень сильно повреждены. Упавший самолёт снёс крышу и частично разрушил стены оранжереи с тропическими растениями. Было странно видеть посреди за-снеженного парка огромный хвост самолёта с чёрным пауком свастики торчащий из пальмовой рощи.
Встретивший лётчика чиновник Ленгорисполкома довери-тельно сообщил Рублёву, что если бы на место падения фаши-стского бомбардировщика вовремя не подоспели сотрудники НКВД, то измученное холодом и голодом население быстрень-ко бы успело раздеть убитых немцев, и нечего было бы сейчас смотреть. А так Рублёв мог полюбоваться на трупы своих ночных противников, посмотреть их документы, награды. Командир экипажа в чине гауптмана* являлся кавалером ры-царского креста. В его лётной книжке числились рейды на Мадрид, Лондон, Варшаву, Нарвик. Да и подчинённые гаупт-мана были ему под стать - матёрыми вояками. Константину даже не верилось, что он сумел в одиночку одолеть столь опытную и спаянную долгой совместной службой команду.
В какой-то момент «экскурсовод» протянул Рублёву пачку фотографий, найденных во внутреннем кармане комбинезона одного из погибших немецких лётчиков. На семейной фото-графии была запечатлена красивая молодая женщина с добрым лицом заботливой матери, хорошей жены и хозяйки. Она пози-ровала на фоне аккуратного частного дома вместе с крупного-ловым серьёзным мальчиком в клетчатой рубашке, шортах и двумя белокурыми девочками в лёгких пёстрых платьицах. В душе Рублёва шевельнулась жалость к убитому им пилоту. Константин почти сразу вернул фотографии чиновнику – на войне нельзя позволить себе видеть в противнике человека, иначе в нужный момент можно замешкаться и не успеть нажать гашетку пулемёта.
*Майор.
***
После «экскурсии» на место падения «Не-111», Рублёва на горкомовской машине отвезли на завод «Электросила», где он выступил на митинге перед рабочими предприятия. Потом была запись в городском Радиокомитете. Много раз Констан-тину приходилось слышать звучащий из тарелки репродуктора «голос непокорившегося врагу Ленинграда», и вот теперь он смог воочию увидел обладателя, точнее обладательницу, этого негромкого с лёгкой картавинкой голоса. Перед началом записи к нему подошла хрупкая женщина с усталым интеллигентным лицом.
- Здравствуйте, товарищ Рублёв! Я Ольга Бергольц, – про-сто представилась лётчику женщина, поправив выбившуюся из короткой причёски непокорную прядь золотисто-льняных волос. Она протянула лейтенанту свою маленькую, но на удив-ление сильную ладошку. После рукопожатия тут же деловито предложила. – Ну что, давайте работать…
Здесь же на радио Рублёва поймала молоденькая миловид-ная корреспондентка «Ленинградской правды». Журналистку сопровождал офицер с петлицами майора интендантской служ-бы. На его плотной фигуре ладно без единой складочки сидел явно пошитый по индивидуальному заказу шерстяной френч, положенный лишь офицерам высшего комсостава РККА.
После того, как интервью было закончено, офицер-тыловик вдруг обратился сразу к своей спутнице и к Рублёву.
- А почему бы, Надюша, нам не пригласить «героя воздуха» в нашу душевную компанию? Уверен, товарищу лейтенанту будет, что рассказать нам о нелёгких фронтовых буднях.
Константину очень не понравился игривый тон снабженца, его лоснящийся самодовольный вид, особенно после вереницы увиденных им за этот день измождённых лиц, зрелища трупов, умерших от голода прямо на улице горожан. Но симпатичная журналистка горячо поддержала своего приятеля. По её словам, на квартире майора должны были собраться «настоящие ленин-градцы», которым очень важно было послушать человека с передовой.
В просторной гостиной богато обставленной квартиры ин-тенданта был накрыт такой роскошный стол, что с трудом верилось, что всего в нескольких десятках метров отсюда люди счастливы, когда им удаётся получить свой кусочек хлеба, изготовленный из древесных дрожжей и прочих фантастиче-ских суррогатов. А тут на столе было тесно от коньячных и водочных бутылок, разной закуски. Отвыкший за войну от такого изобилия Рублёв заворожено глядел на тонко нарезан-ные кусочки осетрины, сыра, розовой копчёной колбасы, от-крытые банки рыбных консервов, тушенки, сгущенного моло-ка. Особенно его потрясли совсем уж экзотические для блокад-ного города апельсины!
По собравшимся в комнате гостям было видно, что они не боевые лётчики, им не приходиться, рискуя жизнью брать живьём хорошо натасканных своими хозяевами немецких парашютистов-диверсантов. Наконец, они явно не нуждались в усиленном питании после тяжёлого ранения. И, тем не менее, эта вальяжная сытая публика, раскованно подпевая патефонной исполнительнице, наполняла дагестанским коньяком хрусталь-ные бокалы, лениво намазывала маслом и икрой толстые куски белого хлеба. А ведь такими продуктами, относящимися к высшей - пятой норме могли в условиях военного времени питаться только военнослужащие лётного состава ВВС, опера-тивники контрразведки, подводники и тяжелораненые пациен-ты госпиталей.
Возмущённый фронтовик начал отчитывать майора. Не вы-бирая выражений, Рублёв назвал собравшихся спекулянтами, паразитирующими на страданиях жителей осаждённого города. В ответ на такое оскорбление майор под визг находившихся в комнате женщин выхватил из кобуры пистолет. Между ним и Рублёвым завязалась драка. Прежде чем их разняли, пистолет в руке снабженца случайно выстрелил. К счастью, пуля, никого не задев, вошла в стену. Но кто-то из соседей или проходящих по улице Рубинштейна людей услышал выстрел и сообщил находившемуся неподалёку патрулю. Всех участников ссоры задержали и доставили в комендатуру. Но майору и его гостям удалось быстро оправдаться, а недавнего героя арестовали и вскоре отдали под суд. Рублёв был разжалован в рядовые и отправлен искупать вину в особую штрафную группу капитана Нефёдова.
5 Глава
За окном весело перекликались паровозные гудки, грозно ругался женским голосом громкоговоритель на какого-то бри-гадира грузчиков по фамилии Горохов. По путям суетливо бегала маневровая «кукушка»*, собирая вагоны для нового состава. Там за решеткой окна кипела незнакомая Борьке дело-витая жизнь…
* Сленговое прозвище маневрового паровоза.
Линейный отдел железнодорожной милиции располагался в здании пассажирского вокзала. Стены и пол комнаты, в кото-рой ожидал решения своей участи Нефёдов, а также скамья, на которой он сидел, и служебный стол задержавшего его мили-ционера – всё было выкрашено в один казённый коричневый цвет. Единственным украшением помещению служил настен-ный плакат: «Нет пощады расхитителям народной собственно-сти!». На нём огромный милиционер безжалостно расправлялся с всевозможными жуликами и спекулянтами, напоминающими разбегающихся тараканов. Борька старался не встречаться с суровым взглядом плакатного борца с уголовной нечистью, но тот будто нарочно смотрел именно в его угол.
- Что же мне с тобой делать, «парашютист»? - размышлял вслух инспектор. Он задумчиво поглаживал пальцами свои усы пшеничного цвета и совсем не сердито, словно удивляясь, разглядывал задержанного паренька.
- Ты хоть понимаешь, в какое дело влип, нахалёнок?! Вот сейчас оформлю твоё задержание, и всё - пойдёшь под суд - по 12-й статье Уголовного Кодекса. А там колония для малолет-них преступников. Родителей сможешь видеть только по раз-решённым свиданиям. Тебе лет то сколько?
- Пятнадцать.
Милиционер помрачнел лицом, нехотя взял листок бумаги, обмакнул разбитое перо в чернильницу и начал что-то писать. Делал он это с таким ожесточённым видом, словно собирался окончательно доломать перо.
Борька уже смерился с мыслью, что на этот раз ему вряд ли удастся избежать серьёзного наказания. На заступничество приёмного отца надежды не было, ведь Нефёдов нарушил данное Фальману слово, не участвовать в уголовных делах. Да он бы сейчас и не принял помощь Якова Давыдовича, ведь это означало признать себя полным ничтожеством, треплом…
За дверью кто-то несколько раз деликатно кашлянул, затем тихо постучал.
Не отрываясь от своей писанины, милиционер недовольно крикнул:
- Ну! Давай без церемоний!
В помещение важно вошёл высокий худой стрик. Степенный, бородатый, в видавшей виды железнодорожной фуражке, в чёрном засаленном форменном бушлате и шароварах, заправ-ленных в сапоги. Старик очень чинно поздоровался с милицио-нером и внимательно взглянул на Нефёдова.
Сразу переменившись в лице, милиционер приветливо вос-кликнул:
- А, здоров, Степаныч! Что ж ты, с утра «медведя напротив моих окон пускаешь»*, а поздороваться с приятелем времени нет.
*«Пускать медведя» - на железнодорожном сленге означает выпускать из паровозной трубы чёрный дым.
- В прежние времена, - с большим достоинством заговорил старик, - когда я на курьерском прибывал на крупную стан-цию, тотчас половой; из пассажирского ресторана первого класса выбегал на перрон - поднести мне прямо к поручням рюмку «анисовой» или «смирновки»; и хорошей закуси - не-пременно на серебряном подносе. «Откушайте, господин меха-ник!» - говорил он мне. А я непременно в белых перчатках и в полном вицмундире, ну точно, как афицер какой, выходил!
- Так ты, что же, выходит, по господскому званию тоскуешь? – ехидно усмехнулся милиционер. – Пора уж, старик, о про-шлых то временах забыть.
- Дурак, ты, Кондраша, хоть и при власти состоишь – беззлобно огрызнулся дед, сверкнув на милиционера белками глаз. От въевшейся в кожу угольной пыли веки его глаз казались подве-денными тёмной тушью.
- Не по званию я тоскую, а по - отношению! Народ ремеслом перестал дорожить, машину уважать разучился. Мне вчерась один деповский рассказывал, как ныняшная молодёжь свои паровозы называет.
- И как же?
- «Касса»! – с возмущением фыркнул старик. – Для них локо-мотив – всего-навсего казённая рабочая лошадка для заработка. А для меня, моего отца, деда Фрола, машина была и вторым домом, и членом семьи, и храмом. Мне по молодости лет дед подзатыльники отвешивал, если я позволял себе свистнуть или высморкаться в паровозной будке. Скверное слово сказать в машине считалось за великий грех, а тут: «касса»!
- Э-ка, куда тебя шатнуло, Степаныч! - хохотнул милиционер, закуривая. – Храмы кончились вместе с революцией. А для рабочего человека, что станок, что твой паровоз, - всего лишь орудие труда, и делать из него культ - не по-пролетарски.
;Официант.
; Сорта отборной водки.
После такого выговора старик на некоторое время оби-женно замолчал. С разрешения хозяина помещения он вынул кисет, насыпал в кусочек газеты зелёной самогонной махорки, обстоятельно скрутил папироску. Немного покурив в задумчи-вости, машинист выругался в ответ на какую-то свою мысль.
- Э-ка заноза то!
Вскоре выяснилось, что пришёл он к приятелю-инспектору искать защиты от произвола его сослуживца. Кто-то «настучал» в местную милицию, что будто бы машинист маневрового паровоза велел своему помощнику скинуть с тендера мешок с казённым угольком возле домика одинокой вдовушки, что стоял сразу за семафором. Уполномоченный БХСС по фамилии Ерохин пригрозил 72-летнему ветерану уголовным делом и пятью годами Соловков. Дед был не столько даже напуган, сколько оскорблён тем, что его записали в воры. Светлоусый милиционер обещал старику поговорить с сослуживцем и попробовать замять скверную историю.
- У тебя ко мне всё? – спросил он у старика, давая понять, что теперь ему пора заниматься служебными делами. Но ма-шинист не торопился уходить. Он вновь с оценивающим при-щуром оглядел понурую фигуру задержанного подростка, после чего поинтересовался у приятеля:
- А за что ты паренька в оборот берёшь, Кондраша?
- А вот это не твоего ума дело, гражданин Купцов. А бу-дешь в оперативные дела встревать, так я тя вмиг оформлю! – строго предупредил милиционер. - И запомни: на службе я тебе не Аркаша, а официальное лицо: товарищ уполномочен-ный отдела охраны НКПС*.
Старик вновь на некоторое время замолчал, задумчиво пус-кая под сводчатый кирпичный потолок густые облака ядрёного махорочного дыма. Он давно изучил взрывной, но отходчивый нрав своего знакомого и тактично пережидал пока тот немного «стравит избыточный пар»…
После некоторой паузы машинист дипломатично завёл раз-говор о молодой жене и маленьком сыне милиционера, осто-рожно вновь подводя беседу к заинтересовавшему его подрост-ку. В конце концов, светлоусый сам рассказал старику все подробности задержания юного воришки:
- …Во, гляди, даже шарманку вашу паровозную пригото-вил, чтобы ворованную машинку в неё спрятать – милиционер кивнул на стоящую на полу улику. – Мал жульчонок, да удал: рассказывал мне тут, что будто бы на фотографию паровоза засмотрелся, и на этом, мол, и погорел!
*Народный комиссариат путей сообщения.
Но вместо того чтобы возмущаться коварством Борьки, при-думавшего маскироваться под паровозника, и пытавшегося разжалобить милицию, старик многозначительно протянул:
- М-да-а!... Выходит, душа у него к нашему делу Богом за-точена, раз мимо образа машины пройти не смог…
- Вновь старую шарманку завёл! Да будет ерунду то горо-дить! – задосадовал милиционер. – Снова ты со своими пред-рассудками: душа, образ, бог! Если ты в своей паровозной механике за семьдесят годков чего-то понимать навострился, то в чужой огород не лезь.
Но машинист принялся горячо уговаривать милиционера отпустить парня. В своей решимости отстоять Нефёдова старик оказался неудержим:
- Он же только жить начинает, а ты его под откос решил… Не бери грех на душу, Кондраша! Ну, проскочил парень сема-фор, со всяким может статься… Ты себя хоть вспомни в его то годках, небось, тоже по части шкодничества был мастак?...
Ты, вот что, Кондраша, всыпь-ка для порядку охальнику ремнём по заднему буферу, и выдай ему на первый раз полную амнистию. А я его на поруки возьму. Сам знаешь, у меня по-мощник через два месяца в армию уходит, так может твоего арестанта получиться к ремеслу приладить. Парень он вроде жилистый, шустрый, опять же машиной интересуется.
Тут машинист подошёл к изумлённому таким поворотом дела Борьке:
- А ты, разбойничек, поддувало то закрой! Чай не запросто так тебя с кичи выручаю. Лопатой кочегарской мне сполна отработаешь…
Это было похоже на чудо: после долгих уговоров старика милиционер всё-таки сдался и разрешил машинисту забрать задержанного подростка. Из отделения на свежий воздух Борь-ка вышел с таким чувством, словно его и впрямь выпустили по амнистии из тюрьмы. Старик издали поприветствовал, прогу-ливающегося по перрону важного человека в красной фуражке дежурного по станции. Тот благосклонно кивнул в ответ.
- Ну что, пошли Марью Ивановну нашу искать? – словно его родной дед – строго и одновременно ласково с покрови-тельственными нотками в голосе обратился к Нефёдову пожи-лой машинист. Старик быстро зашагал в конец перрона. Борька едва поспевал за ним.
Метрах в трёхстах от серого здания вокзала на запасных пу-тях у складских пакгаузов остывал после многочасовой работы небольшой маневровый паровоз. Старому трудяге было далеко до элегантной красоты стремительных дальнемагистральных пассажирских локомотивов и богатырской мощи грузовых гигантов. И всё-таки это была особенная машина! За свою недолгую паровозную судьбу Нефёдов успел всею душой полюбить эту кособокую выносливую «кукушку» по прозвищу «Марья Ивановна», а также её машиниста Ивана Степановича Купцова.
Первое, что поразило мальчишку, это идеальная чистота па-ровоза. Его поручни, ступеньки подножки, даже стальные бока были тщательно обтёрты, полуметровые колёса блестели све-жей краской. А ведь Борька был уверен, что совсем недавно - сперва вместе с Матросом, а затем из окна милиции - видел этот же паровоз запылённым и перепачканным маслом и сма-зочным салом. Но теперь он выглядел, как броненосец перед визитом адмирала.
Только позднее Борька понял, какой ценой достигался та-кой поистине флотский порядок на машине, которая каждую секунды работы подвергалась загрязняющему воздействию угольной и дорожной пыли, копоти, масла и т.д.
Возле паровоза невозмутимо покуривал чумазый помощ-ник. Старик представил молодых людей друг другу. Перед тем, как подать Нефёдову руку, кочегар тщательно обтёр её паклей. И всё равно после рукопожатия борькина рука надолго обрела запах смазочного масла. Сам же молодой помощник, казалось, был насквозь пропитан угольной пылью, маслом, керосином и салом. Невозможно было определить, какой цвет изначально имели его штаны и куртка, совершённо твёрдая от изгари кеп-ка, но теперь они были чёрными, как уголь. От кочегара исхо-дил тяжёлый, одуряющий запах пота и разной технической пищи, которую в большом количестве потреблял паровоз…
Перед тем, как подняться в кабину машинист обошёл «Ма-рью Ивановну» с личным молоточком, обстукивая её, словно музыкант, пробующий камертоном инструмент перед выступ-лением.
- А ну, давай наверх! – наконец велел он Борьке, пропуская юношу первым на правах гостя в паровозную будку. В кабине царил основательный порядок, как в зажиточной крестьянской избе: медные детали надраены до блеска, стенки обшиты рей-ками и украшены портретами вождей партии и популярных киноартистов, боковые оконные проёмы декорированы бахро-мой и для удобства снабжены мягкими подлокотниками, чтобы смотрящему вперёд машинисту было удобно облокотиться об оконный косяк. В отдельных, заботливо покрытых лаком, ящиках хранились инструменты и краска с кисточками, а у входа лежали несколько половых тряпок. И ещё буквально повсюду можно было увидеть куски пакли для протирки всего и вся. Борька с уважением прочёл на сверкающей, словно ме-даль медной табличке над топкой: «Акционерное общество «Сормовские заводы». 1913 год».
Так началась для Нефёдова его недолгая паровозная эпопея. Паровозы действительно оказались борькиной стихией, а Иван Степанович и его помощник Никита хорошими наставниками. За это время Борька неплохо освоился с работой кочегара, научился заправлять паровоз маслом и водой. Степаныч свою науку преподавал основательно, иногда с неспешным «паро-возным» юмором. Например, любой мало-мальски знакомый с принципом работы паровозного котла человека знает, что растопка паровоза невозможна без тяги – искусственно созда-ваемого движения воздуха или пара в котле. И вот Степаныч, хмуря брови, посылал салагу на топливный склад - принести ведро тяги и без него не возвращаться. В ответ на просьбу Борьки отмерить ему ведро тяги бойкая кладовщица крутила пальцем у виска и советовала чудаковатому пареньку прове-риться у «психического доктора». На такие шуточки Борис не обижался, ведь новичка-юнгу на флоте тоже принято беззлобно разыгрывать, посылая за какой-нибудь надобностью на кло-тик*.
* Окончание мачты или флагштока.
После трёх месяцев работы подручным у кочегара Степа-ныч стал изредка допускать Борьку от «шуровки»* к рычагам и вентилям управления. Для юноши это были упоительные уро-ки, даже не смотря на подзатыльники и грозные окрики учите-ля:
- На манометре 13;, осаждай! – перекрывая мощным басом грозный гул белого пламени в топке, кричит машинист ловко орудующему лопатой помощнику, и тут же весьма чувстви-тельно толкает Нефёдова пудовым кулаком между лопаток: «Механик, не зевай!».
Борька тут же крутит регулятор, тянет реверс на ноль и по-ворачивает ручку тормоза – раздаётся оглушительное шипение, за которым следует лязг сцепок вагонов, «пойманных» для угона на формирование нового состава. Борьку захлёстывает восторг и гордость от ощущения власти над грубой и мощной машиной. В это время паровоз, словно чувствуя настроение молодого машиниста, покорно вздыхает, выпуская паровые струи…
Потерявший в гражданскую единственного сына, а недавно ещё и схоронивший жену, с которой душа в душу прожил без малого сорок лет, Степаныч быстро привязался к воспитаннику и часто звал его просто «сынком».
*Отверстие в топке от слова «шуровать» (лопатой уголь в топке).
;Имеется в виду атмосфер.
***
Фанатичное пристрастие Борьки к паровозам совпало в тот год для него с ещё одним увлечением, быстро выросшим в более серьёзное чувство. После истории со спасением Ольги Тэсс между ними возникли дружеские отношения. Вначале Борька несколько раз навестил девушку в больнице. Их встречи продолжились и после выписки Тэсс.
Очень быстро юноша осознал, что общаться с Ольгой ему не скучно. Эта девушка охотно поддерживала разговор на интересующие Нефёдова темы. Она с удовольствием слушала рассказ Борьки про то, как его машинист Иван Степанович Купцов, надев на себя два ватника, две пары рукавиц, всячески закутавшись и забинтовав, смазанное жиром лицо, и оставив только щёлочки для глаз, лазил по просунутой в «шуровку» доске в самое пекло неостывшей топки – чистить её забитые колосники от плохо прогоревшего некачественного угля. Надо было срочно выполнять дневной план, а отправить на ремонт паровоз было нельзя – вторая маневровка накануне вышла из строя:
- Мы с Никитой едва успели выдернуть нашего Петровича за ноги из печи, - вновь переживая в своём воображении все перипетии рискованного дела, в лицах показывал, как всё было Борька. – Он уже сознание начал терять, но ничего, обошлось. Мы на него три ведра воды вылили, я за пивом быстро сбегал и оклемался наш старик, только брови обгорели...
- И что же ты теперь решил в машинисты идти? – интересо-валась Ольга. - Ты же в лётчики собирался, как отец.
- А паровоз не хуже самолёта! – с широкой озорной улыб-кой отвечал Борька и, отбивая чечётку, напевал: «Люблю тебя, моя родная, как свой курьерский паровоз…».
Ольгу не пугали дикие выходки приятеля. Она знала, что за хулиганской наружностью кроется честная благородная душа. Девушку завораживали его голубые бездонные лучезарные глаза прирождённого романтика и мужественные черты энер-гичного лица. Ей нравился дерзкий взгляд юноши и его взрыв-ной решительный характер человека, способного на Поступок. Да, Нефёдов не блистал особой красотой, не выделялся ростом и статью, но чувствовалась в нём, так ценимая женским серд-цем надёжность. Именно таким, по мнению Тэсс и должен быть настоящий мужчина.
6 Глава
- А это правда, что твой отец до того как стать лётчиком, служил в гусарах? – поинтересовалась Ольга.
- Точно – с гордостью ответил Борька. - Его в кавалергарды за небольшой рост не взяли, а в гусарах со времён лихого пар-тизана Дениса Давыдова больше на удаль смотрели, чем на внешние данные.
Разговор происходил на конной тренировочной базе Курсов усовершенствования комсостава кавалерии РККА. Ольга по-степенно начинала привыкать к тому, что Борис каждый раз устраивал для неё экскурсию в новое экзотическое место. Бла-годаря Нефёдову девушка уже побывала в ремонтном железно-дорожном депо, прокатилась в кабине локомотива. Затем сын героя красного воздушного флота попросил друга отца пока-зать будущей журналистке повседневную жизнь аэродрома. И вот они находятся в привилегированной школе красных кава-леристов.
Дежурный по КПП был заранее предупреждён об их прихо-де и встретил молодых людей очень приветливо. Он даже предложил выделить гостям в сопровождающие красноармей-ца, но Борис вежливо отказался:
- Я тут раньше часто бывал с отцом и неплохо ориентиру-юсь.
- Виноват! – с понимающей улыбкой козырнул дежурный, тряхнув казачьим чудом и звякнув шпорами. – Тогда желаю удачи!
***
В конюшне Ольгу поразила идеальная чистота и обилие дневного света, льющегося через многочисленные окна. В помещении приятно пахло сеном. На специальном столбе перед каждым денником* висело седло. Лошади выглядели ухожен-ными и довольными жизнью. С разрешения молодого конюха Ольга с удовольствием покормила белую кобылу принесённы-ми с собой яблоками и морковью. Лошадь очень деликатно брала из рук девушки своими большими мягкими губами вкус-ности. Угощение ей явно нравилось, так как она фыркала от удовольствия, и как казалось девушке, благодарно кивала ей головой.
- Никогда не думала, что у лошадей такой осмысленный взгляд! - Ольга впервые так близко встречалась с этими удиви-тельными животными и была поражена. - Я смотрю ей в глаза, и, кажется, понимаю её мысли.
- Она знает, что твоя ласка бескорыстна, - пояснил Борис, похлопывая лошадь по шее. – Но чаще всего человек смотрит на коня, как на своего раба, которого лаской или болью необ-ходимо подчинить своей воле. Побаловав лошадь вкусненьким, он суёт ей в рот острое железо упряжи, которое разрывает ей небо, бьёт хлыстом, вонзает в бока острые шпоры.
Нефёдов стал рассказывать Тэсс про знаменитого тренера Гризо, который учил своих клиентов жестоко избивать лоша-дей палками по голове, чтобы научить их покорности.
- Мой отец тоже, когда служил в гусарах, очень долго не понимал, что причиняет любимому коню боль, пока не позна-комился с одним французом. От него он узнал о системе «Эколь». Ещё в XVI веке появились великие всадники, пропо-ведующие отношение к лошади, как к равноправному товари-щу, а не как к рабу…
Они вышли из конюшни. У ограждения манежа спиной к молодым людям стоял человек в белой барашковой кубанке; и длиннополой шинели. Совершенно расстроенным голосом он громко наставлял одного из всадников:
- Да не сиди ты самоваром в седле! Почувствуй себя с ко-нём единым целым, расслабь плечи, бёдра. Перед препятствием - корпус вперёд и отдавай повод. Позволь лошади самой на-прыгивать на барьер! Она лучше тебя знает, как это сделать… Послушай, Николаев, дай своему «Гладиатору» полную свобо-ду и он вынесет тебя из любой переделки.
Но курсант, к которому обращался инструктор, словно не слышал адресованных ему советов. Он яростно стегал коня нагайкой, материл и ударами шпор гнал на барьер. В конце концов, обезумевший от боли жеребец встал на дыбы и скинул своего седока.
Резко досадливо отвернувшись, и не замечая стоящую по-близости юную пару, инструктор простонал вслух:
- Вот тупая скотина!
Не трудно было догадаться, кого именно имеет в виду опытный наездник. Тут инструктор увидел знакомое лицо и радостно воскликнул:
- Борис! Наконец то пожаловал, дружище!!! А я уж сам со-брался тебя разыскивать.
Юноша и молодой мужчина обнялись. Нефёдов представил коннику свою спутницу. Ольга улыбнулась новому знакомому, стараясь ничем не выдать своего замешательства. Когда-то привлекательное, ещё молодое лицо кавалериста было страшно обезображено грубыми шрамами. У него отсутствовал правый глаз.
*Закрытое стойло в конюшне для размещения одной лоша-ди.
; Разновидность папахи.
В первые секунды знакомства инструктор настороженно искал на лице хорошенькой брюнетки привычные признаки страха или отвращения. Его всегда задевало, когда на улице встречные девицы, едва завидев изуродованного войной кале-ку, морщили свои хорошенькие носики и торопливо отводили испуганные глазки в сторону. Но Тэсс выдержала экзамен, чем сразу заслужила расположение бывалого вояки.
- Рад познакомиться с настоящей журналисткой, - протянул Ольге сильную руку кавалерист. - Я такими себе и представлял людей вашей профессии: внешне интеллигентными, но со стальным душевным сердечником.
- Я тоже себе так и представляла настоящих воинов - верну-ла комплимент девушка.
После этого разговор зашёл о жизни Борьки в приёмной се-мье. Чтобы не огорчать близкого человека Нефёдов начал плести небылицы о своём райском бытие в доме Фальманов. Кавалерист удовлетворённо кивал головой.
- Рад, дружище, что у тебя всё в порядке. Жаль только пере-стал приходить к нам. А я ведь обещал твоему отцу сделать из себя знатного наездника и рубаку.
Инструктор повернулся к Ольге:
- Вы должны знать, барышня, что ваш знакомец уже в свои пятнадцать лет может дать фору многим из тех командиров, что я здесь учу.
- Охотно верю – усмехнулась Тэсс, многозначительно взгля-нув на сброшенного конём всадника. Полученный урок джиги-товки стоил бедняге разорванных красных чакчиров; и разби-того при столкновении с землёй носа.
Радостное выражение на лице инструктора сменилось мас-кой полного отчаяния.
- Ну разве этот мешок с…сахаром можно чему-то научить! И ведь целым кавполком как-то умудрялся командовать! А после курсов наверняка бригаду, а то и дивизию получит… Во, глядите, сейчас жаловаться придёт.
Действительно, вскоре пострадавший подошёл к инструк-тору прихрамывающей походкой. И сразу стал обвинять трене-ра в том, что он обучает курсантов не по уставу. Ещё больше досталось лошади, у которой по убеждению незадачливого наездника серьёзно нарушена психика, а также «имеются вес-кие причины калечить красных командиров»:
- Тупое животное совершенно не пригодно для обучения курсантов. Этого вороного контрика необходимо немедленно пристрелить. Не удивлюсь, если эта сволочь когда-то ходила под казачьим офицером.
Инструктор терпеливо выслушал длинный монолог горе-наездника и задумчиво посоветовал:
- Будут давать бригаду, - проси танковую, Николаев.
- Не понял? – опешил от неожиданности скандалист.
- Они железные, - философским тоном пояснил тренер. - Пинай и стегай их нагайкой по броне сколь душе угодно, - танкам всё равно…не то, что лошадям.
Несколько секунд обескураженный командир растерянно хлопал глазами на простого инструктора, который осмелился давать глупые советы ему – комполка, без пяти минут комбри-гу!
Не дожидаясь, пока высокопоставленный бузотёр придёт в себя и устроит ему грандиозный разнос инструктор предложил своему пятнадцатилетнему ученику:
- А ну-ка, Борис, будь ласков, - покажи, товарищу, на что наш «Гладиатор» способен. А то он его – верного дружка в контрики записал.
«Что-то сейчас будет!» - азартно предвкушала редкое зре-лище Ольга и не ошиблась.
Нефёдов радостно кивнул, ловко перемахнул через барьер манежа; свистом подозвал жеребца, и на бегу – пружинистым заскоком вскочил в седло. Инструктор рядом с Ольгой доволь-но прокомментировал:
- Молодец, паря! Не забыл нашу науку.
Лошадь галопом понеслась по площадке, на полном скаку перепрыгивая барьеры и рвы импровизированных окопчиков. Пройдя на «Гладиаторе» все препятствия, Борька несколько раз особым приёмом перевернулся в седле – спиной к хвосту и обратно; притворился мёртвым, словно сорвавшись с седла, и наработанным за многие тренировки рывком вернулся обратно. Затем на ходу подхватил с земли брошенную учителем шашку и тут же начал рубить её воздух налево и направо.
- Ах, молодца! Ай, джигит!!! – восхищённо нашёптывал се-бе под нос учитель, едва заметными движениями корпуса и рук повторяя движения ученика.
Инструктор сообщил Тэсс, что намерен ассистировать её приятелю в сложном трюке:
- Сейчас я вытяну руку с платком, а он его на полном ходу остриём шашки подхватит.
- А можно я попробую! – вдруг попросила кавалериста Оль-га.
- А не боишься без пальчиков остаться, сабля то не дере-вянная, - заточена, как бритва.
Ольга бросила взгляд на всадника в дальней стороне мане-жа. Сердце бешено колотилось в её груди. Было страшно и одновременно сладко. Никогда до сих пор она не испытывала такого пьянящего ощущения полноты жизни.
- Давайте ваш платок! – и, не дожидаясь пока инструктор отдаст ей платок, Ольга сама выхватила из рук одноглазого кавалериста белый кусочек ткани и решительно выставила руку за ограждение.
Вначале, увидев, кто держит платок, Нефёдов чуть не оса-дил на полном скаку несущегося галопом жеребца: «Вот сума-сшедшая! И как только Близняк ей разрешил? Тут стальные нервы нужны. Дернется девчонка в последний момент и всё…». Но нежное лицо Ольги выражало такую безоглядную реши-мость довести задуманный кавалеристом трюк до конца, что Борис сразу успокоился и полностью сосредоточился на прице-ливании, взвешивая в руке тяжёлую кавалерийскую шашку.
Оказавшись напротив того места, де стояла Ольга, всадник быстрым ловким движением подхватил платок на остриё клин-ка. И прежде чем взмыленный «Гладиатор» унес его прочь, юный герой успел поймать восторженный взгляд карих де-вичьих глаз…
Сделав победный круг по манежу, всадник снова оказался напротив того места, где находилась Тэсс. Могучий красавец «Гладиатор» вдруг начал исполнять перед девушкой грациоз-ный танец. Создавалось впечатление, что танец жеребец затеял по собственной воле, ибо его всадник совершенно отпустил уздечку и только ласково похлопывал старого приятеля по шее, да что-то временами нашёптывал ему в ухо.
Вдруг совершенно неожиданно конь вместе с наездником стал заваливаться на бок. Похоже было, что у него случился внезапный разрыв сердца или иная напасть. Даже инструктор чертыхнулся от неожиданности.
- Держись! – закричала Ольга. Девушка вся подалась впе-рёд. Её судорожно вцепившиеся в барьер руки побелели от напряжения. Ольга с ужасом смотрела на то место, где на жёл-том песке неподвижно лежал конь и придавленный им всадник. Ноги девушки наполнились свинцом; она чувствовала, что не может сдвинуться с места.
И тут сердце Тэсс радостно забилось. «Мёртвый» «Гладиа-тор» резво вскочил на ноги и радостно заиграл под седоком. А выкинувший фокус с «умиранием» Борька озорно глядел на мгновенно побледневшую подругу.
; Гусарские штаны.
***
В трамвае по дороге домой совершенно счастливый Борька говорил не умолкая. Они оба жадно наслаждались общением друг с другом. Зревшее юное чувство внезапным прыжком вырвалось на поверхность…
Молодой человек поведал девушке историю одноглазого кавалериста. В гражданскую Близняк получил в общей сложно-сти 24 сабельных ранения. И каждый раз, когда могучий моло-дой организм эскадронного командира перебарывал смерть, и страшные отметины казачьих клинков начинали понемногу затягиваться, доктора только изумлённо разводили руками.
Но в оплату за оставленную жизнь мстительный бог войны позаботился о том, чтобы послевоенное существование инва-лида превратилось в страшное испытание. Несколько раз в месяц персонального пенсионера Красной армии настигал жестокий припадок с сильнейшими судорогами, закатившими-ся в беспамятстве глазами и пеной на губах. Хорошо если рядом оказывались сослуживцы, которые бережно переносили страдающего от ран товарища на кровать и следили, чтобы до приезда врачей он не подавился собственным языком или не причинил себе иного вреда. Но бывало, что суровое испытание настигало Близняка в компании случайных собутыльников или на кухне коммунальной квартиры, где все только и мечтали, чтобы беспокойный алкаш-сосед поскорее съехал на кладбище.
Борька мечтал в будущем, когда у него появиться собствен-ный угол и надёжный заработок, взять израненного друга к себе в дом и ухаживать за ним.
- Семьи то у Близняка нет. Вот и получается, что я для него самая близкая душа. Да и он для меня тоже… Хотя, вру! – радостно спохватился Борька. - Мне ведь батя в наследство ещё одного своего закадычного дружка оставил - Николая Ивано-вича Латугина. Ну, помнишь: безногий лётчик, который тебе аэродром показывал. Его сейчас на руководящую работу в Главсевморпуть; приглашают. Он мне тоже, как Близняк и машинист Степаныч - настоящая родня…
; Главное управление северного морского пути СССР, в ко-торое входило управление полярной авиацией, куда был при-глашён на работу Латугин.
Ольга в порыве ответной откровенности рассказала Нефё-дову о своей семье: о влюблённом в своих женщин и работу отце, о матери, которая перед самой империалистической вой-ной окончила институт благородных девиц и с тех пор практи-чески не работала, занимаясь только домом и воспитанием ребёнка.
- Даже когда отец не так много зарабатывал, он всегда ре-шительно возражал, если мать тоже собиралась найти какую-нибудь работу. Он очень нежно к ней относится, как к хрупко-му цветку, и всячески старался закрыть своей широкой спиной от опасностей внешнего мира. Я всегда завидовала их отноше-ниям.
Ольга решила для себя, что между нею и Борисом не долж-но быть тайн. Она была абсолютно уверена в друге и поэтому лишь единственному ему призналась, что когда будет выходить замуж, то обязательно обвенчается со своим избранником в церкви, как это сделали её родители. В начале тридцатых годов из уст комсомолки подобное признание выглядело, мягко гово-ря, странным, но Борис сам был сыном царского офицера, хоть и перешедшего на сторону красных. Его мироощущение значи-тельно отличалось от стандартного менталитета большинства ребят его возраста, воспитанных на карикатурах из журнала «Безбожник» и кинофильмах, где старорежимные попы и дворяне показывались в чрезвычайно неприглядном свете…
7 Глава
Дружба Бориса с Ольгой Тэсс рано или поздно должна была привести Нефёдова к жёсткому столкновению с Тюхисом. Артур тоже всерьёз увлёкся миниатюрной брюнеткой и на-стойчиво навязывал ей свою дружбу. Горделивый красавец легко простил себе малодушное бегство от тонущей девушки в истории с неудачным танцем на перилах железнодорожного моста. В то же время он привык всегда получать желаемое и умел ждать…
В конце февраля Тюхис, как член школьного комитета ком-сомола предложил кандидатуру Тэсс на должность Главного редактора школьной стенгазеты. Ольга с энтузиазмом взялась за предложенную работу. Она рассчитывала получить направ-ление Райкома в приёмную комиссию журфака. Вот только непосредственным куратором вновь назначенного Главреда был назначен некто иной, как Тюхис. С ним Тэсс должна была согласовывать все заметки и карикатуры. Поэтому каждую пятницу, когда планировался очередной выпуск газеты, Ольге приходилось до позднего вечера задерживаться с Артуром в школе.
Борис всегда ожидал подругу на улице. В этот вечер он то-же, как обычно караулил Тэсс на гимнастической площадке.
Неожиданно из дверей школы появилась Зинка Васильева. Обычно милое простодушное лицо девушки было перекошено от злости. Увидев Нефёдова, она крикнула:
- Эй, поговорить надо!
Борька соскочил с турника, на котором крутил «солнышко» и вразвалочку подошёл к блондинке. По широким щекам «Ва-силисы Прекрасной» были размазаны слёзы. Зарёванный вид одноклассницы удивил Нефёдова.
- Зин, тебя кто-то обидел? – участливо спросил он.
- Ногу на лестнице подвернула! - буркнула Васильева. – А тебе наша мадам велела передать, чтобы ты в кабинет литера-туры подняться. Ты ей зачем-то срочно понадобился.
Выпалив это, Зинка зарыдала и бросилась прочь от школы. Борька проводил удивлённым взглядом резво убегающую «хромоножку» и отправился искать Тэсс.
Из-за неплотно закрытой двери кабинета литературы, где каждую пятницу готовился очередной номер стенгазеты, доно-сились голоса. Разговор шёл на повышенных тонах.
- Я не собираюсь продолжать этот разговор, мне пора идти. Чувствовалось, что Ольге стоило немалых усилий сохранять спокойствие в складывающейся ситуации. Неприятный ей разговор, судя по всему, начался достаточно давно. Во всяком случае, чем-то глубоко уязвлённый оппонент Тэсс, похоже, намеревался до конца выяснить отношения:
- Ах да, понимаю! – язвительно воскликнул Тюхис. – На улице тебя ждёт верный портфеленосец!!! Послушай, Оль, неужели ты не понимаешь, что дружба с этим начинающим уголовником уже компрометирует тебя. Если же это затянется, то он просто сломает тебе жизнь. Все твои мечты разобьются об этого примитивного типа. Кто-то из великих сказал, что судьба человека, это его характер. Нефёдова же его взбалмош-ный характер может довести лишь до тюрьмы или пьяной лавочки.
- Но именно благодаря его характеру я до сих пор жива – резонно возразила Тэсс. – Будь он осмотрительней и дально-видней, вряд ли прыгнул бы за мной с моста, рискуя жизнью.
- Снова ты об этом нелепом случае – как будто погрустнел Артур.
Возникла пауза, на протяжении которой стоящий в коридо-ре Борька напряжённо ожидал, что его недоброжелатель проти-вопоставит столь разящему аргументу. Фактически Артуру оставалось лишь признать свою слабость и попытаться найти себе какое-нибудь более-менее сносное оправдание. Но Тюхис поразил Нефёдова своей беспринципной изворотливостью. Он принялся убеждённо говорить о том, что, мол, Борьке с высоты было лучше видно, куда именно упала девушка, поэтому Нефё-дов прыгнул именно в нужное место. Он же – Тюхис получил при ударе о воду небольшое сотрясение мозга и временно потерял ориентацию.
- Когда же я немного очухался, то сразу принялся тебя ис-кать, и обязательно нашёл бы, если бы твой нынешний при-ятель не нанёс мне несколько предательских ударов в живот.
У стоящего в коридоре Нефёдова возникло такое ощуще-ние, словно это его внезапно ткнули кулаком в поддых.
- Что ты несёшь?! – возмутилась Тэсс. – Зачем Борьке было тебя бить?
- Хм, не знаю… Наверное ты ему тоже нравишься, и он воспользовался случаем показать себя геройским парнем – предположил Артур, и авторитетно пояснил: – Знаешь, у шпа-ны, с которой он общается, подобные подлые приёмчики в большом ходу.
«Вот сволочь!» - Борька едва сдерживал себя, чтобы немед-ленно не ворваться в класс и не наброситься на поливающего его грязью негодяя. Останавливало его лишь нежелание обна-руживать себя. Не хотелось, чтобы Ольга узнала, что он как шпион стоял за дверью и подслушивал чужой разговор. «Ниче-го, с этим провокатором Артурчиком я после поквитаюсь! - успокаивал себя Нефёдов. – Пускай попробуем мне в глаза повторить свою версию».
Между тем голос Тюхиса наполнился справедливым него-дованием комсомольского вожака:
- И вообще, ты должна многое пересмотреть в своей ны-нешней жизни. Запомни, товарищ Тэсс: советская пресса явля-ется передовой идеологического фронта с капиталистическим окружением. Поэтому в наших газетах и журналах не могут работать люди, маскирующие комсомольским значком свою мещанскую сущность. Ты хоть знаешь, что некоторые девочки зовут тебя «Мадам»?
Тюхис стал говорить о том, что для комсомолки недопусти-мо ходить в кокетливых нэпманских жакетах и юбках, пользо-ваться духами. Действительно, своим внешним видом, манера-ми и полученным дома воспитанием Ольга выделялась из среды одноклассниц. Она была настоящей «белой вороной» и естественно вызывала у менее красивых, тонких и образован-ных сверстниц зависть.
- Учти, Тэсс, у меня появились сведения, что ты носишь це-почку с церковным крестиком. Если ты не снимешь эту попов-скую побрякушку, то вылетишь из комсомола. Это я тебе обе-щаю.
Слова Тюхиса прозвучали почти как приговор. Впрочем, он тут же продемонстрировал, что готов взять девушку под своё персональное покровительство:
- Скажи спасибо, что я притормозил эту информацию. А не то, если бы дело дошло до райкома ВЛКСМ, тебя бы давно вышибли.
Вновь повисла тишина. Борька заволновался: как отреаги-рует Ольга на запугивания этого расчётливого гада? Её журна-листское будущее действительно в какой-то степени оказалась в руках прирождённого интригана.
Из-за двери класса вдруг донёсся какой-то шум. Было по-хоже на то, что девушка порывисто бросилась к выходу, но Артур преградил ей дорогу.
- Я ещё не услышал слов благодарности! – довольно развяз-но заявил Тюхис. Нефёдов бросился на выручку подруге. В это время у дверей класса произошла какая-то шумная возня, за-вершившаяся отчётливым звуком звонкой пощёчины.
При внезапном появлении Нефёдова Артур сразу отступил вглубь класса и встал в боксёрскую стойку. На его лице заигра-ла презрительная улыбка:
- А вот и наш Ромео из подворотни явился! Поди заждался за кулисами своего выхода? Что думаешь делать: утешишь вначале свою Джульетту или сразу вызовешь меня на дуэль?
Борька презрительно сплюнул на ботинок врага и повернул-ся к Ольге:
- Хорошо же ты его припечатала…Просто красиво! Жаль не долговечное клеймо, придется его подретушировать.
На левой щеке смазливого блондина после пощёчины оста-лось красное пятно.
Борька двинулся на противника, глядя Артуру прямо в зрачки. Он почти физически ощущал его страх. Тюхис не мог не понимать, что от его боксёрского искусства сейчас мало проку. Сколько бы раз хорошо тренированный атлет не посы-лал резкими точными ударами своего противника на пол, тот всё равно будет вновь и вновь подниматься, и идти вперёд.
- Я не стану с тобой драться! – вдруг заявил Тюхис и де-монстративно опустил руки. – За драку в школе положено исключение. И вообще настоящий комсомолец не опуститься до кулачных разборок. Если ты что-то имеешь против меня, приходи на собрание ячейки и поднимай вопрос.
Борька торжествующе ухмыльнулся.
- Какой же ты трус! – изумлённо воскликнула Тэсс. Девуш-ка не могла поверить, что молодой человек с таким заоблачным самомнением способен так низко пасть, да ещё на глазах де-вушки.
- Думай обо мне, что хочешь! – пожал плечами Тюхис. Взяв портфель и куртку, он направился к двери, но Борька не соби-рался так просто отпускать клеветника:
- Одну минуточку! - Нефёдов плечом перекрыл противнику выход. – Вначале тебе придётся извиниться, сам знаешь, перед кем. После этого ты честно расскажешь Ольге, как бросил её беспомощной в реке и полным ходом драпанул в сторону бере-га. Уверен, что ты не забыл, как я тогда тебе крикнул: «Где Ольга?», а ты даже не обернулся мне ответить.
Стоящие вплотную друг к другу молодые люди представля-ли собой разительный контраст. Один был выше другого на целую голову, шире в плечах, гораздо лучше одет и привычен к успеху. Зато второй обладал несравнимо большей внутренней силой и потому диктовал условия первому:
- Давай, Артурчик, - сними грех с души.
- Хорошо, если ты настаиваешь, приходи завтра в пять на пустырь за старым немецким кладбищем, там и продолжим разговор, - предложил Артур и попробовал оттеснить Борьку от двери.
- Я же сказал, извинись перед девушкой прямо сейчас! – уг-рожающе повысил голос Нефёдов.
В разговор вмешалась Ольга:
- Пусть он идёт. Не надо никаких извинений…
***
В той подростковой среде, к которой принадлежали Тюхис и Нефёдов, сложилось некое подобие дуэльного кодекса. В случае серьёзного конфликта противники должны были назна-чить место для поединка и явиться туда со своими секунданта-ми.
Правда, в этих джентльменских правилах существовала од-на поправка, которая позволяла при большом желании избег-нуть синяков и ссадин, не потеряв при этом лица. Этой лазей-кой Тюхис и воспользовался.
Когда Борька с двумя приятелями явился на заброшенный пустырь, их там ожидал крайне неприятный сюрприз в лице упитанного здоровяка. Васька по прозвищу «Бегемот» был сыном дворничихи, работающей в том доме, в котором жил Артур. Удачливый сын высокопоставленных родителей имел дальновидный прицел на будущее, когда снизошёл до дружбы с мальчишкой из полуподвальной каморки. Примитивный, но преданный громила был счастлив доказать Артуру на деле свою дружбу. Борька точно не знал, какой раз подряд Васька остаётся на второй год в пятом классе, но физически он был развит лет на восемнадцать.
Как только Нефёдов со своими секундантами появился на месте назначенного поединка, «Бегемот» снял с себя старень-кий пиджачок, тельняшку, и стал играть выпуклыми мышцами торса. Его тело самой природой было предназначено к тяжёло-му физическому труду и жестоким кабацким побоищам.
- Он будет драться за меня, - объявил противнику Тюхис, хозяйски похлопав своего бойца по толстому плечу. Артур торжествовал. И почему ему давно не пришла в голову столь очевидная идея разобраться с надоевшим недомерком свинцо-выми кулаками «Бегемота».
- Это не честно! - запротестовал один из секундантов Нефё-дова. - Они в разных весовых категориях, и ты, Артур, как боксёр, это знаешь.
Борька прервал своего товарища. Он принимал бой. Остава-лось только решить, когда следует прекратить схватку, и кто будет считаться победителем.
- Пусть дерутся до первой крови, - вновь попытался отсто-ять интересы товарища секундант Борьки.
- Не соглашайся, - «Бегемот» выразительно посмотрел на Артура, - я его капитально уделаю - целый год лечиться будет.
В итоге было решено, что схватка будет продолжаться до тех пор, пока один из противников не признает себя побеждён-ным или просто физически не сможет продолжать бой.
Как только назначенный руководить боем парень взмахнул рукой, Васька с разбегу бросился на Нефёдова, надеясь сразу сломать его психологически, сбить с ног и довершить дело ударами сапог по лежащему на земле телу. Борька едва успел отскочить в сторону и размахивающий кулаками «Бегемот» с устрашающим воплем пронёсся мимо. Прямолинейно рубиться со здоровяком было глупо. Нефёдов бы и минуты не выстоял против убойной машины. Его тактика заключалась в том, что-бы вначале основательно измотать более мощного противника.
Борис не слышал обращённых к нему похвальных криков, советов и неодобрительного свиста. Всё его внимание было сконцентрировано только на гоняющейся за ним горе муску-лов. От каких-то ударов Нефёдову удавалось уворачиваться, какие-то его настигали… Несколько раз Борис словно получал кувалдой по голове. Перед глазами вспыхивал сноп искр, земля вдруг начинала уходить из-под ног. Однажды «Бегемоту» удалось поймать вёрткого коротышку за рукав куртки и с раз-маху врезать ему кулаком в правое ухо. После такого попада-ния Борька кубарем покатился в кусты…
Он не сразу нашёл в себе силы подняться. Голосов скло-нившихся над ним друзей долго было не разобрать из-за посто-янного звона в голове и в пострадавшем ухе. Это напоминало затянувшееся печальное пение разорванной струны. Кровь из рассечённой правой брови заливала один глаз.
- С тебя хватит.
Нефёдов, наконец, расслышал сквозь звон в голове обра-щённые к нему слова товарища.
– Ты неплохо отстреливался на отходе, но его толстую шкуру трудно пробить… Я скажу Артуру, что ты не сможешь продолжать бой из-за рассечения.
- Почему же не смогу, - морщась от боли в разбитых губах, улыбнулся товарищу Борька. – Я ещё и не начинал. Это была разминка…
Товарищ осуждающе покачал головой, но отошёл в сторо-ну. Бой возобновился. Почувствовавший своё полное превос-ходство над соперником Бегемот, теперь успевал осыпать потерявшего резвость противника градом тяжёлых ударов и вдобавок ещё играть на публику.
- «Футбол»! – тоном конферансье объявил название номера Васька, и нанёс по голове жертвы серию коротких боковых ударов, так что Борькина голова замоталась из стороны в сто-рону, словно мяч. – «Иван Поддубный на арене» – вновь тор-жественно выкрикнул Бегемот, зажав Нефёдова в стальной обруч своих объятий. Он начал сжимать его так, что у Борьки затрещали рёбра. При этом здоровяк совершенно потерял бди-тельность. Его раскрасневшееся, мокрое от пота, расплывшееся в широкой самодовольной улыбке лицо оказалось так близко, что Борька смог, наконец, нанести ему сокрушительный удар головой в переносицу. Гигант охнул от неожиданности и по-шатнулся. Сжимающие Нефёдова стальные тиски ослабли, и он сразу воспользовался этим для контратаки.
Борис не тратил силы и драгоценные секунды на «правиль-ные» удары. Здесь был не ринг и не рыцарское ристалище. Поэтому секунданты не протестовали, когда приступ страшной боли от полученного удара в пах заставил Ваську с воем сло-житься пополам, а потом рухнуть на колени. Впрочем, Борису пришлось ещё основательно потрудиться, прежде чем Бегемот окончательно оказался поверженным на траву.
Когда всё, наконец, закончилось, обессиленный, перепач-канный грязью и кровью победитель пошатываясь доковылял до лежащей на земле каменной плиты старого надгробия и лёг на неё. Его начало рвать. То же самое происходило с Бегемо-том…
Глава 8
Домой Нефёдова сопровождали друзья-секунданты. Борису было до того худо, что он едва мог перебирать ногами. Факти-чески всю обратную дорогу он провисел на плечах верных приятелей. Борис тоскливо думал о шквале оскорблений и упрёков, который обрушиться на него в квартире Фальманов: «Марго обязательно заведёт любимую пластинку про свою загубленную жизнь и неблагодарного подкидыша, специально делающего всё ей назло. А Яков Давыдович скорее всего про-молчит, но посмотрит так, что сам себе станешь противен». Но ведь надо же было где-то отлежаться и «зализать раны», полу-ченные в схватке с Бегемотом…
Во дворе на скамейке перед домом приёмных родителей Нефёдова появления Бориса ожидала Ольга. Уже давно стем-нело, а знакомый невысокий силуэт всё не появлялся. Девушка с надеждой устремляла взгляд в тёмную глубину проходной арки, едва оттуда доносился звук приближающихся шагов. В эти секунды Ольга начинала проговаривать про себя заранее заготовленные фразы, чтобы как-то оправдать своё присутствие в этот поздний час в Его дворе. Но каждый раз девушку ожида-ло разочарование: очередной прохожий чужой походкой про-ходил мимо, а Бориса всё не было. На сердце Ольги станови-лось всё тревожней.
Нет, про поединок она ничего не знала. Точнее догадыва-лась о чём-то таком, но позволила Нефёдову себя успокоить. Когда накануне вечером после стычки с Тюхисом Борис про-вожал подругу домой, Тэсс спросила его:
- Зачем Артур назначил тебе место для новой встречи?
- Просто надо поговорить… Каяться наверное станет, про-сить мира, - легкомысленным тоном пояснил юноша. - Его тоже можно понять: наедине со мной без свидетелей это будет сделать проще.
- Может тебе всё-таки не стоит туда ходить? Артур уже до-казал, что способен на любую низость.
- Нет, пойду! – отрезал Нефёдов и ободряюще подмигнул своей спутнице. – Надеюсь, тебя устроит заочное извинение этого «богочеловека»?
Ольга осознала свою наивность и глупость, едва поняла, что это Нефёдова несут через двор на руках. Правая часть лица молодого человека превратилась в сплошную гематому, его рубашка и куртка были забрызганы кровью.
Увидев подругу, в печальных глазах которой стоят слёзы, а с побелевших губ готовы были сорваться слова жалости, Борис неожиданно стал рассказывать ей анекдот:
- Девушка спрашивает знакомого парня, у которого вместо рожи окровавленная каша: «Что с тобой случилось, милый?». А он ей философски так отвечает: «Вначале было слово…».
Тэсс постаралась не задавать глупых вопросов, хотя в её го-лове как раз постоянно крутились подобные фразы: «Что слу-чилось?», да «Почему ты меня не послушал?».
Она примерно уже знала от Нефёдова ситуацию в его при-ёмной семье и потому велела его друзьям вести пострадавшего к ней домой.
Мать Ольги оказалась женщиной понятливой и с крепкими нервами.
- Его, что - сшиб грузовик? – довольно хладнокровно поин-тересовалась она у дочери, когда обнаружила в своей прихожей окровавленного молодого человека.
- Нет, мама, его избили…из-за меня.
- Понятно, - одобрительно кивнула высокая статная дама и принялась своими сильными музыкальными пальцами ощупы-вать голову Нефёдова; затем она внимательно заглянула в глаза пострадавшего и заключила:
- Сильный отёк лица, скорее всего сотрясение мозга, но кости черепа целы и это обнадёживает. Ну-ка, господа секун-данты, несите вашего бретёра* на топчан в кабинет моего мужа. Это прямо по коридору, последняя дверь направо. Оленька, готовь таз и бинты. А я позвоню Берту Гансовичу.
Так звали старого доктора - друга семьи Тэсс.
*Задира-дуэлянт.
На топчане Бориса снова стало тяжело рвать, у него раска-лывалась от боли голова.
Вскоре явился седенький доктор в каракулевой шапке-«пирожке», золотых очках, драповом пальто, и в длинном черном старомодном сюртуке, застегнутом на все пуговицы. Такие «мухоморы», не смотря на свой заплесневелый облик, обычно хорошо знали своё дело. И на счастье Нефёдова в Мо-скве конца НЭПа ещё остались подобные частнопрактикующие доктора старой школы. С его появлением Ольга немного успо-коилась, так как почувствовала, что отныне Борис находиться в надёжных руках.
Войдя в комнату, где лежал больной, доктор снял сюртук, оставшись в одном жилете, и засучил по локоть рукава белой шёлковой рубашки.
- Ну-с, сударь мой, - странно захихикал старичок, присажи-ваясь на стул возле кровати Нефёдова, - могу вас успокоить: дело ограничиться моими визитами – судя по вашему герой-скому виду, священник вам на этот раз не понадобиться.
Доктор вытащил из принесённого с собой потёртого сак-вояжа инструменты и приступил к делу. Прищурив один глаз и оттопырив нижнюю губу, он сосредоточенно осмотрел Нефё-дова, послушал с помощью специальной трубы его сердце, посчитал пульс, снова заглянул в глаза пациенту и ощупал голову, сделал укол…
Перед тем как уйти доктор посмотрел сквозь очки на моло-дого человека своими мудрыми стариковскими глазами и, немного подумав, сказал:
- Не сочтите за грубость, голубчик, но я бы посоветовал вам жениться, как можно раньше. У людей вашего телесного и духовного склада есть слишком много шансов уйти в лучший мир в цветущем возрасте, не оставив после себя потомства. Так то вот-с…
***
В Ольгином доме Борис оказался окружён такой заботой, что первое время сильно смущался и никак не мог привыкнуть, что все тут к нему относятся, словно к родному сыну. Мать Ольги сразу же позвонила Фальманам и сообщила, что с их приёмным сыном случился несчастный случай. Она также сумела легко решить вопрос с Яковом Давыдовичем, чтобы мальчик наблюдался опытным врачом у неё на квартире.
Пока Нефёдов мучался от рвоты и сильных головных болей, у его кровати постоянно находилась заботливая сиделка - мать и дочь поочерёдно меняли молодому человеку повязки, поили больного чаем, следили, чтобы в указанное доктором время он не забывал принимать прописанные микстуры.
Таким образом, на какое-то время сирота оказался в центре всеобщего внимания и любви. И мать Ольги – Екатерина Алек-сеевна и её отец – Фома Ильич сразу отнеслись к новому оби-тателю своей квартиры с большой теплотой. Им пришёлся по душе открытый жизнерадостный нрав юноши. Ну и конечно, свою роль сыграли обстоятельства, при которых Борька полу-чил свои ранения. Ведь он пострадал за честь их дочери.
- В нашем роду все женщины хотя бы раз в своей жизни бывали причиной для дуэли, - шутливо рассказывала Борису Ольгина матушка. К этому времени юноше стало значительно лучше, и он вместе со всеми домочадцами проводил вечера в удобном кресле в уютной гостиной.
– Когда я училась на втором курсе Смольного института, мой будущий муж стрелялся из-за меня с одним подпоручиком, кажется артиллерии. Хотя, обычно артеллиристы, головы кото-рых не так горячи, ибо постоянно охлаждаются сухой матема-тической диетой, не столь драчливы. Но то ли этот подпоручик действительно был так сильно в меня влюблён, то ли ему на-скучила его баллистика с механикой, но он всерьёз потребовал от студента удовлетворения и слышать не хотел о примирении.
Голос Екатерины Алексеевны звучал удивительно мело-дично. Временами, по ходу рассказа, она заливалась звонким смехом, ослепительно улыбаясь. Это была женщина той благо-родной красоты, которая позволила бы ей непринуждённо царствовать в аристократических салонах и кружить головы блестящим гвардейцам в мазурочном вихре бальных залов. Но в нынешние времена, когда законодателями мод являлись почти поголовно страдающие отсутствием вкуса жёны крем-лёвских выскочек, с такой внешностью безопаснее всего было пребывать в ранге скромной домохозяйки.
- Служанка одной моей подруги заранее узнала о готовя-щейся дуэли, - продолжала свой рассказ хозяйка дома. – И конечно она из любопытства поехала посмотреть на сиё редкое зрелище, а потом чрез приятельницу этот рассказ дошёл до меня. Стрелялись они естественно на Чёрной речке. Где же ещё?! Ведь там дрались Пушкин и Дантес. Подпоручик прибыл минута в минуту с секундантом и врачом. Господин же студент нанял какого-то пьяного извозчика и тот завёз его в сугробы и высадил в полутора верстах от нужного места. По дороге, бедолага потерял галошу. Он так и предстал перед затянутым в парадный мундир побледневшим подпоручиком – в одной галоше и в плохоньком пальтишке.
По рассказу Екатерины Алексеевны пистолет в руке её бу-дущего мужа разорвался при выстреле. То ли неопытные се-кунданты положили в него слишком большой заряд пороха, то ли купленный в лавке антиквара дуэльный набор за давностью лет утратил работоспособность. Студенту наспех перебинтова-ли платком руку, после чего подпоручик подошёл вплотную к барьеру и долго целился.
- Он бы отменный стрелок и обязательно убил бы меня с такого расстояния наповал, - вступил в Разговор Фома Ильич, - если бы не медальон, который за несколько дней до этого пода-рила мне Катенька.
Фома Ильич снял с шеи и продемонстрировал Нефёдову повреждённый пулей медальон с написанным маслом портре-том юной девицы. Девушка на миниатюрном портрете была как две капли воды похожа на Ольгу.
- Я не знал тогда, что по законам дуэли полагалось предва-рительно снять с себя все посторонние предметы, - благодушно продолжал Фома Ильич. - Когда же секунданты сообщили мне об этом, я тотчас выразил готовность предоставить своему противнику повторный выстрел. Но он оказался человеком не только благородным, но и милосердным. Мы отметили счаст-ливое окончание нашего поединка в ресторане и впоследствии стали друзьями.
- Правда на следующий день у Фомы началось заражение крови из-за несвоевременно оказанной хирургической помощи, и ему чуть не отняли руку, - вновь подхватила нить повество-вания хозяйка. – Но именно благодаря этому увечью его не взяли в армию в 1914 году. А тот подпоручик погиб в первый же год…где-то в Пруссии. Нелепо погиб. Его полк в полный рост пошёл в атаку на немецкие пулемёты и почти полностью был выкошен неприятельским огнём…
Глава 9
В 1931 году в семье Фальманов произошла трагедия. В при-ступе тяжёлой депрессии после затяжной ссоры с мужем Мар-гарита Павловна выстрелила в Якова Давыдовича из его на-градного «Браунинга».
Пока её раненый муж, воя от боли, катался по полу спальни, женщина спокойно надела в другой комнате своё лучшее чёр-ное бархатное платье, прикрепила к груди старинную брилли-антовую брошь, накинула на плечи подаренное супругом к пятнадцатилетию свадьбы шиншилловое манто, и отправилась в элитную парикмахерскую на Кузнецкий мост. Сделав шикар-ную причёску и маникюр, Марго на такси поехала к известному московскому драмтеатру, о работе в котором мечтала со времён своей студенческой юности. Свою смерть несостоявшаяся актриса превратила в публичную драму. Она покончила с собой на глазах многочисленных прохожих – на улице прямо перед входом в театр.
Якова Давыдовича удалось спасти лишь благодаря тому, что выстрел за стенкой услышали соседи и вызвали «неотлож-ку». Потерявшего сознание от большой кровопотери мужчину оперативно доставили в больницу, где ему была сразу сделана операция.
Во время этих событий Бориса не было в квартире. Воз-можно, это спасло ему жизнь, ибо обезумевшая женщина впол-не могла всадить пулю и в ненавистного ей подкидыша…
Нефёдова временно взял к себе старинный друг его отца - Николай Владимирович Латугин. В начале двадцатых после тяжёлой авиакатастрофы ему ампутировали ступни ног. С тех пор Латугин преподавал тактику в серпуховской школе стрель-бы, бомбометания и воздушного боя. А недавно получил на-значение занять ответственную должность в Севморпути.
Лицо Николая Владимировича несло на себе отпечатки не-скольких пережитых аварий. Но рубцы и шрамы не обезобра-зили мужчину, а скорее сделали его облик ещё более мужест-венным и интересным. К тому же с первого же взгляда на вни-мательные, чуть грустные глаза Латугина возникало убежде-ние, что перед вами человек глубоко порядочный, умеющий по-настоящему дружить и любить.
После потери ног бывший комкор ходил широкой раскачи-вающейся матросской походкой. Главком ВВС личным прика-зом разрешил Лагутину носить с гимнастёркой или френчем широкие гражданские брюки на выпуск, чтобы не так заметны были протезы.
Вскоре Николай Владимирович объявил Борису, что дого-ворился с начальником Качинской школы лётчиков - Комбри-гом Ивановым, что тот возьмёт парня к себе в училище, как только ему исполниться 17 лет. А пока Борису предстояло пройти первоначальное обучение лётному мастерству в симфе-ропольском аэроклубе, который фактически являлся подгото-вительным отделением при элитной Качинской краснознамен-ной военной авиационной школе пилотов имени Мясникова.
- Жить будешь в доме инструктора аэроклуба – моего ста-ринного приятеля по Южному фронту, - рассказывал Латугин. – Он будет с тобой заниматься. И если через пять месяцев скажет, что часть отцовского лётного дара перешла и к тебе, то будешь проходить медицинскую комиссию в училище...
***
После разговора с Латугиным Борис помчался на станцию - поделиться своей радостью со Степанычем. Старый машинист с пониманием отнёсся к известию, и всё же по-стариковски проворчал:
- Оно конечно: «Марья Ивановна» супротив аэроплана не потянет… Куда ей – старушке… Скорость у паровоза не та, опять же бегает только по рельсам… А аэроплан, что свободная птица по небу парит.
- Я вот тоже после армии на лётчика выучусь, - мечтательно заявил кочегар Никита.
- Осади, мазутная твоя душа! – мрачно цыкнул на помощ-ника машинист. – Кто же на чугунке останется работать, если все среди архангелов подадутся летать. Да и какой из тебя авиатор, Никитка, если тебя после десяти часов мотания в машине на твердой почве качает, як моряка после сильной качки. Ты себя с Борькой не ровняй. У него вон даже прозвище с авиационным уклоном - «парашютист». Он отцовское ремес-ло продолжать будет, а у тебя родитель всю жизнь в артелях грузчиков шабашил…
Разговор происходил поздно вечером в столовой локомо-тивных бригад. Чинно входили и выходили вернувшиеся из рейса машинисты. Каждая бригада садилась за свой стол. Ус-тавшие люди ели молча или перебрасываясь короткими лако-ничными репликами. За долгую дорогу всё меж ними было переговорено…
Собеседники Бориса тоже сильно вымотались за долгую смену и гнали сон крепким горячим чаем из потных стаканов. Глядя на окружающие его усталые, перепачканные лица, Нефё-дову вдруг стало немного жаль, что он больше не будет при-надлежать этому простому, мужественному миру, который успел стать ему родным. Перед глазами юноши встали только что виденные им по дороге сюда возле депо ночные силуэты паровозов со строго горящими фонарями.
Борис вспомнил пережитый восторг, когда маневровка впервые подчинилась ему. Из её трубы вырывался густой се-рый дым, в топке бушевала огненная буря. Борис то и дело отрывался от окна, чтобы выслушать наставление мастера и бросить удовлетворённый взгляд на взмокшего от пота помощ-ника в кепке и резиновых очках, похожего в яростном свете на сталевара, который старался обеспечить ему – Нефёдову рабо-чее давление пара.
«А может, ну его училище? – вдруг возникла в голове Бо-риса крамольная мысль. – Остаться при паровозах и точка. Зачем куда-то ехать - ловить быстрокрылую синицу мечты, если вот оно счастье и призвание в руках». На какие-то секун-ды такое решение показалась молодому человеку простым и наилучшим выбором. Но потом Борис представил разочарова-ние и отчуждение в воспалённых от усталости глазах старого машиниста, простодушное удивление Никиты. Для них он уже был лётчик, небожитель, избранник судьбы. Да и Латугину язык не повернется сказать, что, мол, извини, передумал при-нимать твою помощь.
Наконец, Ольге как объяснить, что высокую мечту о полё-тах поменял на скромную романтику чугунки. «Нет! Решено: буду как отец» – подвёл жирную черту под сомнениями Нефё-дов. Если в локомотивную столовку он входил ещё наполовину членом братства железнодорожников, то снова на улицу вышел человеком, окончательно перевернувшим важную страницу своей судьбы.
10 Глава
На симферопольском железнодорожном вокзале приехав-шего московским поездом Бориса встретил инструктор местно-го аэроклуба Степан Сергеевич Лапатуха. Внешне этот соро-кадвухлетний мужчина совсем не походил на лётчика.
Выйдя из вагона на перрон, Нефёдов некоторое время пы-тался угадать в толпе встречающих того самого виртуоза выс-шего пилотажа, о котором ему столько рассказывал Латугин. Юноша представлял его себе высоким, спортивным красавцем с самоуверенным весёлым взглядом. И совершенно растерялся, когда к нему вдруг подошёл сутулый невзрачный мужичок с застенчивыми глазами и тихим, отнюдь не командным голосом. Впрочем, разочарование в наставнике сразу прошло, как только Борис увидел своего инструктора в его родной стихии.
Уже на следующий день после приезда Нефёдова Лапатуха повёл его в аэроклуб. Вначале Бориса удивило, что местные курсанты смотрят на его спутника, как на бога, жадно ловят каждое его слово и с энтузиазмом бросаются выполнять все распоряжения инструктора. Но затем начались полёты, и Лапа-туха сразу преобразился. Скромный серый человек куда-то исчез, его место занял Мастер с властным, горячим нравом. Когда кто-то из вылетевших в самостоятельный полёт курсан-тов неаккуратно сажал машину, Лапатуха начинал ругаться и даже в приступе гнева сломал сигнальный флажок. А когда девушка-учлёт* при посадке сделала «козла»;, обычно застен-чивые серые глаза инструктора налились неуёмной яростью. Пока виновница находилась в самолёте, Лапатуха начал выска-зывать все свои претензии рядом стоящему курсанту, обраща-ясь к нему на «вы» и по имени отчеству, чего обычно никогда не делал.
*Лётчик-ученик.
;При посадке самолёт слишком сильно ударился колёсами шасси о землю и подскочил.
В конце концов, инструктор бросился к зарулившему на стоянку самолёту. Ничего, не сказав вылезшей из кабины с виноватым видом девушке, он снова запустил двигатель и пошёл на взлёт. Вначале инструктор несколько раз филигранно выполнил посадку, приземляясь на «три точки»; точно возле посадочной разметки. Затем начал крутить сложнейшие фигу-ры высшего пилотажа всего в нескольких метрах от земли. Затаив дыхание, Борис с восторгом наблюдал, как самолёт, едва не задевая крыльями траву, выполняет петли и перевороты. В качестве финального аккорда показательного урока Лапатуха выполнил свой коронный номер – на большой скорости прошёл в перевёрнутом положении - вверх колёсами всего в трёх мет-рах над головами курсантов.
;Имеются в виду три колёса самолёта.
- Хотите летать также? - поинтересовался после приземле-ния у окруживших его восхищённых ребят инструктор. Все дружно выразили такое желание.
- Тогда учитесь строго выполнять азы лётной программы. Потом, в бою вам будет не до академической точности. Там некогда следить за приборами и заботиться о том, чтобы боевой разворот вышел точно, как прописано в учебнике. Чтобы уце-леть, необходимо постоянно следить за товарищами и против-ником, а пилотировать «на автомате». Но чтобы освободить голову для боя, у вас не должно быть проблем с управлением самолётом.
***
Борис был зачислен в группу первоначального лётного обу-чения. Первые полтора месяца занятия проходили только в классах. Курсанты аэроклуба изучали материальную часть самолёта У-1, аэродинамику, тактику воздушного боя, метео-рологию.
Затем по программе надо было выполнить два прыжка с па-рашютом. Это было испытание для людей с крепкими нервами. Для прыжков использовался всё тот же двухместный учебно-тренировочный У-1. Курсант с надетым парашютом садился в переднюю кабину, самолёт набирал высоту. Надо было по команде инструктора, вылезти на крыло, и, сильно оттолкнув-шись, прыгнуть. Причём автоматикой принудительного рас-крытия парашюты оборудованы не были, так что курсант дол-жен был сохранять достаточно самообладания, чтобы в нужный момент дёрнуть за вытяжное кольцо. Несколько ребят из их группы так и не сумели перебороть свой страх, и им пришлось распрощаться с мечтой о небе.
И вот начались полёты. Борис до мельчайших подробностей помнил тот день. Стояла прекрасная безоблачная и безветрен-ная погода. Ярко светило солнце. Авиаторы в таких случаях говорят: «Погода миллион на миллион».
Курсанты выстроены в шеренгу. Инструктор обходит строй, выбирая кандидата на первый ознакомительный полёт. Вот он останавливается напротив Бориса и командует:
- Во вторую кабину, марш!
Взволнованный юноша бросается к самолёту, чувствуя спи-ной завистливые взгляды остающихся на земле ребят. Забрав-шись в кабину, начинает торопливо пристёгивать ремни, искать глазами, куда присоединить шланг переговорного аппарата. Но замки почему-то отказываются срабатывать, а хорошо освоен-ная в учебном классе кабина кажется незнакомой. Спина стано-виться мокрой от пота. «Только спокойно! Главное не спешить, чтобы ничего не напутать» - заклинает себя Борис, боясь, что за какую-нибудь оплошность суровый Лапатуха передумает брать его с собой.
Легко вскочив на крыло, инструктор бросает оценивающий взгляд в курсантскую кабину:
- Готов?
Борис утвердительно кивает головой, стараясь ничем не вы-дать охватившего его волнения. Хотя в голове теснятся тре-вожные мысли: Как встретит его небо? Не поймёт ли он, что совершенно не способен к полётам.
Когда-то отец рассказывал Борису, что высший пилотаж только с земли выглядит красиво, на самом же деле человече-ское тело не приспособлено природой к кувырканию между небом и землёй. И только очень немногим представителям Homo sapiens дана способность адаптироваться к лётным пере-грузкам…
Прогрев мотор, Лапатуха показывает рукой механику, что-бы тот убрал из-под колёс тормозные колодки. Покачиваясь на бегу, машина катится к стартовым флажкам. Борис видит стол-пившихся на краю взлётно-посадочной полосы ребят. Многие ободряюще машут ему. Но Нефёдов так напряжён и сконцен-трирован на предстоящем самом важном в своей жизни испы-тании, что с трудом изображает на лице некое подобие улыбки и отвечает на пожелание удачи коротким нервным жестом.
Следует стремительный разбег и вот оно - незнакомое чув-ство полёта. Трава взлётной полосы, белые постройки аэроклу-ба проваливаются под крыло. Самолёт набирает высоту 300 метров, забирается на 1000. Стрелка высотомера продолжает ползти по циферблату, пока не останавливается возле отметки 2000. Здесь однообразный гул мотора воспринимается иначе, словно он звучит посреди торжественного пустынного безмол-вия. В переговорном устройстве раздаётся голос инструктора:
- Держись за ручку управления и смотри, как я буду пило-тировать.
Вспотевшими от напряжения ладонями Борис берёт штур-вал. Словно пробуя курсанта на прочность, инструктор делает энергичный крен. Нефёдов чувствует, как кровь из ног устрем-ляется в голову. Возникает незнакомое – не слишком приятное, хотя, впрочем, вполне терпимое чувство дискомфорта. Машина начинает заваливаться на крыло, готовясь перевернуться. Лапа-туха обрушивает самолёт в стремительное пике. И тут же начи-нается каскад фигур высшего пилотажа: боевые развороты, виражи, горки. Временами у Нефёдова темнеет в глазах от перегрузок, и, тем не менее, его охватывает восторг. Сразу проходит напряжение и страх. После петли Нестерова Борис даже начинает петь. Лётчик одобрительно смотрит на него в зеркальце заднего вида…
Вечером по дороге домой Лапатуха признался Борису, что специально, в виде исключения устроил ему в первом же вы-возном вылете жёсткий экзамен с воздушной акробатикой, так как до сегодняшнего дня сомневался, выйдет ли из «московско-го мальчика» толк:
- Ты уж извини меня за прямоту, но не очень-то я верю в наследственность в нашем ремесле. Но ты, парень, ничего, - не без способностей.
С этого дня инструктор стал всерьёз заниматься с Борисом. Каждый день начинался в половине пятого утра. Быстро одев-шись, они выходили во двор маленького аккуратного домика, делали гимнастику. Разогретые и окончательно проснувшиеся бежали к морю: полчаса плавали. После физподготовки начи-налось самое главное – наземная отработка техники пилотиро-вания самолёта. Со стороны такие уроки могли показаться странным колдовским танцем: взрослый мужчина и юноша гуськом перемещались друг за другом по песчаному пляжу, причём молодой «танцор» тщательно повторял за старшим «шаманом» все его замысловатые «па».
- Выполняя переворот, энергичней работай педалями и руч-кой, - с помощью воображаемых органов управления самолё-том Лапатуха показывал, как именно необходимо выполнять такой манёвр. Борис старательно копировал действия настав-ника, добиваясь нужной координации и чёткости движений…
Иногда такие «авиационные» уроки заменялись боксёрски-ми спаррингами. Инструктор оказался отличным боксёром. Легко передвигаясь на мягких ногах, он наносил Борису болез-ненные серии ударов. Когда молодой человек кривился от боли, или пытался переждать, пока восстановиться дыхание после пропущенного в солнечное сплетение сильного оперко-та*, инструктор продолжал колотить его тяжёлыми дробными ударными очередями, приговаривая:
- Вот тебе наука! Учись терпеть, салага. Двигайся через «не могу»… Это всего лишь кожаные перчатки, а в бою за ошибку в маневрировании получишь свинцовым горохом и стальными осколками. Запомни: это раненный пехотинец может вжаться в траву, заползти в какую-нибудь воронку и там дожидаться медсестру. А лётчик, пуская кровавые пузыри и запихивая кишки обратно в разорванное брюхо, должен ещё успеть вы-браться из кувыркающегося горящего самолёта, и не потерять сознание пока не раскроется парашют…
* Классический боксёрский удар снизу-вверх.
Ещё умом не понимая своей избранности, Борис инстинк-тивно почувствовал в новом опекуне - Мастера, каждое слово и жест которого необходимо впитывать жадной губкой. Даже сидя за столом после окончания очередного утреннего урока Борис внимательно следил за тем, как хозяин дома ласково и даже как будто боязливо разговаривает со своей властной супругой, принимая у неё стакан молока и тарелку с супом, как неторопливо и обстоятельно ест.
Постепенно Нефёдов начал понимать, что внешняя мяг-кость и застенчивость учителя каким-то образом взаимосвяза-ны и дополняют его взрывной темперамент. Словно мотор истребителя, который большую часть полёта работает в штат-ном режиме и только в бою используется на максимальных оборотах форсажа, этот спокойный в быту человек тоже умел в нужный момент выплеснуть накопленный энергетический потенциал.
Пройдёт совсем немного времени, и Борис осознает, как фантастически ему повезло с первым учителем. Бывший шеф-пилот крупного авиационного завода, ушедший с испытатель-ной работы из-за ссоры с начальством, Степан Лапатуха обла-дал феноменальным лётным талантом. Несмотря на свою суту-лость, какую-то внешнюю нескладность, а может быть именно благодаря ей, он физически был «сконструирован» природой таким образом, что оказавшись в кабине самолёта фактически становился естественным продолжением его механизмов.
***
По договорённости с начальником аэроклуба Лапатуха до-полнительно занимался с Борисом по индивидуальной про-грамме. Летали они очень много. Уже через полтора месяца такого интенсивного тренинга Степан Сергеевич добился, чтобы Нефёдову разрешили первый самостоятельный полёт. На инструкторское место «посадили» «Иван Иваныча» - мешок с песком - для правильной центровки самолёта. Лапатуха дал последние наставления Борису. Перед тем, как спрыгнуть с крыла на землю наставник неожиданно предупредил сидящего в кабине Нефёдова, чтобы тот был максимально внимателен и не торопился, ибо за его полётом будет наблюдать начальник аэроклуба и специально приглашённый Лапатухой представи-тель приёмной комиссии лётного училища.
В отличие от своего первого полёта на этот раз Борис почти не волновался. Во время совместных с Лапатухой тренировок на У-1 ему неоднократно приходилось по команде инструктора брать управление машиной на себя. Необходимо было просто забыть, что в передней кабине вместо опытного лётчика «си-дит» «Иван Иваныч» и полностью сосредоточиться на прибор-ной доске и системе управления самолётом. Борис чётко произ-вёл взлёт, набрал высоту и выполнил первый разворот. С само-го начала возникла убеждённость в том, что машина у него в руках – идёт устойчиво, хорошо слушается рулей. Почувство-вав, что у него всё получается, дальше Борис уже действовал совершенно спокойно, как учил его Мастер…
И вот все элементы учебного задания выполнены, и самолёт начинает снижаться. Борис уменьшил скорость и прицелился к выложенным на земле в виде буквы «Т» посадочным знакам. «Кукурузник» коснулся земли сразу тремя колёсами.
На пробеге из кабины Борис видел, как знакомая девушка из его учебной группы с улыбкой показывает ему большой палец, мол, молодец, полёт выполнил хорошо.
Когда самолёт зарулил на стоянку, на крыло поднялся до-вольный Лапатуха. Не сдерживая эмоций, он обнял Бориса:
- Молодчина! Чисто слетал, не подвёл учителя. Ни одной помарки в задании. Поздравляю!
Оказалось, что приглашённый понаблюдать за полётом перспективного аэроклубовца представитель из Качи, согла-сился в виде исключения допустить Нефёдова посреди учебно-го года до отборочной медкомиссии.
***
Борис не ожидал, что ему так легко удастся попасть в число курсантов самого привилегированного военного училища страны. Ведь в Каче учились даже дети кремлёвских вождей. Борис легко прошёл врачебное сито. А тест, который ему уст-роил невропатолог, даже показался забавным приключением. Пока врач разговаривал с Борисом, к Нефёдову со спины не-слышно подкрался его ассистент и оглушительно выстрелил над головой юноши из огромного циркового револьвера холо-стым патроном. Из такого оружия принято пугать вышедших из-под контроля дрессировщика тигров и львов.
Но Борис даже не вздрогнул, только удивлённо обернулся на стрелка.
- Наш человек! – удовлетворённо прокомментировал сидя-щий напротив Нефёдова врач. Он многозначительно перегля-нулся со своим помощником, затем что-то быстро записал в медицинской карточке кандидата. Когда молодой человек вышел из кабинета, оба медиками посмотрели ему вслед, и один уважительно сказал другому:
- С такими отменными рефлексами и стальными струнами вместо нервов парень пришёл точно по адресу.
- Что тут скажешь - лётчик об Бога! – развёл руками врач.
***
Как только Борис приступил к учебным полётам, всем сразу стало ясно, что в училище появился курсант с феноменальными данными. Начальник училища комбриг Иванов, будучи сам в недавнем прошлом неплохим лётчиком, делал всё, чтобы никто из его подчинённых не загубил талант самородка требованиями летать строго по программе.
После нескольких полётов с инструктором Нефёдова стали одного выпускать в зону. Освоение сложнейших фигур высше-го пилотажа давалось Борису с удивительной легкостью. Чтобы сохранять ощущение новизны приходилось постоянно услож-нять уже изученные фигуры, далеко выходя за рамки школьной программы. В конце концов, в один прекрасный день мальчиш-ка неожиданно для всех сумел по всем статьям переиграть в учебном бою сорокалетнего инструктора с многолетним ста-жем лётной работы. В завершении учебного поединка Нефёдов прижал инструкторский истребитель к земле и заставил его совершить посадку.
У выбравшегося из самолёта усатого лётчика было красное потрясённое лицо. Взрослый мужчина едва сдерживал слёзы и крыл матом молокососа, затеявшего с ним издевательскую игру на глазах у всего аэродрома. Когда об этом рассказали Нефёдо-ву, он только пожал плечами:
- Я готов пропускать старших в столовку и отдавать им честь при встрече, но в бою никаких скидок на возраст быть не может…
Когда курсанты выпускного курса начали тренировки по воздушной стрельбе Нефёдова тоже допустили до этих занятий. И первокурсник вновь поразил всех, на этот раз снайперскими задатками. Конус-мишень для стрельбы тащил за собой на длинном тросе инструкторский самолёт. Звено из трёх учебных истребителей, пилотируемых курсантами, заняло позицию для атаки позади и выше буксировщика. Чуть в стороне находился инспекторский Р-5 с начальником училища и его заместителем по лётной подготовке.
На учебную цель курсанты заходили поочерёдно, стреляя из пулемётов ПВ-1* пулями разного цвета. После того, как отстрелялись его товарищи по группе, Борис неожиданно для всех вдруг выкинул очередной «номер». Он перевернул свой самолёт кверху колёсами и в таком положении зашёл на цель. Борис стрелял, как опытный охотник – навскидку, - целясь и нажимая на гашетку одновременно и без малейшего напряже-ния - играючи. Научить такому способу стрельбы практически невозможно, для этого надо родиться истребителем…
Когда потом - на земле стали считать попадания, выясни-лось, что больше всего дырок в конусе наделал курсант, кото-рого товарищи за своенравный характер прозвали «анархи-стом».
*Авиационный вариант пулемёта «Максим», устанавливае-мый в тридцатые годы в развале цилиндров самолётов типа «Р-5».
После каждого такого подвига Нефёдов на несколько дней попадал на гауптвахту или назначался дежурным по кухне. Другой бы командир давно уж выгнал хулигана, но комбриг берёг перспективного парня, впрочем, отлично понимая, как нелегко ему придётся с таким характером после выпуска из училища в обычной строевой части.
***
Во время полётов курсанты жили в палатках в 18 километ-ров от Качи на берегу моря. Борис вполне был бы удовлетворён и счастлив своей жизнью, если бы не странное сладкое томле-ние в груди при виде местных девушек в лёгких светлых плать-ях. Казалось, любовные флюиды были разлиты в самом южном воздухе. Вечерами в палатке он долго не мог заснуть, вспоми-ная игривые взгляды, которые бросали на возвращающихся с аэродрома курсантов смуглые нимфы. И конечно, в такие ми-нуты Борис вспоминал оставшуюся в Москве Ольгу…
Тэсс как будто почувствовала из Москвы эти его мысли. Она уговорила мать провести две курортных недели в малень-ком городке под Бахчисараем. Борис узнал, что его разыскивает старая знакомая из Москвы от Лапатухи, который однажды заехал его навестить.
Этим же вечером после отбоя Нефёдов самовольно сбежал в город. До Качи он добрался на попутной колхозной полутор-ке*. Быстро отыскал дом, в котором сняли комнату приезжие москвички. Увидев его, Ольга сразу бросилась Нефёдову на шею. Они так соскучились друг по другу, что не сговаривались, одновременно и совсем естественно преодолели ту психологи-ческую дистанцию, которая ещё существовала между ними до отъезда Нефёдова из Москвы.
* Грузовой автомобиль ГАЗ-АА.
Влюблённые гуляли по вечерним аллеям городского парка культуры. Тэсс страшно забавляло, когда им приходилась прятаться за деревьями от проходящих мимо военных патру-лей. Потом они долго любовались на опускающийся в море большой красный диск солнца.
Здесь на берегу моря Борис впервые поцеловал Ольгу. Её губы оказались тёплыми и податливыми. В ответ на его объя-тия девушка доверчиво положила руки ему на плечи. Они долго стояли, обнявшись, волны пробоя ласкали их голые ноги. Вдруг Нефёдов схватил Тэсс за руку и решительно потянул за собой.
- Пойдём! Быстрее!!!
- Куда ты меня тащишь? – со смехом спросила она. – Знаю я тебя: наверное, пришла в голову очередная сумасбродная идея.
- Не задавай лишних вопросов. Учти, будешь упираться, - украду! – шутливо предупредил юноша.
Разбитый телегами просёлок тянулся вдоль виноградников и фруктовых садов, и уходил к далёким лесистым холмам. Борис чувствовал себя пьяным от счастья: он держал в своей руке нежную ладонь возлюбленной, молол ей всякий вздор, получая за это в качестве щедрой награды звонкий чистый смех самого прекрасного в мире создания.
Старая армянская церковь на краю леса показалась в свете луны молодым людям средневековым крепостным фортом. Стены здания были сложены из грубого белого камня, узкие маленькие окошки больше напоминали бойницы. Это был один из немногих действующих храмов, который местные борцы с религией ещё не успели превратить в склад или свинарник.
Нефёдову пришлось не менее получаса барабанить кулаком по железной кованой двери, прежде чем им открыли. Длинно-бородый старик оглядел недовольным видом ночных визитёров и грозно осведомился, что им угодно.
- Мы желаем обручиться, святой отец – выпалил Борис и, взглянув на свою изумлённую спутницу, вытащил из кармана и протянул священнику два кольца, заранее сплетённые им из проволоки.
- Извините, но других у нас нет.
Старик покачал головой, вздохнул, но посторонился, про-пуская пару внутрь. Он сразу понял, почему эти двое молодых людей явно комсомольского возраста пришли к нему тайно под покровом ночи. И потому больше не задавал не относящихся к делу вопросов…
Проводив Ольгу домой, Борис поспешил к шоссе, ведущему из города, чтобы вновь попытаться поймать попутку. До подъ-ёма в тренировочном лагере оставалось чуть более двух часов. Надо было постараться успеть занять своё место в палатке до того, как запоёт труба горниста. Но как назло первая же оста-новившаяся возле Нефёдова машина оказалась военной. Вы-шедший из её кабины строгий командир потребовал у курсанта увольнительное предписание. Так самоволка закончилась гар-низонной гауптвахтой…
***
Что же мне с тобой делать, гений? – напрямик поинтересо-вался у Бориса комбриг.
Разговор происходил в кабинете начальника училища.
- Выгнать тебя нельзя: для армии ты человек полезный, - вслух размышлял начальник. – Но и оставлять тебя далее в училище я не могу. Летаешь ты уже лучше многих моих инст-рукторов, а своими регулярными «залётами» всю дисциплинку мне вот-вот развалишь. Ещё чего доброго остальные курсанты с тебя начнут пример брать! Не-ет! Пускай тебя в войсках воспитывают, там порядки пожёстче, чем у нас. Быстро твой гусарский норов обломают, Анархист!
Глава 11
Армейская жизнь младшего военного лётчика Бориса Не-фёдова начиналась крайне неудачно. Командир истребительно-го авиационного полка, в который он был распределён из Качи, дотошно следовал инструкциям командования ВВС РККА: всячески бороться с аварийностью, а также с перерасходом горючего и боеприпасов. На практике это выражалось в том, что полк, считавшийся одним из лучших в Западном особом военном округе, тем не менее, летал крайне мало; учебные стрельбы вообще проводились не чаще двух раз в год. Сам Командующий авиацией округа запретил своим приказом тренировки на высший пилотаж во вверенных ему частях – «во избежание поломки авиационной техники и тяжёлых лётных происшествий». Большую часть служебного времени лётчики занимались строевой и политической подготовкой.
Естественно, что Борис не мог вписаться в такую скучную жизнь. За самодеятельность в воздухе он регулярно получал от начальства взыскания, попадал на гауптвахту. Командование полка не хотело понимать, что имеет дело не с обычным лётчи-ком, а с художником-новатором, нуждающимся в постоянных экспериментах и открытиях.
К примеру, когда выяснилось, что большинство его това-рищей-лётчиков не умеют сажать самолёт с выключённым мотором, Борис, заходя однажды на посадку, заглушил двига-тель, и мягко, даже нежно посадил машину. Затем ему вздума-лось отработать посадку с невышедшей «ногой» правого шас-си…
Ещё неделю спустя экспериментатора занял вопрос: почему в соседнем полку недавно погиб лётчик, самолёт которого внезапно вошёл в перевёрнутый штопор, то есть оказался в положении колёсами вверх? Борис придумал, как бороться со смертельным падением методом «замедленной полубочки». Сначала он неторопливо и плавно заваливал истребитель на крыло, потом, перевернувшись на спину, некоторое время удерживал самолёт в таком положении, после чего плавно возвращался в обычный горизонтальный полёт…
Каждый раз подобные самодеятельные фокусы Борис выки-дывал, имея стандартное задание на ориентировку или неслож-ный полёт в составе звена.
- Не могу я на трамвае ездить, - виновато вздыхал на оче-редном разборе полётов в штабе полка Нефёдов. – Скучно…
В конце концов, командир отстранил строптивого подчи-нённого от полётов - на неопределённый срок.
От скуки Борис стал позволять себе манкировать службой. Например, мог не явиться на утреннее построение личного состава части, отсыпаясь после бессонной ночи, проведённой за карточным столом в компании тёмных личностей. В располо-женном поблизости от аэродрома городке Нефёдова быстро узнали, как завсегдатая злачных мест. В конце концов, коман-дир полка решил отдать неуправляемого подчинённого под суд. Впереди замаячило позорное лишение воинского звания и возможно лагерный срок.
О том, что к ожидаемому приезду представительной деле-гации из Москвы готовиться показательная программа полётов Борис узнал, сидя в очередной раз на полковой «губе». Он понимал, что кроме него никому из сослуживцев не под силу устроить для заезжего начальства по-настоящему впечатляю-щую «показуху». Но кто доверит представлять часть арестан-ту?! И всё-таки Борис настороженно ждал. И предчувствие его не обмануло. Накануне приезда столичной инспекции Нефёдо-ва освободили из-под ареста.
- Ну, хулиган, дождался ты своего часа, - объявил Нефёдову полковой комиссар. – Есть приказ назначить тебя завтра в полёт для свободной демонстрации фигур высшего пилотажа.
Видя, как в глазах молодого пилота заплясали озорные бе-сенята, политработник строго предупредил:
- Только не зарывайся! А то ведь я тебя знаю, Анархист: те-бе только дай немного свободы, так по крышам ходить нач-нёшь, в окна заглядывать, винтом траву косить! Запомни, Не-фёдов, ты представляешь весь наш полк и округ…
Не ограниченный никакими предписаниями полёт! Борис знал, что с земли на него сморят прославленные герои Граж-данской войны - Будённый, Ворошилов, Тухачевский. Истре-битель серебряной каплей кувыркался в пронзительной синеве неба, выполняя сложнейшие фигуры высшего пилотажа – перевороты, петли, виражи, бочки, боевые развороты. С кончи-ков его крыльев срывались белые полосы воздушных завихре-ний.
Наблюдая с земли в бинокль, как крошечный самолёт неис-товствует в прозрачной недосягаемой высоте, Главный инспек-тор ВВС удивлённо обернулся на командира полка:
- Разве на самолёты этого типа есть приказ устанавливать кислородное оборудование?
Командир полка замялся, не зная, что ответить. Он опасался признаваться высокому столичному начальству, что выбран-ный им для демонстрационного полёта лётчик вопреки всем инструкциям и наставлениям полез без кислородной маски крутить воздушную акробатику на высоту семь километров, - туда, где обычный человек и без перегрузок быстро потеряет сознание.
- Да не робей ты! – не дождавшись ответа командира части, довольно пробасил инспектор. – Победителей не судят… Объя-ви своему инженеру благодарность за экспериментальную установку на данный тип самолёта кислородного оборудова-ния.
Московскому гостю и в голову не могло прийти, что вы-полнивший без паузы на запредельной высоте сорок фигур подряд пилот выдержал такое нечеловеческое испытание, вдыхая сильно разряженный воздух…
Накануне важного полёта Борис отлично выспался и пребы-вал в самом подходящем настроении. При выполнении верти-кального пилотажа перед его глазами вращалась вся Вселенная: земля, горизонт, небо, снова земля, то исчезали, то появлялись вновь. В его власти было заставить их меняться местами в любом порядке. Иногда от сильного давления у лётчика темне-ло в глазах. Бывали моменты невесомости, когда Борис словно растворялся в воздухе, переставал чувствовать собственное тело, повисая на привязных ремнях. Вращающаяся Вселенная будто застывала. Но вот мягкое движение ручкой и Борис летит головой вниз с многокилометровой горы, не чувствуя под собой сиденья...
Открутив программу на 7000 метрах, Нефёдов опустился «этажом ниже», и занялся воздушным цирком на 5000 метрах. Затем он спикировал с высоты к самой земле, и, будто заигры-вая с нею, чуть не задевая её крылом самолёта в двойных и учетверённых переворотах, начал резвиться, словно стриж в хорошую погоду. А ведь Борису был отдан строгий приказ: не снижаться ниже пятисот метров.
Выполняя эластично-мягкие замедленные перевороты на такой высоте, Нефёдов сильно рисковал. Теряя подъёмную силу во время замедленной бочки, самолёт обычно начинал проваливаться, а мотор в перевёрнутом положении оказывался на «голодном пайке», получая меньше топлива, и норовил заглохнуть. Фокус заключался в том, чтобы не воткнуться в землю, а особый смак такому «балансированию над пропа-стью» придавало то, что можно было после посадки угодить под суд.
В заключение программы Борис свечой ввинтил свой ис-требитель ввысь, перевернул его, выполнил петлю и, оглушая зрителей рёвом своего мотора, пошёл в пяти метрах над землей поперёк аэродрома.
Неожиданно над самой травой самолёт попал в полосу под-нимающегося от нагретой солнцем земли тёплого воздуха, мотор натужно взревел, машину резко бросило в сторону. Нос истребителя неожиданно задрался вверх. Самолёт начал зава-ливаться на крыло. Ещё чуть-чуть и он сомнётся, словно кар-тонный при столкновении с землёй и исчезнет в облаке пыли.
Другой пилот в такой ситуации наверняка растерялся бы, начал суетиться и через пару секунд оказался бы погребённым под обломками собственной машины. Зато Нефёдов даже в обстановке, когда счёт шёл на доли секунды, не утратил хлад-нокровия. Он мгновенно парировал начавшееся гибельное вращение машины ручкой, а педалями постарался удержать носовую часть самолёта в поднятом положении. Необходимо было любой ценой сохранить спасительный угол атаки, не лишив крылья подъёмной силы. Борис начал одной рукой аккуратно забирать ручку управления на себя, одновременно другой рукой плавно прибавляя газу, чтобы не дать мотору заглохнуть. Постепенно контроль над машиной удалось вос-становить и уйти подальше от опасной земли…
Наблюдавшие за полётом высшие чины Красной армии так и не поняли, что, стремясь произвести на важную публику максимальное впечатление, лётчик чуть не разбился на их глазах. Высокопоставленные зрители были уверены, что опас-ный трюк с зависанием у самой земли был специально задуман и хорошо отрепетирован молодым асом. Даже авиационное начальство на время словно забыло о своих запретах строевым лётчикам заниматься отработкой высшего пилотажа. Для Рос-сии всегда являлось обычной практикой выпускать какой-то драконовский закон и одновременно закрывать глаза на тех, кто его успешно нарушает в угоду властям - победителей у нас не судят.
Со счастливой улыбкой Борис принимал похвалы окру-живших его плотным кольцом зрителей. Когда к нему вдруг обратился человек, чьё лицо каждому гражданину СССР было хорошо знакомо по растиражированным миллионами экземп-ляров плакатам, хладнокровный лётчик на некоторое время даже лишился дара речи.
- Сколько вам лет, товарищ?
Услышав ответ, Ворошилов обратился к черноволосому мужчине с голубыми петлицами комкора авиации:
- Если у тебя мальчишки так летают, то за господство в воз-духе в будущей войне можно не волноваться.
За блестящий полёт Нефёдов удостоился личной благодар-ности и ценного подарка от самого Заместителя Наркомы обо-роны Климента Ворошилова. Специальным приказом коман-дующего округа Борис был направлен на Липецкие курсы командиров эскадрилий.
12 Глава
С середины 1920-х годов на базе Липецкого учебного цен-тра ВВС РККА действовала немецкая авиационная школа. Её существование было нелегальным, так как по условиям Версальского мирного договора Германии было запрещено иметь и развивать военную авиацию;. Но советское правитель-ство в рамках секретного соглашения о военно-техническом сотрудничестве разрешило дружественной в ту пору стране готовить лётные кадры для зарождающихся Люфтваффе* на территории СССР...
* Германские Военно-воздушные силы времён «Третьего Рейха».
; Такова была расплата кайзеровской Германии за пораже-ние в Первой мировой войне.
Некоторых советских лётчиков-курсантов, прибывших в Липецк на курсы командиров эскадрилий, назначали в обуче-ние к немецким инструкторам – как правило, опытным асам Первой мировой войны или пилотам гражданской авиации.
Борис попал в обучение к инструктору, которого звали Макс Хан. Правда, его земляки ещё иногда вставляли аристо-кратическую приставку «фон» между именем и фамилией 25-летнего барона. Впервые увидев своего нового учителя, Борис подумал: «Не хотел бы я на войне встретиться в воздухе один на один с этим крепким быком. Такого самые запредельные перегрузки не сломают». Но тут же улыбнулся про себя: «А ведь рыжий, как таракан-«пруссак»!».
Высокий, атлетично сложенный, одетый в добротный спор-тивный пиджак, бриджи для верховой езды и крепкие ботинки на высокой шнуровке, немец если и был похож на быка, то на очень породистого – призового. Его усыпанное крупными рыжими веснушками безбровое лицо имело правильные муже-ственные черты потомственного аристократа.
Дальний предок Хана – мальчиком был подарен турецким султаном австрийскому герцогу. За верную службу в качестве телохранителя и воинскую доблесть юноша был посвящён в рыцари. С тех пор прошло пятьсот лет… Внешностью и своими взглядами на жизнь Макс являл собой образец прусского юн-кера*. Например, в отношении профессии лётчика-истребителя он придерживался того мнения, что по-настоящему преуспеть в этом рыцарском искусстве может только истинный спортсмен и джентльмен. Разве что склонность к восточному коварству нет-нет, да и напоминала окружающим, что перед ними далёкий потомок янычара.
*Дворянин.
При разыгрывании учебных боёв Хану нравилось изобре-тать разные хитроумные ловушки. Например, он мог предло-жить кому-нибудь из своих ведомых сыграть роль приманки, на которую должен клюнуть условный противник. Один из лётчи-ков звена притворялся, будто у него неполадки с самолётом: отставал от группы и начинал медленно «ковылять» в сторону аэродрома. Как только пилот из противоборствующей команды «клевал на живца» - бросался на «подранка», из облаков тот час появлялся с Хан с кем-нибудь из своих «подручных», и при-страивался в хвост доверчивому охотнику. Борис неоднократно имел возможность убедиться, что вырваться из такой западни практически невозможно.
Точно также практически не было шансов уцелеть в реаль-ной боевой ситуации у того, кто оказывался зажатым в приду-манный коварным тевтоном «бутерброд». Приём этот заклю-чался в следующем: пара истребителей летит параллельным курсом, на одной высоте, но на значительном расстоянии друг от друга. Если одиночный «вражеский» самолёт пытается атаковать один из самолётов пары, второй истребитель тут же заходит в хвост неприятелю и «открывает огонь» (зажимает его в «бутерброд»).
- Мне иногда бывает жаль, что вы служите в иностранной армии: из нас двоих получилась бы отличная пара бандитов-головорезов! - шутливо признался способному ученику после одной такой совместной «охоты» Хан. За восемь лет регуляр-ных полётов из Берлина в Москву в качестве пилота пассажир-ского «Юнкерса-13» немец отлично выучил русский язык. Даже свою широкую спортивную кепку он носил на русский манер, - чуть набок.
- Бандиты так не дерутся, - усмехнулся в ответ молодой русский.
- А как? – живо заинтересовался немец.
- Жёстко, насмерть! - убеждённо пояснил Борис. Его светло-голубые глаза вдруг потемнели, сделавшись цвета предштор-мового моря.
Учитель давно заметил, что молодому русскому курсанту не по душе исповедуемая им тактика внезапных нападений из засады и мгновенного бегства с поля боя. Все атаки Хана строились по схожему принципу: подкараулил жертву, внезап-но атаковал зазевавшегося врага, и, отстрелявшись, немедленно уходи в сторону солнца. Попал или не попал – неважно. Думай только о том, как скорее унести ноги.
- Так дерётся интеллигент, имеющий в кармане пистолет или кастет, - презрительно кривя губу, рассуждал воспитанный на своеобразном уличном кодексе чести Борис. - Прижмут гопники прохожего в тёмном переулке. А фраер неожиданно огрызнётся пулей из «Нагана» или саданёт налётчика кастетом в челюсть - и бежать.
Макс снисходительно слушал своего ученика. «Если парень каждый раз начнёт ввязываться в тяжёлые поединки, фронтовая жизнь его будет короткой» - думал Хан. Ему было немного жаль горячего и прямолинейного русского парня, который в силу своей молодости и простого происхождения не мог по-нять, что джентльменские дуэли стоит затевать только с дос-тойными тебя противниками. А таких экспертов - лишь едини-цы. Обычная же тактика воздушного аса должна строиться на внезапности. Забраться повыше, внезапно зайти со стороны солнца, чтобы застать противника врасплох и коротким разя-щим ударом увеличить список своих побед… Таковы жестокие законы войны и жалость тут неуместна. Недаром на своём самолёте Хан разместил латинский девиз: «Vae victis» - «Горе побеждённым».
Однако, несмотря на расхождение во взглядах на тактику воздушного боя, между немецким инструктором и Нефёдовым возникли тёплые дружеские отношения. Даже не зная историю Нефёдова, немецкий барон, видимо, неосознанно – по благо-родным чертам лица, гордой осанке, особому повороту головы почувствовал в нём равного себе носителя голубой крови.
В знак особого расположения Хан единственному из своих русских курсантов показал Нефёдову свой фирменный приём ухода из-под атаки сзади. Это был ловкий финт! Однажды в ходе учебного поединка Нефёдову удалось поймать самолет немца в прицел. Борис торжествовал, наблюдая, как безрезуль-татно учитель бросает свою машину из стороны в сторону, пытаясь сбросить преследователя с хвоста. Но радость Нефёдо-ва оказалась недолгой. Внезапно «Фоккер» инструктора резко перевернулся через крыло и…исчез!
Борис растерянно закрутил головой, ища провалившегося неизвестно куда противника. Прошло, наверное, секунды три, не более. Неожиданно истребитель Хана «вынырнул», - но уже сзади и несколько выше русского курсанта – заняв таким обра-зом наивыгоднейшую позицию, с которой легко было прицель-ным огнём в клочья разнести мастерски обыгранную жертву. Если переводить ситуацию на шахматный язык, это был мат в три хода! Немец игриво покачал крыльями своего самолёта, словно говоря ученику: «Ну что, приятель - ты убит!»…
Их тёплые товарищеские отношения ещё более окрепли по-сле того, как Борис дважды спас Максу жизнь.
В первый раз во время зимнего полёта на «Фоккере D XIII» одна из посадочных лыж вдруг прямо в воздухе приняла верти-кальное положение. Это угрожало неминуемой аварией при посадке. Ситуация усугублялась тем, что в этот раз Макс не успел надеть парашют. Ночь он провёл в компании восхити-тельной русской девушки, из-за чего проснулся слишком позд-но. Опаздывая на полёты, решил не забегать на парашютную станцию, а сразу идти к самолёту: «Один раз можно слетать и без страховки – легкомысленно сказал себе Макс. – В конце концов, почему именно сегодня что-то непременно должно случиться с самолётом?».
Дальнейшие события развивались по «закону подлости». Лыжа приняла аварийное положение, когда керосина в топлив-ном баке «Фоккера» оставалось на десять минут полёта. Чтобы не погибать вдвоём, Макс приказал Нефёдову воспользоваться своим парашютом. Но Борис принял другое решение. Пока инструктор вёл самолет, Нефёдов вылез из кабины на крыло биплана* и, держась руками за расчалки;, ударами ноги хлад-нокровно вернул лыжу в нормальное положение…
*Биплан – самолёт с двумя крыльями, расположенными од-но над другим.
; Стальной трос, проволока, соединяющая между собой сдвоенные крылья самолёта-биплана.
Во второй раз Борис выручил немца из серьёзной переделки перед самым выпуском с курсов. Всё началось с того, что, однажды вечером, проходя мимо специально построенного для немцев офицерского казино – уютного деревянного домика с садом Нефёдов увидел знакомого официанта. Тот имел крайне растерянный вид. Когда их глаза встретились, официант поби-той собакой подбежал к Нефёдову:
- Боря, умоляю, помоги!
- Что случилось, Валет? – неприязненно спросил Нефёдов, удивлённо разглядывая жалкую фигуру обычно фасонистого на вид знакомого.
Внешностью официант действительно напоминал смазливо-го карточного кавалера. Впрочем, с миром азарта и порока его связывало не только это. Валет был незаменим, когда требова-лось достать хорошую выпивку, девочек или попасть в компа-нию, играющую в карты или бильярд «на интерес». В гарнизо-не подобные забавы были строго запрещены.
Особенно оценили своеобразный талант скромного служа-щего казино немецкие друзья. Дело в том, что на первых порах хозяева ясно дали понять иностранным союзникам, что на время пребывания в России им придётся кардинально изменить привычный образ жизни: при досмотре у прибывших в авиашколу в начале 1927 года немцев было конфисковано пятьдесят колод карт, двадцать комплектов игральных костей, порнографические открытки — такие предметы ввозить в СССР было нельзя;.
; Об особом взгляде военно-политического руководства СССР на личную жизнь военнослужащих свидетельствует такой факт: на одном из совещаний Главного военного совета, на котором, кстати, присутствовал Сталин, всерьёз обсуждался вопрос о том, что одной из причин низкой боевой подготовки ВВС РККА и высокой аварийности является то, что лётчики… обременены семьями. Мол, молодые пилоты, тратящие силы не на службу, а на решение семейно-бытовых проблем и интен-сивную половую жизнь, преждевременно изнашиваются физи-чески. А главное секс отвлекает военнослужащих от военно-политической подготовки...
Фактически устроенное местными властями для союзников казино являлось обычным офицерским собранием, где можно было выпить кофе, послушать любимую музыку, почитать советские и немецкие газеты. Вход сюда местным женщинам был строго запрещён. Также на территории гарнизона был установлен «сухой закон».
Но благодаря Валету молодые здоровые мужчины не долго чувствовали себя в России монахами. Да и ОГПУ до поры сквозь пальцы смотрело на деятельность ловкого сутенёра и доставалы. Тем более что с его помощью можно было при необходимости скомпрометировать и завербовать заинтересо-вавшего «органы» иностранного военного специалиста.
Но такая снисходительность чекистов была возможна лишь до тех пор, пока безопасности союзников ничего не угрожало. Поэтому то так и был напуган Валет.
- Прошу тебя, Боря, выручи! А я тебе по гроб жизни обязан буду: девочки, любая выпивка, марафет*, короче любой каприз, как говориться, за счёт заведения. Только дай слово, что всё останется между нами. Дело то подсудное.
- Да говори ты толком! – раздражённо перебил официанта Нефёдов.
Борис был сильно выпивши. Ещё накануне вечером он вме-сте с механиками занялся переборкой двигателя своего самолё-та. Работы было так много, что некогда было отлучиться из мастерских в столовую. Когда же через сутки работа была, наконец, закончена, механики достали большую флягу с само-дельным ликёром «Шасси». В качестве закуски Борису пред-ложили маленькую конфетку. Обычно пьянея, Нефёдов сохра-нял ясность ума и твёрдость движений, только становился вспыльчив и груб. А и без того, не слишком развитое у него чувство опасности исчезало вовсе.
* Наркотик-кокаин.
Валет принялся рассказывать, как по заказу одного немца нашёл ему в городе двух красоток-куколок. Когда стемнело, привёл клиента в нужный дом на городской окраине, получил с него полный расчёт за оказанную услугу и уже собрался ухо-дить. Но тут из коридора в комнату ворвались трое амбалов. Они сшибли немца с ног, начали его обыскивать, снимать с иностранца дорогой пиджак, массивный золотой перстень, ботинки, часы. Правда, перепуганного сутенёра налётчики бить не стали. Ограничились тем, что отняли у него полученные за проституток деньги, припугнули, чтобы держал язык за зубами, и пинком вышибли на улицу.
- По всему видать троица эта – залётные гастролёры. – тря-сущимися губами лепетал Валет. - Да и «матрёшек» этих я только третьего дня на бирже склеил. Хату для них снял, а они меня так подставили. Вот и верь после этого женскому полу!
Бориса больше всего интересовало, кто именно стал жерт-вой заезжих бандитов. Узнав, что на крючок попался его инст-руктор, Нефёдов схватил официанта за пёстрый пижонский галстук:
- Слушай, ты – кот облезлый*! Запомни: если с немцем мок-руха; выйдет, я тебя в натуре так за галстук возьму;, что белый свет померкнет!
- Меня самого до кишок раздели, Боря! – плаксиво оправ-дывался официант. – В отобранном портмоне вся моя не-дельная выручка лежала.
- Сейчас заплачу! – зло сплюнул Нефёдов и велел Валету скорее вести его к дому, где произошло нападение.
- Вот спасибо те, Боря! Век не забуду… Ведь в милицию мне нельзя… У самого рыльце в пушку.
; «Брать за галстук» на воровском жаргоне: поставить в без-выходное положение!
* Кот на фене – сутенёр.
; Убийство.
Перед тёмным переулком Валет в нерешительности остано-вился и боязливо кивнул Борису на неясные тени впереди. Там зловеще двигались тёмные силуэты, слышалось тихое пере-шёптывание.
- Может, я здесь подожду… Тут недалеко осталось: старый казарменный барак, восьмая дверь слева по коридору. Под нумером девять.
Вместо ответа Борис достал из кобуры «Парабеллум»* и ткнул его стволом официанта в бок.
Лицо сутенёра вытянулось.
- Если почувствую, что ты с этими молодчиками заодно, - пристрелю, как собаку!
Валет оторопел окончательно.
- Помилуйте, Борис, извините, не знаю, как вас по отчеству. Вы же командир Красной армии… Я к вам, можно сказать, как к защитнику обратился… Клянусь, я сам жертва!
Официант был лет на десять старше Нефёдова, но разгова-ривал с юношей с почтительным подобострастием.
Пройдя переулок, они оказались в глухом, тёмном дворе. Из-за грязных стёкол окон бараков едва пробивался слабый свет керосинок. Воздух здесь был зловонен и тягуч. В самой атмосфере присутствовал страх и тоскливое предчувствие беды. Где-то неподалёку играла пьяная гармошка, затем вдруг послышался женский визг и следом мужская матерная ругань.
- Ну! Чего опять встал, п-пшёл вперёд! – Борис грубо толк-нул пистолетным стволом меж лопаток своего замешкавшегося на крыльце провожатого.
* С 1927 года военнослужащие лётно-подъёмного состава ВВС РККА вооружались пистолетами системы «Парабеллум».
В длинном тёмном коридоре пахло сыростью и кошачьей мочой. Чужому в этот мир нищеты и безнадёжной озлобленно-сти на внешний мир лучше было не соваться. Во всяком случае, без надёжного оружия.
В глубине коридора послышались приглушённые голоса. Борис остановился. Хлопнула дверь, заскрипели подгнившие доски под чьими-то шагами. Что-то подсказало Нефёдову, что он оказался на пути покидающей место преступления шайки налётчиков.
- Руки в гору, суки! Оружие на пол. Выходить по одному ко мне спиной. Шмаляю; без предупреждения, - грозно прокричал Борис и для острастки выстрелил в потолок. Послышались растерянные мужские и истеричные женские голоса:
- Лягавые! Засада!... Всё, засыпались!!! Федя, это уголовка! Не надо!
После короткого замешательства темноту прорезали вспышки ответных выстрелов. За спиной Бориса удивлённо вскрикнул и тихо жалостливо застонал Валет. Нефёдов тоже почувствовал, как его живот что-то обожгло. Опьянение на какое-то время приглушило симптомы тяжёлого ранения.
Очень быстро тесное пространство коридора наполнилось пороховыми газами; пулям было здесь тесно и они с против-ным визгом рикошетили от стен.
Поняв, что им не уйти обычным способом, бандиты вырва-лись из здания через окно общей уборной. Борис преследовал их по тёмным садам и пустырям городской окраины. Возле леса лётчик почти настиг двоих преступников. Снова завяза-лась перестрелка. Всё это время боль медленно разливалась по животу молодого человека. Он и не понял, в какой именно момент провалился в бредовые галлюцинации…
; На фене: стрелять.
Сознание ненадолго вернулось к тяжелораненому лётчику, когда санитары несли его на носилках к карете «Скорой помо-щи». Сорокалетний мужчина в круглых очках-«велосипедах» и в синей гимнастёрке начсостава милиции возник перед глазами Нефёдова, словно из тумана. Он нагнулся к сильно побледнев-шему лицу юноши и озадаченно проговорил:
- Самого Федьку «Лешего» застрелил. По золотой фиксе* и наколкам только что опознали гада. Он прошлой зимой в Ниж-нем двух агентов угрозыска убил. Вся милиция по его кроваво-му следу идёт, а ты его вместе с подельником кончил… Вот такие дела, парень…
Пересиливая боль, Борис стал рассказывать про ставшего жертвой преступников немецкого лётчика и про то, где его надо искать.
- Всё понял, товарищ. Не волнуйся… Тебе это вредно… Сейчас пошлю туда людей. Выручим твоего камрада;, если жив, конечно.
У милицейского начальника было озабоченное, осунувшее-ся от усталости жёлтоё лицо.
- Как он? - милиционер поднял глаза на фельдшера, только что осмотревшего живот Нефёдова.
- Вы же военный человек, сами должны понимать! - раз-дражённо буркнул врач, имея в виду, что положение пациента безнадёжно.
* Зубная коронка.
; По-немецки «друг».
Глава 13
И в наше время, несмотря на большие достижения совре-менной хирургии, анестезиологии и реаниматологии, ранение органов брюшной полости считается смертельно опасным. А до появления сильных антибиотиков в сороковых годах XX века, человек с такой травмой был обречён на мучительную смерть от сепсиса*.
* от греч. sepsis — гниение, тяжёлое инфекционное заболе-вание человека, вызываемое попаданием в кровь и ткани тела гноеродных микроорганизмов и продуктов их жизнедеятельно-сти — токсинов.
Но к изумлению врачей Борис выжил. Его спасло чудо. Точнее счастливое стечение обстоятельств: на момент ранения в желудочно-кишечном тракте молодого человека не было пищи. Зато выпитый за час до ранения ликёр послужил отлич-ным антисептиком. Получивший примерно такое же ранение Валет скончался через сутки…
А Борис уже на третий день пребывания в госпитале пошёл на поправку. Вскоре его стали посещать сослуживцы. А однаж-ды появился и Макс с перебинтованной головой и тростью в руках.
- Я уже дважды твой должник! – смущённо пробормотал немец, положив объёмистый куль со всякой снедью на тумбоч-ку возле кровати Бориса.
За то, что в борьбе с преступниками Хан сломал их главарю нос, они, перед тем как уйти, подвесили связанного пленника вниз головой на одежном крюке, вбитом в стену. А дверь за собой заперли на ключ. Позвать на помощь Макс не мог, так как в его рот забили кляп. Не сообщи Нефёдов вовремя мили-ции, где искать немца, через час он бы умер от кровоизлияния в мозг.
Хан протянул Борису массивный серебряный портсигар с золотой монограммой в виде переплетённых между собой латинских букв «B» и «N». Также крышку портсигара украшал изящный миниатюрный герб в виде конной фигурки чёрного рыцаря на золотом поле треугольного щита.
- Такие есть только у представителей моего рода – с не-скрываемой гордостью пояснил Макс. – Теперь ты тоже один из нас. Видишь, тут выгравированы твои инициалы.
- Выходит, я посвящаюсь в рыцари – догадался Борис.
- Что-то в этом роде, - слегка улыбнувшись, подтвердил Хан. – Правда, принимая во внимание, что тебе пока вместо обычного сортира прописана «утка», полагающуюся в таком случае церемонию придётся сократить.
- Значит, никакого возложения меча на плечо коленопре-клонённого воина и торжественного воя боевых труб не будет - разочарованно вздохнул Нефёдов. – Жаль!
Оглянувшись по сторонам и, понизив голос до шёпота, Макс предложил:
- Тогда может по такому поводу по тридцать грамм конья-ка? Тебе можно?
- Да вроде брюхо мне нормально заштопали, и шов хорошо заживает, - озадаченно размышлял вслух Нефёдов. Затем реши-тельно махнул рукой:
- А что там! Где наша не пропадала! Наливай свой коньяк, раз принёс!
Получив согласие Нефёдова, Макс чуть приоткрыл правую полу своего английского шерстяного пиджака и продемонстри-ровал русскому приятелю металлическую фляжку во внутрен-нем кармане. Не вынимая её из «секретки» он наполнил крыш-ку-стаканчик жидкостью рубинового цвета и протянул рас-красневшемуся от предвкушения товарищу.
- Ах, какой аромат! – восхищённо с шумом втянул в себя воздух и даже зажмурился от удовольствия Нефёдов. Мужики на соседних койках тоже уловили волнующий запах спиртного и беспокойно заворочались на своих койках. Но Макс предло-жил им только папирос и фруктов из принесённого другу паке-та.
- Всё равно эта публика не оценит букета, - презрительно шепнул Нефёдову барон. – Им, что самогон, что содержимое из бутылки за полторы тысячи франков - всё едино. Я покупаю коньяк только в одном месте на юге Франции.
- Ого! Хорошо вы живёте в своей старушке-Европе, - ува-жительно покачал головой русский и провозгласил первый тост: – Ну, что ж, пью за боевое советско-германское содруже-ство и нашу с тобой дружбу, Макс. Рад, что смог в трудной ситуации подставить тебе плечо… Ну и за нового рыцаря – Борьку Нефёдова! Прозит!
- А я поднимаю рюмку за моего нового названного брата! И как бы не повернулась дальше жизнь, помни: ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь.
Далее тосты пошли со стремительной частотой. Вскоре к лётчикам присоединились другие пациенты хирургической палаты. Захмелевший барон забыл про изначальную щепетиль-ность и щедро разливал дорогостоящее содержимое своей фляги по мутным стаканам.
Когда коньяк закончился, один из ходячих больных вызвал-ся сбегать в ближайший трактир за водкой. В конце концов, когда весть о попойке дошла до Главврача, и дело запахло скандалом, Борис просто сбежал вместе с Максом и ещё не-сколькими сочувствующим им пациентами из больницы. Немец взял извозчика, в ближайшем трактире была закуплена прови-зия, нанят цыганский хор, и разгульная компания с весёлыми песнями помчалась кавалькадой на пленэр. Прохожие удивлён-но оглядывались вслед головной пролётке - на горланящих песни людей в больничных халатах и едущих за ними цыган.
Пикник решено было устроить в живописном месте – на опушке берёзовой рощи, возле реки. Недалеко от берега из воды торчала сильно обгоревшая корма какого-то корабля. Когда Хан и Нефёдов подошли к самой кромке воды, немец задумчиво произнёс, глядя на возвышающийся над речной поверхностью деревянный судовой скелет:
- У нас в Германии такое было бы невозможно…
Порядком захмелевший Борис не сразу понял, о чём идёт речь. Вначале он решил, что Хан со свойственным многим европейцам высокомерием отзывается о традиционном россий-ском бардаке, и задиристо вступился за Родину:
- А у вас, в Фатерлянде с реками, значит, полный ордунг*. Может и пароходы вообще никогда не тонут?
- Я не об этом, - чуть-чуть передёрнув плечами, произнёс Хан. – Просто территорию Германии сейчас контролируют оккупационные силы Англии и Франции, которые никогда не позволили бы нам такие тренировки на бомбометание. Они мечтают иметь у себя под боком слабую, стоящую на коленях Германию, из которой безнаказанно можно выжимать граби-тельские репарации.
Только теперь Борис сообразил, где находится. Не удиви-тельно, что он сразу не сумел сориентироваться, ведь это место ему приходилось видеть только с воздуха и на полётных кар-тах. В позапрошлом месяце они отрабатывали здесь бомбоме-тание зажигательными бомбами по стоящей на воде старой барже. Этой дряхлой посудине тогда так досталось, что удив-ляло, как от неё ещё что-то сохранилось. Перед мысленным взором Нефёдова возник яркий образ стремительно прибли-жающейся цели. В нижней точке почти отвесного пикирования он дёргает за рычаг бомбосбрасывателя и освободившийся от тяжёлого груза самолёт резко набирает высоту. Далеко за спи-ной внизу, почти на середине сверкающей на солнце ленты реки пылает огромный костёр…
- Если политики наших стран не полные профаны, то вместе мы когда-нибудь вот так же станем жечь британские дредноуты в Ла-Манше – убеждённо произнёс Макс, не отрывая задумчи-вого взгляда от реки. Затем он повернулся к Борису и предло-жил следующий тост:
- Обещаю, друг мой, что сразу после того, как наши армии совместно возьмут Париж, я подарю тебе на разграбление его лучшие рестораны и публичные дома. А в Лондоне мы прове-дём время в каком-нибудь шикарном клубе Пиккадилли-стрит;. Ха-ха! Но только после того, как оттуда сбегут его постоянные члены… Впрочем, я ненавижу серую, туманную и ужасно холодную лондонскую погоду, а также снобов, обитающих в аристократической части этого города. Поэтому предлагаю разбомбить к чёртовой матери это осиное гнездо…
* По-немецки «порядок».
; Главная улица Лондона.
***
После окончания липецких курсов карьера Нефёдова начала расти, словно на дрожжах. Всего за два года он сумел пройти путь от рядового пилота до заместителя командира полка! А ведь обычно лётчики только через десять-пятнадцать лет безу-пречной службы достигали такого служебного уровня. Борис также вступил в партию.
В 1936 году Нефёдов подал рапорт командованию с прось-бой отправить его добровольцем в Испанию, где вспыхнул мятеж генерала Франко против республиканского правительст-ва. Его просьбу удовлетворили. Но перед долгой и опасной командировкой в тот момент уже капитану Нефёдову дали месячный отпуск и путёвку в сочинский санаторий ВВС. Но Борис отправился в Москву, ведь он не видел Близняка, Степа-ныча с самого своего отъезда в симферопольский аэроклуб. А главное, Нефёдов собирался рассказать о своих отношениях с Ольгой её родителям и попросить благословения на брак с их дочерью…
Почти всю ночь накануне прибытия поезда в столицу Борис простоял в вагонном тамбуре, смоля одну папиросу за другой. Тускло светил над головой масляный фонарь. Из щелей тёмно-го окна остро и свежо дуло в лицо. Борис вглядывался в черно-ту придорожного пространства, но ничего конкретного разли-чить не мог. Только тысячи красных искр из паровозной трубы вихрем проносились мимо.
Уже скоро как два года он общался с любимой только по переписке. Не изменилось ли отношение повзрослевшей де-вушки к романтическому увлечению школьной юности? Да, в своих письмам Тэсс неизменно давала понять Борису, что сильно скучает по нему и ждёт не дождётся встречи. Но можно ли доверять «бумажным» чувствам? Ведь в отличие от него, - живущего только полётами и однообразными гарнизонными заботами, - Тэсс вращалась в блестящем кругу талантливой университетской молодёжи. Наверняка многие сокурсники и просто знакомые влюблялись в Ольгу. Да в неё просто невоз-можно было не влюбиться! И наверняка среди поклонников попадались яркие интересные личности, которыми легко было увлечься. Да и влюблённый в Ольгу Артур Тюхис, который теперь учился в Политехническом, наверняка тоже не оставлял попыток навязать ей свои ухаживания. Так почему же, чёрт побери, она должна была так долго хранить верность ему, - обычному солдату, каких тысячи?! Только лишь потому, что её к этому обязывало скромное проволочное колечко?! Вздор!
От таких мыслей Нефёдову даже стало жарко. Он расстег-нул пуговицы форменного френча, нервным движением сорвал с шеи галстук, ослабил ворот рубашки. «Как дурак подойду к ней на перроне с букетом роз, а она мне заявит: мол, извините, товарищ: любовь прошла, я встретила серьёзного человека моего круга, и всё такое…».
Уже трижды мимо Нефёдова, якобы, по служебной надоб-ности прошла пухленькая проводница. Каждый раз она бросала на молодого красавца-лётчика заинтересованный взгляд. Но погружённый в свои мысли Борис не замечал этого. Наконец хозяйка вагона решилась заговорить с ним:
- Извините, что я к вам обращаюсь. Но у вас такое лицо, словно вас девушка бросила.
Борис удивлённо посмотрел на почти угадавшую его мысли незнакомку.
- А вы, что - потомственная ведьма?
- Да нет! – рассмеялась проводница. У неё было круглое пухлощёкое добродушное лицо и удивительно открытая улыб-ка. – Несколько лет проработаешь вагонной, так волей не волей научишься понимать людей. Никаких слов не требуется.
Борис с симпатией рассматривал девушку: губы бантиком, нос картошкой, бойкий, бесхитростный взгляд. Проводница предложила:
- Хотите горячего чаю, а то, чего тут на сквозняке стоять. Ещё просифонит вас здесь.
- Ничего, я крепкий.
- Понятное дело. В лётчики слабаков не берут. Да и хоро-шие девушки таких не бросают. Так что не грызите вы себе сердце, товарищ командир. Всё у вас будет хорошо. Вы уж мне поверьте. А вообще мужчины любят себе разные страсти на-кручивать. Сами то вы себе многое позволяете, а нас заранее во всех грехах подозреваете. А женщин, если хотите знать, невер-ных не бывает, если только вы - мужики сами нас таковыми не делаете.
Когда проводница ушла, Борис почувствовал, что после раз-говора с ней действительно стало как-то спокойнее на душе. «А всё-таки она ведьма!» - усмехнулся он про себя и распахнул окно. В лицо ему дохнуло восхитительной предрасвестной свежестью. О предстоящей через несколько часов встрече с Ольгой он теперь думал только с радостным нетерпением, - без малейшей примеси страха.
Глава 14
Очередь из спешащих выйти на перрон пассажиров продви-галась к выходу очень медленно. Топчась в проходе, Борис нетерпеливо заглядывал в окна, пытаясь увидеть Ольгу. Но её не было видно возле вагона. «Неужели не пришла!»
- Товарищ военный, будьте так любезны, не наступайте мне на пятки! – недовольно обернулась и взглянула на Нефёдова сквозь бирюзовый лорнет старая чопорная модница в фетровых ботах и кокетливой шляпке.
- Прошу прощения, гражданочка - смущённо козырнул Не-фёдов. Случайно взгляд молодого человека скользнул по неж-ному силуэту за окном, и тёплая волна радости немедленно поднялась в его душе. Как же Ольга была восхитительно хоро-ша в своём берете, - тонкая и изящная, с лицом ангела!
- Наконец-то ты рядом, - вымученно улыбнулась Тэсс, когда Борис, наконец, смог выбрался из вагона и подбежал к ней. - Теперь мне ничего не страшно.
Ольга прижалась к груди молодого мужчины. У неё были печальные глаза и бледные губы.
Что имела в виду Ольга, Нефёдов понял в этот же день – у неё дома. С некоторых пор в этой уютной квартире поселился страх. Молодой человек почувствовал это вполне отчётливо. Родители Ольги выглядели чем-то подавленными: какими-то притихшими, настороженными. Они словно ждали чего-то неизбежного и трагического. Где-то глубоко за зрачками их глаз светился знак обречённости.
К сожалению, в тот вечер Борис вёл себя подобно всем влюблённым, не желающим в своём счастливом эгоизме заме-чать трагедию тех, кто находится рядом. Он весело рассказывал смешные случаи из своей армейской жизни, потом стал меч-тать, как следующим летом - в свой отпуск снимет дачу в хо-рошо теперь ему знакомых местах под Бахчисараем, и как здорово они все вместе проведут там время.
- Спасибо вам, Боренька, за этот великолепный вечер, - бла-годарно улыбнулась Нефёдову Екатерина Алексеевна перед тем, как идти спать, и вдруг с какой-то отчаянной весёлостью воскликнула. – Эх! Будем жить! И пускай нас тащат на лёд!
В ответ на непонимающий взгляд собеседника, она поясни-ла:
- Однажды ранней весной 1918-г я видела, как матросы вы-вели на невский лёд какого-то человека в интеллигентской шляпе - расстреливать, а он перепрыгивал через лужи, чтобы не промочить ноги и закрывал воротником грудь от пронзительно-го ветра…
Ночью Борис вышел на кухню покурить и застал здесь Оль-гиного отца. Тот сидел в задумчивости, устремив нахмуренный взгляд в глубину гигантского аквариума. Перед ним стояла уже полная смятых окурков пепельница. Фома Ильич взглядом указал Борису на стул рядом с собой. Кивнув на плавающих за стеклом пучеглазых вуалехвостов, мужчина презрительно пояснил:
- Наверное, тоже поглядывают на нас из-за стекла с высо-комерием высших существ. Считают себя рыбьей элитой, избранниками судьбы, обитающими в доме солнца, а не в мут-ной речной водице. Не понимают глупые, что в аквариуме они все на виду у человека с сачком….
Фома Ильич обвёл воспалённым взглядом стены просто-рной кухни и понизил голос:
- По души жильцов этого проклятого дома тоже однажды явится «человек с ружьём». Сначала «они» устроили «ночь длинных ножей» старым большевикам – безобидным пенсио-нерам. Не дали старым каторжанам вдоволь насладиться мяг-кими диванами персональных «Роллс-ройсов»*. А затем оче-редь дошла до нас, - за кем по утрам приезжают служебные наркомовские «эмки». Этот проклятый дом с его ваннами, лифтами, паровым отоплением напоминает мне элитное клад-бище с мраморными склепами. По ночам половина окон наше-го дома не светится, а на большинстве дверей висят красные сургучные печати. Вы знаете, Борис, что означают эти печати?
- Нет.
- Они означают, что жильцы этих квартир уже никогда не вернуться к себе домой.
Борис видел, что Ольгин отец явно не в себе, и не знал, как ему вести себя в такой ситуации. С одной стороны невежливо было не поддержать разговор. Но с другой – молодой человек не понимал причину страхов этого, несомненно, порядочного и преданного советской власти человека. Нефёдов видел, что в стране идёт широкомасштабная работа по разоблачению тай-ных «врагов народа», и ни на секунду не сомневался в необхо-димости и законности такой борьбы с вредителями, проникши-ми не только во все советские учреждения, но даже в армию.
- Да вы не волнуйтесь, Фома Ильич, - попытался успокоить будущего тестя Нефедов, - наши чекисты свою работу знают. Честным гражданам опасаться нечего. Товарищ Ежов; вычис-тит замаскировавшихся предателей и из этого дома. Вам же спокойнее будет жить. Можно будет не опасаться диверсий.
Ольгин отец с сожалением взглянул на молодого человека. Он хотел что-то возразить, но передумал и только безнадёжно махнул рукой. А потом вдруг робко произнёс:
- Борис, могу я попросить вас об одолжении? Только вы не сердитесь, пожалуйста, на меня.
- Конечно, я готов сделать всё, что будет в моих силах.
- Пообещайте, что вы не оставите мою дочь, чтобы не слу-чилось со мной и Екатериной Алексеевной.
Пятидесятилетний мужчина так жалобно смотрел на Бори-са, и губы у него так дрожали, что Нефёдов почувствовал себя неловко. Он заёрзал на стуле, не зная, как ответить собеседни-ку, не спускающему с него просительных глаз.
Вдруг за стеной послышался гул и лязг механизмов подни-мающегося лифта. Фома Ильич мгновенно замер, превратив-шись в статую. Он вытянул шею, напряжённо вслушиваясь в этот звук, лицо его напряглось. Мужчина стал похож на сурка, застывшего столбиком возле своей норки. Когда стало понятно, что кабина проследовала этажом выше, хозяин дома расслаб-ленно обмяк на своём стуле и пролепетал с застывшими в глазах блаженными слезами:
- Господи, слава тебе! Пронесло!!! Сегодня уж не придут - через полтора часа рассвет…
* В конце 1920-х, в начале 1930-х годов старых большеви-ков, имеющих статус персональных пенсионеров союзного значения, обслуживали лимузина марки «Роллс-ройс».
; Глава НКВД 1936-38гг.
***
Проводить Бориса на вокзал пришли Степаныч и Близняк. Они деликатно стояли в стороне, пока Борис прощался с невес-той. Ольга не знала, куда именно едет её жених, но по отдель-ным его репликам и настроению, чувствовала: командировка обещает быть очень серьёзной и опасной.
- Ты сможешь мне писать оттуда?
- Нет.
- Тогда хотя бы почаще думай обо мне. Я знаю - Бог при-слушивается к моим молитвам: когда я очень сильно чего-то желаю и прошу его об этом, он обязательно исполняет мою просьбу. Пока между нами будет существовать мысленная связь, с тобой не случиться ничего плохого.
- Торжественно клянусь, что буду думать о тебе всё свобод-ное от исполнения служебных обязанностей время! – шутливо-торжественно пообещал Нефёдов.
- Чудесно! – улыбнулась Ольга. – А я позабочусь, чтобы у тебя за спиной всегда порхали ангелы-хранители.
- Ну тогда мне вообще нечего опасаться! В дополнение к бронеспинке, установленной на моём новом истребители, они отлично защитят мне от атак сзади.
Неожиданно Борис услышал за спиной чей-то хриплый го-лос, совсем не похожий на ангельское пение:
- Красиво живёшь, братэлло!
Молодой человек оглянулся и обнаружил возле своих ног человеческий обрубок на самодельной деревянной тележке. Он не сразу узнал в опустившемся грязном инвалиде с опухшим щетинистым лицом некогда молодцеватого вора по прозвищу «Матрос», который чуть не устроил ему билет в колонию для малолетних преступников.
- А я смотрю ты, это или не ты, - ощерился беззубым ртом уголовник. – Кучеряво живёшь: красотка-кралечка, корочки* лаковые, костюмчик что надо. А мне после побега отморожен-ные копыта под самые яйца отрезали. Несправедливо, верно?
Глаза вора налились ненавистью.
- Ты ведь помниться у меня в шестёрках ходил. Выходит не по масти хапнул… Должок за тобой. Гони триста рублей!
- Послушай ты, обмылок поганый! - вступил в разговор по-дошёдший Близняк, - не нравишься ты мне. Катись-ка ты отсюда на своей тачанке, пока тебе оставшиеся конечности не оторвали.
- А ты, циклоп контуженный, не сверкай на меня последним целым иллюминатором, а то и его лишиться недолго – огрыз-нулся Матрос.
Степанычу едва удалось удержать бросившегося на уголов-ника отставного кавалериста.
- Это верно: должок за мной есть, - Борис присел на корточ-ки перед вором, так что их лица теперь находились на одном уровне. По щекам Нефёдова ходили желваки, а слова его пада-ли ударами хлыста:
- Я помню, как ты, сука, по ушам мне малолетке ездил про наше с тобой корефанство, а потом драпанул, как последняя б…! Ты говоришь, копыта тебе по самые яйца отрезали… Действительно, несправедливо… Такой мрази надо подчистую «хозяйство» отстрелить.
Борис потянулся к кобуре. Рот Матроса поехал вбок в гри-масе ужаса. Выпучив глаза, он отпрянул от страшного знакомо-го. Пока повисшие на руке Нефёдова Степаныч, Близняк и Ольга мешали ему извлечь пистолет, вор с поразительной скоростью катился вдоль состава, словно спортсмен-гребец часто отталкиваясь от асфальта деревянными колодками-«вёслами».
* Туфли на уголовном жаргоне.
Глава 15
После школы Артур Тюхис поступил в Московский меха-нико-машиностроительный институт (МММИ). Направление в этот ВУЗ ему, как своему активисту, выдали в райкоме ВЛКСМ. В институте Артур продолжил успешное продвиже-ние по комсомольской линии. Карьера складывалась с прият-ной лёгкостью. В ближайшей перспективе Артур видел себя старшим мастером на одном из крупных столичных заводов. Но это была лишь первая необходимая служебная ступенька для молодого и перспективного специалиста. Если инженерный талант позволит - года через три он получит должность началь-ника цеха. Если же на производстве не сложится, тоже не беда – переведётся в Наркомат*.
*Головные организации, предшествовавшие в сталинское время позднесоветским отраслевым министерствам.
Но заманчивей всего выглядела перспектива попасть на партийную работу. Ведь это означало быть пожизненно при-численным к строго ограниченному числу избранных – в пар-тийной номенклатуре. Вот где таилась настоящая власть и безграничные возможности для утоления собственного тщесла-вия и материальных запросов! Когда Артур представлял себя партийным функционером, его охватывало упоительное чувст-во восторга: ты ещё молод, а, выражаясь точнее – просто соп-ляк, но вот тебе доверили пускай даже скромное место инст-руктора горкома – и как же ты взлетел! Твоё положение в жизни резко меняется. Отныне на основную массу людей, включая бывших профессоров и начальников, ты смотришь свысока, с положенным тебе по рангу чувством собственного превосходства и вальяжной снисходительности. По сравнению со столь привлекательным будущим даже должность ответст-венного работника профильного наркомата уже не казалась достойной жизненной целью.
Это было время когда на смену старым большевикам с до-революционным стажем на партийную работу активно призы-валось новое молодое поколение партийных лидеров, не испы-тывавших морально-идейных колебаний и не подвергающих сомнению решения руководителей государства. В результате развязанного сталинскими органами госбезопасности полити-ческого террора к концу 1930-х годов в составе структур ВКП (б) - большевиков с дореволюционным стажем оставалось меньше одного процента. Артур подобно многим молодым честолюбивым карьеристам чутко уловил тенденцию времени и спешил использовать выпавший шанс. И всё бы у него обяза-тельно получилось, как он планировал, если бы не злосчастный случай…
Однажды студенческая компания отправилась за город – провести воскресенье на даче у однокурсника. Родители этого парня отдыхали в ялтинском санатории, так что дом с садом оказались в полном распоряжении факультетской молодёжи. Ах, если бы Артур только знал, чем для него закончиться эта увеселительная поездка! Но день с утра обещал быть солнеч-ным, а среди выразивших желание ехать на пикник трёх деву-шек, две явно были не прочь благосклонно принять ухаживания «звезды» курса.
Из электрички на маленькую лесную платформу ребята вы-плеснулись вместе с двумя десятками таких же представителей шумной и весёлой отдыхающей публики. Дружной кучкой, с громким переливистым смехом, под гитарный аккомпанемент, пассажиры с корзинами в руках и рюкзаками за плечами сразу углубился в лес.
Дом, в котором им предстояло провести воскресный день, располагался в живописных окрестностях большого озера. Это была прочная купеческая дача начала века с резным портиком и витиеватыми оконными рамами. Углы кирпичной кладки романтично заросли мхом. Ласточки непрерывно беззвучно кружились на высоте чердачных оконцев. Такие декорации сразу настроили Артура на романтичный лад. Весь день он обхаживал сразу двух однокурсниц, пока не зная, какой из них отдать предпочтение. На закате Артур с приятелем пригласили девушек искупаться.
Душистые травы и цветы за околицей стояли по плечо вы-сотой. Потом появилась извилистая тропка, ведущая к песча-ным холмам. На пригорке стоял одинокий стожок, невдалеке паслась, привязанная к колышку задумчивая коза. Артур пер-вым взбежал на холм, пространство перед ним словно распах-нулось, и он увидел раскинувшееся почти во всю ширь гори-зонта водное пространство. Сосны на песчаном берегу в розо-вых лучах заходящего солнца казались кроваво красными. Большая чайка, широко распластав крылья, низко, над самой водой очерчивала широкие дозорные круги. Красотища!
Они расположились в лесу на границе дюн. Развели косте-рок. Лёгкий ветер с озера обдувал их лица, красиво трепал лёгкие женские волосы, шумел в высоких кронах корабельных сосен. Воздух был пропитан запахом сосновой смолы, и водо-рослей. Окружающий закатный пейзаж был безлюден и дик.
Купаться решили нагишом, чтобы полностью слиться с ок-ружающей благодатью. В нагретую дневным солнцем воду зашли всей компанией; некоторое время весело резвились и дурачились у берега. Девицы оказались не особенными люби-тельницами дальних заплывов, и вскоре побежали к костру - греться прихваченным с собой вином и есть печёную картошку.
- Смотри, какие русалки! – восхитился приятель Артура, прово-жая горящим взглядом грациозно бегущих по берегу обнажён-ных девиц. – Кажется, нам повезло…
- Сплаваем – предложил товарищу Артур.
- Ты же знаешь - я по этой части не особый мастак – вяло улыбнулся тот в ответ. - И потом, кто-то же должен их развле-кать, пока ты будешь покорять стихию.
- Да ладно тебе прибедняться, дружище - Тюхис шутливо толкнул напарника плечом. – Дело в то! Сто метров туда и столько же обратно. Зато поверь мне, после такого заплыва твоя девочка останется тобой довольна. Лёгкая нагрузка, знаешь ли, способствует успеху у дам.
Говоря так, Артур мысленным взором видел, какой между ними контраст: он – поджарый, гибкий, мускулистый, и этот мясной пузырь с безвольным подбородком и дряблыми бицеп-сами. Как всё-таки приятно чувствовать себя настоящим силь-ным мужчиной, всегда умеющим получить от жизни желаемое.
Когда приятель всё-таки ушёл, Артур бросился в воду и по-плыл. Спокойная речная гладь, искрящаяся в лучах заходящего солнца; тёплая ласковая вода; предвкушение любви, - всё это создавало особенное настроение счастья. Он двигался мощно и легко, словно дельфин…
На берег Тюхис вышел в стороне от костра - на песчаной косе. Здесь его ожидала одна из девушек. Некоторое время Артур любовался её совершенным телом, длинными точёными ногами маленькой, но безупречной по форме грудью. Потом по-хозяйски уверенно обнял за талию, решительно привлёк к себе. Его смелые уста отыскали во мраке её податливые губы, и властно охватили их.
Потом в стогу он нежно гладил тёплый бархат её кожи, ощущал под своими ладонями упругие холмы девичьих грудей, жадно ловил её тихие вскрики, и с восторгом чувствовал, как она дрожит под ним. Любовники наслаждались друг другом. Его поражала обезьянья гибкость партнёрши: её стройные точёные ножки под его напором взлетали высоко в воздух; упругие бёдра бесстыдно обнимали мужскую шею.
- Ты, моё счастье! Без тебя жизнь пуста – жарко шептал Ар-тур в маленькое розовое ушко, убыстряя темп в предчувствии сладкого взрыва. Она трогательно «ойкала», каждый раз, когда он двигался слишком резко, тихо постанывала, старалась ещё больше распахнуться ему навстречу, чтобы впустить его в самое сокровенное…
В какой-то момент Артур потерял ощущение реальности и времени. Осталось только горячее маленькое тело, изгибаю-щееся и бьющееся под ним; несдержанные вскрики; протяжные благодарные стоны, обрывки ничего не значащих фраз, обро-ненные громким шёпотом с жарких губ – в горячке, в полуза-бытьи…
Всё мгновенно закончилось, когда Артур случайно назвал свою партнёршу Ольгой…
В дом недавние любовники вернулись порознь – с чувством отчуждения по отношению друг к другу после произошедшего неприятного объяснения.
Здесь никто не спал. На маленькой кухне при свете кероси-новой лампы в самом разгаре был опасный диспут, затеянный кем-то в хмельной отваге. Артура словно поленом по голове огрели, когда он вдруг услышал, как его сокурсники, не таясь многочисленных свидетелей, с горечью обсуждают увольнение из института и последующие аресты профессоров с дореволю-ционным стажем работы:
- Я считаю, что политика Наркомпроса* по бездумной «про-летаризации» Высшей школы глубоко ошибочна! – в запале «митинговал» один оратор. – Они что там, в Наркомате не понимают, что, убирая из института профессоров Новикова, Стратонова, Штейнгарта резко снижают уровень преподавания. Мы то ещё успели послушать лекции «динозавров», а с какой квалификацией выйдут сегодняшние первокурсники? А ведь индустриализацию страны без крепких знаний не проведёшь. Разве это нормально, когда вместо арестованного профессора, ректорат назначает читать лекции по механике преподавателя с кафедры марксизма-ленинизма. И потом какой же старый «глухарь» Лев Оттович Штейнгарт – «Враг народа»?! Он ведь при царе однажды был даже уволен со службы за то, что засту-пался за революционных студентов. А его при советской власти в 68 лет в тюрьму упекли!
- Да разве в Наркомате дело! – уныло махнул рукой оппо-нент предыдущего оратора. – У моего отца на работе за месяц два начальника сменились. Оба арестованы НКВД. Говорят, по всей Москве идут аресты, особенно тайно по ночам… А в деревне что делается! В городе про это почти никто ничего не знает: всё зерно подчистую вывозится по госпоставкам, а кре-стьяне пухнут от голода…
С ужасом Артур слушал крамольный разговор, прекрасно понимая, что одного только его присутствия здесь достаточно, чтобы распрощаться не только с мечтой о партийной работе, но и с самой жизнью. Но и демонстративно уйти он тоже не мог, не вызвав подозрения у присутствующих. Сидя, словно приби-тый гвоздями к табурету, Тюхис проклинал про себя сокурсни-ков, оказавшихся такими идиотами-чистоплюями: «Ну посади-ли пару тройку профессоров, - подумаешь трагедия! Так мы же с ними на танцы не ходили, да и экзамены легче сдавать будет. Неужели эти дураки не понимают, что за такие слова нынче по закону – убивают! Стоит найтись среди присутствующих одному здравомыслящему человеку, который сообщит обо всём, куда следует, и… Впрочем, стоп! А почему это должен сделать кто-то, а не я?».
Найдя единственный путь к спасению, Артур немного ус-покоился и принялся размышлять над тем, как ему надлежит действовать дальше.
*Народный комиссариат просвещения.
С дачи Тюхис сбежал, когда все заснули. Больше всего Ар-тур опасался, что кто-то из однокурсников опередит его и тем выторгует себе помилование вместо него. На опушке леса он бдительно обернулся и немного постоял, вслушиваясь в звуки окружающего мира. На противоположном берегу заливчика прошумел поезд, где-то в дачных садах звучал голос Утёсова.
Неожиданно со стороны посёлка послышался звук чьих-то торопливых шагов и тяжёлое одышливое дыхание. Не видя приближающегося человека, Артур спрятался за дерево. Вскоре он разглядел спешащего по тропе по направлению к станции своего приятеля, с которым недавно сидел у костра в компании девиц.
Толстяк оказался умным парнем, хотя никогда не преуспе-вал в учёбе. Накануне вечером, после того, как доставшаяся ему на озере девица отвергла ухаживания рыхлотелого кавале-ра, он тоже угодил на заседания «тайного студенческого обще-ства». И подобно Артуру спешил предательством выторговать себе охранную грамоту.
Когда не заметивший его соперник прошёл мимо, Артур отыскал на земле камень потяжелее - с острым зазубренным краем, и осторожно, стараясь ступать как можно тише, поспе-шил вслед за конкурентом. В лесу между деревьев плавали обрывки тумана, приносимого ветром с озера. От быстрой ходьбы толстяк так громко дышал, что не слышал за спиной чужих шагов. И только когда Артур вплотную приблизился к жертве, бедняга что-то почувствовал и начал поворачиваться. Но Артур опередил его. Что было силы он ударил противника острым краем камня в висок и бил до тех пор, пока его лежа-щий на земле враг не перестал издавать какие-либо звуки…
***
Поезд, неспешно разгоняясь, покинул тускло освещённую лесную платформу, и неестественно жизнерадостный женский голос объявил по громкой связи следующую остановку. Тём-ный тамбур гудел от холодного ветра. Тяжёлые двери перехода между вагонами мрачно лязгали на рельсовых стыках. Артур вновь прокручивал в голове события последнего часа, пытаясь понять: всё ли так он сделал, и не находил изъяна в своих дей-ствиях. Нет, он определённо мог собой гордиться. Впервые убив человека, сохранил после этого достаточно самооблада-ния, чтобы надёжно спрятать труп в лесном болотце, предвари-тельно набив карманы верхней одежды убитого камнями. А также снял и утопил в том же болоте свою забрызганную кро-вью куртку.
***
В понедельник рано утром Тюхис уже занял наблюдатель-ную позицию возле окна на административном этаже, где располагалась спецчасть. Отсюда хорошо просматривался весь коридор и при этом Артур раньше времени не обнаруживал цель своего визита. Молодой человек сильно нервничал. Он опасался, что кто-то увидит его здесь, и сокурсники узнают о том, что их товарищ повадился в кабинет к институтскому особисту. За такое в момент можно было превратиться в про-кажённого, в присутствии которого все разговоры сразу смол-кают.
Но, в конце концов, на этом же этаже помимо спецчасти располагались и другие кабинеты. Ведь он мог ожидать здесь прихода кого-то из сотрудников ректората или бухгалтерии, чтобы, например, выяснить вопрос, связанный с выплатой стипендии…
Наконец уверенной походкой в коридор с лестницы всту-пил институтский особист. Коренастый и лысеющий, в мешко-ватых брюках и потёртом полувоенном френче он казался обыкновенным институтским бюрократом. На самом деле этот человек имел власть несравнимо большую, чем сам ректор.
Краем глаза Артур наблюдал, как нужный ему человек не-торопливо возиться с ключом, успевая одновременно прово-жать оценивающим взглядом ножки прошедшей мимо секре-тарши ректора, как плечом толкнув обитую хорошей кожей дверь, вошёл в свои владения.
Артур ещё немного подождал: ненужных свидетелей его грехопадения поблизости не было. Можно было покинуть свой наблюдательный пост. Тюхис стремительной походкой, почти бегом, по-воровски, проскочил расстояние до нужной двери и, без стука дёрнул массивную дверную ручку на себя. И сразу попал в междверный тамбур. За те мгновения, что парень нахо-дился в этом тёмном ящике, закрывая за собой внешнюю дверь и открывая внутреннюю, он успел проникнуться всей серьёзно-стью своего положения. Из этого чистилища путь ему был - либо на свободу, либо в такой же мрачный и тесный тюремный бокс - без дневного света и свежего воздуха, а то и в могилу…
Но первые же минуты общения с особистом успокоили сту-дента. Пробежав глазами его заявление, хозяин кабинета, зажё-вывая крепкими коричневыми зубами край папиросы, деловито задал посетителю несколько уточняющих вопросов. Артур отвечал обстоятельно, стараясь ничего не упустить. Тюхис был благодарен этому человеку за его понимание ситуации и явную готовность помочь. Впрочем, он ведь заслужил такое отноше-ние своей принципиальностью и честностью. Ведь даже де-вушку, с которой имел накануне физическую близость не по-щадил и аккуратно включил в число участников антисоветско-го сборища. А то, что особист глядел на него строго, без тени улыбки - с суровой складкой у лба и волевым зажимом челю-стей, так это даже лучше, ибо говорит о его беспощадности к врагам.
- Ладно… Ты пока иди, - кивнул Артуру на дверь начальник спецчасти и скупо пообещал: – Разберёмся…
Прошло три недели. К удивлению Тюхиса, за это время ни-чего с участниками злополучного загородного пикника не произошло. А вот загадочное исчезновение одного из студен-тов наделало в институте много шуму. Всех свидетелей, в том числе и Артура, вызывали в милицию. Тюхис очень надеялся, что на допросе у следователя ничем себя не выдал. А ещё он всячески себя убеждал в том, что надёжно спрятал тело. Каков же был ужас убийцы, когда вдруг поползли слухи, будто на труп пропавшего однокурсника случайно наткнулись охотники, и его родители якобы уже опознали тело сына в морге.
От предчувствия скорого разоблачения Артур почти пере-стал есть и спать. Ожидание ареста превратилось в жестокую пытку страхом. Слушая на лекции рассказ преподавателя, молодой человек представлял, что вот сейчас откроется дверь, в аудиторию войдут плечистые мужчины с хмурыми беспо-щадными лицами и сразу направятся к нему. Со знанием дела на глазах у всех они обыщут арестованного, защёлкнут на его запястьях наручники и поведут под изумлёнными и осуждаю-щими взглядами к выходу…
И действительно однажды посреди лекции в аудиторию за-глянул незнакомец и сообщил, что студента Тюхис срочно просят зайти в деканат. У Артура всё похолодело внутри, ноги сделались ватными.
Но в коридоре неизвестный посыльный тихо сообщил Тю-хису: «Вот вам адрес, завтра ровно в 15.00 будьте там. Запом-ните: вам нужен четвёртый этаж, комната сорок восемь. На входе скажите, что пришли к старшему редактору Николаю Степановичу Агланову. Вас будут ждать…
Тон и выражение лица незнакомца сразу убедили Артура в том, что дело очень серьёзное и, по всей видимости, напрямую связано с его обращением в институтскую спецчасть. По просьбе посыльного Артур повторил полученную от него ин-формацию. На прощание симпатичный мужчина с наипревет-ливейшей улыбкой крепко пожал Тюхису руку и участливо посоветовал:
- Вы, погуляйте где-нибудь ещё минут пятнадцать и воз-вращайтесь на лекцию. Не годиться, если по нашей вине про-пустите важные знания.
Названный особняк располагался в одном из тихих переул-ков центра Москвы. Артур с удивлением прочитал на зеркаль-ной вывеске перед входом в здание название научного журнала, посвящённого вопросам животноводства.
Признаки энергичной редакционной деятельности можно было заметить уже в вестибюле: где-то совсем рядом напере-бой стучала целая батарея пишущих машинок. С одной сторо-ны широкой лестницы громоздились туго перевязанные брике-ты журналов, - пахнущие свежей типографской краской. Види-мо, эту часть тиража свежего номера только что доставили из печатного цеха. Здесь же в вестибюле оживлённо обсуждала какую-то профессиональную проблему группа местных со-трудников. Артур скользнул недоумённым взглядом по томной даме с фантастической по сложности причёской на голове и молодому парню явно творческой наружности в костюме, полностью пошитом из парусины, включая туфли. Эти персо-нажи совсем не вязались с его представлениями о том серьёз-ном учреждении, в которое Тюхис ожидал попасть.
Артур назвал вахтёру фамилию и номер комнаты сотрудни-ка, к которому идёт, и без промедления был пропущен на бело-мраморную лестницу бывшего графского особняка. Нужный кабинет располагался в особом крыле верхнего этажа. Сюда с третьего этажа вела отдельная глухая лестница. Поднявшись по ней, Артур натолкнулся на предупреждающую, словно окрик часового, табличку на новой двери: «Служебный. Вход посто-ронним строго воспрещён». Стало ясно, что сотрудники с нижнего учреждения просто невхожи в эту часть здания. Не-много постояв у двери и, собравшись с духом, Артур вступил на запретную территорию. Красная ковровая дорожка скрады-вала звук его шагов. В этом отсеке было безлюдно, тихо и как-то по-особенному торжественно. Молодой человек даже усом-нился в том, что его прихода действительно кто-то ждёт.
Но как вскоре выяснилось, волновался он совершенно на-прасно. За дверью из чёрной кожи Тюхиса встретил мужчина лет тридцати восьми-сорока. Этот человек явно любил и глав-ное – имел возможность жить со вкусом. Это было видно по его самодовольному лицу, упитанной фигуре, облачённой в очень дорогой синий бостоновый костюм. От хозяина кабинета пахло коньяком…
Он сразу взял в разговоре со студентом дружеский тон: заявил, что полностью одобряет его - Артура поступок, ведь молодой человек поступил как настоящий комсомолец. Хозяин кабинета снял трубку с одного из установленных на его столе телефонов и гостеприимно распорядился принести два чая и бутерброды.
У этого человека волосы были то, что называется смоль: блестяще-чёрные, гладко зализанные назад, лежали плотно, как литые. Лицо широкое, в красных прожилках, дрябловатое в районе подбородка. Губы мясистые, влажные - плотоядные.
Глядя на Тюхиса, собеседник играл глазами, придавал сво-ему голосу выражение искренности и вообще старался понра-виться. Чтобы показать студенту свою интеллигентность завёл за чаем взаимно приятную беседу о новой кинокартине. Потом разговор плавно перешёл на футбольные новости.
Сама обстановка небольшого уютного кабинета располагала к задушевному неформальному общению: кадки с экзотичными растениями по углам комнаты, клетка с пощёлкивающей кана-рейкой у окна, лампа под успокаивающим зелёным абажуром на столе, неказённая мебель, видимо, из прежней обстановки графского особняка. Молодому человеку был предложен удоб-ный стул-кресло с мягкой обивкой – совсем как в гостеприим-ном доме. Не удивительно, что Артур быстро расслабился и перестал ожидать от этой встречи чего-либо неприятного.
Поговорив на отвлечённые темы, опер плавно перешёл к главному:
- Нам известно, что вы наш советский человек и образцовый комсомолец. Вы это отлично доказали, разоблачив врагов, свивших осиное гнездо в вашем учебном заведении. Поэтому мы просим вас продолжить удачно начатую работу. Нам важно выявить и другие очаги контрреволюционной заразы в студен-ческой среде.
Артур медлил с ответом. Не то чтобы ему противело со-трудничать с органами, но и соглашаться на роль штатного «стукача» он как-то робел. Одно дело разово спасти свою жизнь и совсем другое - влезать в это дерьмо по самые ноздри.
- Вы меня удивляете – посуровел следователь. – Я то был уверен, что вы наш.
«Конечно я ваш, ваш, ваш!» - готов был воскликнуть Артур, но не мог преодолеть интеллигентского смущения и неловко-сти. В его сознании с такой любовью долго лелеянный образ солидного партийного работника совсем не вязался с презрен-ной участью профессионального шпиона и провокатора. По молодости и незнанию Артур просто не понимал, что ему предлагался самый верный и быстрый путь к власти и процве-танию.
Тогда следователь принялся рассуждать, что в компетенции органов госбезопасности решать, кто по-настоящему виноват перед народом и заслуживает самого сурового наказания, а для кого можно сделать исключение, как для полезного для совет-ской власти человека.
- Как же это вы так – приятеля камнем по голове и в тряси-ну – вдруг сочувственно пожурил молодого человека хозяин кабинета. И в качестве разящего аргумента выдвинул ящик стола, достал оттуда пачку фотографий и небрежно раскинул их пасьянсом перед потрясённым клиентом.
- Ваша курточка то.
Артур отшатнулся от страшных снимков вздувшегося от долгого пребывания в воде трупа, выловленного милиционера-ми из лесного болота. Тогда следователь взял со стола фото-графию найденной рядом с покойником куртки и поднёс её к глазам побледневшего студента.
- Удивляюсь я вам, Артур Янович: образованный человек, а так глупо поступили… Куртку уже опознал сын дворника вашего дома и соседи по подъезду… Хотя бы театральный билетик предварительно из нагрудного кармана вынули… Впрочем, есть и другие изобличающие вас улики…
Самое поразительное, что голос вербовщика звучал совсем не враждебно, а по-прежнему сочувственно (впоследствии Артур мастерски освоит этот тон и благодаря этому сильно преуспеет по службе). Глядя на трясущиеся руки и умоляющие глаза перепуганного студента, оперуполномоченный словно говорил ему: ну что же ты, парень, упрямишься. Тебе же хотят помочь. Пойми ты, дурачок, я на твоей стороне, и в моих силах разом прихлопнуть всю эту мерзкую историю. И ты снова станешь чистеньким.
В итоге этой совсем не сложной для вербовщика шахматной партии Артуру был поставлен мат - Тюхис подписал обязатель-ство о сотрудничестве с органами НКВД и получил от руково-дителя псевдоним «Викинг».
Конечно, новый сексот* не мог знать, что Глава НКВД Ежов требовал от своих сотрудников «подбирать таких агентов, которые были бы или полностью связаны с нами или за кото-рыми числились бы какие-либо грехи, и они знали, что эти грехи за ними есть, а на основе этих грехов мы могли бы пол-ностью держать их в своих руках».
*Секретный сотрудник.
По заданию куратора Тюхис стал часто посещать студенче-ские вечеринки. Если раньше он делал это эпизодически, по настроению, то теперь целенаправленно искал возможности попасть на квартиру, где намечаются танцы в узком кругу, старался оказаться поблизости от товарищей, затеявших инте-ресный с позиций его тайной службы разговор.
Иногда Артур сам, используя подходящую ситуацию, заво-дил со знакомыми студентами и даже преподавателями кра-мольные беседы. Куратор разрешил ему в оперативных целях критиковать власть и существующие порядки, чтобы зондиро-вать настроение вызывающих подозрение личностей.
Артура поражало, как легко люди, - даже в такое жёстокое время, - открывают ему душу. Более того, провокатор не раз слышал от своих доверчивых собеседников участливые советы не быть таким прямолинейным: «Я восхищаюсь вашей кри-стальной порядочностью, - как-то с восхищением признался Тюхису один молодой преподаватель, которому многие кори-феи прочили блестящее будущее в науке. – Но вы должны сохранить себя для полезных дел. Времена то нынче далеко не вегетарианские…». Пройдёт совсем немного времени и этого несчастного, так трогательно заботящегося о бескомпромисс-ном комсомольце Тюхисе, как и многих других студентов и преподавателей МММИ перемелет кровавый молох репрессив-ной машины. И произойдёт это благодаря деятельности талант-ливого сексота.
Всю собранную для куратора информацию Артур обычно передавал не лично руководителю, а оставлял в виде записок сапожнику, чья будка стояла через дорогу от сквера возле кинотеатра «Форум». При этом Артур уже чувствовал себя не презренным шпионом, а разведчиком в тылу врага.
Первые видимые плоды его работа стала приносить при-мерно через три месяца после начала активного сотрудничества с «органами». В одну ночь были арестованы все без исключе-ния участники той самой дачной вечеринки, а чуть позже - ещё почти два десятка выявленных Артуром «врагов народа».
Вначале за добытую информацию Артур получал разовые денежные вознаграждения. Происходило это во время нечастых встреч непосредственно с руководителем агентурной сети. Но когда благодаря Тюхису была раскрыта «серьёзная шпионская организация» в одном из ведущих технических ВУЗов страны, ценного сотрудника перевели на ежемесячное жалование, которое вдвое превышало доход начальника цеха самого круп-ного машиностроительного завода Москвы. Для получения «зарплаты» Артур специально открыл счёт в ближайшем к дому отделении Госбанка.
Когда по месту учёбы выявлять новых врагов стало слож-нее, высокий покровитель устроил старшекурсника Тюхиса лаборантом в ЦАГИ*. Куратор Артура был чрезвычайно заин-тересован в талантливом подопечном, ведь тот обеспечивал ему отличные «производственные» показатели. А цифры эти позво-ляли любителю красивых женщин, первоклассных ресторанов и комфортной во всех отношениях жизни получать свой трой-ной оклад и премиальные, награды, повышения по службе. За достигнутые успехи покровитель Артура одним из первых в своём отделе получил ордер на квартиру в новом ведомствен-ном доме. Дважды в неделю он приносил домой изобильный продуктовый паёк, специально заготавливаемый для своих сотрудников Кооперативным управлением НКВД СССР; ле-чился и отдыхал не вместе с простонародьем - в обычных по-ликлиниках и больницах, - а в элитных ведомственных меди-цинских учреждениях и домах отдыха. Но все эти блага можно было иметь лишь при хорошей оперативной статистике, за которой чекистское начальство всех уровней строго следило.
Поэтому куратор Тюхиса ухаживал за одним из лучших своих сотрудников, словно за красивой любовницей: при страшной перенаселённости столицы помог получить хорошую комнату в коммуналке (Артур давно мечтал жить отдельно от родителей), похлопотал, чтобы отец Артура был, наконец, назначен на должность в своей конторе, которой безрезультат-но добивался много лет.
А за это «Викинг» в долгу у шефа не оставался. В ЦАГИ ему тоже, благодаря вешней привлекательности, интеллигент-ности и обходительности быстро удалось стать своим сразу в нескольких компаниях.
Особенно большой успех светловолосый статный красавец имел у коллег слабого пола. Артур быстро смекнул, что самые «вкусные» сведения можно получить именно от женщин и мастерски использовал свою мужскую неотразимость для добычи нужной информации.
Его деятельность в ЦАГИ оказалась даже ещё более успеш-ной, чем в родном институте. При личных встречах с курато-ром, которые тот в виде поощрения теперь часто устраивал в лучших коммерческих ресторанах Москвы, чекист не скупился на похвалы и даже однажды назвал Артура «бриллиантом своей агентурной сети». И это были не пустые слова. Тюхис видел, как с неловкой поспешностью очень сытого человека спешит к нему навстречу из-за служебного стола гордый со-трудник могущественной организации, как заискивающе инте-ресуется у него, что заказать в ресторанном меню. А вскоре за выдающиеся успехи в работе чекист даже поощрил Тюхиса путёвкой в сочинский санаторий.
* Центральный аэрогидродинамический институт.
***
За полтора часа до отхода поезда в пассажирском зале возле буфетной стойки Артура окликнул какой-то парень: «Привет, старина! Рад тебя снова видеть!». Глядя в открытое лицо неиз-вестного ему молодого человека, курортник силился вспом-нить, где и при каких обстоятельствах они могли встречаться и не мог. Но на лице незнакомца сияла такая счастливая улыбка, и он обволакивал Артура таким дружелюбием, что Тюхис позволил взять себя под руку и отвести в сторонку для товари-щеской беседы.
Мягко, но настойчиво куда-то увлекая за собой Артура, не-знакомец радостно рассказывал ему, что они, якобы, встреча-лись в райкоме ВЛКСМ и даже будто бы вместе были на рес-публиканском сборе комсомольского актива. Правда, как Артур не напрягал память, не мог вспомнить навязчивого парня.
- Зайдём ко мне, дружище. Поговорим за рюмкой чаю – по-приятельски предложил тот Артуру, когда они подошли к скромной на вид двери, располагающейся в стороне от во-кзальной суеты. Парень пояснил, что учится на инженера-железнодорожника, а тут подрабатывает «по части ремонта служебной аппаратуры». До отхода поезда была ещё уйма времени, и скучающий отпускник позволил себя уговорить.
Но едва за ними закрылась дверь в пассажирский зал, как провожатый Артура мгновенно переменился. Дружески при-держивающая студента рука вдруг стальными тисками сжала его предплечье.
- Вы арестованы! – рявкнул парень и зло толкнул Артура лицом к стене. Последовал жёсткий приказ взять руки за голову и раздвинуть ноги. В голове Артура всё смешалось. Пока уме-лые руки привычно шарили по его одежде, выворачивали кар-маны и выдёргивали из брюк ремень, арестованный жалко лепетал:
- За что?! Это какая-то ошибка… Позвоните майору Хлеб-никову.
Это позднее Тюхис узнает, что при каждом крупном вокза-ле есть отделение НКВД с несколькими тюремными камерами. Пройдёт совсем немного времени, и сам Артур уже в качестве офицера госбезопасности будет развлекаться изобретением новых оригинальных способов ареста. Тогда же он был пора-жён коварством фальшивого товарища. А ещё больше тем обстоятельствам, что в каких-нибудь пятидесяти метрах от его тюремной камеры продолжает идти своим неторопливым хо-дом обычная безмятежная жизнь: люди за столиками ресторана пьют и едят под лёгкую музыку оркестра в ожидании своего поезда, работают газетные киоски; курортная публика занимает свои места в комфортабельных вагонах…
Артура арестовали вслед за завербовавшим его куратором. А тот пал жертвой очередной смены власти в НКВД. Новый Нарком госбезопасности Ежов «зачищал» ведомство от людей своего предшественника - Ягоды. Вместе с опальным руково-дителем были казнены все восемнадцать его приближенных комиссаров госбезопасности 1-го и 2-го ранга, а также репрес-сированы ещё несколько сотен менее высокопоставленных чекистов.
На Лубянке Тюхис лишь однажды встретился со своим быв-шим руководителем. Когда в кабинет следователя, где в этот момент находился Артур, привели ещё одного арестованного, Тюхис не сразу узнал в изуродованном постоянными побоями, психологически сломленном человеке бывшего лощёного сибарита. Волосы несчастного были растрёпаны, передние зубы выбиты, вместо лица - одна багрово-синяя гематома с щёлками глаз. Бедняга затравленно смотрел на следователя и постоянно плакал. Он был готов подписать всё, что ему дава-ли…
Это «свидание» произвело на Артура столь сильное впечат-ление, что он тоже приготовился без дополнительного нажима со стороны следователя назваться агентом любой иностранной разведки или троцкистом. Хотя Артур понимал, что это означа-ет расстрел или постепенную смерть в далёком лагере, но истя-заний на следствии он боялся ещё больше.
Ведущий дело Тюхиса сотрудник НКВД сразу это понял. Если при первых допросах он иногда оставлял открытым ящик своего стола, чтобы подследственный студент мог видеть ле-жащую в нём полицейскую резиновую дубинку, то впоследст-вии уже не пытался запугивать студента. Тем более что Артур был готов целовать ему руки за то, что следователь, вместо того, чтобы быстро «пришить» Артура к делу списанного в расход руководителя, решил использовать его талант провока-тора. Тюхиса начали в качестве «наседки» подсаживать в каме-ры к неуступчивым заключённым. Почти полгода своими под-робными донесениями Артур, как ему казалось, продлевал себе жизнь.
Но впоследствии выяснилось, что новые руководители Сек-ретно-политического отдела Главного управления госбезопас-ности НКВД с самого начала не собирались жертвовать ценным для органов сотрудником. Всё время пока Тюхис сидел, то есть «работал» в тюрьме, бухгалтерия НКВД ежемесячно аккуратно начисляла ему заработную плату (правда, Артур об этом узнал уже после своего освобождения). Когда же заключённые пере-стали доверять разговорчивому студенту, начальство приняло решение предложить «арестанту» службу в качестве кадрового офицера госбезопасности. Это было поразительное перевопло-щение: недавний бесправный зэк, почти смертник сменил тюремные обноски на элегантную форму НКВД с малиновыми петлицами и вышитым золотой канителью мечом и серпом-молом на рукаве.
Глава 16
В первую в своей жизни боевую командировку Борис от-правился через территорию сразу нескольких иностранных государств. Всё для него в этой поездке было необычно: и то, что ехал, чуть ли не через половину капиталистической Евро-пы, один – без бдительного сопровождающего из серьёзной конторы, да ещё и под чужим паспортом; и что маршрут его пролегал через загадочный полумифический Париж. В этом городе когда-то провели свой медовый месяц его родители…
На осмотр местных достопримечательностей у Нефёдова было примерно полдня - в 16.30 с парижского вокзала «Аустер-лиц» уходил поезд в сторону франко-испанской границы, на который у Бориса был заранее куплен билет в купе второго класса. А до этого времени необходимо было успеть пропи-таться впечатлениями.
В первом же попавшемся ему газетном киоске Борис при-обрёл туристический буклет, и с ним в руках начал своё путе-шествие.
Стоило ему бросить взгляд на текст путеводителя, как сра-зу вспомнились выученные в детстве уроки. Оказалось, что благодаря родителям он неплохо знает французский: пока жива была мать, она разговаривала со своим мальчиком даже больше на основном языке русского дворянства, нежели по-русски. Отец тоже при любой возможности занимался с Борисом язы-ками и старался дома общаться с ним на французском или английском. Отец считал, что будущий профессиональный военный, каким он видел сына, обязан знать, как минимум два иностранных языка.
Вначале Борис пытался совершать «правильную» экскур-сию, планомерно осматривая все главные достопримечательно-сти города. Для этого он постоянно сверялся с картой. Но во-круг было столько всего интересного, что молодой человек постоянно отклонялся от маршрута. В конце концов, он плюнул на рекомендации бумажного гида, и беспечно двинулся в люд-ском потоке. Борис гулял по тенистым бульварам, глазея на импозантные особняки местных богачей за высокими витыми оградами с позолоченными фамильными гербами на чугунных решётках. Кормил голубей на солнечных площадях. Его пора-жало изобилие товаров в витринах многочисленных магазинов.
Накаченный советской пропагандой Борис с удивлением обнаружил, что крайне редко встречает на улицах нищих и плохо одетых людей. Непонятно было, куда подевались сотни тысяч жестоко эксплуатируемые капиталистами пролетариев, о которых так много рассказывали на политзанятиях комиссары.
Парижанки в массе своей выглядели более элегантными по сравнению с москвичками. Большинство советских женщин после сворачивания Сталиным НЭПа* носили одежду из ситца, так как других тканей в продаже просто не было. Разглядывая модниц, прогуливающихся по парижским бульварам в платьях с загадочными и волнующими воображение древнеегипетскими символами и тропическими цветами, Борис с грустной иронией вспомнил украшающие одежду многих его соотечественниц индустриальные рисунки, на которых были изображены трак-тора, сеялки, подшипники и т.д. Лишь достаточно обеспечен-ным советским барышням было по средствам приобрести стильный заграничный жакет, пару иностранных чулок, короб-ку приличной пудры «Коти».
Француженки же одевались гораздо более разнообразно и со вкусом. Практически все женщины, которые попадались Борису на глаза, обладали искусством создания собственного образа благодаря мастерскому подбору аксессуаров. Создава-лось впечатление, что уважающая себя местная дама просто не выйдет из дому без чулок цвета загорелой кожи, подобранных в тон платью туфелек, шляпки и сумочки оригинального дизайна.
НЭП* - Новая экономическая политика – короткий период относительной экономической свободы в советской истории.
В маленьком уличном кафе неподалёку от «Площади Со-гласия» Борис заказал чашку кофе с горячими круасанами. Впереди на горизонте в голубой дымке маячила Триумфальная Арка, а за соседним столиком расположилась шумная компания молодых людей, судя по их импозантному виду - свободных художников. Временами Борис ловил себя на том, что всё ещё не может до конца поверить в происходящее: он сидит в па-рижском кафе и глазеет на проходящую мимо толпу сытых, вполне довольных собой обывателей. И в это же время - за несколько тысяч километров отсюда - идёт жестокая война: сгорают заживо в подбитых самолётах его товарищи… Но именно туда – в самое пекло боёв лежал его путь.
Выйдя из кафе, «турист» прокатился на прогулочном ко-раблике по Сене. Затем долго выбирал на блошином рынке сувениры, которые собирался подарить своим близким после возвращения из командировки, если, конечно, ему повезёт уцелеть.
К вокзалу Нефёдов шёл не спеша – вдоль реки - мимо при-швартованных к набережной барж. К каждому такому плаву-чему дому, через маленькую калитку, устроенную прямо в чугунном ограждении набережной, вели сходни. И у каждого дома имелся свой почтовый ящик…
Перед тем как взять такси до вокзала Нефёдов спустился по каменным ступенькам к самой воде, и некоторое время постоял там, пытаясь запомнить свои чувства. Под ногами неторопли-вые воды Сены несли опавшие листья, рядом - перед лежащей на мостовой шляпой играл маленький оркестр уличных музы-кантов. А на противоположном берегу возвышался знаменитый собор Нотр-Дам.
Борис вдруг подумал, что если бы судьба подарила ему хотя бы две недели романтических каникул в этом городе - вдвоём с Ольгой, то даже смерть в 23 года не показалась бы жестокой несправедливостью: «Поселились бы мы на такой вот барже, - размечтался Нефёдов. – И каждый день швартовались бы на новом месте, меняя вид из окна!».
***
В отличие от военных специалистов, перебрасываемых в Испанию советскими торговыми судами, их отправляемым «сухопутным путём» коллегам представлялся уникальный шанс, может быть единственный раз в своей жизни испытать, - каково это - быть буржуем. Для поездки добровольцам выделя-лись солидные командировочные в валюте тех стран, через которые им предстояло следовать транзитом. Для них заранее - через зарубежные дипломатические структуры бронировались железнодорожные билеты и гостиничные номера. Особое вни-мание обращалось на то, чтобы класс вагонов и уровень гости-ниц соответствовал легенде, по которой тот или иной военно-служащий пересекал иностранную территорию. Как «обеспе-ченный чешский турист» - по паспорту Франтишек Мартиш - Борис Нефёдов передвигался от самой Праги только в элитар-ных международных поездах.
Когда Нефёдов впервые попал в вагон Трансъевропейского общества спальных вагонов, он испытал культурный шок. Это был настоящий отель на особых - международных рессорах*: двухместные купе, стены которых были отделаны красным полированным деревом и обтянуты зелёным бархатом, мягкие диваны с высокими спинками, расшитый пейзажами в япон-ском стиле абажур настольной электрической лампы на столе, и тут же тяжёлая хрустальная пепельница. Пахло здесь очень приятно – как в хвойном лесу.
* Речь идёт о колёсных тележках тройного подвешивания американской системы Пульмана, обеспечивавшими элитным вагонам мягчайший ход.
Все эти зеркала во весь рост и мраморные ванны в гости-ничных номерах (и даже в вагонах!), ковровые дорожки, тяжё-лые парчовые гардины на окнах, идеальной белизны скользкие прохладные простыни, подчёркнуто услужливые портье и проводники вызывали чувство конфузливого смущения у при-выкшего к неприхотливому казарменному быту лётчика. Во время этой поездки Борис впервые познакомился с такими достижениями западной промышленности, как холодильник и пылесос. А вот диковинная для большинства граждан СССР радиола в квартире у приёмных родителей Бориса - Фальманов была.
Тем не менее, не смотря на непроходящее чувство неловко-сти, Борис старательно изображал из себя путешествующего состоятельного бездельника: придирчиво выбирал «Вдову Клико»; в предложенной ресторанным сомелье винной карте, вознаграждал обслугу положенными чаевыми, и, вообще, делал вид, что привычно чувствует себя в твидовой шкуре изнежен-ного наследника преуспевающего фабриканта. Хотя вряд ли Борис справился с выпавшей ему ролью, если бы не воспоми-нания об уроках родителей и не врождённый вкус потомствен-ного дворянина.
; Элитное французское вино.
***
Оставив вещи в купе, Борис вышел из вагона. Прогуливаясь по перрону, он вдруг увидел во главе состава отполированных до блеска коричневых вагонов чудо современной техники. Нефёдова буквально потянуло к невиданному локомотиву. Длинный котёл и большая часть внешних механизмов паровоза для улучшения его аэродинамических свойств были упрятаны под сварными листами огромного капота-обтекателя. От этого локомотив имел необычный сигарообразный вид. Влюблённый в скорость Борис понял, что перед ним скоростная машина.
Пока мощный магистральный пассажирский паровоз сдер-жанно сипел горячим паром и лишь изредка выдыхал из высо-кой трубы клубы молочного дыма. Но очень скоро, по гулкому сигналу вокзального колокола, локомотив издаст торжествую-щий рёв и плавно тронется с места, постепенно убыстряя свой бег…
- Я вижу, мсье нравиться «Голубой кит» - указал взглядом на паровоз коренастый человек с пышными усами, бакенбардами и большим красным мясистым носом. Его костюм очень напо-минал форму офицера флота: широкие штаны-клёш, тёмно-синяя куртка с двумя рядами крупных блестящих пуговиц, небольшие квадратные погончики на широких плечах, фуражка с двумя золотыми галунами и вышитой кокардой на околыше. К тому же на запястьях и кистях «моряка» имелись наколки, свидетельствовавшие о его бурном прошлом. Да и вообще выглядел усач бывалым «морским волком».
Впрочем, по въевшейся в веки этого человека угольной пы-ли и по тому, как по-хозяйски он положил руку на паровозные поручни, опытный глаз сразу распознал в нём машиниста.
- «Голубому киту» нет равных в мире – горделиво повторил название своей машины усач.
Локомотив действительно был выкрашен в тёмно-синий цвет, за что, видимо, и получил своё прозвище. Создавалось ощущение, что поверх краски огромное стальное тело машины было дополнительно покрыто лаком, (возможно для меньшего трения с воздухом на больших скоростях), отчего оно и в самом деле блестело, словно бока и хвост вынырнувшего из воды кита.
Со знанием дела Борис стал задавать словоохотливому ма-шинисту технические вопросы, касающиеся эксплуатации его машины, а тот с удовольствием отвечал на них. Оказалось, что передняя и задняя двухосные тележки паровоза позволяют безопасно проходить на больших скоростях кривые участки железнодорожного пути, а для облегчения деталей движущего механизма они выполнены из особой легированной стали.
- О! Мсье, - настоящий знаток моего ремесла! – восхищённо воскликнул француз. Он настойчиво начал предлагать иску-шённому в железнодорожном деле пассажиру осмотреть каби-ну своего «Голубого кита». Нефёдов с благодарностью принял приглашение и был поражён, когда узнал, что данный новей-ший локомотив работает не на угле, а на нефти, и развивает на отдельных участках пути фантастическую скорость в 150 км/час и даже больше.
- Хотите прокатиться со мной до ближайшей крупной стан-ции? – вдруг предложил Нефёдову машинист. – По пути я покажу вам, как мой «Голубой кит» с лёгкостью обгоняет самолёты. Уверяю вас, такого вы ещё не видели!
Борис сбегал в свой вагон, взял из чемодана две купленные в Варшаве бутылки «Зубровки», договорился с проводником, что вернётся в купе на следующей станции, после чего, перехо-дя от нетерпения с быстрого шага на бег, вернулся в кабину поразившего его воображение локомотива.
Отмечать знакомство новые друзья начали ещё до отхода поезда. А после того, как прозвучал вокзальный колокол, сиг-нализирующий об отправке состава, за управление паровозом взялись - молодой помощник машиниста на пару с кочегаром. Постепенно пьянеющий усач только подгонял их суровыми окриками.
Принесённая Нефёдовым настойка закончилась довольно быстро. Вообще-то Борис не рассчитывал, что француз покажет себя столь заводным выпивохой, но коль уж пошло такое со-ревнование, молодой русский не собирался уступать «мусью». Вскоре выяснилось, что в хозяйстве собутыльника специально на такой случай припасено ещё спиртное. Застолье продолжи-лось…
Когда поезд уже покинул парижские предместья и за окном паровозной кабины замелькали сельские пейзажи, над придо-рожным лесом вдруг показался самолёт. Похоже, это был «Бре-ге-19» – лучший французский бомбардировщик, развивающий в крейсерском полёте скорость свыше 200 км/час. Он летел в одном направлении с экспрессом, быстро обгоняя его. Поряд-ком захмелевший машинист тут же заявил, что сейчас покажет авиации, кто нынче король скорости. Пошатываясь, он напра-вился к левому сиденью и, согнав с него помощника, сам взялся за управление. Кочегар тут же услужливо распахнул дверь кабины, чтобы начальство приятно обдувало свежим ветерком.
Паровоз быстро стал набирать скорость. Но и самолёт к тай-ной радости Нефёдова продолжал уходить вперёд, хотя уже и не так быстро, как при встрече.
Приняв после некоторого колебания всё же сторону авиа-ции, Борис принялся подначивать мсье механика, говоря, что мол, напрасно он сравнил свой самовар с легкокрылой сталь-ной птицей. Одновременно Нефёдов искренне нахваливал невидимого коллегу-пилота. Борис заявил, что поставит ящик пива, если паровознику удастся обойти летуна.
Глаза машиниста налились кровью, лицо его сделалось баг-ровым, а ещё недавно благопристойно свисающие усы яростно топорщились. Механик принялся орать во всю свою лужёную глотку какую-то похабную песню. При этом он то и дело при-кладывался к горлышку бутылки рисовой водки. Войдя в раж, машинист упёр рычаги регулятора и реверса в ограничитель-ную красную черту. Стрелка скорости на спидометре перевали-ла за отметку в 150 км/час и упёрлась в ограничительную крас-ную черту. От невероятной скорости поезд трясся, раскачивал-ся и прыгал на рельсовых стыках так, что казалось, вот-вот улетит в кювет. Перепуганные помощник с кочегаром с ужасом следили за показаниями давления пара в котле. В любую се-кунду мог произойти взрыв и тогда от всех, кто находился в кабине, в лучшем случае нашли бы на месте крушения лишь оплавленные ременные пряжки.
Вдруг машинист издал торжествующий вопль. Паровоз на-чал обходить крылатого соперника. Прошло ещё пять минут и Борису пришлось по пояс высовываться в окно кабины, чтобы увидеть далеко позади состава жалкий силуэт безнадёжно отставшего аэроплана.
Это была безоговорочная победа «Голубого кита» и его ка-питана. Как положено, проигравшая пари сторона должна была проставиться перед победителем по случаю столь впечатляю-щей виктории. Но на ближайшей станции пьяную паровозную бригаду встречал усиленный наряд жандармов. Оказывается, уже целый час извещённое о ЧП на перегоне железнодорожное начальство в панике ожидало, чем закончиться страшная гонка. На ноги были подняты все оперативные службы того городка, куда должен был прибыть «взбесившийся» экспресс.
Полицейским пришлось штурмом брать локомотивную ка-бину. Усатый машинист отчаянно отбивался кочегарской лопа-той от лезущих в его владения «фараонов». А однажды даже опрокинул обступивших паровоз полицейских на землю, дав по ним «артиллерийский» залп грязно-серого пара из продувочно-го крана Эверластинга*. С большим трудом жандармам удалось повязать буйного механика, а заодно и всех, кто находился в паровозной будке…
*Используется для продувки-очистки паровозного котла от накипи, пены, мелкого шлама.
***
- Очень жаль, мсье, что мы вынуждены прервать ваше пу-тешествие, - сочувствовал задержанному иностранцу моло-денький блондин в форме младшего капрала полиции. Запол-няя протокол, он старательно шевелил выпяченными губами и постоянно поправлял сползающие с переносицы очки. - На-сколько я знаю, господин комиссар, сразу же хотел вас отпус-тить, как лицо непричастное к этому происшествию. Но по-мощник машиниста и кочегар в один голос показали, что это вы споили их старшего, отчего он утратил способность управ-лять поездом. Это действительно так, мсье?
Держащая перо рука участливого капрала зависла над блан-ком протокола, ожидая ответа задержанного. «Эти чёртовы лягушатники, ещё чего доброго сорвут мне командировку, - размышлял Нефёдов. – Вот анекдот получиться, если вместо аэродрома под Мадридом года на три припишусь «за хулиган-ку» в местной тюрьме, словно малолетний баклан* какой-нибудь. Впрочем, сам хорош, ведь в том, что у этого машини-ста «сорвало тормоза», действительно есть и моя немалая за-слуга. Но кто же мог предполагать, что мужик с такими серьёз-ными усищами и наколками совсем не умеет пить!».
*На блатном жаргоне – хулиган.
Больше всего Нефёдов опасался, что полицейские пошлют запрос его «папаше-фабриканту» в чешский город Пльзень. Тогда выяснится, что в руки жандармов попал офицер чужой армии, нелегально въехавший в их страну по поддельным документам. А по сравнению с таким серьёзным преступлени-ем, история с хулиганством на паровозе – просто детская ша-лость.
Надо было срочно придумывать себе какое-то алиби, но Бо-рису было противно спихивать всю вину за случившееся на «коллегу»-машиниста. Поэтому Нефёдов особенно не отпирал-ся. Он признавал, что да, грех на нём есть – он действительно принёс спиртное в кабину паровоза. Но только потому, что хотел отблагодарить машиниста за то, что тот любезно показал ему свой локомотив. И выпил с ним за знакомство. Злого же умысла специально спаивать железнодорожника у него, конеч-но, не было…
К счастью допрашивающий Бориса очкарик оказался сим-патичным парнем. Его добрая искренняя душа недалеко нахо-дилась под профессиональной скорлупой. Блондин сразу про-никся симпатией к «чеху» и всеми силами старался помочь и по-своему утешить «туриста»:
- Да вы не волнуйтесь. Правда одну ночь придётся провести в камере нашего участка. К сожалению, таков порядок. Но уже завтра вас переведут в окружную тюрьму, где условия намного лучше. Там вы и будете ожидать решения суда.
После унылого заполнения бесчисленных полицейских про-токолов, анкет, постановлений о взятии под стражу, и общения с местным адвокатом, который объяснил, что будет опекать господина Мартиша до того момента, как он сам выберет себе защитника, Бориса повели в камеру. В специальной комнате под бдительным присмотром пузатого седого ветерана с хму-рым недобрым лицом и его широкоплечего атлета-напарника Борис вытащил из ботинок шнурки. Пришлось также сдать брючный ремень и всё, что находилось в карманах. Нефёдова обыскали, после чего в его присутствии была составлена под-робная опись временно изъятых вещей.
Перед тем, как закрыть задержанного в камере, хмурый тол-стяк вручил Борису шерстяное одеяло, бутылку минеральной воды и сверток с двумя сочными сэндвичами. Такая забота о заключённых и щепетильность властей в обращении с ними ошарашила Нефёдова. Всё это так не вязалось с тем, что Борис до сих пор знал о капиталистическом мире.
Поначалу немного угнетал сам вид решеток, желтовато тусклый свет тюремной лампочки. Впрочем, неоднократно бывавший на родине в камерах милицейских отделений и воин-ских гауптвахт Нефёдов довольно быстро адаптировался: не гостиничный люкс конечно, ну да ему не привыкать к спартан-ским условиям жизни. К тому же здесь было довольно ком-фортно - имелась кровать, которую язык не поворачивался назвать нарами и даже ватерклозет.
В камере через коридор напротив приходил в чувство ма-шинист. Те три часа, что Борис объяснялся с жандармами и заполнял протоколы, механик проспал богатырским сном. Теперь он проснулся – немного протрезвевший, с сильной головной болью, - и принялся громко и жалобно причитать по поводу того, что теперь его выкинут из железнодорожной компании, и он не сможет кормить свою большую семью.
После банковского кризиса в США 1929 года, вскоре пора-зившего всю капиталистическую экономику, Западная Европа ещё не оправилась от «Великой депрессии». Во Франции, как, впрочем, и в Англии, Германии и Италии миллионы людей едва сводили концы с концами, получая жалкое пособие по безработице. Иметь хоть какую-нибудь постоянную работу считалось большой удачей и настоящим счастьем. Нефёдову было искренне жаль усача. Борис испытывал угрызения совес-ти, что невольно стал причиной его несчастья. Но чем он мог помочь бедняге-машинисту… За такими мыслями Борис и не заметил, как заснул.
Проснулся Нефёдов оттого, что кто-то осторожно тормо-шил его за плечо.
- Проснитесь, мсье. Из Парижа приехал ваш адвокат – ма-дам Смольская.
Отрыв глаза, Борис некоторое время с удивлением разгля-дывал склонившегося над ним полицейского и окружающие декорации тюремной камеры, не понимая, где он. Но потом в памяти всплыли события последних суток. Арестант поднялся с кровати и последовал за жандармом.
Так получилось, что Борис раньше заметил приехавшую за ним молодую женщину, чем она его. Сопровождающий жан-дарм остановил «чеха» на пару минут в самом начале длинного коридора, а сам по какому-то срочному делу заглянул за дверь ближайшего кабинета. Так что Борис имел возможность издали спокойно рассмотреть явившуюся по его душу даму, пока она ворковала с важным полицейским чином.
На вид ей было примерно столько же лет, сколько и Борису или даже немного меньше. Но, не смотря на свою юность, эта особа привычно пускала в ход тонкое кокетство, а её собесед-ник буквально светился от счастья.
Грациозная с тонкой талией, светлой кожей и забранными в пучок русыми волосами рыжеватого оттенка, она не могла не вызывать мужское восхищение. Особенно красивы у неё были ноги – длинные, точёные. Одета дама была чрезвычайно эле-гантно, но без претензий на шикарность. Впрочем, при её фи-гуре и королевской осанке даже скромный деловой костюм выглядел воплощением вкуса. В участок она явилась с неболь-шим кожаным портфельчиком.
В какой то момент женщина почувствовала, что некто раз-глядывает её тайком, и делает это непозволительно долго. Её вопросительный, чуть раздражённый взгляд отыскал наглеца. И дама тут же направилась к Борису.
- Здравствуйте, господин Мартиш, - чуть насмешливо по-приветствовала она Нефёдова. В смоляных, умных глазах мо-лодой леди вспыхнули весёлые огоньки, - этакие, выплясы-вающие джигу, энергичные, дурашливые бесенята.
Борис осторожно пожал протянутую ему узкую немного прохладную ладонь и поразился белизне и нежности её кожи.
- Поволновались же мы за вас, - продолжала дама. – Внача-ле появилась информация, что с поездом произошло крушение. Мы боялись, что с вами случилась беда. Но потом выяснилось, что вы всего лишь решили немного пошалить… Прошу меня извинить, господин Мартиш, обычно мы не позволяем себе давать советы клиентам. И всё-таки, должна вам сказать, что на этот раз вы немного переборщили с развлечениями…
У госпожи Смольской было интересное лицо, что называет-ся с изюминкой. Хотя, не смотря на правильный овал, его нельзя было назвать идеальным из-за длинноватого носа. Ско-рее это было лицо сильной и умной женщины, о чем «говори-ли» высокие скулы, гладкий в меру широкий лоб, хорошо очерченный подбородок и уверенный с лукавым прищуром взгляд больших глаз.
Они прошли в кабинет начальника полицейского участка, и дама официальным тоном обратилась к его хозяину:
- Господин комиссар, должна вам сообщить, что мой патрон – мэтр Контэ урегулировал все спорные моменты с господином префектом, руководством железнодорожной компании и гос-подином окружным прокурором. В дальнейшем наша адвокат-ская контора будет представлять интересы господина Мартиша во всех судебных инстанциях. А пока я предлагаю вам освобо-дить моего клиента из-под стражи. Вот постановление судьи на этот счёт и банковское поручительство о переводе денежного залога…
Борис получил изъятые у него при определении в камеру вещи. Перед тем, как покинуть полицейский участок, он после короткого раздумья вытащил все деньги, которые имелись в его кошельке, и протянул их жандарму-очкарику:
- Прошу вас, мсье, передайте их машинисту, когда он будет освобождаться. Боюсь, благодаря нашему знакомству у его семьи могут наступить тяжёлые времена…
За углом потемневшего от времени двухэтажного здания полицейского участка - на тихой, мощённой булыжником улочке, впритирку к мшистой каменной изгороди стоял одино-кий автомобиль. На этом неброском на вид «Ситроене» и прие-хала Анастасия Смольская (так звали девушку). Открывая машину, она сообщила Борису, что сейчас им необходимо вернуться в Париж, и уже оттуда она отправит Нефёдова дру-гим поездом к границе.
Его спасительница мастерски вела машину, то и дело кого-то обгоняя. Можно сказать, что она была водителем-асом. Борис собрался было отпустить комплимент по этому поводу, но передумал. Его немного смущали ироничные взгляды, кото-рые прекрасная спутница время от времени бросала на него.
- Наверное, считаете меня алкоголиком? – прямо спросил Нефёдов девушку-адвоката.
- Нет, не считаю – усмехнулась Настя. – Просто, как гово-рит мой патрон: надо быть хоть немножечко французом, чтобы с непривычки не опьянеть, вдохнув вольный парижский воз-дух… Из России сюда приезжают, как правило, очень дисцип-линированные серьёзные люди. Насколько я знаю, в Испанию у вас посылают не всех желающих, а лишь лучших из лучших… Опасность заключается в том, что перед поездкой эти люди обычно долго служат в какой-нибудь тихой провинции, где нет стольких соблазнов. Можно понять мужчину, который имеет в кармане деньги и видит буквально на каждом шагу все эти казино, кабаре и более пикантные заведения. Большинство имеет волю пройти мимо назойливых зазывал и манящей рек-ламы, но кто-то…
Анастасия, словно анекдот поведала Нефёдову, как однаж-ды ей пришлось выручать из третьесортного борделя совер-шенно голого полковника. Мощный загул стоил бедняге не только всех командировочных денег, но и одежды, которую он в пьяном забытьи заложил за выпивку и девочек.
***
Когда вопрос с гостиницей был решён, Борис вышел на ули-цу - проводить девушку. Возле своей машины Настя вновь, как при встрече, протянула ему руку для прощального рукопожа-тия. Неожиданно для неё Нефёдов осторожно задержал нежные пальчики в своей ладони и сбивчиво заговорил:
- Послушайте, через несколько дней я, видимо, попаду на войну. Там всё очень зыбко… Утром никогда не знаешь, - вернёшься ли вечером на свою койку… Да и просто некогда думать о посторонних вещах… А вообще, не умею я красиво говорить. Одним словом, подарите мне вечер в этом городе. Только не подумайте ничего плохого. Я не собираюсь за вами ухлёстывать.
Тонкая бровь девушки удивлённо изогнулась:
- Что-то я не пойму, вы хотите меня куда-то пригласить?
- Ну да! – решительно кивнул Борис. – Только, извините, я плохо знаю этот город, так что выбирать ресторан, куда мы пойдём, придётся вам. Но пускай это будет лучшее заведение.
Девушка внимательно посмотрела в глаза Нефёдову и чуть нахмурилась. Возникла короткая пауза, на протяжении которой Борис уже пожалел, что «зашёл в лобовую атаку» на прекрас-ную парижанку. Но потом взгляд Настя вновь сделался иро-ничным. Девушка улыбнулась:
- Понимаю. И даже разрешаю вам сегодня немного, как вы выразились: «поухлёстывать» за мной… Не знаю, как это при-нято в Красной армии, а во времена моего деда и отца - офице-ры слыли галантными кавалерами.
- Я постараюсь - Борис наклонился к всё ещё удерживаемой им девичьей ладошке и осторожно прикоснулся губами к кон-чикам длинных трепетных пальчиков. – И благодарю вас за согласие!
***
До назначенной встречи оставалось чуть более восьми ча-сов. За это время необходимо было где-то достать довольно приличную сумму, чтобы провести вечер с прелестной дамой в заведении для состоятельной публики. Так же надо было успеть купить или хотя бы взять на прокат костюм, подходящий к такому случаю - не пойдёт же он в ресторан в охотничьем пиджаке и в брюках-гольф с манжетами под коленом! Значит, нужен смокинг. А между тем все имевшиеся у него деньги Борис отдал жандарму для передачи машинисту.
Назначая свидание Нефёдов помнил об этом обстоятельст-ве, просто в свойственной ему авантюрной манере решил дей-ствовать по принципу: «главное ввязаться в бой, а там погля-дим». В конце концов, в прошлом ему неоднократно приходи-лось начинать серьёзную игру без козырей. «Стоп! – Борис радостно поймал краешек перспективной идеи. - Конечно же! Как он мог забыть о верном способе быстро разжиться налич-ностью. Карточный фарт никогда не изменял ему. Как никак в тех местах, где проходила юность Нефёдова карточная игра была главным развлечением блатной шпаны.
Возле гостиницы Нефёдов остановил такси. Его водитель оказался русским эмигрантом. По акценту Бориса и ещё каким-то, только ему одному ведомым признакам он сразу распознал в Нефёдове земляка и ответил потенциальному клиенту на родном для них обоих языке:
- Да, я знаю место, где можно обменять вещи на живые франки. Садитесь…
Дело в том, что Борис решил заложить кое-какие имеющие-ся у него вещи. Таким образом, он собирался получить деньги, с которыми можно начать игру. Перед отправкой из Союза на складе Главного управления вещевого снабжения ВВС РККА «испанцу» выдали всё необходимое для далёкого путешествия: начиная от двух костюмов и роскошного чемодана престижной немецкой фирмы, заканчивая нательным бельём и комплектом туалетных принадлежностей. Теперь часть этого богатства должна была перекочевать к парижскому скупщику. Но Борис без всякого сожаления был готов расстаться с шикарным не-мецким фотоаппаратом (вручённым «туристу» для поддержа-ния легенды), парой шёлковых рубашек и прочими излишест-вами. Зачем все эти вещи ему в Испании? Он же солдат, а не дипломат. Шмотки никогда не имели над ним власть. В спар-танских условиях полевого аэродрома вполне достаточно одно-го выходного костюма, надёжных наручных часов, бритвенного набора, добротной обуви и сменного белья.
Получив в ломбарде наличность, Борис попросил таксиста отвезти его туда, где играют на деньги. Шофёр молча кивнул и завёл мотор. При этом он уже не в первый раз как-то странно посмотрел на пассажира в зеркальце заднего вида. Борис ре-шил, что эмигрант видит в нём приезжего из СССР и потому так удивлённо рассматривает. Вначале Нефёдов отнёсся к такому, плохо скрываемому интересу со стороны таксиста к собственной персоне с легкомысленной иронией: «Они тут, небось, были уверены, что красные должны появиться в Пари-же в будёновках, матросских бушлатах и русских сапогах. А тут нате вам: молодой повеса в твидовом пиджачке и по-французски «шпарить» горазд! Да ещё и в картишки переки-нуться «на интерес» желает. Купец первой гильдии какой-то, а не большевик!».
Вскоре автомобиль свернул с освещённой улицы в какую-то подворотню и начал пробираться по тёмным закоулкам. Встречные машины им почти не попадались. Борису стало не до шуток. Только теперь он подумал о том, что таксист выгля-дит подозрительно. Длинный шрам на его щеке явно был ос-тавлен сабельным клинком. Выправкой и лицом он скорее походил на офицера, чем на какого-нибудь бывшего присяжно-го поверенного или приват-доцента. Не сложно было догадать-ся, чем этот «кавалер» занимался в России до эмиграции, и как он может относиться к приезжему с бывшей родины? Конечно, не слишком осторожно было ехать с ним вдвоём в здешние трущобы. Но с другой стороны, вряд ли любой парижский таксист согласиться отвезти Нефёдова туда, куда он просит…
Глядя в коротко стриженый затылок сидящего «за баран-кой» человека, Борис пытался понять, что у него на уме. Нефё-дов слышал, что многие парижские таксисты с разрешения полиции имеют при себе огнестрельное оружие - для самообо-роны от грабителей. Не решит ли шофёр пустить его в ход против севшего в его машину «товарища»? Борис стал раз-мышлять над тем, как будет действовать, если «офицер» вдруг попытается его шлёпнуть. Молодой человек так увлёкся про-кручиванием в собственном воображении различных вариантов рукопашной схватки с таксисом, что был даже немного разоча-рован, когда автомобиль снова выехал на освещённый и запру-женный транспортом и пешеходами проспект. Оказалось, что водитель просто срезал по тёмным дворам часть маршрута. Вскоре он остановил машину перед ярко освещённым фасадом какого-то заведения.
- Куда мы приехали? – удивлённо спросил таксиста Нефё-дов, который рассчитывал попасть в игорный притон.
- В казино… В это пускают мужчин без смокинга. Из менее респектабельного заведения вас просто не выпустят живым с выигрышем.
Поблагодарив сквозь зубы «извозчика» за столь трогатель-ную заботу о его безопасности, Нефёдов рассерженно хлопнул на прощание автомобильной дверцей…
Большинство карточных игр, которые предлагались посети-телям казино, были Нефёдову незнакомы. К тому же против профессионального крупье одной ловкости пальцев и знания некоторых шулерских приёмов было мало. Прекрасно зная уловки катал и особенности игры с ними, оказавшись в на-стоящем казино, Борис не понимал психологию партнёров по покеру и блэкджеку или по-французски - «vingt-et-un». А без понимания всей механики игры, на крупный выигрыш надеять-ся было глупо. Это всё равно что заходить в хвост бомбарди-ровщику неизвестной конструкции, не зная наверняка - уста-новлен ли на нём кормовой оборонительный пулемёт или нет.
Борис быстро сообразил, что в этом заведении ему не при-годиться опыт, полученный от классных игроков в первый год свой армейской службы, когда в связи с отсутствием полётов он много времени проводил за карточным столом, и значитель-но поднял свою квалификацию. Ведь то была подпольная игра в «волчьих ямах», где рисковым одиночкам часто везёт, если у них достаточно куража и отваги. В казино же Борис почувство-вал бездушную отлаженную машину, которую с наскока не прошибёшь.
Зато, впервые в жизни увидев настоящую рулетку, молодой человек решил, что в этой игре результат зависит только от везения. А он в своей удаче не сомневался. Впрочем, как оказалось, напрасно…
В нешуточном азарте Нефёдов не отходил от магического колеса, пока не проиграл все деньги, что у него были. И только потеряв на неудачной ставке последние фишки, Борис сообра-зил, что у него в кармане не осталось даже нескольких франков, чтобы взять такси до гостиницы. «Самонадеянный болван! Что ты теперь скажешь Насте? – со злостью говорил себе Борис, направляясь к выходу из игрового зала. – Даже пропивший исподнее полковник, о котором она рассказывала, не пал так низко в глазах этой восхитительной девушки, как падёшь ты, выставив себя в образе обыкновенного трепача».
В конце концов, Борис решил, что срочно отправиться в гостиницу, заложит всё, что у него осталось и вернётся в чёрто-во казино, чтобы отыграться! Не в его правилах было долго скулить и убегать, поджав хвост.
Погружённый в свои мысли, молодой человек не обратил внимания на солидного господина в золотом пенсне, идущего ему навстречу. А между тем седовласый мужчина, издали заметив Нефёдова, буквально впился в него взглядом. По мере того, как Борис приближался к нему, невозмутимое лицо гос-подина становилось всё более изумлённым и даже растерян-ным. Когда они поравнялись, мужчина вежливо обратился к Борису:
- Прошу меня извинить за бестактность, - начал он по-французски, и вдруг перешёл на русскую речь, - уж не Николая ли Александровича Нефёдова вы сын?
От волнения голос седовласого вибрировал. Видя недоуме-ние и отчуждённость в глазах молодого человека, неизвестный господин отрекомендовался:
- Дмитрий Александрович Нефёдов. Вы должны были слы-шать обо мне от своего батюшки.
Борис не мог поверить, что перед ним стоит его родной дя-дя, которого все родные с августа 1916 года считали погибшим, когда из Галиции, где русские войска совершили знаменитый Брусиловский прорыв, пришло известие о героической гибели вольноопределяющегося 2-й роты 4-го Копорского пехотного полка Дмитрия Нефёдова.
По словам дяди, он действительно был тяжело ранен под Барановичами и попал в австрийский плен. Долго лечился от последствий контузии в госпитале. Потом был лагерь для воен-нопленных. А когда, наконец, представилась возможность сообщить о себе родным через Красный крест, в России нача-лись революционные беспорядки:
- Я с таким трудом выкарабкался после ранения, что решил не возвращаться. Не трудно было догадаться, что отставка Государя Императора и игра наших доморощенных либералов в республику закончится междоусобной бойней.
Забыв о конспирации, Борис по просьбе дяди подробно рас-сказал ему об оставшихся в России родственниках, из которых уже никого не осталось в живых. Слушая племянника, дядя мрачнел, и всё более погружался в себя. Вскоре он снял пенсне и промокнул глаза платком.
В начале встречи дядя барским жестом пригласил Бориса пройти в отдельный кабинет, где никто не мог подслушать их интимный родственный разговор. Лишь однажды, вежливо постучав, в небольшое помещение с диванами бесшумно вошёл лакей с подносом. Он быстро накрыл стол на две персоны, оставил графин водки, закуску и, пожелав гостям приятного аппетита, удалился. После выпитой рюмки водки глаза дяди немного повеселели.
- Да-а, грустно, племяш, осознавать, что тех, кого ты так любил, уже нет в этом мире, - вздохнул Дмитрий Александро-вич. – А я ведь все эти годы мысленно разговаривал с родите-лями, с братом и с невестой своей – Варварой Михайловной. Мы должны были пожениться весной 17-го года…
Вскоре выяснилось, что у дяди во Франции есть жена и взрослый сын. Дмитрий Александрович не удержался, чтобы не похвалиться перед племянником успехами наследника: «Вес-ной кончает Сорбонну. Из первых идёт!».
Бориса позабавило известие о том, что оказывается, подоз-рительный таксист, принял его за сына своего знакомого, и сообщил Дмитрию Александровичу о загуле любимого отпры-ска.
- Вы удивительно похожи с моим Юрием, - сообщил Борису дядя.– Неудивительно, что приятель решил, что мой сынок собирается просадить в рулетку скромное папашино состояние, и поднял панику. Но я сразу сказал ему, что это совсем не похоже на моего мальчика. Он не так воспитан. Кстати, должен сказать, что вы, молодой человек, очень напоминаете мне брата… Очень прискорбно, что он связался с мятежниками. Надеюсь, вы извлекли урок из печального опыта родителя.
Прочитав на лице молодого собеседника несогласие, дядя недовольно хмыкнул:
- А вы, сударь, часом - не красный шпион, прибывший ор-ганизовывать мировую революцию? Очень не хотелось бы видеть, как уважаемую в определённых кругах фамилию «Не-фёдовы» треплют газетчики.
- Не беспокойтесь, в этом городе я проездом.
- А я и не беспокоюсь, - с лёгким раздражением пожал пле-чами Дмитрий Александрович. - Одержимый подобным бре-дом фанатик вряд ли пойдёт в казино. Да и вообще, согласи-тесь, что идеи господина Ульянова с сотоварищами - нелепы. Когда я слышу о всеобщем равенстве из уст священника, то растроганно плачу. Но когда о том же заливается господин без чина и состояния, - понимаю, что данный не имеющий понятия о чести мерзавец думает не о царстве справедливости, нет. Все эти господа из эмиграции мечтали однажды превратиться в новую красную аристократию, и к сожалению преуспели в своём намерении… К вашему сведению, юноша, до переворота 1917 года наша семья владела имением средней руки под Сама-рой, двумя доходными домами в Питере и одним в Москве, имела солидные пакеты акций Главного общества российских железных дорог и Волжского пароходного товарищества «Са-молёт». Так то вот-с. Это, батенька мой, серьёзное состояние, которое досталось нам от предков, и должно было по праву наследия перейти вам и моему сыну. Но пришли воры и силою оружия отняли всё. Искренне не понимаю своего брата, кото-рый добровольно согласился служить этой шайке жуликов.
Дмитрий Александрович горячо принялся уговаривать Бо-риса остаться во Франции. Узнав, что молодой человек служит в военной авиации, дядя обрадовано сообщил, что хорошо знает адъютанта маршала авиации, так как раз в неделю играет с ним в теннис в аристократическом клубе.
- Я составлю вам отличную протекцию!
На это Борис спокойно без всякого пафоса ответил, что на-мерен служить России, под каким бы флагом она не была.
- Что ж, похвально, похвально – задумчиво протянул дядя. –Только вряд ли большевики когда-нибудь простят вам непроле-тарское происхождение. Как бы преданно вы им не служили, - всегда будете оставаться под подозрением. Это во Франции молодой русский дворянин может со временем стать генера-лом, а в Советской России - карьеру ему не сделать.
- Я же говорю, что служу Родине. Чины и ордена для меня не главное. Хотя стать генералом, конечно, хотелось бы. Но, к сожалению, при моей профессии шансов дожить до больших звёзд на погонах не так уж много.
Дмитрий Александрович покачал головой.
- А вы знаете, Борис, я теперь даже горжусь, что у меня та-кой племянник… И всё же жаль, что вы не хотите принять мою помощь и остаться во Франции… Впрочем, откровенно говоря, меня не слишком удивляет, что вы и ваш отец связались с бунтовщиками. К вашему сведению, юноша: наши с вами общие предки отметились во всех дворцовых переворотах XVIII века. Один ваш родственник умер от чахотки на Нерчин-ской каторге, потому что в день восстания на Сенатской пло-щади из бретёрского удальства иль из самодурства - несколько раз перебегал от мятежников в лагерь Великого князя Николая Павловича и обратно. Другой за дуэль и вольнодумные вирши был разжалован в солдаты и отправлен на Кавказ в знаменитый 44-й Нижегородский драгунский полк*, который имел репута-цию «кавказской гвардии», потому что в него ссылали из Пе-тербурга проштрафившихся гвардейцев…
*Эта часть, по сути, являлась спецназом русской армии 19-го века на Кавказе, ибо полк был ориентирован на то, чтобы предоставить возможность проштрафившимся или приехавшим за наградами гвардейским офицерам быстро отличиться. По-этому полк или отдельные его подразделения постоянно при-нимали участие в самых опасных операциях против горцев.
Перед тем как проститься Дмитрий Александрович протя-нул Борису пачку крупных ассигнаций:
- Незадолго до отъезда на фронт в 1915 году я взял у вашего батюшки крупную сумму. Раньше вернуть долг оказии не представлялось. Поэтому возьмите вы. Я перевёл николаевские рубли по прежнему курсу во франки.
Борис вежливо, но твёрдо отказался. Тогда дядя ледяным тоном отчитал его:
- Очень прискорбно, милостивый государь, что вы в своей Совдепии так и не узнали, что есть такое для русского дворя-нина долг чести. Изволите немедленно взять, мальчишка! И не забывайте, что вы столбовой дворянин.
Не подавая руки, сухо поклонившись, дядя злой походкой вышел из кабинета. На столе осталась стопка франков. Борису сделалось совестно, что своей щепетильностью он невольно причинил обиду единственному своему кровному родственни-ку. И всё же перед тем, как покинуть заведение Борис вручил дядины деньги администратору казино, попросив его передать их мсье Дмитрию Нефёдову.
***
Вечер с Настей прошёл прекрасно. Они провели его в одном из самых фешенебельных ресторанов Парижа. Облачённый в отличный смокинг Борис часто приглашал свою даму на танец, восторгаясь её красотой, по-новому засверкавшей благодаря шикарному вечернему платью.
Борис искренне полагал, что умеет танцевать фокстрот. Этот танец считался в СССР нэпманским и Нефёдов специаль-но в школьные годы ездил на Воробьёвы горы, чтобы с улицы наблюдать, как на открытой веранде коммерческого ресторана упитанные мужчины в клетчатых костюмах прижимали в танце пёстро одетых на заграничный манер дамочек. А потом само-учка испытывал подсмотренные «Па» на своих партнёршах на молодёжных танцевальных вечерах. Многие девушки отказы-вались танцевать неприличный танец. Иногда Борьку даже выводили из зала, наблюдающие за порядком комсомольцы. Нарушителю порядка напоминали слова Горького о том, что фокстрот и джаз – «музыка толстых». На это Борька резонно отвечал, хлопая себя по плоскому животу, что ему лишний жир не грозит. В конце концов, всё заканчивалось одним и тем же - Нефёдова начинали бить за «буржуйские замашки»…
Но, чёрт побери, разве можно было сравнить бесполый «медленный» танец в монотонном ритме с взрывом чувств, полётом, флиртом, чувственностью фокстрота! А риск схлопо-тать по шее и плюс к этому - совершенно особенные эротиче-ские переживания от тесного контакта с партнёршей только разжигали в Борисе азарт, и он в очередной раз шёл на «танце-вальную провокацию».
Нефёдов увлечённо рассказывал Насте, что именно фокст-рот больше всего соответствует духу его профессии. Ведь в нём, в отличие от жёстко регламентированных бальных танцев, есть безграничная свобода для импровизаций. Как воздушный ас постоянно изобретает фигуры высшего пилотажа, так и мастер фокстрота свободен рисовать на паркете оригинальные узоры, придумывать новые «па»…
В ответ Настя благосклонно улыбалась, дипломатично умалчивая, что на самом деле её партнёр танцует популярный в Европе фокстрот просто чудовищно…
Весь вечер молодую пару опекал величественного вида метрдотель, который незаметно для гостей, но с виртуозной ловкостью руководил ансамблем официантов. В нужный мо-мент одни блюда заменялись другими. Стоило Борису потя-нуться за солью или вынуть портсигар, как тут же появлялся ловкий малый во фраке - с солонкой или зажженной спичкой в руках.
Правда, когда в самом начале вечера метрдотель воркую-щим голосом, употребляя незнакомые Борису названия вин и закусок, начал выяснять, что дорогие гости его заведения наме-рены есть и пить, Нефёдов немного растерялся. От преподава-телей специальных курсов, организованных разведуправлением НКВД для отправляющихся через Европу военных специали-стов, он не слышал таких названий. Но Анастасия деликатно спасла положение. Очень мягко девушка дала своему кавалеру несколько рекомендаций.
При свечах за бокалом вина разговор невольно сделался за-душевным. Анастасия рассказала Борису о своём отце - цар-ском полковнике, который недавно скончался в парижском госпитале для военных ветеранов от ран, полученных им в составе Русского экспедиционного корпуса во Франции - в битве под Верденом. Поведала Настя и о своём сокровенном желании вернуться в Россию:
- Мне обещали, что когда моя работа здесь будет закончена, я смогу обменять свой нансеновский паспорт* на советский. Я даже рассталась с молодым человеком, с которым дружила пять последних лет. Нечестно его обманывать надеждой, ведь он не последует за мной в Москву.
Почувствовав в настроении девушки перемену к грусти, Бо-рис принялся ласково и вместе с тем убеждённо говорить о том, что настоящий русский человек может быть счастлив только в своём Отечестве. И что такая восхитительная девушка, безус-ловно, станет подарком судьбы для любого мужчины.
В ответ Настя дала ему полушутливую отповедь:
- Хотите совет: никогда не утешайте девушку, оказавшуюся в ситуации, сходной с моей. А то от одиночества она потянется к вам, ища защиты и тепла. Что тогда будете делать?
Лукаво взглянув на Бориса, Настя вдруг заявила:
- И вообще, у меня такое ощущение, что, ухаживая сегодня за мной, вы представляете на моём месте другую девушку. И должна вам сказать, Борис, что я ей по-доброму завидую…
* «Нансеновский паспорт» - временные удостоверения лич-ности, заменявшие паспорта беженцам и лицам без гражданст-ва.
***
В конце вечера метрдотель деликатно положил на край стола поднос со счётом и тут же исчез. Борис оставил деньги поверх счёта, прибавив, как положено к основной сумме десять процентов на чаевые обслуге.
На следующее утро, когда Настя заехала за Нефёдовым на своей машине, Борис вышел к ней из гостиницы в одном до-рожном костюме – без вещей, которые были полностью зало-жены накануне для оплаты ресторанных и гостиничных счетов. По отсутствию в его руках чемодана она сразу всё поняла, но деликатно промолчала.
Девушка сообщила Борису, что сама отвезёт его на автомо-биле к границе. Такое решение приняло её руководство. С чем это связано, Настя не пояснила. Но Борис решил, что после истории с пьянкой на паровозе, начальство просто не решилось второй раз отправлять его одного поездом. Такое недоверие неприятно царапнуло самолюбие молодого человека. Но он сам был во всём виноват.
***
На муниципальном аэродроме, что располагался на окраине приграничного французского городка, Борису и ещё шести прибывшим из Союза лётчикам пришлось в безделье провести почти две недели. Всё это время они с нетерпением ожидали прибытия самолётов. Оставив Нефёдова на аэродроме, Настя сразу уехала обратно в Париж. Борис же поступил в распоря-жение майора, которого полагалось звать итальянским именем Марио Луккини.
Пока решался вопрос с поставками республиканскому пра-вительству Испании новейшей военной техники из СССР, советская разведка через подставные фирмы закупала в Европе списанные самолёты. Нефёдову и его товарищам предстояло контрабандно перегнать через Пиренеи три стареньких «Фок-кера D VII», два «Авро 504» и один «Спад SXIII»*. В ожесто-чённых боях заключительного периода Первой мировой войны эти истребители стяжали славу лучших, но к началу тридцатых годов уже безнадёжно устарели. Тем не менее, срочно требова-лось обеспечить республиканские ВВС хоть какой-нибудь боевой техникой, чтобы они могли противостоять налётам фалангистской авиации и их итальянских союзников.
* Из-за франко-британского имбарго на поставку вооруже-ния воюющим сторонам республиканское правительство могло рассчитывать только на контрабандное оружие, а также то, что поставлялось из СССР.
То, что предстоит лететь на старенькой безоружной машине над горами – в сложных погодных условиях, а затем над терри-торией, занятой противником, Нефёдова и его товарищей не особенно беспокоило. Лишь бы скорее закончилась пытка ожиданием и началась серьёзная боевая работа, по которой все они так соскучились. За время, пока лётчики жили вместе – в одном аэродромном домике они успели крепко сдружиться. Тем более что всё время приходилось находиться в одном замкнутом мирке. Дело в том, что майор категорически запре-тил лётчикам покидать территорию аэродрома, чтобы не при-влекать к себе внимание местных жителей, а особенно поли-ции.
Особую симпатию Бориса вызывал добродушный курский парень. Он с таким непосредственным детским восхищением не переставал радоваться тому, что благодаря армии получил возможность «поглядеть мир», и, что «вскоре попадёт на войну и обязательно там отличиться», что невольно заражал окру-жающих своим неиссякаемым оптимизмом.
Наконец, в один прекрасный день самолёты прилетели. Их пригнали французские пилоты. За час до приземления долго-жданных крылатых машин на лётном поле аэродрома, сюда вновь приехала Анастасия Смольская.
После удачной посадки истребителей она попросила Бориса помочь ей в одном деле. По просьбе Насти Нефёдов вытащил из багажника её «Ситроена» большой и очень тяжёлый чемодан и вслед за девушкой отправился с ним в домик, где собрались французские лётчики. Посторонних здесь не было – только Смольская, французы и Борис. Настя велела Нефёдову поло-жить чемодан на стол. Девушка открыла ключом его замки и откинула крышку. Чемодан оказался до краёв наполнен тол-стыми пачками наличных банкнот. Кажется кроме франков, там ещё были доллары и британские фунты. Борис догадался, что это была плата за купленные самолёты и гонорар перегонщи-ков.
Потом Борис проводил Настю до машины. Они очень тепло попрощались:
- До встречи в России – сказала Нефёдову девушка.
При этих её словах у Бориса отчего-то неприятно сжалось сердце. Но он тут же отогнал дурацкое чувство, и предложил обязательно, как только они оба вернуться в Москву, отметить это событие.
- Я познакомлю вас с отличными людьми, - моими друзьями - пообещал Нефёдов. – Уверен, что они станут и вашими друзь-ями…
Впрочем, этим планам не суждено было сбыться. Сотруд-нице советской разведывательной резидентуры во Франции - Анастасии Смольской так и не удастся до начала Второй миро-вой войны вернуться в СССР, а в 1942 году за связь с француз-ским сопротивлением она будет арестована Гестапо. 4 июня того же года девушка будет казнена на гильотине.
***
Сразу после прибытия самолётов началась их подготовка к длительному перелёту. Этим занимались четверо специально нанятых французских механиков. Борису предстояло лететь на «Спаде». Это было крайне рискованное предприятие, ибо от-крытая, не оборудованная нужными приборами кабина самолё-та совсем не подходила для высотного полёта над горами – в непредсказуемых климатических условиях. К тому же давно выработавший свой ресурс мотор «Испано-Сьюза» мог заглох-нуть в любой момент. Но Нефёдов старался не думать о воз-можных неприятностях, караулящих его на маршруте. В конеч-ном итоге - приказ, на то и приказ, чтобы его выполнять, а не подвергать бесполезным сомнениям.
За час до вылета командир разбудил пилотов. Шутливо подтрунивая друг над другом, лётчики не спеша оделись.
Вообще-то для такого полёта требовалось специальное об-мундирование, чтобы не получить переохлаждение и даже обморожение в открытом кокпите*: несколько слоёв шёлкового и шерстяного белья, толстый свитер, утеплённый комбинезон, меховые чулки и утеплённые ботинки. Ничего этого у Нефёдо-ва и его товарищей не было – организаторы перегона то ли не догадались обеспечить пилотов всем необходимым, то ли по-считали траты на дополнительное снаряжение излишними.
Наскоро перекусив, молодые люди взяли дорожные вещи, парашюты, маршрутные карты, и направились к самолётам.
Подойдя к своему «Спаду», Борис ласково провёл ладонью по его узкому лакированному фюзеляжу. В этой тесной люльке ему предстояло провести несколько часов над безлюдными горами. Случись серьёзная поломка, - помощи там ждать неот-куда…
Механик как раз только что залил горючее в дополнитель-ный подвесной бак самолёта и сообщил лётчику о готовности машины.
- Как моя птичка - не подведёт? – шутливым тоном осведо-мился у техника Нефёдов.
- Смотря, куда мсье собирается на ней лететь – без особого энтузиазма ответил о чём-то, видимо, догадывающийся фран-цуз, давая понять, что его дело - сторона.
Такие слова прозвучали не слишком обнадёживающим на-путствием, но Нефёдов привычно отмахнулся от тревожных мыслей.
* Кабина.
***
После двух часов полёта над горами Борис ничего не чувст-вовал, кроме изматывающего, сводящего с ума холода. Чтобы немного согреть руки, молодой человек поочерёдно прижимал то правую, то левую ладонь к нижней части приборной доски, которая нагревалась от работающего мотора. В своём обычном дорожном костюме – он вот-вот должен был превратиться в сосульку. Борис невольно представил себя после приземления в виде огромной островерхой сосульки и криво улыбнулся.
С каждой минутой всё труднее и труднее становилось ды-шать. Даже привычный к высотным полётам организм без специального оборудования на пределе своих возможностей выдерживал такое марафонское испытание на выносливость. Последствия длительного кислородного голодания всё более ощутимо давали о себе знать. Из тела словно выкачали всю энергию, а взамен влили апатию, душевное равнодушие. Со-всем не хотелось двигаться. Даже простые движения ручкой управления и повороты головы требовали серьёзных волевых усилий.
К тому же здесь на высоте около шести тысяч метров, мозг получал так мало кислорода, что мысли ворочались в голове с тяжеловесностью чугунных пушечных ядер. Клонило в сон. Хорошо ещё, что не надо было заботиться о прокладывании курса – достаточно было просто держаться за самолётом лиде-ра, который пилотировал майор, ориентируясь по зелёному фонарю, закреплённому на руле поворота его «Авро 504».
А между тем ведущий продолжал набирать высоту. Быть как можно выше – главное условие ночного полёта над неиз-вестной гористой местностью. Вот когда пригодилась вынос-ливость, добытая Борисом в ходе его самодеятельных трениро-вок на высотные полёты…
Вдруг резко тряхнуло. Противно заскрипел старый само-лётный такелаж. От неожиданности Борис вздрогнул. В голове хаос тревожных мыслей: «Что случилось? Неужели что-то с машиной!». Но мотор работает ровно, «Спад» по-прежнему исправно слушается рулей. Значит, причина тряски находится вовне. Вспоминаются слова единственного «снежного барса» в их группе - майора «Луккини», который, по его рассказам, когда-то служил на границе Армении с Турцией и часто летал над горами. Майор предупреждал перегонщиков, что такое может случиться при пролёте над снежным горным хребтом. Здесь сильные вертикальные потоки воздуха: холодные — опускаются, нагретые — поднимаются. Видимо, самолёт попал в могучее дыхание гор. Началась сильная болтанка. Даже звёз-ды закачались над головой. Глаза Бориса сами тянутся вниз, отыскивая спящее внизу чудовище, чей храп так раскачивал небесный свод.
Но внизу, насколько хватает глаз, сплошным ковром про-стираются пушистые облака. Всё пространство небесной рав-нины заливает яркий лунный свет. Гигантская снежная спина горного чудовища где-то внизу - под облаками. Стоит же под-нять голову, и взгляд тонет в полной мерцающих звёзд чёрной бездне. Будь Борис в лучшей форме, он бы пришёл в восторг от такой красотищи, но сейчас ему не до созерцания природных красот…
Чтобы как-то разогнать сонное оцепенение и забыть о дья-вольском холоде, внезапно начавшемся кашле и головной боли, Борис начал поочерёдно напевать все известные ему шлягеры. Попутно он выполнял доступные ему - в сидячем положении гимнастические упражнения. Слетающие с дрожащих губ слова звучали забавно. К тому же приходилось не просто петь, а в меру сил орать, чтобы расслышать себя сквозь гул мотора и вой ветра. Только таких ненормальных людей, как Борис и его спутники по рейсу могло занести шальным ветром судьбы на такую убийственную высоту. Вменяемое же человечество спокойно дышало внизу полной грудью, не подозревая о муках горстки своих сумасшедших сородичей, которым приспичило залезть туда, где даже птицы не летают…
- Чёртовы олухи! – в сердцах выругался Нефёдов, одновре-менно имея в виду себя и тех штабных умников, что догадались послать их на старых, открытых всем ветрам машинах по тако-му маршруту. Теперь он думал только о том, что в любой мо-мент масло в моторе его «Спада» может загустеть от холода, став причиной остановки двигателя; а на крыльях образоваться роковая наледь. При подготовке к такому специфическому полёту требовалось заправить самолёты маслом особой марки, установить бачки с антифризом на плоскостях. Но ничего этого сделано не было. И, тем не менее, им каким-то чудом удалось прорваться через Пиренеи…
Незадолго до посадки группа попала в полосу густого тума-на. На какое-то время Нефёдов потерял своих спутников. Те-перь он летел один, ориентируясь только по приборам, пре-красно зная, что в случае малейшей навигационной ошибки ему не выбраться живым из этих гор. Порой предательская мысль нет-нет да и кольнет: «А что, если ты ошибся…». Лучший способ избавиться от таких сомнений – работать и твердить себе, как молитву: «Всё идёт по плану, я всё делаю правиль-но!»…
Вновь знакомый зелёный фонарь он увидел незадолго до появления по курсу большого аэродрома. Лётное поле и по-стройки авиабазы были ярко освещены. Такая открытая иллю-минация не слишком вязалась с образом секретного аэродрома подскока, устроенном партизанами в тылу франкистов - специ-ально для приёма и дозаправки тайно перегоняемых из Фран-ции самолётов. Смущало также то обстоятельство, что они вышли на аэродром значительно раньше расчётного времени.
Но майор уверенно – с ходу пошёл на посадку, а следом за ним и остальные самолёты. Только тут Борис заметил, что в их группе не хватает одного «Фоккера». Позднее выясниться, что он бесследно пропал где-то над горами. И это была ещё малая цена, которую они заплатили за глупость своего командования.
Борис садился третьим по счёту. Интуитивно он что-то по-чувствовал, потому что не выключил двигатель на пробежке. Возле ангаров у края лётного поля стояли самолёты. К счастью они были хорошо освещены, так что Нефёдов издали различил Андреевские кресты на их килях. В голове Нефёдова возникла недоумённая мысль: «Откуда здесь самолёты Российского императорского флота?». Но тут же Борис сообразил, что это опознавательные знаки франкистких ВВС.
Борис резко дал газ и пошёл на взлёт, так как времени на разворот уже не было. Аэродромная охрана, - надо было отдать её должное, - спохватилась довольно быстро: сразу с несколь-ких сторон по пытающимся взлететь самолётам был открыт ружейно-пулемётный огонь.
Неожиданно справа вспыхнул яркий глаз прожектора. Залп света обрушился на кабину. На какие-то мгновения Борис ослеп. Но тело продолжало работать «на автомате»...
Когда глаза немного привыкли к световой буре, Нефёдов обнаружил в ста метрах впереди грузовую машину. Франкисты поставили её так, чтобы не позволить взлететь заблудившемуся пилоту «Спада».
Защищаясь от яростного света, бьющего прямо в лиц, Борис глубже склонился в кабину, теряя представление о внешнем пространстве. Теперь он действовал по памяти, держа в вооб-ражении последний раз виденную «картинку» отрезка взлётно-го поля по носу своего самолёта. Ручку резко на себя и сразу бросок машины в правый вираж. Крылом «Спад» слегка чирка-ет по кузову грузовика, но кажется, всё обошлось…
Внизу стрекочут вражеские зенитки, но их расчётам не уг-наться за самолётом, поднимающимся в небо с креном в семь-десят пять градусов. Центробежные силы вдавливают Бориса в сиденье. Управлять самолётом становиться сложнее. А в эти секунды как раз требуется самое большое внимание к машине. Все ее норовистые порывы нужно вовремя обуздать. Борис весь — внимание. И самолет послушно делает то, что он ему велит...
Если бы не этот вираж, тихоходному, медленно набираю-щему высоту «Спаду» просто не дали бы уйти с вражеской базы, как не позволили франкисты оторваться от земли одному из двух уцелевших после горного участка «Фоккеров»…
После этого инцидента, чуть не закончившегося для пере-гонщиков гибелью или пленом, всё вдруг пошло как по маслу. Судьба словно, испытав их на прочность, решила наградить за мужество и выносливость. Окончательно потеряв ориентировку в результате штурманской ошибки лидера группы, они вскоре случайно вышли точно на истинный аэродром дозаправки, где прибытия самолётов ожидала команда техников. Отдохнув, лётчики уже без приключений добралась до конечной цели своего пути.
И всё-таки эта история имела чрезвычайно драматичное продолжение. Через три дня над аэродромом, где стояли при-гнанные из Франции самолёты, неожиданно появился одиноч-ный вражеский разведчик. Он сбросил на парашюте какой-то контейнер и сразу скрылся в облаках.
К ящику, приземлившемуся на краю лётного поля, долго никто не решался приблизиться – все опасались мины-ловушки. Когда же смельчак всё же нашёлся, его ожидала страшная находка. В ящике находились части разрубленного человеческого тела. Когда из зловещей посылки извлекли голову несчастного, стало понятно, что страшную смерть при-нял жизнерадостный курский паренёк, чей «Фоккер» не смог взлететь с вражеского аэродрома…
Глава 17
После телефонного разговора с подругой Георгий Церадзе долго не мог успокоиться. И в лётной комнате среди товарищей из дежурного звена, и в столовой он думал только о своих подозрениях: «Как-то холодно Лёля ответила, когда я спросил её: «Соскучилась ли ты по мне?». Неужели, она всё-таки изме-няет мне?!».
За два месяца до начала войны сорокадвухлетний грузин познакомился на свадьбе приятеля с 19-летней прелестной особой – в ту пору студенткой Инженерно-строительного ин-ститута имени Куйбышева. Не смотря на огромную разницу в возрасте, девушка более чем благосклонно восприняла знаки внимания со стороны зрелого кавалера. Уже тогда Церадзе, как лётчик-испытатель, получал очень приличную зарплату и имел возможность ухаживать красиво - с кавказским размахом. Он забрасывал возлюбленную букетами, дорогими подарками, регулярно приглашал её в рестораны и театры. Каждую неделю знакомый штурман ГВФ, совершающий регулярные рейсы в Тбилиси, привозил Георгию свежие цветы и фрукты для его возлюбленной.
Юная красотка сразу обрела такую фантастическую власть над зрелым отцом большого семейства, что ради неё Георгий оставил жену и троих детей.
Их отношения развивались не постепенно, как обычный роман, а были яркой вспышкой страсти. Уже на следующий день после знакомства Георгий пригасил Лёлю в кино. Во время просмотра фильма девушка слегка прижималась к Геор-гию или будто случайно касалась волосами его лица, когда наклонялась, чтобы шепотом что-то прокомментировать.
Потом – после ресторана они гуляли по вечерним аллеям Парка культуры. Леля вдруг решила искупаться в пруду - дава-ло о себе знать количество выпитого в ресторане вина. Купаль-ника у Лёли не было, поэтому она плавала в нижнем белье. Когда девушка выходила из воды, то казалась более чем го-лой…
Конечно, весь этот спектакль был рассчитан на горячий кав-казский темперамент Церадзе. И опытный мужчина повёлся на него, словно пылкий и доверчивый подросток в пору полового созревания.
То, что новая подруга в первый же вечер отдалась ему - по-животному – в кустах, не только не смутило Церадзе. Напро-тив! Его пьянила и возбуждала эротическая игра, которую новая знакомая затеяла с ним. Он терял голову, когда, попро-щавшись с любимой в вестибюле её института, вдруг замечал, что у поднимающейся по лестнице подруги под юбкой нет трусиков.
Прошла всего неделя после их знакомства, а Церадзе уже не мог ни о чём думать, кроме как о своей Лёле; был готов бало-вать и терпеть все её капризы.
Правда, поначалу родители Лёли – простые рабочие - резко отрицательно относились к тому, что с их дочерью встречается мужчина, годящийся ей в отцы. Эти порядочные, но простые люди по наивности считали свою Лёлечку идеалом чистоты и невинности.
Впрочем, достаточно было Георгию один раз появиться в их доме, и своим неотразимым обаянием он сумел завоевать сим-патию и полное доверие родителей возлюбленной. «Лучшего зятя нам и не надо!» - в конце застолья поднимая рюмку, заве-рил гостя отец Лёли.
Но до начала войны сыграть свадьбу так и не удалось. А в конце июня 1941 года на базе НИИ ВВС и Наркомата авиапро-мышленности для обороны столицы был срочно сформирован 401 истребительный авиаполк. Укомплектован он был лётчи-ками-испытателями. Церадзе, как один из ведущих тест-пилотов НИИ ВВС тоже попал в этот особый полк. Теперь почти всё время ему приходилось проводить в небе или на полевых аэродромах. В Москву – для встреч с Лёлей удавалось вырываться нечасто. Тем не менее, Церадзе заботился о девуш-ке, как о законной супруге: до копеечки переводил ей свой офицерский оклад. Когда на прошлой неделе ему неожиданно выплатили две тысячи за сбитый бомбардировщик, - тоже немедленно отправил деньги Лёле. Чтобы она и её родители не голодали в связи с начавшимися в Москве перебоями с продук-товым снабжением, Церадзе старался при любой возможности отправлять им сэкономленные продукты из своего усиленного лётного пайка.
В телефонных разговорах Лёля благодарила Георгия за за-боту, но с некоторых пор Церадзе не чувствовал в её словах прежнего тепла и кокетства. Не понимая, в чём причина такой перемены, мужчина всею душою рвался в Москву, чтобы попытаться вернуть ускользающую любовь, но воинской долг требовал его присутствия здесь – на фронте. Оказалось, что душевную боль переносить гораздо труднее, чем физическую…
***
В конце обеда Георгий подошёл к знакомой официантке и, нежно полуобняв её за талию, бархатным голосом попросил достать ему водки.
- Георгий Вахтангович, вы же на дежурстве – изумилась по-давальщица. – И потом, сами знаете: водкой заведует старший повар.
- А ты поговори с ним, Любочка. Тебе он точно не откажет. Поверь – во, как надо! – Георгий сделал характерный жест возле своего горла.
Официантка была удивлена и одновременно заинтригована: если такой серьёзный малопьющий мужчина просит дополни-тельное спиртное, значит, с ним произошло, нечто экстраорди-нарное. И конечно, со свойственным женщинам любопытством она жаждала услышать какие-нибудь душещипательные под-робности личной драмы импозантного красавца-мужчины. Но Георгий не оправдал её ожиданий. Прозвучал сигнал тревоги. Он залпом выпил принесённую официанткой водку и, не заку-сывая, бросив девушке на бегу «Спасибо, Любочка, за мной коньяк и розы!», поспешил к самолёту.
По дороге Церадзе ещё раз забежал в штаб и снова позво-нил в деканат института, где училось Лёля. Ему важно было хотя бы услышать её нежный голосок. Но на другом конце провода ответили, что студенты четвёртого курса только что уехали на строительство укреплений. «Ничего, - решил Церад-зе, - вот вернусь с задания, сразу пойду к комполка с просьбой отпустить меня на сутки по личному делу в Москву. Он пой-мёт».
Истребитель МиГ-3 часто напоминал Церадзе своим стре-мительным «кинжалоподобным» силуэтом о профессии его отца – профессионального танцора-кинжалиста. Отец мечтал и из сына сделать артиста редкого эстрадного жанра. На всём Кавказе осталось всего два мастера, владеющих секретам полу-забытого искусства. В детстве Георгий много гастролировал с отцом, однажды даже выступал на даче самого Сталина под Сухуми. И всё-таки изображать джигита, втыкая зажатые в зубах бутафорские кинжалы в сцену, ему быстро наскучило. Горячая кровь предков-абреков заставляла искать по-настоящему рискованное мужественное ремесло. Если бы Георгий не стал лётчиком, то всё равно нашёл дело, связанное с постоянным риском и оружием.
***
Немецкие бомбардировщики, на перехват которых их под-няли по тревоге, истребителям так и не встретились. Зато в районе села Сычёвка они заметили на дороге длинную колонну немецкой пехоты и техники. Чтобы не возвращаться на базу с неизрасходованным боезапасом командир группы принял решение штурмовать.
Какое это было удовольствие - расстреливать с бреющего полёта в панике разбегающихся фашистов! В азарте Церадзе снижался до высоты 10-15 метров, уничтожая всё, что попада-лось в прицел: танки, машины, пехоту. В его кровь выплесну-лось такое огромное количество адреналина, что он опьянел бы и без водки.
Вскоре дорогу заволокло густым чёрным дымом. Это горе-ли подбитые бензовозы.
На «МиГах» стояли радиостанции, так что лётчики поддер-живали между собой постоянную связь.
После того как командирский истребитель в очередной раз выскочил из полосы дыма, его пилот запросил одного из своих ведомых:
- Георгий, ты где?
- Я на втором развороте, восьмёрка идёт следом за мной – тут же услышал в наушниках шлемофона командир. Это озна-чало, что штурмовая карусель продолжается, и скоро от враже-ской колонны, двигавшейся маршем на Москву, будут напоми-нать лишь догорающие остовы машин и усеянные трупами обочины дороги.
На выходе из следующего захода командир вновь запросил Церадзэ. Но на этот раз в наушниках было тихо, только потре-скивали радиопомехи. Командир забеспокоился.
- Георгий отзовись! Ты где есть? Я тебя не вижу, генацвали.
Не обращая внимания на обстрел с земли, командир снизил-ся до минимальной высоты и несколько раз прошёлся вдоль шоссе, но самолёта товарища нигде не увидел. И вдруг с неко-торой задержкой отозвался второй ведомый:
- Командир, Георгий погиб. Я сам видел… Его подбили из танкового пулемёта, и он таранил бензовоз…
***
Церадзе выполнял разворот для очередного захода, когда его подловила зенитка. Очередь прошила двигатель. Мотор вспыхнул, словно свечка. Также в результате попадания мало-калиберного снаряда сорвало с кабины фонарь.
Пожар разгорался очень быстро. Бензин затекал в кабину и тут горел. Снаружи кабины - длинные оранжевые языки пламе-ни, вырывающиеся из-под капота двигателя, в отсутствии фонаря тоже «облизывали» пилота. Будь Церадзе в обычном комбинезоне, он бы очень быстро превратился в хорошо про-жаренный окорок, но кожаное пальто-реглан сопротивлялось огню, даря лётчику драгоценные минуты, необходимые для того, чтобы покинуть самолёт. Тыловика, который продал Церадзе «из-под полы» это пальто потом поймали на какой-то махинации и за распродажу госимущества расстреляли по приговору трибунала. Но зато теперь его реглан оттягивал для Церадзе страшную смерть и давал возможность спастись.
Впрочем, пока прыгать было нельзя – высота не позволяла. Да и куда, прыгать, если внизу немцы?!
Прикрывая лицо от огня рукавом пальто, Георгий пытался набрать высоту и уйти подальше от дороги в сторону лесного массива. Но самолёт горел слишком быстро….
Вот тут у Церадзе промелькнула перед глазами вся жизнь: мать, купающая его маленького в корыте во дворе их дома. Вспомнил он, как ходил с пацанами на рыбалку; первые отцов-ские уроки танца…
А в кабине дым и огонь, ноги горят, пламя лижет лицо. Ко-гда Георгий начал глотать пламя, появились мысль, что раз спастись нельзя, то надо хотя бы продать свою жизнь подоро-же….
Решение таранить врага показалось единственно возмож-ным. Водка и ударная доза адреналина в крови помогли побо-роть естественный инстинкт самосохранения. Выбрав в качест-ве цели ещё не подбитый бензовоз, Церадзе спикировал на него. В последние секунды перед столкновением Георгий успел пожалеть родителей, которые будут плакать, узнав о его гибе-ли…
Но далее произошло то, что изредка случается на войне, а именно чудо. Человек – одновременно удивительно хрупкое и добротно сделанное природой существо: с одной стороны его может убить обыкновенная простуда, но с другой люди не так уж редко выживают там, где плавится броня и крошится сверх-прочный бетон.
У Церадзе был всего один шанс из миллиона уцелеть, и он ему выпал! Как только «МиГ» врезался в бензовоз, произошёл взрыв. Но за мгновение до этого от резкого столкновения с препятствием лопнули привязные ремни, удерживающие лёт-чика в кресле. А ещё раньше сорвало фонарь кабины истреби-теля. Если бы не первое обстоятельство - лётчик бы сгорел вместе со своим самолётом. Не сорви же шальным снарядом колпак - выброшенного из кресла человека просто размазало бы о его стальной переплёт.
А так Церадзе «благополучно» выкинуло из самолёта за се-кунду до того, как «МиГ» разлетелся на куски. Описав в возду-хе широкую дугу, лётчик упал всего в нескольких метрах от дороги. Сколько именно он провалялся в поле в бессознатель-ном состоянии – пол дня, сутки, двое – Церадзе так и не узнал. Его заметили и подобрали свои же пленные красноармейцы, которых колонной гнали на Запад.
До первой остановки товарищи по несчастью посменно на руках несли сильно покалеченного и находящегося в бессозна-тельном состоянии лётчика. На ночь конвойные солдаты загна-ли пленных в здание полуразрушенного колхозного коровника.
Когда Георгий очнулся, рядом находились двое команди-ров. Познакомились. Одного звали Николаем, он был младшим лейтенантом, танкистом. Второй - капитан артиллерии.
- Ребята, у меня всё горит, я плохо вижу, найдите, пожалуй-ста, врача – попросил их Церадзе.
Вскоре к нему подошла девушка. Назвалась медицинской сестрой. Сделала перевязку индивидуальным пакетом.
На какое-то время Георгий остался один. Он снова впал в бессознательное состояние. В это время к нему бесшумно приблизился человек в солдатской гимнастёрке и стал бесцере-монно снимать пальто, потом ботинки. Заметив на груди ране-ного лётчика орден Боевого Красного знамени, попытался сорвать его с гимнастёрки.
- Что ты делаешь? – придя в себя, тихо спросил Церадзе. У него обгорели губы и всё лицо, и каждое слово давалось ценою сильнейшего приступа боли.
- Я тебя узнал – безумно округляя глаза и скаля зубы, про-шептал мародёр и тихо засмеялся. – Ты раскулачивал моего отца, проклятый комиссар! Ну вот и свиделись… Сейчас я тебя придушу, сволочь!
К счастью, на выручку Церадзе вовремя подоспели его но-вые друзья. Они жестоко - до полусмерти избили мародёра.
И всё же среди пленных оказался тайный предатель, кото-рый выдал немцам лётчика.
Утром к строю пленных подошёл офицер в сопровождении двух автоматчиков. Он приказал солдатам взять пилота. На грузовике Церадзе привезли в какое-то село. По дороге он не чувствовал ни боли, ни испуга, всё было словно в тумане. Солдаты внесли Георгия в избу. Здесь витал больничный запах. В центре пустой комнаты стоял белый хирургический стол, на который и положили Церадзе. Сильно воняло карболкой. От этого запаха сознание раненого прояснилось.
Вошёл немец-врач с ассистентом. Они стали снимать бинты с лица раненого. Бинты присохли к ранам, когда их отрывали - боль была страшная. Георгий и стонал и матерился. Но немец-кому врачу почему-то даже в голову не пришло предваритель-но смочить бинты марганцовкой, чтобы они легче отходили.
Затем немец длинными ножницами разрезал на Георгии комбинезон и ощупал распухшее правое плечо. У врача были руки скорее коновала, чем врача – грубые, торопливые. А может быть, он просто не считал необходимым особо церемо-ниться со сбитым лётчиком, которого требовалось всего лишь немного подлечить для допроса.
Его ассистент был из русских - военнопленный или преда-тель. Это был высокий худой человек с удлинённым лошади-ным лицом, плохими зубами и крупными хрящеватыми отто-пыренными ушами. По ходу медосмотра он лишённым эмоций - механическим голосом переводил Георгию слова врача.
- Герр Баум говорит, что у тебя вывихнуто правое плечо, перелом обоих лодыжек, возможно, имеются разрывы внутрен-них органов.
Что-то быстро переспросив у немца, ассистент единствен-ный раз за весь медосмотр позволил себе эмоции: ухмыльнув-шись, он сообщил Церадзе:
- Герр Баум не знает: выживешь ты или нет, но как самец ты точно уже не будешь пользоваться успехом у русских женщин: у тебя нет носа, а рот сварился.
После того, как Георгию обработали раны и сделали пере-вязку, конвойные солдаты перенесли его в другой дом. Там за пленного лётчика взялись два офицера полевой жандармерии дивизии СС. Начался допрос. Церадзе врал, как мог – называл липовые номера частей, фамилии командиров. Но эсэсовцы оказались матёрыми профессионалами и быстро сообразили, что пленный водит их за нос. Фельджандармы снова сорвали с Георгия бинты. Гауптштурмфюрер кавалерийским стеком принялся копаться в его ранах, постоянно повторяя через пере-водчика свои вопросы. Георгий быстро потерял сознание. Часовые перенесли его в сарай и бросили на сено. Утром до-прос должен был возобновиться. Эсэсовцы быстро замучили бы его до смерти, но на удачу Церадзе в эту же ночь на занятое немцами село налетел советский кавалерийский корпус, совер-шающий глубокий рейд по немецким тылам.
***
Дальше был госпиталь. Здесь Церадзе провёл несколько ме-сяцев. Губы и то, что осталось от носа - то нарастали, то снова сходили. Каждый раз Георгий просто снимал с лица наросшую корку и отбрасывал. Вначале боли были такие, что заснуть он мог – только после укола морфия.
Когда же Георгий просыпался, медсёстрам приходилось долго протирать обожжённые веки борной кислотой, чтобы он мог их разлепить. Кормили Церадзе с помощью особой сприн-цовки, так как рот у него сварился. И всё-таки силы быстро возвращались к нему.
Первые недели Георгий каждый день ждал прихода Лёли, ведь госпиталь находился в Сокольниках - всего в трёх трам-вайных остановках от её дома. Церадзе надиктовал медсестре письмо для любимой, в котором честно сообщил, что в резуль-тате ранения у него сильно изуродовано лицо, но в то же время врачи говорят, что ему не грозит инвалидность, и возможно даже он снова сможет летать. Заканчивал своё послание Геор-гий такими строками: «Внешность в семейной жизни – не главное. Даже к самой ослепительной красоте быстро привыка-ешь. Сердце же моё – принадлежит только тебе. Надеюсь, что и твоя любовь ко мне не заржавела за время нашей разлуки».
Отослав письмо, Георгий с нетерпением стал ждать прихода любимой. В это время он получил очень тёплое письмо от своей бывшей жены, которая искренне жалела его и хотела вернуться. Но он вожделел только одну женщину!
Воображение ярко рисовало Церадзе, как она войдёт в пала-ту – юная, очаровательная, лёгкая, похожая на ворвавшийся весенний ветерок. Почему-то он был уверен, что Лёля обяза-тельно придёт, ведь на войне люди быстро узнают цену на-стоящим отношениям. Ведь он не погиб и даже не стал инвали-дом – чудесным образом выбрался из чудовищной переделки почти здоровым, разве что уже не прежним чернобровым кра-савцем с орлиным профилем.
Но шли дни, а Лёля всё не появлялась. Зато однажды его навестили сослуживцы. Бывалые мужики, старательно скрыва-ли свой ужас при виде лица Церадзе. Но, конечно, раненый всё видел. И буквально на следующий день после визита сослу-живцев, после затяжной паузы пришёл, наконец, ответ от Лёли. Девушка писала, что очень сочувствует ему и желает скорей-шего выздоровления, но отношения между ними закончены, так как она полюбила другого человека.
Вот тогда Георгий затосковал по-настоящему. Целыми дня-ми мужчина лежал на своей койке, почти не разговаривая. Будь у Церадзе под рукой пистолет он бы, наверное, совершил непо-правимую глупость – при первой возможности встретил бы в Лёлином подъезде и застрелил её ухажёра или пустил пулю себе в висок. Но свой ТТ Георгий потерял ещё, когда в бессоз-нательном состоянии оказался в колонне военнопленных.
Однажды бессонной ночью Георгий осознал, за что его так стеганула судьба. Влюбившись, словно кабель, в Лёлю, он, не задумываясь, предал жену, с которой до этого прожил без малого двадцать лет, детей, которых так любил. За всё в этой жизни приходится платить. А вскоре пришла трагическая весть: жена вместе с детьми погибла под руинами разбомбленного немцами дома. Душевная боль Георгия стала невыносимой.
Но на этом злоключения Церадзе не закончились. После выписки из госпиталя он на некоторое время вернулся в свой полк. Правда, Георгий слышал, что есть приказ всех бывших в плену отправлять на проверку. И хотя командир полка пообе-щал, что не отдаст его, но вскоре пришёл приказ и комполка только развёл руками.
А потом лоснящийся от сытой тыловой жизни следователь НКВД обвиняюще допытывался у человека с изувеченным в бою лицом: «Почему ты не застрелился, а сдался в плен?».
Но на удачу Церадзе пока он лежал в госпитале и проходил проверку, произошло советское контрнаступление под Моск-вой. И в частности была освобождена и деревня, где его доп-рашивали эсэсовские фельджандармы.
Надо было также отдать должное следователю, ведущему дело Церадзе, он не поленился лично съездить на место собы-тий, и нашёл дочь хозяйки избы, в которой размещался отдел полевой полиции. Выяснилось, что пока шёл допрос советского лётчика, девочка лежала на печи в соседней комнате и всё слышала. Она показала, что немцы страшно злились, что лёт-чик их обманывает, и всячески издевались над ним.
Эти показания решили всё дело. Как прошедшего проверку Церадзе выпустили из НКВД, но, тем не менее, клеймо «быв-ший в плену» - уже прочно прилипло к нему. В Управлении кадров ВВС Георгию сообщили, что есть распоряжение быв-ших пленных даже после проверки не восстанавливать на лётной работе. В лучшем случае он мог рассчитывать на долж-ность преподавателя теоретической дисциплины в авиаучили-ще или мелкого исполнителя в БАО*. Но Георгий желал вое-вать! Только, занимаясь боевой работе можно было забыть о личной драме и ощутить себя не изувеченным калекой-уродом, а нужным для дела специалистом. Честно сражаясь, он мог искупить свой грех перед близкими людьми.
* База авиационного обеспечения.
После очередного отказа Церадзе случайно столкнулся в коридоре Штаба ВВС со знакомым ещё по испытательной работе лётчиком. Тот теперь командовал бомбардировочной бригадой. Оказалось, что приятель наслышан об истории Це-радзе, и даже вполне согласен с тем, что ему не дают направле-ние в лётную часть:
- Ты, Георгий, на меня не обижайся, но я бы тебя тоже в свою бригаду не взял. Ну сам посуди: приходит молодое по-полнение: парням надо летать, вживаться, а они, глядя на тебя, будут думать о том, что и с ними такая беда может приклю-читься.
Также приятель был полностью согласен с руководством и в том, что нельзя по-прежнему доверять тому, кто однажды нарушил присягу и сдался в плен:
- Если будем добренькими – армия развалиться… Нет, ге-нацвали, тебя теперь разве только какой-нибудь анархист к себе летать возьмёт… Хотя постой! – спохватившись, вдруг хлопнул себя по лбу знакомый. – Как же я сразу не докумекал! Тебе же нужен «Анархист» - Нефёдов Борис! О его штрафной банде шальная слава по всем фронтам идёт. Такое вытворяют, циркачи, что туши свет! Может он тебя и возьмёт. У Нефёдова во всём - особый фасон. Цыганистый мужик. Хотя лётчик и командир - от Бога!
В качестве анекдота про упомянутую личность советчик тут же поведал Георгию нашумевшую историю, про то, как однаж-ды Нефёдов пригнал на свой аэродром немецкий «Мессер», и вынудил полностью деморализованного пилота-словака совер-шить посадку. А потом целый месяц летал на добытом «Мес-сершмите» за линию фронта – на разведку и свободную охоту. «Завалил» пятерых немцев.
Но, в конце концов, в штабе армии прознали про трофей. Нефёдову пришёл приказ: немедленно передать немецкий истребитель для испытаний в НИИ ВВС.
- Прибыл забирать «Мессер» лётчик из соседнего гвардей-ского полка, важный такой майор – в лицах продолжал свой рассказ знакомый Церадзе. - И решил он, перед тем как ото-гнать самолёт в Москву, тоже разочек слетать на нём на «сво-бодную охоту». Уж больно соблазн был велик - по-лёгкому записать на свой счёт пару побед. И потом, какой лётчик отка-жется от возможности хотя бы раз полетать на машине с мерсе-десовским мотором. Но немцы к тому времени уже спохвати-лись и вели охоту за «русским «Мессером». В общем, при подходе к линии фронта майора сшибают, а на земле ему - горемыке ещё и пехота крепко по зубам и рёбрам добавляет. Хорошо ещё, что не убили. Но самое интересное, что по этому поводу командующий изрёк следующее: «То, что позволено Анархисту, лучше от греха подальше не повторять никому другому».
Глава 18
В Испании советским добровольцам первое время приходи-лось воевать на допотопных «Бреге», «Ньюпорах», «Фокке-рах». Главными же их противниками были: немецкий истреби-тель «Хейнкель-51», на котором летали пилоты из Легиона «Кондор»*, и итальянский «Фиат CR.32»;. Это были современ-ные машины. Не удивительно, что, не смотря на мужество русских пилотов, вначале они гораздо чаще терпели пораже-ние, чем сбивали вражеские самолёты.
Гибель товарищей Борис переживал очень тяжело. Каждый раз трудно было привыкнуть к мысли, что молодой здоровый парень, с которым ты ещё утром дурачился по дороге из казар-мы в лётную столовую или делился сокровенными мыслями - лежит в сухой испанской земле. Утешением лётчикам, пере-жившим очередной полётный день, могли служить слова лиде-ра испанских коммунистов – легендарной «Пассианарии» - Доллорес Ибаррури: «Лучше умереть стоя, чем жить на коле-нях». И они сражались, часто имея весьма призрачные шансы вернуться на базу.
*Добровольческое германское военно-авиационное подраз-деление Люфтваффе, направленное Гитлером для поддержки в испанской гражданской войне националистов, руководимых генералом Франсиско Франко.
; На этих самолётах в основном воевали пилоты из итальян-ских эскадронов Корпуса добровольческих сил.
В эти месяцы Нефёдов много раз бывал на волосок от гибе-ли и долго не мог добиться победы. Он даже начал сомневаться в своей способности сбивать самолёты противника: «Одно дело классно летать в мирном небе и стрелять по учебным мишеням, – порой думал он, пребывая в мрачном настроении, - и совсем другое – точно поразить настоящего врага».
Страшно ли ему было? Ещё как! Как человек с развитым воображением Борис невольно примеривал на себя судьбу Васьки Гаранина, которому в госпитале удалили правый глаз после неудачной аварийной посадки, Петра Савченко, расстре-лянного вражескими пилотами, когда он, выпрыгнув из подби-той машины, опускался на парашюте, Филипчука Михаила, погибшего четыре дня назад…
Да, Борис испытывал страх перед возможной смертью или тяжёлым увечьем, как любой нормальный человек. Но умел забывать о своих переживаниях, садясь в кабину самолёта и полностью переключаясь на предстоящую работу. Если бы он садился в кабину старенького самолёта с ощущением, будто залазит в гроб, его бы обязательно сбили в одном из первых вылетов.
В те первые - самые тяжёлые недели испанской команди-ровки Борис вывел для себя правило выживания в самой безна-дёжной ситуации: «Как бы не было хреново – держи хвост пистолетом и веди себя, как победитель!».
А чтобы обрести полную уверенность в себе, Борису, как воздух, была необходима победа!
На своём «Спаде XIII» он почти каждый день вылетал на задание, - полный надежд и боевого задора, но всегда возвра-щался злой от ощущения собственного бессилия.
Если ему встречались немецкие бомбардировщики «Юн-керс-52» с тремя мощными моторами, то на своём «Спаде» Борис просто не мог их догнать!
От вражеских истребителей уже сам Нефёдов не мог убе-жать. Воевать же с ними на равных он не имел технической возможности. Франкисткие самолёты были гораздо манёврен-ней его «этажерки» и лучше вооружены. Вдобавок ко всему несколько раз в бою у Нефёдова заклинивало пулемёты. Борис даже стал брать в полёт молоток, чтобы быстро «чинить» ста-ренький «Виккерс» ударами по затвору.
«Хейнкели» и «Фиаты» гоняли Нефёдова и его товарищей по эскадрилье, как хотели. Порой пилоты вражеских истреби-телей откровенно издевались над ними, подходя крыло в крыло и показывая рукой, мол: «Давай вниз, сдавайся! Штык в землю, если хочешь жить». В ответ Борис демонстрировал неприятель-ским Асам кулак и тут же попадал под огонь их пулемётов.
После первого такого «избиения» он вернулся на родной аэродром в самолёте, напоминающем дырявое корыто. Меха-никам всю ночь пришлось «штопать» серьёзно пострадавший аппарат.
Со своим персональным техником – маленьким толстым испанцев – баском по национальности, внешностью и характе-ром, напоминавшим Нефёдову Санчо Пансо, Борис жил душа в душу. Механик, как все коротышки, мнил себя немножко На-полеоном, а потому с видом знатока давал советы не только коллегам-технарям, но и пилотам – как им следовало вести бой, чтобы не привозить домой дюжину пробоин.
Впрочем, своё дело он знал крепко и машину содержал в идеальном порядке; дневал и ночевал у самолёта, если требо-вался серьёзный ремонт. В редкие минуты досуга механик учил Нефёдова испанскому языку, а Борис, в свою очередь, снабжал толстяка самыми ходовыми русскими фразами. Особенно испанцу нравились крепкие матерные выражения, которые почему-то были понятны почти каждому в этой стране…
***
Вторая встреча с недавними «немецкими друзьями» по Ли-пецкой авиашколе тоже чуть не стоил Борису жизни. Скорее всего, в штабе авиации фалангистов заранее знали, когда и каким маршрутом должны пролететь самолёты республикан-цев, и устраивали им засады. Борис много раз имел возмож-ность убедиться, что шпионаж и саботаж - чрезвычайно разви-ты в штабах правительственной армии. Недаром один из сорат-ников Франсиско Франко – генерал Эмилио Мола заявлял, что помимо четырёх армейских колонн, находящихся у него под ружьём, он располагает ещё одной – в тылу противника…
Шесть «Хейнкелей» неожиданно атаковали с тыла звено, в составе которого летел Нефёдов. Товарищей Бориса «Хейнке-ли» сбили с первого захода. Бориса же спасло то, что с первых дней боёв у него обнаружилась чрезвычайно ценная для истре-бителя способность - хорошо видеть воздушную обстановку вокруг себя. Как правило, необстрелянным пилотам в первых вылетах не хватает самого важного - осмотрительности в воз-духе. Если ты первым заметишь врага, то у тебя появится шанс; прозеваешь - будешь сбит раньше, чем поймёшь, что произош-ло. Десятки молодых лётчиков из СССР погибли, засмотрев-шись на необычно яркое южное небо Испании и необычный пейзаж под крылом.
Если некоторые сослуживцы Нефёдова, следуя к цели, даже ни разу не оглядывались - проверить что у них за спиной, то Борис постоянно крутил головой, чтобы не проморгать внезап-ную атаку. В крейсерском полёте он то и дело заглядывал в зеркала заднего вида, слегка отворачивал самолёт, чтобы ос-мотреться, ну и конечно крутил головой «на 360 градусов». Бывало за вылет так накрутишься головой, что шея красная, - летал то он в комбинезоне с целлулоидным воротничком. Это позднее, уже став асом этой войны, Нефёдов приоденется в шикарную американскую лётную куртку, будет носить белый шёлковый шарф из трофейного парашютного шёлка, а вначале он порой до крови натирал шею. Но зато благодаря быстро выработанной привычке - постоянно сохранять бдительность - его не убили в те первые – самые трудные дни, как многих его товарищей…
И всё-таки положение в том поединке было практически безнадёжным для Нефёдова. На второй минуте боя он остался один против шести врагов. Причём, в отличие от пилотов ар-мии Франко, кадровые немецкие лётчики обладали великолеп-ной подготовкой. Каждый из них имел не менее 500 часов налёта и в совершенстве владел самолётом*. К тому же им попалась лёгкая мишень, и было бы крайне непрофессионально и даже оскорбительно позволить ей выскользнуть.
* В Германии на каждый боевой самолёт строилось три учебных, что позволяло Люфтваффе получать новых лётчиком с серьёзным налётом. В СССР в 1930-е годы двухместных учебных машин не хватало, так как упор был сделан на количе-ственный перевес в технике над потенциальным противником, но не в мастерстве пилотов. Поэтому и курсантам аэроклубов и лётных училищ приходилось по нескольку дней дожидаться, когда подойдёт их очередь выполнить тренировочный полёт.
В крыле самолёта Бориса появилась огромная дыра, через которую можно было наблюдать проносящиеся внизу холмы и рощи. Но страха не было. Только горечь за погибших друзей и лютая ненависть к их убийцам. Борис почувствовал на подбо-родке кровь. Нет, это была не рана. Просто в приступе гнева оттого, что у тебя глазах так запросто прикончили твоих ребят, Борис прокусил губу.
Сам умереть он не боялся. К перспективе быть сбитым на войне привыкаешь быстро. У них в эскадрилье даже было принято прощаться перед вылетом. Считали, что если вернём-ся, то отлично, тогда вечером выпьем и потанцуем. Если же нет, значит, такая судьба…
Впрочем, и отдавать свою жизнь просто так Нефёдов не со-бирался.
«Мать твою в душу! Что делать? - лихорадочно соображал Борис. - Убежать нельзя - догонят и сожрут. Вот так фокст-рот!».
Принимать бой на виражах - на стареньком «Спаде» - озна-чало полностью уступать инициативу немцам и просто ждать: кому из неприятельских охотников первому удастся прошить пулемётной очередью кабину или мотор его самолёта. Путь же на спасительную вертикаль Борису был наглухо закрыт дежу-рившей на высоте парой «Хейнкелей». Это была профессио-нально организованная западня для угодившей в неё «куропат-ки».
Оттягивая неизбежный финал, Борис начал крутиться с не-приятельской шестёркой. Используя преимущество в скорости и манёвренности, немцы по очереди заходили республиканско-му «Спаду» в хвост и методично расстреливали его. Вокруг самолёта Нефёдова то и дело мелькали дымные «верёвки» трассирующих пуль…
Вот за его спиной появляется похожий на большого комара самолёт. Борис уже успел познакомиться с огромными и свире-пыми испанскими комарами, которые атаковали людей со всех сторон. Чтобы спастись от полчищ кровожадных насекомых русским добровольцам приходилось доже в тридцатиградус-ную жару надевать куртки, пиджаки и шляпы. Немецкие само-лёты своими силуэтами и свирепой тактикой напоминали Бори-су этих крылатых тварей…
Борис видит, что сейчас сидящий в «Хейнкеле» пилот от-кроет по нему огонь, и в последнее мгновение резко бросает машину в сторону. Пулемётные трассы проходят в стороне.
Вначале Нефёдов пытался уворачиваться от вражеских атак только в классической манере: виражил, уходил скольжением, крутил бочки. Но такими приёмами не всегда удавалось стрях-нуть с хвоста противника, искушённого в искусстве воздушно-го боя. Уже несколько раз вражеские пулемётные очереди прошивали крылья и фюзеляж «Спада». К счастью пока не были затронуты жизненно важные узлы самолёта, да и сам Борис до сих пор избегал ранений. Но долго так везти не могло.
Действуя строго по наставлениям из учебника, лётчик-одиночка был обречён. В бою нельзя поступать по шаблону. Каждая новая ситуация требует оригинального решения.
Поэтому, заметив, что немцы приспособились к его манере, Нефёдов сменил тактику: когда позади возникал очередной противник, он резко убирал газ. «Спад» словно зависал в воз-духе, и «Хейнкель» проскакивал вперёд. Борис давал ему вслед очередь, но, не особенно целясь, чтобы не подставиться под удар очередного палача. Это был рискованный приём, ибо противник тоже мог успеть погасить скорость и без труда сбить потерявший ход истребитель.
И всё-таки с помощью такого трюка отважный одиночка несколько раз удачно финтанул наседающих врагов. Но Борис снова и снова обнаруживал у себя в хвосте «Хейнкели», от которых всё труднее становилось оторваться. Тогда он начинал стрелять в небо. Дым от выстрелов и, возможно, удары стреля-ных гильз о фюзеляж летящего следом самолёта наводил вра-жеского пилота на мысль, что он столкнулся с диковинным истребителем, имеющим заднюю огневую точку. Обескура-женный преследователь немедленно отваливал в сторону. Впрочем, немцы быстро раскусывали его сюрпризы и находили противоядие против всех уловок…
В конце концов, за спиной у Бориса оказался, видимо, са-мый опытный пилот в их стае. Как Нефёдов не старался - он никак не мог сбросить методично расстреливающего его «экс-перта»*. Борис кидал машину из стороны в сторону, делал крутые виражи, но враг крепко держался сзади, повторяя все его манёвры. Одна из очередей угрожающе задела машину, барабанной дробью простучав по обшивке кабины и капоту мотора. Пули уже несколько раз попадали в приборную доску, свистели возле самого уха русского лётчика. Борис чувствовал, что немец уже не отцепится, а только корректирует прицел, чтобы прикончить его последним разящим ударом. И тут Не-фёдов вспомнил о секретном приёме, которому его когда-то научил Хан…
Уже в облаках по дороге домой, Борис злорадно вспоминал, как удивлённо крутился на одном месте неожиданно потеряв-ший его вражеский ас, и как потом дружно «Хейнкели» броси-лись в погоню за ловкачом. Но было уже поздно, вырвавшийся из плотного кольца врагов Борис успел «дотянуться» на своём израненном «Спаде» до облаков и укрыться в них, прежде чем его настигли преследователи ...
* В Люфтваффе вместо понятия «Ас», практиковался тер-мин «эксперт».
***
В те дни Нефёдову довелось встретить одного бывшего ли-пецкого однокашника. В штаб авиационной бригады для до-проса привезли немецкого пилота, выбросившегося с парашю-том. Борис сразу узнал знакомого инструктора из соседней эскадрильи. Невольное уважение вызывало самообладание этого человека. Раненый, в обгоревшем комбинезоне, избитый местным населением, он не мог надеяться на милость своих победителей и, тем не менее, держался с большим достоинст-вом; вёл себя очень мужественно, отказываясь делиться с доп-рашивающим его испанцем секретной информацией.
В конце концов, несуетливая циничная манера пленного от-вечать на вопросы окончательно вывела из себя вспыльчивого контрразведчика. Он начал орать на немца; достал пистолет и, направив оружие на парашютиста, заявил, что сейчас пристре-лит его, если «мерзкий наёмник Франко» немедленно не начнёт говорить. И тогда неожиданно для всех пленный Ас, спокойно глядя в пистолетное дуло, вдруг начал насвистывать какую-то весёлую мелодию. Нефёдов лишний раз убедился, с каким серьёзным противником приходиться иметь дело в этой войне.
Борис спас немца от самосуда – уговорил испанского това-рища оставить пленного в живых для будущего обмена на республиканских пилотов, оказавшихся в плену в франкистов. Когда немец через переводчика узнал, кому обязан жизнью, он сдержанно поблагодарил Нефёдова. И тут Борис решил напос-ледок «вмазать» коллеге:
- Доволен ли герр своим русским учеником, который сего-дня сдал ему экзамен? – спросил он через переводчика.
Немец понимающе ухмыльнулся, и поднял большой палец:
- Гут!
Переводчик сообщил Нефёдову:
- Он говорит, что вы русские – всё схватываете на лету, и обещает при случае послать вам и тому парню, что его сбил по бутылке коньяка.
***
Вскоре после того, как на корабле из Одессы в испанский порт Картахена доставили в ящиках первую партию разобран-ных истребителей Поликарпова – И-15 и И-16, - инициатива в воздухе начала переходить к республиканским ВВС.
Пересев с «летающего гроба» на новенький «ишачок», Бо-рис, наконец, «отведал вкус вражеской крови». Причём первый - по-настоящему удачный для него бой поначалу складывался по так любимому неприятельскими «охотниками» сценарию. Эскадрилью Нефёдова как раз только что перебросили с Север-ного фронта под Мадрид.
Утром того дня Бориса послали за линию фронта - произве-сти «силовую разведку». Это означало, что командование настолько верило в профессионализм лётчика и боевые качест-ва его новой машины, что отправило за линию фронта – одного - с расчётом, что разведчик сумеет прорваться через все непри-ятельские заслоны и вернуться с нужными сведениями.
Недалеко от линии фонта Нефёдов снова угодил в засаду. Причём, в этот раз Борис не увидел подкрадывающихся к нему сзади и снизу врагов, в открытой кабине «ишачка» он учуял их… по запаху двигателей. Уловив в воздухе дым из выхлоп-ных труб чужих двигателей, Борис быстро оглянулся и к сво-ему ужасу обнаружил, что сзади к нему пристроился, чуть ли не целый эскадрон «Фиатов». На борту фашистских истребите-лей красовались оскаленные морды чёрных пантер.
Похоже, что итальянские наёмники генерала Франко, заме-тив одинокий самолёт в оранжево-красной республиканской окраске, решили по привычке немного позабавиться, прежде чем уничтожить разведчика. И тут новая машина Нефёдова продемонстрировала, на что способна. Итальянцы никак не ожидали столкнуться с самолётом, сравнимым в манёвренности с их «Фиатами». Оказалось, что маленький моноплан может развернуться буквально «вокруг столба». Выпустив посадоч-ные щитки для уменьшения радиуса виража, Борис энергичным манёром крутанул машину на 180 градусов и с ходу дал длин-ную очередь по самолёту ведущего группы. Прошитый пуле-мётной трассой биплан исчез в огненном облаке взрыва. Борис довернул машину и атаковал ведомого. Тот зашатался, как пьяный, клюнул острым носом и пошёл к земле. Его пилот едва успел выброситься с парашютом из обречённой машины. Ос-тальные «пантеры», потеряв своего командира, в панике броси-лись в разные стороны. Это напоминало приятный сон, в кото-ром сбываются самые сокровенные мечты. Борис гонялся за вражескими самолётами, поливая их очередями.
Впрочем, вскоре ему пришлось проснуться - по неопытно-сти Нефёдов слишком быстро сжёг все патроны. Дело в том, что на «Ишачке» не был предусмотрен счётчик боеприпасов, чтобы лётчик мог контролировать их расход. А ведь пулемёт ШКАС выпускал 1800 пуль в минуту. Сумасшедшая скоро-стрельность! Достаточно было чуть-чуть передержать гашетку и всё! В итоге «собачья свалка» воздушного боя только нача-лась, а Борис уже остался с пустыми зарядными коробками.
«Ничего сказать, - хорош – «хозяин воздуха»! – ошарашено присвистнул он, с опаской поглядывая на далеко разлетевшиеся «Фиаты». - Наделал шороху, а что дальше? Сейчас сеньоры опомнятся после заданной им взбучки, поймут, что у тебя кончились патроны и заставят станцевать тарантеллу на собст-венных похоронах…».
Не самое героическое правило воздушного боя гласит: «Ес-ли не можешь драться – беги!». Словно маленькая гоночная машина И-16 на огромной скорости понёсся к своему аэродро-му. Итальянцы пытались его преследовать, стреляли в надежде хотя бы издали зацепить беглеца шальным свинцом, но всё было тщетно. Борис легко оторвался от преследователей.
Перед тем, как приземлиться, он низко прошёл над своим аэродромом, крутанув подряд две бочки в честь своих первых воздушных побед. Как ему хотелось поделиться радостью с Ольгой, Латугиным, симферопольским инструктором Лапату-хой, машинистом-Степанычем, Близняком, - всеми, кто ждал от него вестей на далёкой Родине! Но перед отъездом в Испанию Борис дал штабному особисту подписку о неразглашении ин-формации, относящейся к предстоящей командировке.
***
С получением новых машин жизнь советских лётчиков в Испании начала налаживаться: потери они несли уже не так часто, как раньше, заметно улучшилось и снабжение добро-вольческих частей. А главное, теперь повстанцы-националисты очень дорого платили своими лётчиками и техникой за каждый сбитый республиканский самолёт. Как выражались вскоре прибывшие на театр военных действий американские пилоты, нанятые республиканским правительством: «русские, наконец, показали всем, что в квартале появилась новая собака».
С появлением на авиабазе янки жизнь здесь забурлила. Бо-рис быстро подружился со многими «солдатами удачи». На родине американских пилотов только недавно был отменён «Сухой закон» так что после дневных полётов они первым делом «утоляли жажду» в баре авиабазы, а уже потом растека-лись по увеселительным заведениям Мадрида.
На улицах прифронтового города на удивление много встречалось хорошо одетых людей, работали многочисленные магазины и лавки; кафе были полны посетителей; по вечерам из-за дверей увеселительных заведений доносились ритмы фламенко, танго, быстрого фокстрота. Кстати, в Испании Борис увлёкся танго. Даже брал уроки у профессионального учителя этого танца.
Улицы утопали в зелени садов: вокруг цветущие каштаны, сирень и черт знает что! Можно подойти на улице к дереву и запросто сорвать апельсин, как в России яблоко. Естественно, что в атмосфере непрекращающейся фиесты молодой русский парень не мог жить только полётами. Тем более что местное население с восторгом принимало русских пилотов, не раз имея возможность наблюдать с земли, как они расправляются с идущими на город франкисткими «бомбовозами».
«Комарадос советикос», «Салуд, кома-радос!» - то и дело слышали в свой адрес от встречных прохожих Нефёдов и его товарищи по эскадрилье. Американцы такой славы пока ещё не добыли, поэтому с удовольствием совершали вылазки в город вместе с русскими. И местные красавицы начинали так же улыбаться и им. Янки были в восторге!
Было ещё одно обстоятельство, укрепившее штатовских знакомых в их симпатиях к Борису. Дело в том, что многие американцы прибыли в Испанию без лётной униформы и лич-ного оружия. Борис уговорил Смушкевича*, с которым имел хорошие отношения, помочь союзникам с экипировкой. Аме-риканцы получили в подарок комбинезоны, лётные очки, пис-толеты и т.д. После этого Нефёдов окончательно стал у них своим парнем.
Вместе с новыми американскими и испанскими приятелями и приятельницами Борис развлекался, пил и танцевал ночи напролёт. Но утром предстояла работа. Чтобы вернувшийся из очередного загула его русский пилот мог твёрдо держаться на ногах перед начальством и уверенно управлять самолётом сообразительный механик «Санчо Пансо» давал Борису поды-шать кислородом через маску высотного оборудования самолё-та. Достаточно было получасовой «процедуры», чтобы живи-тельная смесь отлично «провентилировала» мозг пилота после бурно проведённой ночи…
* Яков Владимирович Смушкевич («испанский» псевдоним — генерал Дуглас) - в Испании — старший военный советник по авиации, руководитель противовоздушной обороны Мадрида. Расстрелян в 1941 году НКВД, как «враг народа».
Особенно близко Нефёдов сошёлся с худощавым жилистым техасцем Мэрионом Джойсом. Что-то роднило этих внешне непохожих людей. Американец напоминал Борису ковбоя из вестерна: загорелое обветренное лицо, тонкие правильные черты истинного англосакса, волосы с проседью, узкие глаза война прерий.
Борис неплохо знал английский, так что языкового барьера между ними не возникло. Пятидесятилетний ветеран почти дюжины больших и малых войн с большим уважением отнёсся к молодому русскому, хотя и снисходительно называл его «бой»* (на самом деле в Испании у Нефёдова было удостове-рение на имя капитана республиканской армии Антонио Галар-са):
- Война, это бизнес, бой *. А с твоим талантом воздушного панчера; можно ещё до тридцати лет успеть заработать первый миллион. Хочешь, когда здесь всё закончится, я стану твоим менеджером, и найду для тебя другую денежную работёнку?
Когда в ответ Борис отшутился, что пока не планирует ме-нять работодателя, Джойс произнёс с доверительной хрипот-цой в голосе:
- Запомни, бой: профессионал не должен драться за идею. Воевать надо только за деньги – это профессионально. Комму-нисты, нацисты, монархисты – все они заинтересованы полу-чить пушечное мясо для достижения собственных целей. И на здоровье! Пока миром правят чьи-то неудовлетворённые амби-ции, крутые парни вроде нас с тобой без работы не останутся… Вот сколько тебе платят испанцы за то, что ты ежедневно рис-куешь ради их идей своей башкой?
- 150 песет – пожал плечами Борис.
- Ого! – изумлённо воскликнул Джойс. - Они не слишком щедры к вам. Я и другие американские пилоты получаем от республиканского правительства ежемесячное жалованье в 500 песет. Ещё по 150 дополнительно нам начисляют за каждый сбитый самолёт. По отдельной таксе идут боевые вылеты, бомбёжки, штурмовки, уничтоженные автомобили и остальное по мелочи. С вами же, как я понял, рассчитываются благодар-ностями и лозунгами;. Так где же справедливость, бой? Ведь всем известно, что «Сталинским соколам» нет равных на этой войне. Выходит, «красные кабальерос» используют вас почти задаром. Извини, бой, но, по-моему, ты и твои приятели просто наивные дураки, если рискуете жизнью и здоровьем на таких условиях. Послушай меня, бой: когда ты станешь таким же высушенным перцем, как я, то твой партбилет не сможет так согреть тебе душу, как несколько сотен тысяч «баксов», отло-женных в банке на спокойную старость.
* По-английски – мальчик.
; Боксёр, обладающий сильным нокаутирующим ударом.
;Одним из достижений идеологии сталинского типа была система, благодаря которой с трудящимися власть рассчитыва-лась идеологическими посылами, взамен выжимая из рабочих, колхозников и военных все материальные и жизненные ресур-сы - для укрепления своей власти и экспорта идей мировой революции. Испанские товарищи благодаря политинструкто-рам из СССР быстро освоили советские демагогические приё-мы.
Джойс только вернулся из Китая, где воевал по контракту против японцев. До этого он успел послужить военным совет-ником у нескольких латиноамериканских и азиатских диктато-ров. Когда серьёзной работы по специальности не было, Мэри-он подрабатывал вышибалой в ночных клубах, дрался на рин-ге, возил контрабандный виски через мексиканскую границу и даже полгода снимался воздушным трюкачом в Голливуде.
А ещё раньше - в 1920-м - под Варшавой Джойс оказался в плену у будёновцев, когда сбили его «Альбатрос». Американ-ского наёмника не расстреляли только потому, что Джойс сумел убедить красноармейцев в своём пролетарском происхо-ждении, а также в том, что завербоваться к полякам его выну-дила испытываемая на родине крайняя нужда.
На самом деле Мэрион был сыном преуспевающего фабри-канта, закончил престижный колледж. Когда папочка оплачи-вал его занятия в аэроклубе, он никак не предполагал, что наследник, вместо того, чтобы сидеть в офисе и вникать во все тонкости семейного бизнеса, выберет малопочтенную стезю наёмника. На этой почве отец и сын вдрызг разругались, и родитель выставил неблагодарного отпрыска из фамильного особняка, одновременно лишив его наследства…
Не смотря на весь свой показной прагматизм, Джойс не был примитивным «псом войны». Скорее его можно было назвать искателем приключений, рисковым романтиком. Ему нрави-лось летать; ощущение опасности Мэрион считал лучшим лекарством от жизненной скуки. Само же убийство не достав-ляло американцу никакого удовольствия, даже наоборот. Если пилоту сбитого им самолёта не удавалось покинуть падающую машину с парашютом, остаток дня Мэрион ходил мрачный, сторонясь шумных компаний. Очередной грех он замаливал, долго простаивая на коленях перед иконой Девы Марии, а потом заливал неразбавленным виски в аэродромном баре. Грешить же опытному охотнику приходилось часто…
Считая своё ремесло грязным, Джойс презирал тех, кто хва-лится загубленными жизнями. Наблюдая однажды, как его молодой земляк шумно празднует в баре одержанную победу, Джойс зло поинтересовался у него:
- Радуешься, что в чей-то дом сегодня по твоей милости пришла беда?
- Этот парень чуть не прикончил меня! - только и смог в своё оправдание промямлить растерявшийся пилот. - Таких волков нельзя отпускать живыми, иначе завтра он снова прыгнет кому-нибудь из нас на загривок…
- И всё-таки в следующий раз, Майки, - своим хриплым го-лосом неприязненно посоветовал Джойс, - когда решишь расстрелять парня, выбросившегося с парашютом, вспомни, что у него тоже есть мать. И ей точно также будет больно получить известие о гибели сына, как и твоей канзаской мамаше.
Вот такой это был парадоксальный характер…
Погиб Джойс нелепо. Всё началось с того, что на глазах у всей американской эскадрильи был сбит их товарищ по фами-лии Шорт. Этот лётчик сблизился со звеном вражеских бом-бардировщиков и дал длинную очередь по головной машине, но на выходе из атаки его достали немецкие «охотники» из «Легиона Кондор». Один «Хейнкель» атаковал американца сзади-сверху, другой - снизу. Все видели, как Шорта тряхнуло в кабине и бросило на приборную доску. За подбитым самолётом потянулся прозрачный след вытекающего из пробоин топлива. Затем машина с убитым, а может быть и ещё живым лётчиком, сорвалась в почти отвесное пике и загорелась…
Страшная смерть Шорта, случившаяся у них на глазах, по-трясла его земляков. Когда несколько часов спустя после этого случая испанский комманданте приказал американцам выле-теть на штурмовку позиций мятежников, те вдруг отказались, сославшись на туман и плохую видимость. При этом у взрос-лых бывалых мужиков были такие испуганные лица, словно их гнали на убой.
- Конечно, вы имеете право отказаться, - с улыбкой согла-сился республиканский комиссар, расстегивая револьверную кобуру, - но в этом случае по нашим законам полагается рас-стрел.
В итоге за своих товарищей вызвались лететь Мэрион и ещё один его земляк. Но вернулся с задания только один пилот. Он сообщил, что на обратном пути с самолётом Джойса случилась какая-то поломка, и он разбился на территории занятой мятеж-никами. Необходимо было без промедления вылететь в район катастрофы, чтобы вывезти раненного пилота или хотя бы забрать его тело для достойного погребения.
И снова вконец деморализованные американцы стали вы-думывать разные причины, лишь бы только не подниматься в воздух.
За другом отправился Нефёдов. Полетел он не на истреби-теле, а на стареньком связном биплане, в котором не было оружия, зато имелась вторая кабина для пассажира.
Место, где упал самолёт американца, Борис нашёл на удив-ление быстро. У него было странное ощущение: тишина, толь-ко стрекочут в траве цикады, да перекликаются на разные голоса птицы в ближайшей оливковой роще, вокруг красотища – уходящие к горизонту живописные холмы, жёлтые луга, - и тут же следы смерти.
В результате аварии самолёт Джойса превратился в груду искорёженных деталей. Мотор с погнутыми лопастями пропел-лера валялся далеко в стороне. Пилот был мёртв. Его изуродо-ванный труп зажало в кабине. Нефёдов долго не мог извлечь его оттуда. В том подавленном состоянии, в котором Борис собирался в этот полёт, мысль захватить с собой специальные инструменты просто не пришла ему в голову. А между тем поблизости в любой момент мог появиться вражеский патруль, случайная машина или самолёт.
Борис торопился – с ожесточением отламывал части об-шивки кабины, распутывал тросы тяг, которые обмотали труп. Это была тяжёлая и морально очень тягостная работа.
Когда, наконец, всё было закончено, Борис осторожно взял тело американца на руки, словно тот был ещё жив, и понёс его к своему самолёту…
Этим же вечером гроб с телом Джойса в сопровождении почётного караула и оркестра пронесли через весь город и похоронили на престижном аристократическом кладбище. А через неделю республиканская контрразведка обвинила не-скольких испанских офицеров-снабженцев в том, что они, якобы, изобретали разные смеси, продавая «сэкономленный» авиационный керосин на сторону - спекулянтам. Многие, знав-шие Джойса увидели в таком продолжении его истории кривую насмешку судьбы: тот, кто так любил порассуждать о том, что война, это всего лишь выгодный бизнес, погиб из-за мелкой афёры.
Арестованных снабженцев без долгих разбирательств с так любимой республиканскими «чекистами» помпой – на глазах у приглашённых «на мероприятие» лётчиков и сотен зевак, - расстреляли возле могилы погибшего по их вине «американ-ского товарища».
Хотя для Бориса так и осталось загадкой: действительно ли несчастные снабженцы пострадали из-за своей страсти к ком-мерции или может они были франкисткими шпионами. Впро-чем, этих людей вообще могли поставить к стенке безвинно, так сказать - «в профилактических целях». Республиканцы часто устраивали публичные казни лиц, якобы связанных с путчистами – католических священников, троцкистов, нело-яльных им представителей интеллигенции.
На сомнения Нефёдова наводили продолжившиеся и после разоблачения снабженцев ЧП с керосином. Борис сам однажды чуть не разбился из-за того, что в полёте двигатель его самолё-та вдруг начал работать с перебоями. Вместо ровного гула лётчик вдруг услышал, как мотор зачихал: «пых, пых, пых». Резко упали обороты, машина начала дёргаться и заваливаться на крыло. Пришлось, едва взлетев, с ходу разворачиваться и садиться. Перед посадкой Борис энергично покрутил «шарман-ку» выпуска шасси. Это на новейших немецких истребителях шасси выпускались гидравликой одним поворотом специально-го крана. А на И-16 необходимо было сделать 43 оборота, чтобы вышли колёса.
Приземление получилось крайне неудачным. Одна стойка шасси сломалась. Раз, и лётчик оказался в положении верх ногами. Слава Богу, что перевернувшийся самолёт не загорел-ся, иначе Нефёдов не успел бы из него выбраться.
Когда, отстегнув привязные ремни и парашют, откинув шторку кабины, Борис с трудом выбрался из-под своего опро-кинувшегося навзничь «железного коня», он увидел бегущих к нему товарищей. Первым к молодому человеку подбежал его запыхавшийся, мокрый от пота и перепуганный механик. Он сразу принялся ощупывать руки и ноги Бориса, проверяя, целы ли они. Затем и командир эскадрильи подоспел. Глянув на самолёт, он воскликнул:
- Да ты в рубашке родился! Не пойму, как тебя не раздави-ло?
Когда стали разбираться, выяснилось, что вместо нормаль-ного бензина в баки «ишачка» залили самодельное эрзац-топливо или в просторечии - «авиаконьяк» - жуткую смесь из низкопробных суррогатов. На аэродроме вновь появились контрразведчики с безжалостными лицами фанатиков. Но на этот раз виновных они почему-то не нашли и история не полу-чила продолжения.
А оставшиеся в живых американские наёмники вскоре по-сле гибели Джойса, разорвав контракты, отправились на поиски менее рискованного заработка…
***
Для русских же лётчиков война продолжалась. Даже после получения новой машины, Борис частенько прямолинейно ввязывался в манёвренные бои с «Фиатами» и «Хейнкелями» и порой сам бывал крепко бит неприятелем. Так бывало, когда вчерашнему уличному хулигану не удавалось охладить свой мальчишеский пыл. Часто при виде вражеских самолётов у него просто кулаки чесались от предвкушения знатного «мор-добоя». Синдром «выпустить когти, шерсть дыбом» подвёл под монастырь многих излишне горячих пилотов.
Но по мере набора фронтового опыта, Борис становился бо-лее хладнокровным и расчётливым бойцом: вместо того, чтобы, как прежде, ввязываться в рискованные разборки на виражах с манёвренными истребителями противника, забирался повыше и внезапно атаковал жертву из-за облаков, используя преимуще-ство в высоте и избыток скорости; прибегал к разным хитро-стям: уходил от противника в сторону солнца, чтобы затруд-нить преследование, умело использовал для скрытного подкра-дывания к цели складки местности, притворялся подбитым, выпуская в крутом падении чёрный дым из работающего на форсаже «движка», или «замертво» опрокидываясь в штопор и т.д. Счёт его побед стал быстро расти…
После того, как Борис «завалил» десятый самолёт против-ника, комбриг Смушкевич наградил его «Маузером» с дарст-венной гравировкой. Да и со стороны испанского командования Нефёдов и его товарищи чувствовали постоянно растущую симпатию. Хотя платили русским добровольцам по-прежнему в несколько раз меньше, чем наёмникам из Англии и Франции, но зато здесь в Испании советским друзьям многое позволя-лось.
Однажды аэродром посетили командующий республикан-скими ВВС Де-Сиснерос и лидер испанских коммунистов Долорес Ибаррури. Осматривая самолёты, эта стройная брю-нетка вдруг повернулась к Нефёдову, и поинтересовалась через переводчика, что за рисунок изображён на моторе его самолёта. Борис ответил, что это герб его рода, и что все его предки по мужской линии служили России, - везде, где требовалось от-стаивать интересы Отечества. Это был, мягко говоря, неожи-данный ответ от человека, сражающегося за идеалы мирового коммунистического Интернационала против националистов.
Но Ибаррури лишь мягко улыбнулась, в её больших свер-кающих чёрных глазах читалось любопытство. Она что-то быстро сказала сопровождающим её людям, и её слова вызвали дружный смех в толпе сопровождающих. Но переводчик деле-гации не успел донести до Нефёдова смысл слов высокой гос-тьи. Зато, когда делегация уехала, к Борису подошёл командир его эскадрильи Павел Рычагов;.
- Ты что же меня позоришь, анархист, мать твою! - рассер-женно спросил он. – Гербы тут он, понимаешь, малюет, а мне за тебя отдувайся перед испанскими товарищами. А если тебе завтра в голову втемяшит голую бабу на капоте изобразить, мне что, каждый раз твой самолёт брезентом от посторонних закрывать?!
Оказалось, не смотря на то, что ответ советского лётчика сильно удивил Долорес Ибаррури, она быстро нашлась, как прокомментировать услышанное соратникам: «Вот видите, товарищи, - сказала она, - теперь у нас тоже есть свой красный барон;. А значит «No pasaran!»;
;Впоследствии Герой Советского Союза, Начальник Глав-ного управления ВВС РККА. Репрессирован и расстрелян НКВД в 1941 году.
;Прозвище одного из самых результативных лётчиков-истребителей Первой мировой войны - немецкого аристократа Манфреда фон Рихтгофена.
;Популярный девиз республиканцев – «Они не пройдут!».
И всё-таки, не смотря на все фортели, которые регулярно выкидывал Нефёдов, командиры симпатизировали ему и дове-ряли. Когда возникла необходимость устроить экскурсию приехавшим в Испанию - фотокинорепортеру и по совмести-тельству корреспонденту «Известий» Роману Кармену и жур-налисту «Правды» Михаилу Кольцову - Смушкевич попросил именно Бориса стать их гидом.
Два дня корреспонденты провели на аэродроме, беседуя с лётчиками и наблюдая за их повседневной работой. Нефёдов даже провёз Кармена с его громоздкой аппаратурой на двухме-стной машине - над линией фронта, чтобы известный киноопе-ратор мог из первой кабины сделать панорамную киносъёмку боёв.
Затем было решено совершить автомобильную вылазку на передовую.
Вообще то, такую поездку требовалось вначале согласовать с высшим испанским руководством. Тогда журналистам выде-лили бы машину, сопровождающего офицера и на всякий слу-чай надёжный конвой. Но Кармен справедливо опасался, что заботливые хозяева перестрахуются и отправят корреспонден-тов на самый спокойный участок фронта. Репортёрам же хоте-лось увидеть настоящую войну - без прикрас. Через своих знакомых испанцев Борис организовал автомобиль и нанял переводчика.
На том участке фронта, куда они приехали, позицию держа-ла на элитная добровольческая интербригада, а обычная пехот-ная часть, укомплектованная преимущественно мобилизован-ными крестьянами. Комиссарам приходилось под страхом немедленного расстрела гнать аполитичных фермеров в бой за непонятные им идеалы.
Впрочем, в любом полку республиканской армии на вполне законном основании офицер имел законное право расстрели-вать на месте отступающего подчинённого, а сержант убить уже самого офицера, если тот приказывал подразделению отходить, не имея на то письменного распоряжения высшего начальства. Но если в интербригадах этим правом редко кто пользовался, то в обычных частях подобные самосуды случа-лись не так уж редко и способствовали созданию обстановки взаимного страха и недоверия.
Естественно, что революционным энтузиазмом здесь и не пахло. Грязные и усталые, живущие от атаки до атаки - солдаты угрюмо смотрели на пижонов, прикативших в легковом авто из Мадрида. Сразу стало ясно, что для героического репортажа эта часть мало подходит, но ехать куда-то ещё времени не было - до темноты необходимо было вернуться обратно в город. Поэтому было принято коллегиальное решение работать здесь.
Оказавшись в окопах, московские журналисты сразу приня-лись за дело. Кармен – живой, подвижный, как ртуть, в репор-тёрской кепочке с пуговицей на темечке и в куртке с многочис-ленными карманами, обвешанный фото - и –киноаппаратурой, феноменально общительный – быстро разговорил нескольких солдат; затем, не жалея плёнки, принялся снимать фронтовые будни.
Кольцов действовал более вдумчиво, держался ближе к ко-мандирам и больше слушал, нежели сам задавал вопросы, тщательно всё записывая в свой маленький блокнот. Нефёдов же оказался не у дел, и скучал. Он впервые наблюдал наземную войну с её тошнотворным трупным запахом, окопными вшами, усталыми до отупения, безразличными ко всему лицами, и сам себе завидовал: лётный труд, хотя тоже тяжёл и опасен, но не так удручающе прозаичен. Впрочем, победы в воздухе мало чего стоили сами по себе - без упорства удерживающей фронт, - часто в нечеловеческих условиях - пехоты…
После того, как журналисты отработали, командир батальо-на пригласил их отужинать. В рощице, метрах в пятидесяти от передовой позиции, был оборудован блиндаж. Здешние усло-вия по фронтовым меркам можно было назвать вполне ком-фортными, особенно в сравнении с окопной жизнью рядовых чинов батальона. В полевой квартире комбата даже имелся патефон.
По приказу офицера его ординарец принялся хлопотать над ужином. А миловидная женщина в форме медицинской сестры – видимо, военно-полевая жена хозяина блиндажа - накрывала стол.
Комбат принадлежал к профессиональному военному со-словию. Когда-то он командовал батальоном в армии короля Альфонса XIII, а теперь за очень высокое жалованье служил республиканцам.
Возле входа в блиндаж к дереву был привязан великолеп-ный арабский жеребец. Он был оседлан. Пока шли приготовле-ния к ужину, комбат стал рассказывать гостям, что перед ними трофейная лошадь командира табора марокканской кавалерии, убитого во время неудачной для туземной конницы утренней атаки.
- Пока не решил, что с ним делать, - признался офицер. – Лошадь то больших денег стоит, а я не кавалерист.
Он с гордостью продемонстрировал русским журналистам саблю неприятельского командира в богатых, украшенных драгоценными камнями серебряных ножнах. Взяв в руки кли-нок, Нефёдов сразу обратил внимание, что в нескольких местах его остро заточенное лезвие имело сколы и зазубрины. Судя по этим боевым отметинам, перед смертью погибший марокканец от души порубил саблей по каскам и черепам республиканских солдат.
Внезапно со стороны франкистов начался миномётный об-стрел. Снаряды с омерзительным воем стали падать и в рощу - поблизости от блиндажа. Лопаясь, они разбрызгивали осколки в радиусе десятков метров вокруг. Журналисты заволновались, и комбат предложил гостям переждать артналёт в своём блин-даже. Сам он собрался идти на позицию. Но тут со стороны окопов прибежал солдат. Вид он имел весьма растерянный. Боец что-то взволнованно стал говорить командиру. Бывший вместе с журналистами переводчик в пол голоса переводил, и тон его речи становился всё тревожней:
- Погиб комиссар, сержанта и лейтенанта тяжело ранило. Первая рота уже побежала. Вторую роту тоже некому удержать – её командира убило накануне.
Как человек военный Борис ожидал увидеть, как кадровый офицер без промедления поспешит на позицию, чтобы лично восстановить порядок во вверенном ему подразделении и отра-зить неприятельскую атаку. Но вместо этого комбат вдруг большими нелепыми прыжками перепуганным зайцем бросил-ся вглубь леса, срывая с себя на бегу знаки различия. За ним тут же устремились сестра милосердия, беглый солдат и орди-нарец. Немного поразмыслив, примеру земляков последовал и испанский переводчик гостей. Трое русских остались в одино-честве - в чужом лесу, на пути вражеского прорыва. Неожи-данное бегство испанского командира на какое-то время по-вергло их в шок. Первым опомнился Борис:
- Вот, что, - обратился он к журналистам, - укройтесь пока подальше в лесу.
- А может, успеем к машине – неуверенно предложил Коль-цов.
Автомобиль стоял на просёлочной дороге, петляющей вдоль линии траншей. Ясно было, что раз республиканская пехота уже побежала, про этот вариант можно забыть. Борис вновь настойчиво предложил корреспондентам быстрее уходить подальше от передовой.
- А как же вы? – спросил Роман Кармен.
- Немного повоюю и сразу обратно, - шутливо пообещал кинооператору Борис, направляясь к нервно мечущемуся от близких разрывов на привязи скакуну.
- Послушайте! Вы же лётчик! - осуждающе крикнул Коль-цов, уже запрыгнувшему в седло Нефёдова. - По-моему, на войне каждый должен заниматься своим делом. Глупо прояв-лять кавалергардский героизм без пользы.
Борис ничего не ответил газетчику. Хотя, журналист был прав, - не его это дело. Но с другой стороны, если тот, кому это положено по чину сбежал, командование обязан принять любой оказавшийся на месте событий офицер.
Пока Борис верхом преодолевал полсотни метров до пере-довой, ему попалось десятка три охваченных паникой солдат. Большинство из них уже побросали свои винтовки и выглядели перепуганным стадом. Нефёдов стал опасаться, что весь ба-тальон уже поддался панике. Тогда его попытка спасти поло-жение действительно окажется столь же нелепым геройством, как сражение Дон Кихота с ветряными мельницами.
Выскочив на пригорок, всадник не сдержал счастливой улыбки: в змеившейся под копытами его скакуна траншее ещё находилось достаточно много бойцов, оставшихся верными присяге. Они вели энергичный огонь по наступающим враже-ским пехотным цепям, и, судя по всему, не собирались драпать, как многие их товарищи. Набрав в лёгкие побольше воздуха и, выхватив саблю из ножен, Борис заорал:
- За мной, кома-радос! Даёшь республику, мать вашу, раз-так!
И тут же, не дожидаясь, пока пехота подхватит его порыв, Борис заставил коня перепрыгнуть через траншею и погнал его по склону холма навстречу неприятелю. За спиной прозвучал чуть запоздавший вой, вырвавшийся из десяток глоток. И труд-но было сразу понять чего в нём больше – гибельного ужаса, гнева или торжества людей, в едином порыве поднявшихся под пули.
От восторга перехватило дыхание, стук копыт несущегося во весь опор скакуна сливался с оглушительным биением соб-ственного сердца. Не дожидаясь пехоты, Борис увлечённо летел навстречу франкистким солдатам. Он видел, как в него целятся и стреляют, но не думал о том, что ведь могут и по-пасть. В наслаждении лихой кавалерийской атаки молодой романтик начисто забыл про осторожность и осмотрительность лётчика-истребителя.
Испугавшись встречной штыковой атаки республиканцев, мятежники начали быстро отходить. Борис на полном скаку догнал нескольких убегающих вражеских солдат, плашмя ударил саблей по плечу одного из них, конём сбил с ног друго-го, и, не оглядываясь, помчался дальше.
Опомнился он лишь, когда оказался один в глубокой балке – во вражеском тылу. В стороне непрерывно стрекотал пуле-мёт, изредка ухали артиллерийские орудия. В складках сильно пересечённой местности отчаянного кавалериста потеряли и свои, и чужие.
Борис слез с коня, ласково похлопал его по вспотевшей шее. Прислушался. Где-то совсем рядом прозвучали громкие голоса. Разговаривали не по-испански. Вскоре стало понятно, что ищут именно его. В балке показались всадники. Их было четверо. Судя по одежде – мусульмане. Похоже, это были знаменитые туземные кавалеристы, - марокканцы, о жестокостях которых среди республиканских солдат ходило много леденящих кровь историй. В плен к ним лучше было не попадать.
Борис прыжком вскочил в седло и погнал коня прочь. Пре-следователи тут же пришпорили своих лошадей и с дикими воплями помчались за ним. Лошади у них оказались свежее, и вскоре четверо марокканцев окружили Бориса. Показывая друг другу на коня, идущего под неприятельским всадником, они злобно выкрикивали непонятные Нефёдову ругательства, при этом яростно округляя глаза и скаля зубы. Марокканцы, ко-нечно же признали лошадь своего погибшего командира, и жаждали жестоко покарать его убийцу. Начался сабельный бой. Вот где Нефёдову по-настоящему пригодились уроки Близняка! Не владея хитростями джигитовки, Борис лишился бы головы в считанные минуты.
А так он одновременно отражал удары нескольких враже-ских клинков, уклонялся и рубил сам. Вскоре Нефёдов завладел карабином одного из убитых им врагов. Лошадью он теперь управлял телом и ногами, оставив руки свободными для фехто-вания и стрельбы. Несколько раз в критической ситуации Нефёдов делал обрыв – нырял под живот своей лошади, имити-руя таким образом смерть - для того выстрелить в противника из-под конского живота.
Возвращаясь рывком обратно в седло, русский снова начи-нал яростную рубку. Борис всё делал автоматически, используя наработанные в манеже навыки. В результате скоротечного кавалерийского боя он сумел в одиночку уничтожить трёх марокканцев и вернуться к своим. Правда, когда Нефёдов соскочил с коня, на нём были рассечены все ремни, исполосо-вана клинками одежда.
Окружившие Бориса республиканские солдаты смотрели на него так, словно он прискакал с того света. Впрочем, так оно и было. Вскоре об этой истории написали многие испанские и иностранные газеты. На московских журналистов этот случай тоже произвёл громадное впечатление.
- Я обязательно попробую включить этот уникальный эпи-зод в свою статью в «Правде» - пообещал Борису на прощание – перед отъездом в Москву Кольцов. – Это настоящий подвиг! Советская молодёжь должна брать с вас пример.
Кольцов даже процитировал придуманную накануне в гос-тинице ключевую фразу для статьи: «Предателям испанского народа и их фашистским наймитам недолго осталось лить невинную кровь трудящихся. Благодаря таким героям, как советский военлёт Борис Нефёдов вскоре им придёт конец – и в воздухе и на земле».
- Лучше не надо, - попросил Борис, - а то меня ещё чего доброго из авиации попрут. Сами ведь говорили: на войне каждый должен заниматься своим делом. Глупо проявлять кавалергардский героизм без пользы.
Гордый журналист прикусил губу и холодно произнёс на прощание:
- Как вам будет угодно…
***
Между тем напряжённость воздушных боёв за Мадрид по-стоянно возрастала. Несколько раз на день на подходах к горо-ду появлялись группы франкистких бомбардировщиков. На их перехват по ракете взлетало дежурное звено. Тихоходные «Юнкерсы-52» были лёгкой мишенью для И-16. Обычно совет-ские истребители на бреющем полёте – незаметные на фоне земли - скрытно приближались к формации неприятельских бомбардировщиков и атаковали их снизу - из незащищённой пулемётами мёртвой зоны, не оставляя вражеским пилотам никаких шансов. Выкрашенные в серый цвет «Ишачки» словно выскакивали прямо из земляной норы. За такую тактику И-16 получил у пилотов неприятельских бомбардировщиков про-звище «Rata» - крыса.
Основной целью атак был бомболюк - при удачном попада-нии в него «Юнкерс» взрывался в воздухе. В первую очередь истребители старались сбить командирскую машину. «Зава-лишь» лидера – группа остаётся без управления и распадается – каждый стремиться убежать в одиночку, но редко кому это удаётся. Начинается бойня утративших спасительный строй «бомберов». Ведь одиночный бомбардировщик, оставшийся без прикрытия со стороны бортстрелков соседних машин, становится очень уязвимым. Таким образом, Борис за короткое время увеличил счёт своих побед до тридцати, и стал одним из самых результативных асов этой войны.
Но затем инициативу вновь перехватили франкисткие ВВС. В очередной раз за эту войну республиканские и фалангистские пилоты поменялись местами – одни вновь стали охотниками, другие - дичью. Случилось это, когда в небе Испании появи-лись новейшие немецкие и итальянские самолёты – скоростные и хорошо защищённые бомбардировщики «Чиконья BR 20», «Дорнье 17», «Хейнкель 111».
Но конечно самым неприятным сюрпризом для республи-канских пилотов стал новейший германский истребитель прин-ципиально новой конструкции «Мессешмитт Bf 109». Когда для руководителей гитлеровских Люфтваффе стало очевидным, что «Хейнкели 51» «Легиона Кондор» проигрывают битву за господство в воздухе советским истребителям И-15 и И-16, ими было принято беспрецедентное решение: на фронтовой аэро-дром были отправлены опытные машины из исследовательско-го центра в Рехлине, пилотируемые лётчиками-испытателями фирмы профессора Вилли Мессершмитта. Семь недель боёв доказали всему миру, что у немцев появился лучший в мире истребитель.
В это драматичное для республиканских воздушных сил время выявились многие недостатки новых советских истреби-телей. Оказалась ошибочной сама философия, заложенная в их конструкцию. Заказавший эти самолёты конструктору Поли-карпову маршал Тухачевский должно быть представлял себе воздушный бой, как сражение на больших дистанциях, где успех определяется манёвренностью крылатых машин. Именно на горизонтальную вёрткость, как на главное достоинство «крылатого охотника» и была сделана главная ставка при про-ектировании новых истребителей. Заказанные Тухачевским самолёты даже оснащались оптическим прицелом – малопри-годной для стрельбы трубкой, особенно по сравнению с мес-сершмиттовскими коллиматорными прицелами. Должно быть, маршал полагал, что, уворачиваясь от вражеских атак, лётчик будущего истребителя сможет издали поражать неприятельские воздушные корабли, словно снайпер из засады - уток.
Но на практике попасть в самолёт с дистанции более чем 200 метров можно лишь случайно. А чтобы наверняка «зава-лить» истребитель или бомбардировщик противника к нему надо подобраться на расстояние 20-50 метров. Причём скоро-стная цель будет находиться в прицеле лишь считанные секун-ды. Поэтому принципиальную важность приобретает «масса» секундного залпа, то есть требуется установить на истребитель много скорострельных пушек и крупнокалиберных пулемётов, чтобы мгновенно обрушить на врага шквал огня.
Поликарповские же машины по сравнению со своими ос-новными противниками обладали преступно слабым вооруже-нием. Малоэффективным оказалось и протектирование* их бензобаков. К тому же «Мессеры» были оборудованы радио-станциями, благодаря чему их пилоты могли координировать свои действия. Республиканские же лётчики в лучшем случае имели возможность, заметив противника покачать друг другу крыльями и обменяться скупыми жестами.
* Защита бензобаков в виде самозатягивающейся после по-падания пуль и осколков резиновой оболочки.
Но главное, - республиканские лётчики не могли догнать «Мессершмитты», потому что те летали почти на сто километ-ров в час быстрее «ишачков». У новых немецких истребителей гораздо лучше обстояло дело и со скороподъёмностью. Благо-даря этому они могли вести бой на вертикалях, сразу беря инициативу в свои руки. А как только положение начинало складываться не в их пользу - немедленно уходили на высоту. Кроме того, что на восходящих траекториях «ишачок» безна-дёжно отставал от стремительного «Мессера». Из-за малой высотности мотора М-25 республиканские пилоты не могли преследовать немцев на высоте свыше 6000 метров. Для И-16 это был потолок, на котором его двигатель начинал чихать и глох. Пользуясь своей безнаказанностью, немцы спокойно выжидали на безопасной для себя высоте, и при первой воз-можности - обрушивались на выбранную жертву, нанося ей смертельный удар.
В течение всего одной недели в эскадрилье Нефёдова так погибли трое лётчиков. У Бориса кулаки сжимались от ярости, когда на его глазах санитары вынимали из кабины И-15 моло-дого испанского паренька, сумевшего перед смертью посадить на аэродроме изрешечённую пулями машину. Как и многие погибшие в те роковые недели, роковые ранения молодой республиканец получил в спину по причине слишком тонкой бронеспинки, не рассчитанной на защиту от крупнокалиберных пуль.
Борису тоже при встрече с 109-ми приходилось надеяться только на обещанную Ольгой при расставании защиту ангелов-хранителей и собственные рефлексы. Не раз в это время ему приходилось круто разворачивать свой истребитель и отчаянно идти в лобовую атаку на доставших его фрицев.
Но чаще, не имея возможности на равных сражаться с но-выми немецкими истребителями, Борис старался затянуть их поближе к земле. Он заметил, что при всех своих достоинствах, на виражах «Мессеры» уступают советским машинам. Так что, как только на поле боя появлялись остроносые немецкие хищ-ники, Нефёдов начинал акробатику «в партере».
Однажды таким образом ему пришлось одному кувыркаться с четвёркой «Мессеров». Вообще-то вылетел Нефёдов в составе звена из трёх самолётов. Такое построение хорошо смотрелось на воздушном параде и оправдывало себя при штурмовке на-земных позиций противника. Но в маневренной свалке с враже-скими истребителями удержаться тройкой - невозможно. В результате каждому приходиться действовать в одиночку, особо не рассчитывая на прикрытие товарища.
Немцы же вместо традиционной тактики ведения боя зве-ном в три самолёта, стали летать парами – ведущий атакует, ведомый прикрывает его хвост. Две пары образовывали строй, названный «четыре пальца».
Борис сумел оценить эффективность такой тактики, когда одного его ведомого – испанского пилота немцы «сожрали», как только вначале «собачьей свалки» он «отвалился» от звена. Второй ведомый, вместо того, чтобы прикрывать Борису хвост, сам полез сбивать вражеский самолёт и поплатился за это жизнью. Нефёдову же пришлось вначале снижаться ниже го-родских крыш, чтобы спастись от приклеившихся к его хвосту «Мессершмиттов». Затем он минут двадцать кружил между стогами сена на крестьянском поле, порой задевая копны кры-лом, уворачиваясь то пулемётных трас то одного крылатого бандита, то другого. Не один вменяемый каскадёр Голливуда, ни за какие миллионы не согласился бы исполнить подобный трюк. Но Борис ходил по краю пропасти не за деньги, а потому что спасал собственную жизнь. На своё счастье перед войной «воздушный хулиган» научился хорошо чувствовать землю, и мог себе позволить косить пропеллером траву. Немцы так низко опускаться не смели и держались с небольшим превыше-нием.
Пока одна пара гоняла республиканский «ишачок» внизу, вторая - постоянно перемещалась на высоте, выжидая, когда республиканский пилот устанет изображать стрекозу и подни-мется чуть выше – перевести дух. Вот тут-то на него и должны были внезапно свалиться со стороны солнца засадные «Мессе-ры»!
Борис словно раздвоился: какая-то его часть автоматически «выписывала узоры» ручкой управления, синхронно выжимала педали, а другая - постоянно следила за заходящими то справа, то слева преследователями. Особенно его заботила вторая пара убийц. Временами их хищные тени мелькали высоко в лазоре-вой синеве. Но именно высотных ястребов стоило опасаться больше всего. Приходилось до боли напрягать глаза, чтобы вовремя заметить на фоне слепящего солнечного диска несу-щуюся на тебя крылатую смерть…
В том бою немцы его всё-таки достали напоследок. Очередь прошила левый борт «ишачка», разбила бензочасы, попала в бак. Вскоре после этого «Мессеры» ушли, не став добивать Нефёдова. Видимо, у них заканчивалось горючее.
Пришло время подсчитывать ущерб. Борис обнаружил, что вырван правый элерон. Сквозь пробоины в левом борту кабины свистел ветер. Лётная куртка на левом боку была разорвана и забрызгана жевательной резинкой, лежащей в кармане. Чудом спасся!
Смертельно уставший, и всё же счастливый оттого, что ос-тался жив, Борис тоже заковылял домой. За его самолётом тянулся шлейф белого дыма. Приговор был подписан, но не оглашён. Пока мотор тянет – есть надежда. Нефёдов знал, что его «Поликарпов» - на редкость выносливая машина.
После приземления механик, похоже, уже давно считающий своего русского друга - заговорённым, долго растерянно крутил в руках снятый с самолёта топливный бак. «С таким баком, напоминающим решето, пролететь 100 километров мог только человек, пользующийся услугами сильнейшего колдуна» - другого объяснения случившемуся опытный механик не нахо-дил…
***
Да, в техническом отношении Борис и его сослуживцы во второй раз за эту войну оказались слабее противника. К сча-стью испанские инженеры и техники, как могли, пытались помочь своим пилотам, и часто довольно успешно. Из восьми-миллиметровых обрезных стальных плит они в кустарных условиях изготовили бронеспинки, которые сразу стали спасать жизни лётчиков.
Вместо маломощных родных моторов М-25 на обороняю-щие Мадрид истребители И-16, начали устанавливать контра-бандные «движки» «Райт-Циклон» SGR 1820 F-54. Оснащен-ных наддувом эти моторы позволяли «ишачкам» резво взби-раться на прежде недоступные им высоты. А чтобы на 8000 метров смазка пулемётов не замерзала, инженер Лопес-Смит изобрёл нагнетатели, подающие нагретый воздух от двигателя на затворы пулеметов. Кислородное оборудование на многих самолётах уже имелось, хотя до этого особой нужды в нём не было.
После того, как самолёты были полностью подготовлены к высотному перехвату коллеги из других подразделений стали в шутку называть Нефёдова и его товарищей - «эскадрильей сосунков», имея в виду, что в полёте они «сосут» кислородную смесь из специальных масок.
Но в итоге, все эти новшества позволили республиканцем сделать неприятный сюрприз своим немецким коллегам из «Легиона Кондор», которые успели привыкнуть к своему пре-имуществу.
18 сентября 1938 года республиканские пилоты впервые опробовали тактику «соколиного удара». Поднятая по тревоге эскадрилья перехватчиков обнаружила противника на подсту-пах к Мадриду. Полтора десятков «Хейнкелей 111» растяну-лись длинной колонной. Их сопровождали «Мессеры». Немцы чувствовали себя в абсолютной безопасности, так как двига-лись на эшелоне 7000 метров.
По визуальной команде ведущего «все вдруг» - «ишачки» синхронно развернулись на противника и «свалились» на вра-жескую эскадру с высоты 8500 метров. Атака явилась для противника полнейшей неожиданностью! Четыре «Мессера» и головной «Хейнкель» были сбиты с первого захода. Непри-ятельская группа потеряла управления и превратилась в стаю перепуганных уток. Большинство бомбардировщиков сбросили бомбы на пустыри городских окраин, и в беспорядке отступали к линии фронта. Но один «Хейнкель» под прикрытием четвёр-ки своих истребителей продолжал рваться к центру Мадрида. Группа перехватчиков разделилась – пока одни преследовали удирающие неприятельские самолёты, другие пытались недо-пустить, чтобы на центральные районы города упали бомбы.
Нефёдов оказался во второй группе. Его звено снова ушло на высоту, чтобы осмотреться и повторить атаку. Самый вер-ный способ сбить скоростной «Хейнкель 111» - это атаковать его в лоб. На этом бомбардировщике имелась вращающаяся верхняя пулемётная турель, которая отлично защищала самолёт от атак сзади. Снизу «брюхо» бомбардировщика тоже прикры-вали пулемёты. К тому же из пулемётов ШКАС И-16-го трудно было серьёзно повредить хорошо защищённые двигатели и топливные баки новейшего немецкого бомбардировщика.
Спереди же «Хейнкель» имел всего один курсовой пулемёт. К тому же носовой стрелок редко успевал среагировать на атаку. И, наконец, у истребителя появлялась возможность одним ударом уничтожить вражеский экипаж, расположенный в стеклянной кабине. Правда, далеко не всякий пилот обладал достаточно крепкими нервами и отточенной техникой для такого «трюка».
Вначале на «Хейнкель» спикировал ведущий звена «ишач-ков». Но ему не повезло. Вражеские бортстрелки среагировали вовремя, и попавший под огонь сразу двух пулемётчиков И-16, словно наскочил на невидимую стену, совершил диковинный кульбит и стал падать осенним листом. Лётчика с парашютом Борис так и не увидел.
Повторяя неудачную атаку товарища, Борис сам поражался своему нахальству. Он пикировал и двухмоторный «амбар» рос на глазах. «Рано, рано, рано» – твердил Нефёдов, усилием воли заставляя себя продолжать сближение с несущейся навстречу пятнадцатитонной махиной. Нельзя было отвернуть слишком рано, ибо патронов у него оставалось всего на одну хорошую очередь. Впрочем, запоздаешь на секунду с уходом на вираж - и конец! Вот когда Борис впервые по-настоящему заглянул смер-ти в самые её ледяные глаза!
Чудовище продолжало расти в размерах, заполняя собой весь горизонт. В какой-то момент Борису показалось, что сквозь остекление носа вражеского самолёта он разглядел побледневшие лица его пилотов и в то же мгновение нажал на гашетку. В кабине «Хейнкеля» замелькали оранжевые вспыш-ки. Нефёдов едва успел увернуть от столкновения. Лицо обдало смрадным, горячим выхлопом из двигателей бомбардировщика. Мощным воздушным потоком из моторов вражеского самолёта лёгкий «Ишачок» подхватило, словно бабочку порывом ветра, несколько раз перевернуло. Истребитель свалился в штопор. Борис вывел машину из беспорядочного падения метрах в двухстах от земли – недалеко от крыш домов, - и сразу попал под обстрел четвёрки караулящих его «Мессеров». Из огня, да в полымя!
Снова завертелась напряжённая карусель воздушного боя: восходящие фигуры, боевые развороты, бочки, виражи. Тело сжимается в комок, голова на перегрузке вдавливается в плечи, спина прижата к бронированной спинке, ставшей после усо-вершенствования надёжной защитой от пуль.
Но на этот раз на стороне пилотов «Мессершмиттов» не было преимущества в скорости и скороподъёмности. Спеша записать на свой счёт победу, немцы нарушили строй, и Нефё-дов не замедлил этим воспользоваться. Он зашел в хвост одно-му Ме-109 и очередью с дистанции 15 метров, то есть фактиче-ски в упор расстрелял его. От немецкого истребителя полетели куски хвостового оперения. Борису пришлось уворачиваться от летящих в него обломков.
Получив болезненный урок, нацистские пилоты стали дей-ствовать более осмотрительно. Один истребитель, в кабине которого по всей вероятности сидел самый опытный лётчик, продолжал вести бой с Нефёдовым. А пара его коллег ушла на высоту. Стоило Борису хорошенько прижать своего противни-ка или самому оказаться в невыгодной позиции, как на него тут же дружно наваливалась верхняя пара «сто девятых». Это была довольно подлая тактика, но вполне оправданная в воздушном поединке, где не принято придерживаться джентльменских правил.
Вынужденный отбиваться от назойливого фрица и постоян-но оглядываться на его, где-то поблизости кружащих дружков, Борис начал уставать. Сказывалась страшное напряжение не-прерывных боёв последних недель. В какой-то момент он до-пустил ошибку: обнаружив перед собой два вражеских истре-бителя, Борис решил проскочить между ними. Однако не рас-считал манёвр. И-16 сильно тряхнуло. Ручка управления вы-рвалась из ладоней и провалилась под приборную доску. Ис-требитель устремился к земле. Борис оглянулся и испытал шок, когда обнаружил, что задняя часть его самолёта просто испари-лась. В результате столкновения с одним из «мессеров» тот винтом обрубил «Поликарпову» заднюю часть фюзеляжа с килем и хвостовым оперением…
Истребитель падал с ужасающей скоростью. Встречный по-ток прижимал пилота к креслу, не позволяя покинуть обречён-ный самолёт. Удивительно, но в такой жуткой переделке Борис соображал достаточно спокойно, словно впереди у него было не десяток быстро таящих секунд, а, как минимум, час на спо-койное обдумывание сложившейся позиции. Но время действи-тельно словно остановилось. Не имея возможности перевалить-ся через борт кабины и перевернуть самолёт, чтобы вывалиться из него, Борис расстегнул привязные ремни и рванул за кольцо, раскрывая парашют прямо в кабине. Интуитивно он принял единственно возможное решение. Потоком воздуха лётчика вытянуло из кабины. Раздался хлопок раскрывшегося парашю-та. При этом Бориса тряхнуло так, что с него слетел один сапог.
Медленно опускаясь, молодой человек видел, как упал и взорвался его самолёт. Ещё в нескольких местах раскинувше-гося под ним - от горизонта до горизонта - огромного города в небо поднимались столбы чёрного дыма. Похоже, это догорали сбитые самолёты – свои и чужие. Под ногами у Нефёдова ка-менные громады домов, шпили соборов, улицы, запруженные народом. И все лица повёрнуты в его сторону. С земли на па-рашютиста показывают пальцами, словно он архангел, решив-ший спуститься на грешную землю.
Вдруг за спиной послышался нарастающий рёв прибли-жающегося самолёта. Борис испуганно оглянулся: прямо на него мчался «Мессер». Это был один из тех истребителей, с которыми Нефёдов только что жестоко рубился. Борис опреде-лил это по мультяшному рисунку на его капоте.
«Мессершмитт» облетел парашютиста. Причём, Борис смог достаточно хорошо разглядеть лицо того, кого в бою воспри-нимал весьма абстрактно, - как некую одушевлённую состав-ляющую вражеской машины. Это был молодой парень с маль-чишеским лицом, на котором не было заметно злости. Немец смотрел на русского пилота с таким же любопытством, как и Борис на него. Похоже, они были ровесниками, воспринимаю-щими в силу своей молодости войну лишь, как жёсткий муж-ской спорт. Немец даже улыбался, разглядывая русского в одном сапоге. Казалось ещё чуть-чуть, и он приветливо пома-шет Борису рукой мол: «Ты отлично дрался, приятель, рад, что тебе повезло дожить до финального гонга».
Когда их глаза впервые встретились, Нефёдов интуитивно почувствовал, что этот парень не будет его добивать. Но сле-дом за первым «Мессером» на парашютиста налетел второй вражеский истребитель. Его пилот ещё издали начал стрелять по Нефёдову, торопясь прикончить парашютиста в воздухе. Это было ужасное ощущение: ты беззащитный качаешься под белым зонтиком, а по тебе лупят из крупнокалиберных пулемё-тов.
Вдруг обожгло ногу. «Попал таки подлюга!» – отметил Бо-рис. Через несколько секунд его сильно ударило о край крыши. На мгновения молодой человек потерял сознание. Но к сча-стью, это столкновение не погасило полностью купол. Сбитый лётчик достаточно плавно спарашютировал с высоты пятого этажа, и приземлился прямо на руки восторженных испанцев.
Нефёдова тут же плотным кольцом окружили люди. Все во-круг галдели, некоторые женщины причитали и даже плакали. Наверное, решили, что он разбился. Ещё бы: так навернулся с крыши! К тому же, выяснилось, что на парашюте Нефёдова перебиты семь строп. Ещё чуть-чуть и он бы разбился. Когда испанцы увидели, что нога у лётчика в крови, поднялся ещё больший шум.
Молоденькая синьорина, сорвав с головы цветастый пла-ток, склонилась над лётчиком и осторожно перевязала Борису ногу. Но, несмотря на ранение, многочисленные ссадины и ушибы Борису не было больно. Где уж там, столько адренали-на! Нефёдов не успевал жать все протянутые ему руки и отве-чать на похвалы и дружеские похлопывания: «Грасиас, ами-го!»*, «Грасиас!...».
Каждый желал хотя бы дотронуться до молодого героя, ска-зать ему слова восхищения и благодарности. Понимающие толк в мужественности испанцы, не сговариваясь, вдруг начали называть Нефёдова «Тореро». Затем, подхватив лётчика на руки, толпа понесла его вдоль улицы, как своего – народного героя.
Владелец какого-то магазина подарил Борису пару отлич-ных новеньких ботинок. А хозяин ресторана, мимо которого несли Бориса, настойчиво приглашал лётчика к себе. Нефёдов стал знаками показывать, что благодарен за приглашение, но не голоден. Тогда ресторатор приказал своим служащим в честь подвига русского пилота выносить угощение прямо на улицу, и кормить всех желающих. На прощание хозяин ресторана вру-чил Борису какой-то вексель. Впоследствии выяснилось, что этот документ гарантировал Нефёдову пожизненное обслужи-вание по высшему классу в нескольких ресторанах, принадле-жащих данному бизнесмену.
*Спасибо, друг! (исп.).
До госпиталя раненого русского взялась довезти на своём лимузине какая-то богатая дама лет тридцати пяти. Она хорошо говорила по-французски и по дороге в госпиталь взволнованно рассказывала Борису, как заворожено следила за воздушным боем, совершенно забыв про назначенную деловую встречу и про всё на свете. Особенно её потряс выход русского в лоб бомбардировщику:
- Это так похоже на корриду! – страстно воскликнула она. - В такой ситуации лишь один из сотни сумеет выждать до по-следней секунды, инстинктивно не отвернуть, подпустив «бы-ка» вплотную к себе…
Бориса удивило, что молодая женщина так хорошо понима-ет психологию боя. Но оказалось, что стройная брюнетка была замужем за самым успешным организатором коррид в Испа-нии, а после его смерти, случившейся семь лет назад, унаследо-вала прибыльный бизнес. Так что её восхищение было во мно-гом профессиональным.
- Я хорошо успела узнать мужчин, - на прощание сказала лётчику дама. - На словах они все герои. Но лишь немногим дано стать классными тореро. И техника здесь – дело десятое. А первое – то самое, без чего нет настоящего бойца и «звезды» арены, - называют по-разному: храбрость, талант, стиль, искус-ство. Наш испанский поэт Гарсия Лорка, убитый национали-стами Франко, называл это словом «дуэнде» - «таинственной силой», которую все чувствуют, но никто не может найти ей рационального объяснения. Вы можете гордится, что люди назвали вас «Тореро». У нас это высшая похвала мужчине…
На следующий день началось настоящее паломничество в госпитальную палату, где проходил лечение Нефёдов. Нескон-чаемым потоком шли высокопоставленные чиновники, сослу-живцы, репортёры, совершенно незнакомые Борису люди, желающие лично высказать пилоту слова признательности.
После обеда в палату вошёл важный, богато одетый чело-век. Он пылко приветствовал Бориса, поздравил его с победой, а в заключение заявил, что дарит советскому лётчику целый пароход лимонов и апельсинов.
- Зачем мне столько? - удивился Нефёдов.
- А это уже ваше дело, - улыбнулся испанец. - Вы теперь очень богатый человек и вправе поступать с подарком по сво-ему усмотрению.
В итоге ценный груз отправился детям советских детдомов. А вскоре и русских пилотов отозвали на Родину. Для Бориса бой над Мадридом стал последним на этой войне. В результате ранения была задета кость, и понадобилось более длительное лечение, чем он ожидал. В СССР Борис вернулся с пижонской тросточкой, без которой пока не мог обходиться, так как сильно прихрамывал, и, имея в активе более чем достаточное количе-ство самолётов, чтобы именоваться асом.
Глава 19.
Грузовик с надписью «Хлеб» на крытом металлическом ку-зове съехал с шоссе и углубился в лес. Только начинало смер-каться. Двухтонный (вместе с живым «грузом») «ГАЗ» запры-гал на кочках грунтовки. Но сидящий рядом с водителем Артур Тюхис неудобства не ощущал – его мягкое и хорошо амортизи-рованное сиденье обеспечивало пассажиру комфортную поезд-ку.
После дня проведённого в кабинете Артур жадно вдыхал полной грудью причудливые запахи влажных трав с близлежа-щих лугов и смолистый аромат сосны. Временами кабину обдувало душистым и прохладным ветром, который приносил из глубины чащи, то запах прошлогодней прели, то грибов, то свежесрубленного пня. Даже сквозь хриплое неровное гудение автомобильного мотора было слышно, как величественно гудят над головой кроны деревьев. «Хорошо то как!» - умильно подумал Тюхис и дал себе слово, что в пятницу обязательно поедет на охоту; заберётся подальше от Москвы – в глушь, - на заимку к знакомому леснику, и два дня будет приводить измо-чаленные работой нервы в порядок наедине с природой…
А в это время за спиной Тюхиса - в набитом, как консервная банка хорошо спрессованными шпротами, кузове «автозака» в полуобморочном состоянии тряслись 50 человек. Всю дорогу эти несчастные подтравливались выхлопными газами из специ-ально выведенной в кузов выхлопной трубы. Делалось это для того, чтобы заключённые не могли даже трепыхнуться, не то, чтобы сбежать…
По периметру вся территория спецполигона НКВД «Буто-во» была обнесена изгородью из колючей проволоки. Прово-лока была натянута не на специальных столбах, а прямо по стволам деревьев. Артур находил такое решением очень удач-ным: границу секретного объекта можно было обнаружить, лишь подойдя к ней вплотную со стороны леса. Да и с названи-ем придумано толково. Кто догадается, что на «стрелковом полигоне НКВД» мишенями служат живые люди…
Возле больших деревянных ворот Тюхис предъявил доку-менты двум охранникам с овчарками, и грузовик въехал на территорию «спецобъекта» НКВД.
На Артура снова нахлынули тяжёлые воспоминания. Когда примерно год назад прошёл слух о готовящихся арестах быв-ших красных латышских стрелков, ему пришлось написать донос на собственного отца – Яна Тюхиса, бывшего бойца сводной роты латышских стрелков, охранявших в октябре 1917–го Смольный и Ленина, а затем прошедшего всю Граж-данскую войну.
Так получилось, что Артур за неделю узнал, когда отец бу-дет арестован. К этому дню он начал готовиться заранее: пода-рил отцу дорогую немецкую охотничью двустволку фирмы «Зауэр», о котором тот давно мечтал. Прощаясь с родным человеком, сын пригласил ничего не подозревающего отца на охоту и постарался, чтобы прощальный вечер прошёл как можно лучше.
По приговору особой «тройки» НКВД Яна Тюхиса приго-ворили к «высшей мере» и расстреляли на этом самом полиго-не. Впервые в жизни после ареста отца Артур взял больничный и ушёл в многодневный запой. Но разве у него имелся выбор: предавать или нет?! Разве было бы лучше, если бы погибла вся их семья? А так Артур сумел доказать, что интересы партии для него несоизмеримо важнее и выше частных родственных уз…
Машина остановилась возле дощатого барака. Здесь, под замком заключенным предстояло дожидаться своей очереди на смерть. На расстрел полагалось выводить партиями по пять-десять человек.
Четверо штатных сотрудников полигона распахнули двери металлического кузова. Едва живые после отравления выхлоп-ными газами люди вываливались из душегубки и сразу вали-лись на траву. Их тела сотрясал сильнейший кашель и рвота. Охранники с ожесточением избивали лежащих сапогами и винтовочными прикладами. Среди приговорённых были не только мужчины, но также женщины и даже подростки! Омер-зительная экзекуция сопровождалась матерной бранью пьяных палачей. Артур брезгливо отвернулся и отошёл в сторону.
Впрочем, он знал, что такова стандартная процедура. Затя-нутый в карательный механизм человек последовательно пере-малывался репрессивной машиной - духовно и физически. Здесь на полигоне даже имелся специальный человек, чьей профессией было жестоко избивать людей перед самой казнью, - чтобы не убежали. Будто они и в самом деле могли это сде-лать!
Это на прогнившем Западе в смертнике до конца видят че-ловека, предоставляя ему право на исповедь у священника, последнюю рюмку и сигарету. Такой своей снисходительно-стью к врагам общества американцы и европейцы лишь дока-зывают свою слабость перед государством рабочих и крестьян, где с врагами народа не принято церемониться. Зачем ослож-нять дело судебной волокитой и прочими церемониями, если можно без всяких адвокатов – Особым совещанием из трёх или даже двух человек – кулуарно, за десять минут - приговорить опасного для власти человека к смерти и в эту же ночь закопать его труп в лесной яме!
Права человека, милосердие, благо трудящихся и прочая чепуха — всё это мещанские иллюзии. Совесть и прочие химе-ры гуманизма – для буржуазных слабаков! Классовая борьба всегда и везде ведётся по беспощадным, террористическим принципам.
Впрочем, для собственного быдла и мирового общественно-го мнения всегда можно придумать привлекательный образ власти. Расщепление истины – величайшее достижение совет-ской идеологии: пускай простой народ – «лохи», а также спе-циально приглашённые из-за границы западные глупцы-интеллектуалы вроде знаменитого писателя Лиона Фейхтванге-ра искренне восхищаться самой гуманной советской конститу-цией и прекрасной жизнью в СССР. Люди же посвящённые, принадлежащие к избранной секте чекистов такие, как он – Артур Тюхис, прекрасно знали, какими методами и в каких масштабах ведётся в стране непрекращающаяся ни днём, ни ночью тайная большая чистка. И всё это ради того, чтобы в кратчайший срок возродить промышленность, создать мощную армию и устроить западным демократиям «Варфоломеевскую ночь»…
Впрочем, вначале «ночь длинных ножей» требовалось орга-низовать собственным бывшим соратникам и ненужному при Социализме «человеческому балласту». Такова диалектика классовой борьбы. Быстро отмобилизовать страну можно было, лишь избавившись от интеллигентской ржавчины, старых большевиков, вечно бурчащих по поводу «нарушения ленин-ских норм», разных неблагонадёжных элементов, - подавив любое инакомыслие и сомнение в великой цели…
Артур был слишком умён и образован, чтобы действитель-но маниакально верить в то, будто его отец и тысячи этих безвредных обывателей - врачей, учителей, инженеров, свя-щенников, простых работяг, а также правоверных большевиков с дореволюционным стажем и прославленных героев граждан-ской войны, на самом деле шпионят на Мексику или из нена-висти к власти занимаются «внутренним» вредительством. Хотя среди коллег Тюхиса хватало и таких узколобых прими-тивных фанатиков, которые искренне считали, что в стране действуют миллионы хорошо замаскировавшихся врагов.
В душе Тюхис презирал таких сослуживцев с куриным кру-гозором, совершенно тупых в эмоциональном отношении. Себя же он считал в какой-то степени жертвой обстоятельств: «Ко-нечно, было бы лучше, не марая рук, строить карьеру партий-ного работника или расти по служебной лестнице на производ-стве – порой сочувствовал он сам себе. - Но раз уж так получи-лась, что судьба загнала меня в «органы», откуда, как из бан-дитской шайки выхода нет, значит, надо прилагать все силы, чтобы жизнь не прошла мимо…».
И пока Артуру грех было жаловаться на свою долю. Его лейтенантский оклад со всеми надбавками превышал зарплату секретаря райкома! В системе НКВД была создана специальная сеть магазинов, в которых по бросовым ценам продавалось конфискованное имущество репрессированных. А в прошлом месяце за победу в соцсоревновании между отделами Главного управления государственной безопасности Тюхис и его сослу-живцы получили премию от Наркома в размере тройного окла-да. И во многом это произошло именно благодаря Артуру, который в блестящем стиле провёл операцию по разоблачению группы армейских альпинистов. Именно ему пришло в голову состряпать дело против врача Розенцвейга, знаменитого спорт-смена Александра Гетье, военного инженера 2-го ранга Гланц-берга, Начальника школы альпинизма РККА командарма 1-го ранга Фриновского и других участников Памирской экспеди-ции. Все они были обвинены в связях с китайской, английской и другими вражескими разведками.
Артур придумал красивую «остросюжетную» версию о вер-бовке в горном лагере перед восхождением на «Пик Сталина» советских альпинистов иностранными инструкторами, прини-мающими участие в экспедиции… В итоге, уцелевшие в лави-нах и на заоблачных ледниках восходители приняли мучениче-скую смерть в родной мирной Москве. Вот уж не дано знать человеку, где поджидает его смерть! Останки действующих лиц придуманного Артуром «детектива» тоже покоятся в безымян-ной братской могиле где-то на этом полигоне…
Тонкий психолог - Артур также придумал, как быстро ло-мать привычных к арестантской доле бывших политкаторжан. Угрозой смерти и пытками не всегда удавалось добиться своего от бывших эсеров-бомбистов и профессиональных революцио-неров. Сам являясь бывшим сексотом, Тюхис предложил обви-нять старых большевиков…в провокаторстве. За это Нарком, похвалив однажды молодого сотрудника за отменные служеб-ные показатели, назвал его «нашим охотником на провокато-ров».
Артур знал, что для старых подпольщиков нет ничего страшнее подозрения в сотрудничестве с царской охранкой. Многие сильные и мужественные заключённые бывали потря-сены, что их – соратников Ленина, ветеранов партии, активно участвовавших в революции, подозревают в такой гнусности. Порой было достаточно просто обмолвиться на допросе о своих подозрениях в отношении подследственного, чтобы потрясён-ный человек сломался и начал давать нужные показания.
Если же «подопечный» стойко держался на первых допро-сах, Артур предъявлял такому «крепкому орешку» его личное дело из архива знаменитого здания на Фонтанке, 16*, расписки в получении денег за доносы и прочие «улики». И не так уж важно, что большая часть секретных архивов Департамента полиции была уничтожена толпой ещё в 1917 году, и что большинство арестованных партийцев были кристально чисты перед соратниками. В НКВД имелся специальный научно-технический отдел, мастера которого могли воспроизвести на высшем уровне качества паспорт или банкноту любой страны, а также любой иной документ…
Также более чем благосклонно была воспринята докладная записка на имя Заместителем наркома внутренних дел (НКВД) и начальника Московского управления НКВД Заковского, в которой Тюхис доказывал экономическую нецелесообразность направления осуждённых инвалидов в исправительные лагеря. После этого Заковский добился у Наркома разрешения на пересмотр дел уже осуждённых инвалидов. 1,160 человек были «извлечены» из тюрем и лагерей и расстреляны. Финансисты НКВД тут же подсчитали, сколько денег удалось сэкономить стране на содержании за решёткой не способных к физическо-му труду калек. «Рационализаторам» была выплачена солидная премия. Конечно, главный куш достался Заместителю наркома, но и Тюхис получил очень солидную сумму. Оказалось, что, обладая определёнными талантами, в НКВД деньги можно было получать буквально из воздуха.
*По этому адресу располагался Департамент царской поли-ции.
Абсолютная власть и материальные привилегии были дос-тойным вознаграждением за не слишком приятную с мораль-ной точки зрения работу. Впрочем, Артур ещё со времён своего сексотства вошёл во вкус порученной ему роли, находя утон-чённое творческое удовольствие в придумывании несущест-вующих заговоров и предательств. Он словно сочинял романы, у которых были благодарные и щедрые читатели в лице руко-водителей родного ведомства.
Талантливый молодой сотрудник был на особом счету у ру-ководства. Ему часто давали специальные поручения. Вот и сегодня начальник административно-хозяйственного отдела Управления НКВД по Москве и Московской области Исай Давидович Берг направил лейтенанта Тюхиса сопровождаю-щим с очередной партией приговорённых.
Вообще-то такой грязной работой интеллектуалов вроде Тюхиса руководство старалось не загружать. Для этого сущест-вовали обычные исполнители. Но Артуру была поручена ин-спекторская проверка. Как и в любом ведомстве, в НКВД пе-риодически устраивались наезды проверяющих на те или иные объекты. А полигон у деревень Бутово и Дрожжино начал работать недавно и нуждался в постоянном контроле. До этого ЧК и ГПУ сжигало расстрелянных в крематории Донского монастыря, хоронило несчастных в безымянных могилах на окраинах московских кладбищ, но с началом массового террора кладбищенское хозяйство ведомства перестало справляться с потоком трупов. Вот тогда и было решено создать специальное кладбище НКВД, которое Тюхиса и послали проинспектиро-вать…
***
Прогуливающейся походкой Артур пересёк яблоневый сад, оставшийся ещё от бывшего имения коннозаводчика Зимина; подошёл к двум длинным рвам. Тут же стоял экскаватор «Ком-сомолец», который эти ямы вырыл днём и должен будет зарыть - доверху заполненные трупами - своим бульдозерным ножом после окончания «операции». К Артуру слегка пошатываясь подошёл неопрятного вида мужик с щетинистым опухшим лицом – экскаваторщик. От него за версту несло водочным перегаром.
Чтобы занять себя чем-нибудь проверяющий задал попав-шемуся под руку местному сотруднику первый пришедший ему на ум вопрос:
- Каковы параметры рва?
В мутных глазах экскаваторщика появилось что-то напоми-нающее мыслительную деятельность:
- Э…, так как положено: 3 метра глубина, 4 – ширина.
- А длина? – строго поинтересовался Артур.
Экскаваторщик опешил. Сняв с головы кепку, он озадачен-но поскрёб пятернёй плешивый затылок.
- Так мне начальник по обычной норме приказал копать.
- Это сколько, «по обычной»? – зло передразнил работягу Тюхис. Он затеял этот разговор от скуки, ища хоть какого-нибудь развлечения. И чем больше наседал на экскаваторщика, тем быстрее тот трезвел и выглядел испуганным. Молодой чекист знал, что дом этого забулдыги стоит прямо на полигоне – внутри обнесённого колючей проволокой периметра. От кого-то Артур слышал, что в соседних деревнях его зовут «Федька-палач». Хотя он и не нажимал на спусковой крючок, но, регу-лярно засыпая землёй расстрельные рвы, экскаваторщик, ко-нечно, попривык к виду смерти и был её полноправным соуча-стником. И как никто другой должен был знать, как легко очутиться в яме с пулей в голове…
Между тем окончательно стемнело. Немного поиграв с ра-бочим, Артур направился к бытовке расстрельной команды. Тюхис шёл не спеша, стараясь не угодить в провалы старых рвов, чтобы не споткнуться. Но вот из-за облаков вышла луна. В её синем свете Артур вдруг увидел вдали – между деревьев женскую фигуру в светлой кофточке или блузке. Похоже, она была из той партии заключённых, которую он сегодня привёз из тюрьмы. Женщина металась, словно испуганная лань, ища выхода из страшного леса. Остановившись, Артур некоторое время наблюдал за той, что, обезумев от ужаса, исполняла странный танец, похожий на зловещую пляску смерти. Убежать отсюда было невозможно. Поэтому беглянку никто не пресле-довал. Зачем? Всё равно она не могла выбраться из зоны и должна была остаться здесь навсегда…
В одноэтажном флигеле бывшей усадьбы вместе с охраной дожидалась смерти первая группа смертников – двое интелли-гентного вида мужчин, подросток лет четырнадцати и старуха с прямой как доска спиной. В слабом освещении на сосредото-ченных, самоуглублённых лицах этих людей лежали долгие тени, отчего при определённой фантазии их можно было при-нять за посмертные маски или даже черепа. «Гляди-ка, словно перед входом в чистилище сидят - подумал Артур – А действи-тельно, чем эта хибара - не ожидальня перед переправой в мир иной? Правда, торжественности маловато: воздух какой-то затхлый, доски под ногами скрипят, повсюду пустые водочные бутылки валяются. Но ведь каждому на роду свой путь в за-гробные гущи прописан…».
Только мальчишка живым любопытным взглядом смотрел в сторону четверых расстрельщиков, которые, не спеша, пили и закусывали. Артур знал, что казенной водки у местных служак всегда вдоволь. Она им полагалась по службе - для снятия нервного напряжения.
- А что это за приведение у вас по территории бегает? – приветливо поинтересовался Тюхис у сидящих за столом кол-лег. С ними он не мог, как с экскаваторщиком, позволить себе высокомерный тон. Все четверо были офицерами, опытными чекистами, проверенными ещё с Гражданской. Правда, перио-дически начальству приходилось подбирать нового кандидата на штатную должность палача - взамен выбывшему сотрудни-ку. Существовал даже специальный термин «сработанный чекист». Обычно на расстрельной работе люди выдерживали не долго – в основном допивались до «белой горячки», сходили с ума или кончали с собой в алкогольном психозе. И то ведь не шутка - за одну ночь лично убить выстрелом в затылок не-сколько десятков человек.
Артур с острым любопытством, исподволь разглядывал лю-дей пока ещё малоизвестной ему породы. Но за исключением одного – с жидкой бородкой и глубоко посаженными холодны-ми глазами никто из четвёрки не тянул внешне на профессио-нального убийцу. Один даже ласково подозвал мальчишку и, совсем по-отцовски погладив по голове, угостил конфетой.
- Жить, наверное, слишком сильно хочет, - не переставая смачно жевать, после некоторой паузы ответил Артуру сотруд-ник с ничем непримечательным спокойным лицом, выражение которого было чуть насмешливым. Одет он был в старую, сильно потёртую кожаную куртку.
- Устроила, понимаешь, истерику: «Не трогайте меня! Не трогайте меня!» - раздражённо пожаловался Тюхису второй расстрельщик, вскинув на Артура мгновенный обжигающий взгляд, который, впрочем, тут же потух, став почти безразлич-ным. – Сама знала, на что шла, когда занималась контрреволю-цией. Ну ничего! Пускай побегает…напоследок…
Хозяева пригласили Артура за стол. Утром, когда «работа» будет закончена они обещали накормить гостя ухой, приготов-ленной на костре – пропахшую горьковатым дымком.
Тюхис поблагодарил, сел и огляделся. Вдруг он заметил на подоконнике в свете керосиновой лампы медальон не цепочке. Создавалось впечатление, что его небрежно бросили туда и сразу забыли. Тюхис небрежно взял медальон в руки, открыл замочек.
Артур даже вздрогнул, когда из-под крышки на него вдруг взглянула Ольга Тэсс, точнее её миниатюрное живописное изображение. Мысли смешались. Он пытался понять, как сюда попал портрет любимой девушки, хотя как профессионал сразу осознал случившееся, однако глупо и отчаянно надеялся, что это какая-то случайность. Внезапно острая игла ужаса пронзила сознание: «Неужели она погибла!».
Глава 20
Прямо с аэродрома, купив по дороге цветы и торт, Борис отправился домой к Ольге. Но её квартира оказалась опечатана. Нефёдов стал звонить и барабанить кулаком в соседские двери. Молодому симпатичному лётчику с импозантной трубкой во рту охотно открывали, но, едва услышав, что военный интере-суется семьёй Тэсс, - люди сразу менялись в лице и спешили захлопнуть перед ним дверь. Когда это случилось в третий раз, Нефёдов дал волю чувствам, смачно обматерив передумавшего с ним разговаривать манерного брюнета в шёлковом халате и в сеточке на голове.
Настроение у Бориса было паршивым. А главное, было не ясно, где искать ответ на неожиданную жизненную загадку: в домоуправлении, милиции, ректорате Ольгиного Журфака или, может, - на службе у её отца?
Сняв фуражку, Борис присел на ступеньку лестницы, рассе-янно поставил рядом нелепый в данных обстоятельствах торт, положил купленный возле метро букет. И тут слегка приоткры-лась дверь, в которую Борис ещё не успел позвонить. В узкой щели сверкнули стёкла очков, и кто-то громко зашептал стар-ческим голосом:
- Молодой человек - браво! Такого кружевного многоэтаж-ного мата мне не приходилось слышать лет пятнадцать. Прият-но убедиться, что ещё остались мастера по этой части.
Борис повторил свой вопрос о семье Тэсс. Его невидимый собеседник протяжно вздохнул и грустно посетовал:
- В странное время живём: вечером при встрече кланяешься с человеком, а на утро от него одни бренные печати на дверях остаются…
- Так что же случилось?!
- А вы, товарищ военный, взгляните на печати то, тогда са-ми всё поймёте – посоветовал на прощание старик, закрывая дверь.
Печати принадлежали НКВД. Борис сразу вспомнил своё последнее посещение квартиры Тэсс перед отъездом в Испа-нию, странный разговор с отцом Ольги. «Вы знаете, Борис, что означают эти красные сургучные печати? – помниться спросил его тогда Фома Ильич. - Они означают, что жильцы этих квар-тир уже никогда не вернуться к себе домой…».
«Но с какой стати ими могло заинтересоваться НКВД? – не-доумевал молодой человек. – Но даже если за Фомой Ильичём действительно есть какая-то вина, то причём тут его жена и дочь?! Нет, необходимо, продолжать поиски Ольги! Вероятно, после ареста Фома Ильича их просто выселили из этой кварти-ры, и они живут у каких-нибудь своих родственников или знакомых». Борис немедленно отправился на поиски кого-нибудь из общих друзей, кто смог бы дать ему ниточку к лю-бимой.
Примерно через час в маленькой пивной возле смоленского рынка Нефёдов пил за встречу со школьным знакомым - Вась-кой Грязновым, которого сумел первого отыскать из разлетев-шихся во взрослой жизни одноклассников. Приятель работал наборщиком в расположенной неподалёку типографии. Он почему-то обращался к ровеснику Нефёдову на «Вы» и смотрел на «героя воздуха» с подобострастием обывателя, комплек-сующего по поводу собственной незначительности. Это злило Бориса, который рассчитывал на доверительный разговор.
Трудовой день как раз только недавно закончился, так что в полуподвальном помещении третьесортной забегаловки было не протолкнуться. Столики брались только покинувшими заво-дские проходные рабочими с боем, но синяя авиационная фор-ма Бориса, его уверенный с солидной хрипотцой голос вызыва-ли почтительное отношение со стороны местных завсегдатаев.
- Где это тебя? – Васька уважительно кивнул на палочку-трость в руках Бориса, на которую он опирался при ходьбе.
- Да понимаешь, по пьяни в речку нырнул не слишком удач-но. Вот об корягу ногу поранил - Борису приходилось почти кричать, обращаясь к Грязнову, чтобы быть услышанным в многоголосном гвалте заполненной до отказа пивной.
- Да-а, Борька! Как был ты в школе шалопаем, так им и ос-тался! – с плохо скрываемой радостью объявил Борису одно-классник и запросто хлопнул его по плечу. - А я то думал, что тебя - «там» ранило. Ну сам понимаешь где. А наши то, наши! Чего только про тебя не навыдумывали: и что на войну тебя будто послали, и что геройски ты там отличился, и что ранили тебя. Даже врали, что целым полком, мол, уже командуешь! Пустозвоны!
- Да какая там война! – махнул рукой и придурковато захи-хикал Борис. – Я больше по хозяйственной части: помидорчики для лётной столовки заготавливаю, да доярками с подсобного хозяйства командую.
Собеседник Нефёдова приосанился и теперь даже немного свысока поглядывал на непутёвого одноклассника. Он то ведь у себя в типографии – целый метранпаж! Бригадой наборщиков командует. Не то, что этот «лётчик-неудачник». Дистанция между одноклассниками сократилась до предела.
Борис решил, что пора и осторожно подвёл разговор к инте-ресующей его теме. Но даже успевший порядочно накачаться пивом и водкой приятель при упоминании фамилии Тэсс сразу помрачнел и как будто с подозрением взглянул на неизвестно откуда вдруг возникшего школьного знакомого. Бориса непри-ятно удивила такая бдительность парня, которого все в школе считали первым треплом: «Да меняет время людей, ох как меняет! – думал Нефёдов. - А может, в самом времени нынеш-нем – кручённом-верчённом всё дело? Вон как набычился бывший простачок - Вася-Василек, будто я ему в пиво плюнул. Что за странные порядочки наступили в родном городе. Даже просто назвать человека по имени страшно, словно он прока-жённый какой».
- Ну что смотришь? – со злостью процедил сквозь зубы од-ноклассник, буравя Нефёдова пьяным взглядом налившихся кровью глаз. – Думаешь, разопьём бутылочку, и у Васи сразу язык развяжется? Кукиш тебе с маслом! Глянь лучше, что на стенке написано. Между прочим, в нашей типографии отпеча-тано?
Борис лениво скосил глаза над транспарант, висящий над головой крупнотелой продавщицы пива, и прочёл: «Пей, да знай меру. В пьяном угаре ты можешь обнять своего классово-го врага».
- Теперь я понял, зачем я тебе понадобился! - уже кричал в лицо Борису Грязнов, брызгая слюной и обдавая Нефёдова перегаром. – Своей драгоценной интересуешься. Запомни: вражье отродье она! А если не веришь, спроси хоть у Артурчи-ка, он то тебе авторитетно всё разъяснит!
Артура Тюхиса Нефёдов дома не застал. Его мать сообщила визитёру, что сын теперь живёт по другому адресу. Тогда Бо-рис оставил для одноклассника письмо, в котором просил его о встрече.
До получения нового направления в отделе кадров ВВС, Борис решил остановиться не в гостинице Московского воен-ного округа, а у кого-нибудь из своих. Казарменная жизнь ему порядком надоела! Хотелось отдохнуть в домашней обстанов-ке, чтобы рядом разговаривали о самых обычных житейских делах.
Борис с болью узнал о ещё одном трагическом событии. В очередном припадке скончался Близняк. Несколько часов он бился в своей комнате в жесточайшем припадке, хрипя и изда-вая нечленораздельные вопли, но никто из жильцов комму-нальной квартиры не оказал умирающему соседу помощь и не вызвал врачей. Вместо радостной встречи с близким человеком Борис оказался на его свежей могиле…
Латугина Нефёдов также не застал в Москве. Тот на не-сколько месяцев уехал от Севморпути в командировку - в Мурманск. Борис временно поселился у Степаныча. Его по-мощник – Никита уже год служил в армии, а новый кочегар как раз заболел. Нефёдов с радостью взялся помочь Степанычу на паровозе. Правда, машинист долго отговаривал Бориса «горба-титься» в свой отпуск с лопатой, особенно упирая на то, что не с его покалеченной ногой кидать уголёк. Впрочем, было видно, как на самом деле хотелось Степанычу покататься с возмужав-шим «сынком», с которым им было о чём поговорить после долгой разлуки, и который не станет, как новый неопытный помощник, - ещё не чувствующий уголь, - руководствоваться дурным принципом «бери больше, кидай дальше».
В паровозе – за разговорами и работой Борис на время за-бывал о своей тревоге за Ольгу. Если же тягостные мысли одолевали его, мудрый Степаныч ворчливо окликал:
- Будя ворон то ловить, помощничек! Иди-ка лучше нагор-тай с тендера угля.
Похоже, старый машинист интуитивно догадывался о том, что гложет «сынка», но тактично не задавал вопросов. Так прошло несколько дней…
В конце третьей рабочей смены Бориса нашёл Артур. Хотя Нефёдов оставил его матери только адрес Степаныча, Тюхис каким-то образом сумел отыскать бывшего одноклассника в незнакомом и запутанном для человека постороннего мире узловой станции.
Спрыгнув с паровозной подножки, Борис протёр ладони от масла и не без колебаний пожал протянутую Артуром руку. Надо было решить для себя, кто они теперь: по-прежнему - заклятые враги, или былые противоречия остались в школьном прошлом. Тюхис сам поспешил расставить все точки над i:
- А я иногда вспоминаю наши с тобой стычки и поражаюсь, какими глупыми юнцами мы были. Ты как, на меня с тех пор обиду не затаил? Мы ведь теперь другие стали.
- Дело прошлое – согласился Борис. – Надеюсь у тебя всё в порядке.
Тюхис пришёл на встречу в штатском. Нефёдов знал, что бывший школьный комсорг окончил институт и предполагал, что он работает инженером на каком-нибудь заводе или в Кон-структорском бюро. Правда, когда речь зашла о его работе, Артур отделался несколькими размытыми фразами. Борис посчитал, что это как-то связано с секретностью его предпри-ятия и сразу замял данную тему.
Они действительно разговаривали как встретившиеся после долгой разлуки добрые приятели. В отличие от «Васи-василька» Артур спокойно поведал Борису всё, что ему было известно об аресте семьи Тэсс.
- Правда, деталей я не знаю, - будто извиняясь, закончил он свой рассказ. – Но если хочешь, попробую навести справки: у меня имеются кое-какие знакомства в том департаменте. Ты как: ещё долго планируешь оставаться в Москве? Жизнь то у тебя кочевая.
- Мы люди подневольные – сами свою судьбу не решаем – шутливо пояснил Нефёдов. – Но думаю, месяц ещё подышу сладким дымом отечества – медкомиссия у меня только через две недели.
- Да, с дымом, это ты в самую точку, - кивнув на вырываю-щиеся из паровозной трубы клубы пара, обаятельно подмигнул Нефёдову одетый с иголочки светловолосый красавец, и по-обещал на прощание: - Ну тогда счастливо! Как только что-нибудь узнаю, сам тебя найду.
***
Сразу после возвращения из командировки Нефёдов подго-товил подробный отчёт, в котором предельно честно описал все свои соображения насчёт применения авиации в закончившейся войне. Фактически это был рапорт о слабости нашей авиации в Испании – как тактической, так и технической. Борис был убеждён, что новая война не за горами и необходимо срочно сделать выводы из собственных ошибок, чтобы не платить за них ещё большей кровью.
Между тем, некоторые симпатизирующие Нефёдову штаб-ные работники, зная прямой и горячий характер молодого лётчика, настоятельно советовали ему не заниматься правдо-рубством.
- Не клади голову под топор! – в сердцах воскликнул шта-бист, который когда-то - ещё до отъезда Бориса в Испанию инструктировал его, и теперь первым прочёл рапорт. – Не ломай себе жизнь, Джордано Бруно! Будь лучше дипломатом – Галилеем. Кое-какие проблемы обозначь, но в целом напирай на успехи и достижения, а не на недостатки. Теперь этого не любят. Имей в виду, у меня есть информация, полученная из очень надёжного источника, что тебя на самом верху планиру-ют произвести сразу в комкоры* и назначить на очень ответст-венный пост в руководстве ВВС.
*Комкор — сокращенное название должности командира корпуса и воинское звание высшего командного состава в сухопутных войсках и ВВС Красной Армии в 1935—1940 гг. Соответствует генерал-лейтенанту.
Только недавно были репрессированы маршалы Тухачев-ский и Блюхер, командармы 1-го ранга Уборевич и Якир, ко-мандующий ВВС Алкнис и сотни других военных руководите-лей высшего и среднего звена. Сталин привычными методами проводил кардинальную реорганизацию командного состава Красной армии, избавляясь от лихих кавалеристов гражданской войны и делая ставку на новое поколение проявивших себя офицеров. Борис тоже оказался в обойме избранников, кого на самом верху было запланировано вначале осыпать почестями, а потом стремительно вознести на высшие должности. И быть бы Нефёдову генералом в 25 лет, если бы не его бескомпромисс-ный прямой характер.
Впрочем, вначале подготовленный Борисом рапорт вроде бы даже понравился тем, кому он был адресован. На расширен-ном совещании руководства Главного управления ВВС РККА доклад Нефёдова похвалили. Затем Борис узнал, что его ра-порт, вместе с отчётами товарищей по Испании - Смушкевича, Рычагова и других – был положен на стол самому Сталину. И вроде бы даже прочитав отчёты лётчиков, «Хозяин», посасывая трубку, в своей неспешной манере резюмировал: «Наконец мне стало понятно, почему в битве за Мадрид мы потеряли 60 самолётов, сбив только тридцать немецких и итальянских…».
Казалось, пронесло, и все опасения благожелателей не сбы-лись. Сам новый командующий публично похвалил Бориса за вдумчивый и принципиальный подход к анализу полученного боевого опыта.
А однажды вечером, Петрович показал вернувшемуся из города Борису свежий номер «Правды»:
- Ну, «сынок», порадовал старика! Поздравляю!
Борис взял газету и прочёл обведённый карандашом кусок текста «За образцовое выполнение специальных заданий Пра-вительства по укреплению оборонной мощи Советского Союза и проявленный в этом деле героизм присвоить звание Герой Советского Союза с вручением ордена Ленина:…». В длинном списке награждённых Борис вдруг увидел и свою фамилию! Причём, перед ней почему-то стояло не «капитан», а «полков-ник». Вначале Борис решил, что это опечатка, но мудрый ста-рик уверенно заявил:
- Никакой ошибки быть не может! Раз в газете пропечатано, значит всё – баста! Быть тебе Борька полковником нашей слав-ной рабоче-крестьянской.
Перед приходом «кавалера» Петрович пригласил знакомую вдовушку, та приготовила наваристый борщ, сварила картош-ку, нажарила котлет. Машинист сбегал за непременной в таких случаях бутылочкой «беленькой». Намечалось торжество в узком семейном кругу.
Наконец, все сели за стол. Иван Петрович предложил на-полнить рюмки и провозгласил первый тост:
- За тебя, Борька! Вон каким орлом взлетел! Выходит не зря я тебя «салагу» гонял паровоз протирать, да пол в будке драить. Человеком с большой буквы стал! А ведь мог и по кривой дорожке продолжать бежать, если бы я тебя у Кондраши тогда не отбил.
В дверь постучали. Старик вышел в сени и вернулся вместе с нежданным гостем, которым оказался Артур Тюхис. Блондин пожелал всем приятного аппетита и извинился за то, что пре-рвал своим появлением застолье:
- Я собственно к постояльцу вашему, - пояснил Тюхис Сте-панычу. - Можно я его всего на десять минут украду.
- Нет уж, мил человек, раз пожаловал к нам, - будь любезен к столу! - заявил Степаныч. – Радость у нас великая, порадуйся и ты в нашей кампании.
Иван Петрович горделиво развернул перед гостем газету. Когда Артур прочёл наградную заметку, его лицо пошло крас-ными пятнами. Правда, гость тут же рассыпался в многочис-ленных поздравлениях и комплиментах без пяти минут «Ге-рою», но Борис ясно ощутил с трудом скрываемое однокласс-ником недоброжелательство.
Наблюдая через стол, как Артур вежливо слушает старика, обстоятельно отвечает на его вопросы, нахваливает угощение, Нефёдов пытался угадать по лицу блондина, какую весть он ему принёс об Ольге.
Борис бы немедленно вышел с Тюхисом во двор - перегово-рить о Тэсс, да знал, какое значение обстоятельный по натуре машинист придаёт соблюдению положенных ритуалов: «Раз сели за стол, «сынок», - Борис мысленно слышал, как обидчиво наставляет его старик, - то необходимо уважить гостей и хозяев – выпить всем вместе не менее трёх раз, закусить, как положе-но, а уж потом – милости просим на перекур».
Вот и приходилось Борису заниматься «гаданием на лицах».
- И всё-таки не пойму я, мил человек, как им – летунам на высоте пятьсот саженей ещё духу хватает воевать? – допыты-вался у Артура Петрович, кивнув на Нефёдова. – Я помню, один раз пацанёнком на церковную колокольню к знакомому звонарю влез, так у меня от высоты коленки страх как тряслись. После этого я только молодым машинистом так боялся, когда вагоны в гору тянул, чтобы по неопытности не дай Бог, ни открыть регулятором лишнего пару и не порвать состав.
- Лётчики – народ особый! - авторитетно с нотками снисхо-дительности пояснял старому железнодорожнику Тюхис. – Борис ещё в школе из всех нас выделялся. У нас случай был: одна девочка с моста в реку упала. Да что теперь скрывать: откровенно говоря, струхнул я тогда сильно. А он, - Артур указал на Бориса, - без колебаний за ней прыгнул и спас.
Такое прилюдное самобичевание гордого супермена удиви-ло Нефёдова. Это так было не похоже на привычный образ школьной «звезды». Но в глазах Тюхиса было написано: «Ну вот, теперь ты сам убедился, что я стал другим и мне можно доверять».
Наконец был объявлен перекур и молодые люди вышли во двор домика. Здесь сильно пахло душистой смолой креозота, которым были пропитаны шпалы проходящего по соседству железнодорожного полотна. Артур рассказал Борису, что по его информации Ольга, как и её родители, находятся в бутыр-ской тюрьме НКВД.
На самом деле он уже знал о расстреле Фомы Ильича и о том, что мать Ольги получила 25 лет лагерей по 58 статье и уже этапирована в ярославскую пересыльную тюрьму. Но Нефёдо-ву сообщать все эти подробности было ни к чему. С него было достаточно совета, который Артур дал на прощание будущему орденоносцу, явно желая его уколоть:
- Если пойдёшь относить им передачу, - лучше сними фор-му.
Бориса удивило, что на улице возле калитки обыкновенного инженера, каким он считал Артура, ожидала «Эмка».
На следующее утро в пять утра, - за три часа до открытия приёмного окошка Борис уже стоял в длинной очереди родст-венников, принёсших, как и он, передачи заключённым. Борис не послушался совета Тюхиса и явился в форме. И люди, глядя на лётчика, стоящего с ними в одной очереди, многозначитель-но шептали друг другу: «Смотри, и у него тоже кого-то взя-ли…».
Вскоре к Борису подошли два субъекта. Оба в штатском, но отчего то в одинаковых ботинках. Один из них – тот, что по-выше, - видимо, старший, предложил Нефёдову предъявить документы. Пробежав глазами офицерское удостоверение лётчика, высокий передал его напарнику и тот демонстративно переписал данные в блокнотик.
- Ты что, капитан, не понимаешь, что порочишь звание красного командира? – грозно осведомился старший. – Надо было вначале форму снять, а уже потом являться сюда.
- А у меня нет приказа скрывать знаки различия на своей земле от своего народа! – весело огрызнулся Борис. – Пускай проститутки прячут глазки от соседей в очереди к коммуналь-ному сортиру, а мне стыдиться нечего.
Его шутка понравилась соратникам по тюремной очереди и даже вызвала сдавленные смешки. Обескураженные филёры* сразу отошли. После потери товарищей и ежедневного риска, пережитого им в Испании, Борису было стыдно бояться каких-то непонятных уродов.
* Наблюдатели спецслужб.
Только к двум часам дня он оказался у заветного окошка, в котором сидела очень опрятная барышня в форме сержанта НКВД. На её кукольном личике было прочно зафиксировано выражение терпеливой скуки. Бесцветным голосом девица осведомилась о фамилии заключённого, которому предназна-чена передача. Когда вслед за Ольгой, Нефёдов назвал её мать «кукла» механическим голосом объявила, что от одного посе-тителя принимается только одна передача. И как Борис не пытался переубедить «механического сержанта», она равно-душной скороговоркой отвечала: «Для одного заключённого положена одна передача». Бориса начали нетерпеливо толкать в спину ожидающие своей очереди люди, и он нехотя сдался: согласился, чтобы сержант оформила посылку на одну только Ольгу.
Из будки тюремной приёмной он вышел с двумя не приня-тыми кулями под мышками. В эту минуту он поклялся себе, что обязательно вызволит Ольгу и её родителей (в их порядочности Нефёдов ни на минуту не сомневался) из тюрьмы во что бы то ни стало. Если потребуется - дойдёт до Берии и даже до самого Сталина. Но уедет из Москвы только вместе с невестой.
По дороге Нефёдову попалась одна из редких в Москве действующих церквей. Борис вошёл в храм и сразу направился к батюшке:
- Святой отец, примите для своих прихожан, - для тех, кто нуждается; и помолитесь за людей, которым предназначались эти продукты и вещи....
***
Первые два десятилетия Советской власти скромность и ас-кетизм считались непременными добродетелями истинных большевиков. Конечно, ничто человеческое не было чуждо новым хозяевам страны. И московские руководители, и уезд-ные секретари комитетов партии не готовы были ждать светло-го коммунистического будущего, ограничивая себя в настоя-щем. Правда, в эпоху «Военного коммунизма», когда в стране свирепствовал голод и разруха, открыто сибаритствовать со-ратники Ильича стеснялись. Поэтому обильно отмечали все-возможные революционные праздники и юбилеи соратников в узком кругу - за высокими заборами правительственных дач и особняков, специально предназначенных для таких приёмов. В советские годы тайно ходил такой анекдот. По Кремлю идёт Ленин. И вдруг видит в окно, что его соратники пируют за роскошным столом. «И это профессиональные революционе-ры! - возмущается Ильич. – То же мне, - старые подпольщики! Шторы не могли задёрнуть».
Не умея ловко прикрыть собственное гурманство и склон-ность к роскошной жизни, можно было запросто расстаться с партбилетом, а значит и с надеждой на продолжение сладкой жизни. Бдительные радетели революционной нравственности из Наркомата рабоче-крестьянской инспекции (НКРКИ) перио-дически выявляли среди однопартийцев подобных перерож-денцев и публично подвергали их остракизму. В 1926 году генеральный секретарь ЦК ВКП (б) Сталин лично на заседании Совнаркома занимался рассмотрением «банкетного вопроса» и предложил снять ответственного сотрудника советского пол-предства в Риге с работы за то, что устроенный им в честь очередной годовщины октябрьского переворота банкет был роскошен до неприличия.
Впрочем, через десять лет сам Сталин начал возрождать традицию пышных приёмов по образцу проводившихся в Им-ператорской России. К этому времени большая часть старых партийцев уже лежала в расстрельных ямах, а те, что пока ещё оставались живы, были так запуганы, что не смели слова ска-зать поперёк воли вождя, так что с ними спокойно можно было не считаться.
Величественные приёмы конца тридцатых годов в кремлёв-ских парадных залах с вышколенными официантами, кулинар-ным изобилием, хрусталём и фарфором на столах явились предтечей бедующего послевоенного громоздко-величественного сталинского ампира с его знаменитыми высо-тками из мрамора и гранита, шикарными лимузинами, золотым шитьём, аксельбантами и эполетами на генеральских мундирах и т.д.
На один из таких кремлёвских приёмов в честь отличив-шихся в Испании моряков, лётчиков и танкистов, Нефёдов и был приглашён. Правила рассадки были достаточно жёсткими. И хотя приказ о производстве капитана Нефёдова в полковники ещё не вышел и звезду Героя он должен был получить только через несколько недель, встретивший Бориса распорядитель усадил его за стол между майором и комбригом.
Со своего места Борис хорошо видел всех высших руково-дителей страны; слушал речь Сталина о международном поло-жении и роли СССР в мировой политике…
С банкета Борис выходил в компании двух знакомых лётчи-ков и ещё двоих отличных ребят, один из которых был моря-ком, а другой артиллеристом. Всё было организовано на выс-шем уровне. Недалеко от выхода из здания стояли специальные наблюдающие, которые быстренько брали под белые ручки тех, кто перебрал со спиртным, и вели к машинам, которые разво-зили не рассчитавших силы вояк по казармам и гостиницам. Борис и его товарищи до такого состояния не дошли и собира-лись ещё пройтись о Красной площади, погулять по вечерней Москве, а потом без оглядки на начальство отметить возвраще-ние на Родину и помянуть погибших товарищей в каком-нибудь ресторане.
- Товарищи, командиры, - вдруг обратился к ним один из наблюдающих за порядком штатских. – Не возьмёте с собой танкиста? Он малость перебрал с заправкой, а в гостиницу ехать не желает.
Тот, о ком шла речь, стоял тут же неподалёку, - слегка под-держиваемый за локоток заботливым служивым. Чем-то этот человек сразу вызвал в Борисе необъяснимую антипатию. Это был грузный человек с полным, словно набухшим лицом, пло-ским носом и тяжёлым мутным взглядом.
- А что, ребята, действительно, - возьмём танкиста на бук-сир, - весело отозвался на просьбу штатского моряк. – На свежем воздухе ему быстро башню проветрит. Наши своих не бросают!
Тут же состоялась передача майора. Он хоть и был изрядно пьян и с трудом держался на ногах, но вёл себя вполне в рамках приличия и даже, икнув, обратился поочерёдно, - сперва к прежним, а затем и к новым опекунам:
- Б-благодарю за службу! Салют, камарадос!
- Сразу видно, наш человек – «испанец»! – засмеялся артил-лерист.
По дороге танкист и в самом деле заметно протрезвел и бы-стро перестал быть обузой своим спутникам. Новым товари-щам он представился по фамилии – Смирнов.
***
Это была прекрасная прогулка. Уже на Красной площади москвичи окружили группу военных с новенькими орденами на парадных френчах, стали задавать вопросы. Награды в то время были большой редкостью. А практически все участники боёв в Испании имели «Красное знамя» или «Красную звезду». Один из спутников Бориса, - тоже лётчик, только бомбардировочной авиации, должен был скоро вместе с Нефёдовым получать из рук Калинина золотую звёзду Героя Советского Союза. Пока же на груди Бориса красовался загадочный иностранный орден. Ещё в мадридском госпитале Борис получил из рук Коман-дующего авиацией Испанской Республики Игнасо Идальго де Сиснероса высшую награду республиканцев - орден «Лавры Мадрида».
Столь повышенное внимание со стороны незнакомых лю-дей немного смущало Нефёдова. Но он приветливо и насколько возможно искренне отвечал на обращённые к нему многочис-ленные вопросы. Бориса удивляло, что людей интересует не только, что за орден красуется на его груди, и за какой подвиг он его получил. Случайные прохожие хотели знать, что он за человек и чем живёт. Такие как Нефёдов – молодые «сталин-ские соколы», успевшие в свои 25 лет уже понюхать пороху, автоматически становились для народа кумирами и образцами для подражания. Борис видел, как внимательно слушают его даже убелённые сединами мудрецы, будто он знал про жизнь нечто такое, чего не ведают они. Это была высокая честь, и она ко многому обязывала. Молодой лётчик высказывал своё мне-ние, когда его спрашивали: «Будет ли война и с кем?»; убеждал собеседников, что Красная армия достаточно сильна, чтобы дать отпор любому агрессору. Но при этом активно не согла-шался с горластым умником в интеллигентской шляпе, кото-рый пытался убедить всех, что войны нам бояться нечего, так как мировой пролетариат сразу ударит в спину собственным буржуям и поможет СССР одержать быструю победу на чужой территории.
- На братский пролетариат, конечно, надеяться можно, - го-ворил Борис. - Только надо понимать, что одетый в форму вражеской армии рабочий и крестьянин – человек подневоль-ный, часто одурманенный своей пропагандой. Чтобы немецкий или английский солдат повернул штык против своих капитали-стов, он вначале должен увидеть, что Красная армия сильна.
Разгорячённый спором Борис не сразу обратил внимание на двух девушек, которые уже минут пять, как стояли рядом. Одна из них попросила, чтобы товарищ лётчик расписался в их с подругой школьных дневниках. Молодой мужчина немного смутился. У него было такое странное ощущение, будто его по ошибке принимают за кого-то другого. Прямо между пятёрка-ми и домашними заданиями Борис написал химическим каран-дашом тёплые напутствия юным выпускницам.
«Как странно – думал при этом Борис, - кажется, только вчера я, как эти девушки, учился в школе и мечтал взять авто-граф у какого-нибудь известного лётчика, полярника. А теперь вот сам оказался на месте кумира. Уж не сон ли это?».
***
Конфликт с майором возник внезапно. Это случилось в бывшем торгсиновском* ресторане «Метрополь». Какое-то время всё шло нормально до тех пор, пока Борис не пригласил на танец эффектную блондинку.
Хотя мысли об Ольге не давали Нефёдову покоя, он вёл се-бя так, будто всё идёт великолепно – пил, балагурил, танцевал. Нельзя было позволить себе расклеиться, стать слабым. Даже на войне, после тяжёлых дневных боёв и гибели товарищей, Нефёдов обязательно шёл на танцы – всем чертям назло!
Его партнёрша неплохо танцевала, а её спутник – сухенький старичок не возражал, что молодой лётчик развлекает его спут-ницу, пока он пьёт коньяк и закусывает. Несколько танцев подряд Борис импровизировал на тему танго и своего любимо-го фокстрота. Так как ресторан имел статус интуристовского, здесь играл отличный джаз.
Когда после третьего танца Борис проводил даму и вернул-ся за свой столик, майор-танкист фамильярно похлопал его по плечу:
- Умеете вы - летуны устраиваться с комфортом! Пока мы на позициях грязь месили и сутками из танка не вылезали, вы - слетаете на часок, а потом всю ночь танцуете «горизонтальное танго» со шлюхами в борделях Мадрида и Барселоны. Не вой-на, а заграничное турне за государственный счёт! И за такую увеселительную прогулку вам ещё ордена вешают.
За столом наступила тишина. Все были поражены дикой выходкой майора. Никто не ожидал подобного свинского вы-сказывания от своего брата-фронтовика. После минутного замешательства один из товарищей Нефёдова схватил завист-ливого мерзавца за грудки и рывком поднял его со стула. Голо-вы посетителей разом повернулись на звон бьющейся посуды и гневный голос лётчика:
- Ну ты, падаль, выбирай выражения! Сейчас я тебе морду таранить буду.
- Не надо, Серёга, - остановил товарища Нефёдов, - не ма-рай руки об эту мразь.
Выпущенный лётчиком майор плюхнулся на стул, оправил на себе задравшийся мундир. После чего наклонился к самому лицу Нефёдова и, обдавая его ядрёным перегаром, тихо, чтобы не слышали соседи по столу, насмешливо сообщил:
- Может я и мразь, но бабу свою сумел бы как-нибудь защи-тить. Пока ты своей девчонке передачки в тюрьму носишь, её следователь в общую камеру - на усладу уркам отдал. Так что Оленька твоя теперь – тюремная б…
Майор видел, как покраснел лётчик, как заходили желваки на его скулах. Но вместо того, чтобы затеять с ним драку, Не-фёдов неожиданно улыбнулся и пожал плечами. Затем он снова пригласил блондинку на танец, будто ничего особенного не произошло. Такой реакции на свои слова танкист никак не ожидал. Он был плохим психологом и не почувствовал за показным равнодушием лётчика вулканический выброс чувств. Ещё немного поскучав за столом и, выпив несколько рюмок водки, незадачливый провокатор направился в туалет. Нефёдов тут же извился пред партнёршей и быстрым шагом поспешил следом за ним.
В туалете никого кроме майора и Нефёдова не оказалось. Борис потребовал от танкиста, чтобы тот немедленно расска-зал, откуда ему известно о положении Ольги в тюрьме. В ответ майор разразился потоком площадной брани.
В натуре Нефёдова всегда жил бес, который часто толкал его на ребяческие поступки. Даже теперь – пред самым награ-ждением и повышением Борис не мог отказать себе в удоволь-ствии примерно наказать «крысу». Вместо того чтобы просто набить морду подлецу, он предложил ему гораздо более крова-вую «забаву» в своём духе:
- Я считаю до трёх, - хладнокровно произнёс капитан. - На счёт «три» каждый выхватывает свой пистолет и стреляет. Я бы охотно стрелялся с тобой в свежевырытой могиле, чтобы уби-тый в этой яме был и похоронен. Тогда наш поединок остался бы в тайне. Да сомневаюсь, что ты, каналья, явишься на место дуэли.
- Да ты спятил! – опешил майор.
- Раз – начал отсчёт Борис.
Танкист попятился к стене, его правая рука зашарила по по-яснице в поисках револьверной кобуры. До провокатора посте-пенно доходило, чем для него может закончиться дело. Трясу-щимися губами он пригрозил:
- Учти, тебе за это, знаешь, что будет – под трибунал пой-дёшь!
- Два – невозмутимо продолжал Нефёдов.
По команде: «три» оба стрелка почти одновременно выхва-тили оружие. Но выстрелить Борис не успел. За его спиной с грохотом распахнулась дверь и в помещение ворвались не-сколько людей в милицейской форме. За ними браво вошли люди в штатском, и в самом конце - двое понятых из ресторан-ной обслуги. Милиционеры скрутили Нефёдова. Танкиста же никто даже пальцем не тронул. При появлении своих спасите-лей он просто спрятал револьвер обратно в кобуру и скром-ненько стоял у стенки, пока милиционеры обыскивали его противника…
Когда Бориса вывели на улицу, он вдруг увидел выходив-шего из подъехавшей машины знакомого по Испании – Романа Кармена. На его пиджаке красовался новенький орден. После Испании к Кармену пришла всесоюзная слава. Нефёдов весело крикнул ему: «Привет!». Кинооператор тоже радостно взмах-нул ему рукой и направился было к Борису. Но один из, сопро-вождающих Нефёдова штатских грубо оттолкнул его в сторону. Задержанных усадили в милицейский автобус и повезли в отделение. Там был составлен протокол о случившемся.
Борис понимал, что совершил серьёзное преступление. Но что толку теперь жалеть о чём-либо. Что сделано, то сделано. И пускай впереди следствие, тюрьма. Он и оттуда будет бороться за Ольгу. Возможно, Борису было бы намного легче принять свою судьбу, если бы дуэль всё-таки состоялась, и майор запла-тил за свои слова. А так на душе осталось такое поганое ощу-щение, будто ты – крысолов – прижал к стенке хвостатую тварь, но в последний момент она с омерзительным визгом вывернулась и заскочила в свою нору.
* Торгсин – всесоюзное объединение по торговле с ино-странцами (Торговый синдикат). Магазины и рестораны Торг-сина обслуживали иностранцев за валюту. Советский же граж-данин мог купить себе какую-то вещь или поесть, заплатив не рублями, а сдав, например, золотые часы. Торгсин упразднён в 1936 году. Так что Борис и его спутники расплачивались в ресторане уже рублями, хотя и по повышенной таксе.
Из милиции Бориса перевезли на гарнизонную гауптвахту. А на следующий день неожиданно и вовсе освободили. Не знакомый с методами работы спецслужб, Борис не понимал, что на него методично собирают компромат. И пока удавка не достаточно прочна – отпустили погулять. Чтобы включить человека из геройского списка, утверждённого самим Стали-ным, в одну из свежеразоблачённых контрреволюционных групп, чекистам необходимо было вначале, как волка загнать его за флажки изобретённых доказательств. Для такого дела лубянские фантазёры и придумывали разные провокации – на тот случай, если одно обвинение окажется не слишком эффект-ным или недостаточным. Тогда можно будет приклеить канди-дату во «враги народа» другой – заранее припасённый ярлычок.
После ресторанной истории Нефёдова вызвал к себе быв-ший командир – Яков Смушкевич. После окончания курсов усовершенствования начсостава при Военной академии имени Фрунзе он недавно был назначен заместителем командующего Военно-воздушными силами Красной Армии.
- Как же ты так, брат! - с досадой сказал Борису соратник по Испании. – Воевал геройски – и всё насмарку! Не надейся, Анархист, что тебе спишут твои московские залёты только за то, что в небе Мадрида ты насшибал несколько дюжин самолё-тов.
Разговор происходил без свидетелей в новом кабинете ком-кора. Смушкевич по-дружески предупредил Нефёдова, что из НКВД уже запросили его личное дело. Для Бориса это означа-ло, что ему необходимо без промедления начать хлопоты по освобождению Ольги. Он решил посоветоваться с Артуром, как это лучше сделать. Ведь, по словам Тюхиса, у него были зна-комые в НКВД. Артур обещал в ближайший четверг помочь ему составить все необходимые ходатайства. А в среду Нефё-дова взяли.
Тот, кто руководил действиями производивших арест опе-ративников, - постарался превратить данное событие в теат-ральное шоу. Судя по всему, преследовалась цель хотя бы временно деморализовать вояку, чтобы в самые горячие - пер-вые часы после ареста выбить из него нужные показания.
Накануне Нефёдова снова вызвали в штаб ВВС. Причём, Борису дали понять, что повод для его визита самый, что ни на есть приятный, и связан с новым назначением. На входе в здание штаба Борис предъявил удостоверение часовому и тут к нему с разных сторон метнулись четверо крепких волкодави-стых парней. И хотя Нефёдов не собирался сопротивляться, его повалили на пол, надели наручники. При этом разбили лицо и оторвали рукав френча.
Уже через час после ареста состоялся первый допрос. Вна-чале следователь в виде разминки припомнил Нефёдову чис-лящиеся за ним мелкие грешки: дворянский герб, которым он украсил свой самолёт в Испании, венчание в церкви, да ещё и с дочерью «врага народа», пропажу казённых вещей, которыми его снабдили перед командировкой. Все эти обвинения Борис встретил со спокойной иронией человека, находящегося только в самом начале следственного конвейера.
Впрочем, энкеведэшные следователи, умели преследовать свою жертву получше немецких асов. «И не таких ломали!» - обычно с гордостью говаривали мастера пыточных дел, имея в виду очередного упорного «клиента». Так, стойкого подполь-щика с дореволюционным стажем, георгиевского кавалера и одного из пяти первых маршалов Советского Союза Василия Блюхера на следствии превратили в кровавое мясо. По заклю-чению судмедэксперта Лефортовской тюрьмы, смерть маршала наступила от закупорки легочной артерии тромбом, образовав-шимся в венах таза вследствие тяжёлой травмы; у Блюхера был вырван глаз… Других «кремней» превращали в готовых подпи-сать любую бумажку кроликов, сжимая череп железным коль-цом, придавливая половые органы каблуком сапога… Да мало ли способов развязывать языки изобрела человеческая цивили-зация за почти два тысячелетия своего существования!
На втором допросе, который состоялся ночью, следователь показал Борису его испанский отчёт, заявив, что «только пре-датель мог так отозваться о советской военной мощи и нахва-ливать врага».
- Вам знаком Гарри Свейт? – с плохо скрываемым предчув-ствием собственного торжества осведомился чекист.
Так звали одного из американских лётчиков, с которым Бо-рис был дружен в Испании. Нефёдов признал факт знакомства. И тут выяснилось, что данный Свейт после разрыва контракта с республиканцами переметнулся со всеми военными секретами к франкистам, у которых служил военным советником. Что было совсем не удивительно для такого «солдата удачи». Бори-са удивило и оскорбило другое: его, - честно воевавшего, пы-таются повязать с не имеющим чести перебежчиком и вывести предателем. В ответ на такое обвинение Борис назвал следова-теля «сволочью» и отказался отвечать на дальнейшие вопросы. Тогда начались круглосуточные допросы – сменяя друг друга следователи ни на минуту не оставляли Нефёдова в покое. Через некоторое время к пытке бессонницей была присоедине-на пытка жаждой. Заключённому перестали давать пить. Начи-ная с простых методов, сталинские опричники постоянно на-ращивали давление на «клиента».
Однажды вполне корректно беседующий с Нефёдовым сле-дователь, вдруг внезапно размахнулся и ударил его кулаком в висок:
- Гадина!
На руку следователя, видимо, был надет кастет, так как Бо-рис сразу отключился, и чекисту пришлось отложить дальней-ший разговор. С того дня начались регулярные побои. Бориса сутками заставляли стоять по стойке смирно без пищи и сна, а в это время несколько мучителей орали ему в уши всяческие оскорбления, плевали в лицо и били, били, били…
Причём после того, как ночью один следователь зверски из-бивал Нефёдова, наутро его сменщик начинал задушевно убеж-дать покаяться в грехах и хотя бы частично признать свою вину. Следователь показывал Борису изобличающие его, как врага и предателя показания с подписями сослуживцев и близ-ких людей. Потом советовал не калечить жизнь дорогим ему людям.
Обычно хватало одной-двух недель такого массированного прессинга, чтобы подавить волю заключённого, но Нефёдов обладал дьявольской выносливостью. Впрочем, держаться с каждым днём становилось всё труднее. Особенно после того, как Борису устроили очную ставку с Михаилом Кольцовым. Журналист уже признался во всех деяниях, которые ему при-писывало следствие. Это был психологически сломленный человек. От прежнего - полного собственного достоинства, элегантного корреспондента «Правды», каким его узнал в Испании Нефёдов, не осталось и следа.
Следователь пояснил Борису, что в записной книжке Коль-цова несколько раз упоминается его фамилия. Он также пока-зал Нефёдову милицейский протокол, составленный после инцидента в «Метрополе». Там фигурировало, якобы, изъятое у него при обыске письмо от Кольцова с планом диверсии на одном из подмосковных военных аэродромов. Конечно, это была полная чушь, грубая провокация. Но она позволила Бори-су ясно увидеть замысел следователей: его пытаются приковать в качестве заговорщика к общей цепи сломленных физически и морально, а значит уже обречённых людей.
А ведь ещё недавно, читая в «Правде» о том, что такой-то вчерашний герой и кумир оказался врагом народа Борис легко находил оправдывающий действия чекистов аргумент, чтобы не задумываться о скрытом смысле происходящего: «значит, так надо» – говорил он себе. - Врагов – вешних и внутренних у советской власти хватает». И вот он сам оказался в роли вра-га…
Очередной допрос подходил к концу, когда в кабинет, будто случайно, заглянул…Артур Тюхис. Борис изумлённо уставился на школьного приятеля, одетого в форму НКВД. Хозяин каби-нета попросил Артура покараулить минут двадцать подследст-венного, а сам отлучился по своим делам:
- Плохо выглядишь, - сочувственно отметил Тюхис, глядя на синюшнее после ночного допроса лицо Нефёдова и его лохмотья, которые недавно были авиационной формой.
- Так твои коллеги свои зарплаты отрабатывают на совесть, - кривя рот от боли, пояснил Нефёдов.
- Молодец, что ничего не подписал, выдержал! – понизил голос до шепота Артура. - Если бы дал слабину, то я не смог бы тебе помочь. Но теперь - вытащу, не беспокойся.
- Ты?! – удивился Борис.
Артур стал торопливо рассказывать Нефёдову, что ради его спасения дошёл до самого Берии.
- Хочу тебя обрадовать: дело о драке в ресторане уже похе-рено Самим.
- А как же показания майора Смирнова?
- Такого майора в природе не существует – радостно объя-вил Артур.
- То есть как?
- А вот так! Среди приглашённых на кремлёвский банкет такого человека не было. И вообще в Красной армии танкист с такими данными не числиться.
Борис ничего не понимал: кого же тогда он чуть не застре-лил в туалете «Метрополя»?
- Ты хочешь сказать, что я собирался стреляться с призра-ком?
- Стоп-стоп-стоп! – поднял руки Артур. – Ты ни с кем не стрелялся, и вообще - ничего криминального в тот день не случилось. Запомни: ты отлично провёл вечер с сослуживцами и спокойно поехал домой. Это я тебе на тот случай говорю, если кто-нибудь попробует напомнить тебе об этой истории после освобождения.
- Освобождения?! – окончательно опешил Борис. – Меня что, - выпустят из тюрьмы!
Артур радостно подтвердил:
- Лаврентий Павлович прочёл мою докладную записку о твоём деле и распорядился немедленно оставить в покое заслу-женного лётчика.
- А как же Ольга и её родители?
По лицу Тюхиса прошла тень. Он достал из принесённой с собой папки несколько бланков и, быстро оглянувшись на дверь, положил их на стол перед Нефёдовым:
- Прочти, только быстро! Я итак головой рискую, показывая тебе это.
Это были выписки из протоколов заседания «троек» при Управлении НКВД СССР. Против данных всех членов семьи Тэсс стояло лаконичное «РАССТРЕЛЯТЬ». А на приговоре Ольги было проставлено вчерашнее число.
- Я не пойму, - нервно мотнул головой Борис, - она что - погибла?!
Артур отвёл глаза в сторону. Он вытащил из своей папки медальон отца Ольги и проволочное обручальное колечко, которое Борис когда-то в Каче вручил возлюбленной перед венчанием. Со словами: «это всё» Тюхис протянул их Нефёдо-ву. Борис с благоговением принял священные для него релик-вии и убеждённо произнёс:
- А я в эту чушь никогда не поверю.
Нефёдов брезгливо отодвинул от себя бланки.
– Слышишь! Я сердцем почувствовал бы, если бы это дей-ствительно случилось с ней.
- Дело твоё – пожал плечами Тюхис. – Я тебя понимаю. Мне самому Ольга была не безразлична. Ты знаешь… Только с документами не поспоришь. В НКВД в канцелярских делах – полный порядок.
Вскоре Бориса действительно освободили. Только обязан он этим был вовсе не Тюхису, который на самом деле разрабаты-вал всю операцию по его дискредитации и аресту с последую-щим «подключением» к крупной контрреволюционной органи-зации, якобы, работавшей под прикрытием самого бывшего наркома НКВД Николая Ежова.
Упустив уже наполовину заглоченного кролика, Тюхис имел все основания считать себя жестоко оскорблённым, и люто ненавидеть проклятого везунчика. Мало того, что руши-лось так талантливо выстроенное дело, сам Нарком отчитал Артура за то, что он в служебном азарте топит невиновных.
А ведь он – Артур Тюхис придумал безупречную остросю-жетную версию, согласно которой Нефёдов после своего по-вышения по службе планировался вражеской разведкой на ключевую позицию резидента в штабе советских ВВС. За разо-блачение такого заговора талантливому чекисту полагалась высокая награда. Но по непонятной Тюхису причине, весь его труд пошёл насмарку.
***
Решение в последний момент «отцепить» Нефёдова от по-езда, идущего на тот свет, принял лично Берия и вовсе не по ходатайству Тюхиса и, конечно, не из человеколюбивых побу-ждений. Просматривая списки лиц, намеченных к расстрелу, Лаврентий Павлович обратил внимание на фамилию «Нефё-дов». «Тот ли это Нефёдов, что в 1925 году входил в комиссию, расследовавшую обстоятельства авиакатастрофы под Сухуми?» - спросил новый шеф советской спецслужбы своего помощни-ка. Тот немедленно навёл справки и сообщил шефу, что речь идёт о сыне названного лица.
Узнав, что Борис является родственником известного в не-давнем прошлом красного лётчика - Николая Александровича Нефёдова, Берия сделал так, чтобы об его аресте узнали руко-водители испанской компартии, эмигрировавшие в СССР после поражения республиканцев в Гражданской войне. Для испанцев Борис был национальным героем, и они сразу принялись хло-потать за него перед Сталиным. Одновременно Берия подгото-вил набор документов, свидетельствующих о полной невинов-ности Нефёдова-младшего. В итоге Сталин распорядился осво-бодить пилота.
Спасая Бориса, Берия страховался от возвращения старого демона. Когда-то, в начале 1920-х годов среди старых больше-виков, устанавливающих Советскую власть в Закавказье, ходи-ли упорные слухи о том, что до революции Берия в качестве провокатора сотрудничал с царской охранкой. В марте 1925 года в Сухуми должен был состояться съезд Советов Абхазии. Приглашённые на него заместитель председателя Совнаркома ЗСФСР, член президиума ЦИК СССР Александр Мясников, председатель Закавказской ЧК Соломон Могилевский и замес-титель наркома Рабоче-крестьянской инспекции в Закавказье Георгий Атарбеков вылетели на съезд из Тифлиса на зафрахто-ванном в Германии самолёте «Юнкерс-13». По некоторым сведением они везли разгромный компромат на Берию - в ту пору заместителя председателя азербайджанской ЧК.
Пассажирский самолёт «Юнкерс-13» в ту пору считался са-мым надёжным не только в СССР, но и во всей Европе. Перед полётом «Юнкерс» тщательно проверили. У него был заменён пропеллер. В присутствии экипажа механики опробовали мо-тор. Никаких нареканий к техническому состоянию машины у пилотов не возникло. Кстати о пилотах. Управлял самолётом очень опытный экипаж под руководством лётчика Иосифа Шпиля, который на тот момент налетал 100 000 километров.
Тем не менее, в воздухе на борту «Юнкерса» по непонят-ным причинам возник сильный пожар. Случайные свидетели видели, как за самолётом тянулся длинный шлейф чёрного дыма. Сам «Юнкерс» пылал как факел. Хотя это был чуть ли не первый самолёт в мире, корпус которого был полностью сделан из металла.
Незадолго о падения аэроплана из её кабины выпрыгнули без парашютов три человека. Они предпочли разбиться нежели сгореть заживо. При ударе самолёта о землю произошёл силь-ный взрыв бензиновых баков. Тем не менее, работавшие на месте крушения самолёта технические эксперты специально организованной комиссии под председательством командарма Кавказской армии Августа Корка так и не выявили явных при-чин аварии. Вся система управления самолёт оказалась исправ-ной. Никаких иных дефектов тоже обнаружено не было. Тогда впервые и возникла неофициальная версия о диверсии.
Правда, официальные выводы комиссии свелись к осторож-ному предположению, что вероятно пожар на самолёте возник вследствие неосторожного обращения с огнём при курении. Мол, сперва открытый огонь появился в салоне - от неосторож-но оброненной спички или окурка, потом пламя могло переки-нуться из пассажирской кабины на 18-литровый резервуар (расположенный над головами пилотов), подающий бензин самотёком в карбюратор.
Но очевидцы утверждали, что перед полётом командир ко-рабля - лётчик Шпиль строго предупредил пассажиров о недо-пустимости курения внутри самолёта. Да и по свидетельствам очевидцев пламя било не из верхней части кабины, где распо-лагался топливный резервуар, а из «брюха» «Юнкерса».
Впоследствии из Москвы была назначена новая комиссия, но к этому времени Берия уже успел уничтожить все улики. А то, что за Берией давно тянулся провокаторский след, свиде-тельствует тот факт, что ещё в 1921 году председатель ВЧК Дзержинский выписал ордер на его арест. И с тех пор демон подозрения в провокаторстве постоянно шёл по пятам быстро делающего карьеру чекиста.
Конечно, Берия спасал Бориса не из сентиментальной бла-годарности, испытываемой по отношении к его отцу. Такие чувства бы попросту не знакомы холодному расчётливому игроку. Но и уничтожать сына человека, чья подпись стояла на оправдывающем его документе сразу после подписи командар-ма Корка - означало дать будущим противникам повод при случаи обвинить его в продолжении тактики заметания следов своего сотрудничества с царской охранкой…
После освобождения из тюрьмы Бориса коммисовали из армии – формально в связи с ранением. На самом же деле, не сумев растереть его в порошок, НКВД постаралось максималь-но испортить жизнь своему недавнему узнику. Досье, которое было заведено на Нефёдова, было только временно сдано в архив, но и там оно продолжало пополняться свежим компро-матом.
Пока Нефёдов сидел в тюрьме, состоялось награждении Ге-роев Советского союза из того списка, где была и его фамилия. Но так как судьба арестованного капитана в тот момент была ещё не ясна, наградные документы на него по-тихому заверну-ли.
Впрочем, и совсем оставить серьёзно отличившегося в боях пилота без ордена тоже было нельзя. Поэтому без особой пом-пы в кабинете Главкома ВВС Нефёдову вручили орден «Крас-ного знамени» и пожелали удачи на гражданке.
Несколько месяцев выброшенный из армии лётчик не знал, куда ему податься, пока кто-то из армейских товарищей на замолвил за него слово известному авиаконструктору. Так Борис оказался на испытательской работе.
Глава 21
Во время «Странной войны»* Хан сбил французский ис-требитель Моран-Солнье MS-406 и британский авиаразведчик. Потом в ходе молниеносной компании во Франции Макс успел записать на свой счёт ещё 7 самолётов. Его жертвами стали три английских «Гладиатора», по одному бомбардировщику «Блейнхейм» и «Фейри «Батл»», ещё один MS-406 и истреби-тель «Хаук» 75.
Уже имея в активе 11 побед, одержанных в Испании и Польше, Макс, наконец, получил вожделенный статус эксперта. Это случилось в день капитуляции Парижа. Хан вернулся из очередного удачного вылета и садился под звук военного орке-стра. На аэродроме его встречали с цветами, повесили на шею гирлянду. Командир истребительной эскадры JG 51 - прослав-ленный Ас Первой мировой войны и кавалер ордена «За храб-рость» Тео Остеркамп - поздравил удачливого подчинённого:
- Фюрер наградил вас рыцарским крестом!
* Странная война» («Сидячая война») - период Второй мировой войны с 3 сентября 1939 года по 10 мая 1940 года, когда на франко-немецкой границе не происходило активных наземных боевых действий. Англо-французские силы укры-лись за дотами «линии Мажино», а немцы - за строящимися укреплениями «Западного вала» - «Линией Зигфрида». В этот время в небе над бездействующими противоборствующими армиями ежедневно происходили воздушные бои.
Став экспертом, гауптман Макс фон Хан мог больше не рисковать чрезмерно собственной «шкурой». Теперь он был избавлен от смертельно-опасной необходимости летать на сопровождение собственных бомбардировщиков, прорываться сквозь сильное истребительное сопровождение к неприятель-ским «бомберам», ввязываться в «хундершлагере» - «собачьи свалки» ближних маневренных боёв на горизонтали. Эта кро-вавая работа предназначалась для рядовых пилотов Люфтваф-фе, многие из которых гибли, не сделав и десяти вылетов. Экспертам же предоставлялось привилегированное право за-ниматься свободной охотой.
На фюзеляже «Мессершмитта-109 Е» Хана появился двой-ной шеврон - знак командира группы. Теперь на него работало целое звено из четырёх самолётов. В Люфтваффе не существо-вало понятия коллективная победа, как в королевских ВВС Великобритании или воздушном флоте Красной армии. Все сбитые эскадрильей вражеские машины автоматически заноси-лись на счёт ведущего группы. Ведомые Хана совершали де-сятки боевых вылетов, работая на командира и не имея в своём личном активе не одной официально зарегистрированной побе-ды. Зато снайперский список Хана рос, как на дрожжах.
Впрочем, Макс был заботливым командиром и старался не забывать о своих «оруженосцах», иногда предоставляя им возможность отличиться. Обычно кто-нибудь из молодых лётчиков, ежесекундно рискуя своей жизнью, ввязывался в бой на виражах и служил приманкой для британских асов. А Хан с бандой натаскиваемых «молодых волков» ожидал в сторонке удобного случая напасть. И если вдруг такая возможность предоставлялась, матёрый «эксперт» мог великодушно усту-пить право победного удара парню из своей своры. Когда же подопечному лётчику удавалось убить англичанина, сердце Хана начинало биться быстрее от радости. Нет, он не был мясником, кровожадным маньяком. Просто у каждого удачли-вого профессионального солдата неизбежно меняется жизнен-ная философия: если раньше Макс, как и многие, считал право на жизнь незыблемым законом божьего мира, то со временем он пересмотрел прежние обывательские догмы о метафизиче-ской неприкосновенности чужой жизни. Те, кто подпадал под категорию «врагов», переставали быть для него людьми, стано-вясь целями для охоты…
15 сентября 1940 года Хан вылетел со своей «бандой» на перехват крупной формации британских бомбардировщиков, идущих через пролив Ла-Манша бомбить новые базы немецких подлодок на французском побережье. Командир истребитель-ной эскадры поставил Хану чёткую задачу: любой ценой про-рваться через истребители конвоя к «Веллингтонам», несущим бомбовой груз. Но Макс наплевал на приказ. Точнее он испол-нил его по-своему. В типичной для себя манере Хан решил «прошвырнуться» к английскому побережью, и если предста-виться такая возможность, - то и поохотиться. А затем нанести визит вежливости на аэродром к соседям из JG-27. Несколько дней назад Макс совершил у них вынужденную посадку после внезапной поломки двигателя. В отсеке фюзеляжа его «Bf-109Е» находились ящик с шампанским и корзина с омарами.
Итак, вместо того чтобы встретить врага на пути к цели и дать бой, свободный охотник, не спеша, обошёл неприятель-скую колонну с тыла. Для этого пришлось далеко уйти от бере-говой линии в сторону моря.
Бескрайняя водная поверхность под крылом была удиви-тельно спокойной, и с высоты нескольких сотен метров можно было увидеть дно. Неожиданно Хан заметил под собой ко-рабль. Тот шёл под водой. Макс по рации сообщил об удиви-тельном зрелище товарищам, и они опустились ещё ниже, чтобы получше рассмотреть серое стальное чудовище. Похоже, экипаж субмарины не подозревал, что обнаружен. Хан не раз-бирался в морском деле и не мог определить принадлежность подлодки. Да и что он мог предпринять против неё, не имея специальных бомб! Поэтому дело ограничилось передачей на аэродром координат обнаруженной субмарины…
А вскоре ведущий второй пары передал:
- Командир, впереди на пять часов между облаками мельк-нули два «индейца»*. Похоже, «мебельные фургоны»* тоже с ними.
* «Индеец» - стандартная кодовая фраза пилотов Люфтваф-фе, обозначающая истребитель противника. «Мебельный фур-гон» - бомбардировщик.
- Молодец, Курт! - похвалил Хан. Молодой пилот обладал особо острым зрением и сумел заметить вражеские истребите-ли на таком расстоянии, когда никто в охотничьей стае не мог их ещё увидеть.
Обнаружив противника, Хан не спешил на него бросаться сломя голову. Вначале надо было понять, в каком построении движутся англичане. Насколько они сильны и стоит ли вообще нападать… Особое внимание - истребителям сопровождения. Нет ли специальной группы боевого охранения, дежурящей на высоте?
Больше всего Хана интересовало наличие в неприятельской эскадре неопытных пилотов, а также отбившихся от колонны самолётов. Это были самые желанные цели, ибо их можно было уничтожить, ничем не рискуя. Необстрелянного новичка видно сразу – по неуверенной манере вести крылатую машину, стрем-лению как можно ближе прижиматься к соседним самолётам. Необходимо только некоторое время понаблюдать за против-ником из засады. Поэтому охотники долго держались позади англичан, на максимально возможном удалении от них.
Определив направление движения противника, Хан со сво-ей «бандой» начал набор высоты, занимая позицию со стороны солнца. Рваные облака служили им дополнительным фактором маскировки. В конце концов, свой выбор Макс остановил на крайнем истребителе британской группы. Лётчики, занимаю-щие столь уязвимую позицию в конвое, не даром считались смертниками. Хан называл их «деревянный глаз», имея в виду, что поставленные на ответственный пост в хвосте колонны, фактически эти пилоты никогда не успевали вовремя заметить появление за своей спиной хищников. Их роль сводилась к функции пассивных пугал. Именно так некоторые виды бабо-чек в процессе эволюции «обзавелись» рисунками страшных глаз на крыльях - для отпугивания птиц.
Издав боевой клич пилотов Люфтваффе «Horrido!», Хан на огромной скорости спикировал на выбранный «Харрикейн», расстреляв его в упор из пушек. Установленная на самолёте Хана новейшая 20-мм пушка MG-FF была способна одним точным выстрелом разнести на куски любой британский само-лёт. Очередной британский лётчик погиб, скорее всего, так и не поняв, откуда пришла к нему смерть. Макс всегда предпочитал стрелять с максимально близкого расстояния, но при этом не приближался к жертве вплотную, чтобы не быть пораженным разлетающимися обломками. Именно так классный киллер стреляет заказанному человеку в затылок, - выполняя контракт наверняка, но стараясь не запачкать свой костюм кровью и мозговой жидкостью…
Сбив «Харрикейн», Хан, тут же бросился наутёк. Хотя его никто не преследовал, - британские истребители не смели оставить без прикрытия свои бомбардировщики.
Вдруг в наушниках шлемофона раздался взволнованный го-лос одного из ведомых:
- Командир, у меня горит двигатель! Скорость падает! «Спитфайеры» зажимают в клещи!!!
Но Хан и не думал разворачиваться, чтобы прикрыть не-удачливого телохранителя, рискуя собственной жизнью. Ко-нечно, ему было жаль мальчишку, но на войне, как на войне… Командир обязан посылать солдат на смерть, сберегая свою, гораздо более ценную жизнь…
Без проблем покинув поле боя, Хан снова начал готовить западню. Бомбардировщики его не интересовали, ведь их слиш-ком хорошо охраняют. А то, что скоро их смертоносный груз обрушиться на головы немецких моряков. Так что из того? Для борьбы с бомбардировщиками существуют зенитные дивизио-ны и истребители противовоздушной обороны. Его же удел – высокое искусство охоты…
Как Максу казалось, вторую атаку он подготовил столь же безупречно, как и первую. Был выбран новый тактический приём. Если первой жертве Хан в классической самурайской традиции «снес голову», то второй - собирался «всадить меч в живот». Противник наверняка не ожидал, что холодная сталь «вонзиться в его подбрюшье».
Совершив скоростной бросок с высоты и сзади противника, «Мессершмитт» поднырнул под выбранную жертву, атакуя её из слепой зоны. Хан приближался к «животу» «Спитфайера» чуть справа, учитывая, что вражеский пилот держит левую руку на рычаге управления двигателем, а правую - на ручке штурвала. Следовательно, даже если британец почувствует опасность, то наверняка рефлекторно оглянется через левое плечо, - так проще, - и не заметит настигающий его «Мессер». Всё так и произошло.
Во время пикирования Хан сохранял бдительность, умудря-ясь цепко держать в поле зрения жертву и одновременно кон-тролировать обстановку сбоку и сзади своего «Мессершмитта». Он нажал на кнопку стрельбы, когда английский самолёт за-слонил собой всё ветровое стекло. И всё-таки в этот раз, ув-лёкшись охотой, Хан подошёл слишком близко к своей жертве.
Вместо того чтобы загореться и провалиться вниз, расстре-лянный «Спитфайер» неожиданно взорвался. Перед самым носом «мессершмитта» вырос огромный чёрный гриб, из кото-рого брызнули обломки. Любой из этих кусков искорёженного металла мог пробить фонарь, попасть в мотор, сломать винт «Мессершмитта». Хан мгновенно отжал ручку от себя, надавил педаль, уходя вниз глубоким скольжением. Сноп обломков пронёсся немного выше кабины. Но радоваться и расслабляться было рано. Видимо, летящий следом за Ханом его ведомый шарахнулся в сторону от взрыва и сразу отстал от «Мастера». Конечно, через какие-нибудь 10-15 секунд он вновь займёт своё место верного телохранителя за спиной командира, но в воз-душном бою и этих секунд вполне достаточно, чтобы открыв-шемуся со спины рыцарю снесли голову.
Краем глаза Макс увидел серо-зелёную морду «Спитфайе-ра», появившуюся в зеркале заднего вида. «Откуда он здесь взялся? Подловили!!!». Спина мгновенно стала мокрой от пота. Нижнее бельё и рубашка прилипли к коже, словно холод-ное мокрое полотенце. Хан заложил самый крутой вираж, на какой только был способен. Он ушёл именно в правый вираж, учитывая, что не слишком опытные лётчики хуже виражат в эту сторону. Но англичанин не отставал и даже потихоньку приближался на дистанцию эффективной стрельбы. Они нахо-дились на высоте 3700 метров. Здесь «Спитфайр» имел пре-имущество в манёвренности над «Мессершмиттом», который становился «Королём воздуха» только на 6000 метрах и вы-ше…
В начавшейся бешеной карусели призом являлась сама жизнь. И неважно, что от перегрузки темнело в глазах, а во рту появился горький привкус желчи. Макс с радостью крутился бы ещё жёстче, - так чтобы из фюзеляжа его Bf-109 повылетали заклёпки, а собственные внутренности оказались в горле и рёбра затрещали, - лишь бы заставить британца выскочить из виража. Но англичанин не уступал Хану в выносливости и мастерстве. А главное его самолёт был способен на более кру-той вираж. Так они и гудели на вираже минуты три, испытывая друг друга на прочность. Хорошо ещё, что благодаря особому расположению кресла в кабине «Мессершмитта», Хан не сидел, а полулежал в нём. Перегрузки так переносились значительно легче. Макс надеялся и ждал, когда у англичанина наступит неизбежная физиологическая усталость. Не из железа же он сделан! Но тот неумолимо продолжал подбираться всё ближе и ближе!
И тут сквозь красную пелену максимальной перегрузки Хан увидел прямо перед собой тёмный на фоне солнца силуэт встречного самолёта. Тот выскочил, как чёртик из коробочки. В первое мгновение Макс решил, что это кто-то из его «мальчи-ков» подоспел на выручку командиру, чтобы снять с его хвоста британскую легавую. Но если бы это действительно было так, тогда у встречного самолёта должен был быть жёлтый нос. Все истребители Люфтваффе имели такую окраску для мгновенно-го опознавания в бою «свой-чужой». Надежда сменилась раз-очарованием и страхом. Череда неприятных сюрпризов про-должалась! «Мессершмитт» задрожал и затрещал под ударами попавших в него снарядов. Словно отбойным молотком про-шлись по капоту. На лобовом бронестекле прямо перед лицом лётчика появилась вмятина с расходящейся паутиной трещин. Слава Богу, стекло выдержало попадание пули или осколка!
До этого Хан никогда не слышал, чтобы кому-то удавалось на практике применить столь технически сложный приём охо-ты на противоходе, когда «гончий» истребитель гонит «зайца» на движущегося в его сторону - против часовой стрелки охот-ника. Впрочем, возможно, роковая для Макса встреча действи-тельно произошла случайно…
В таких случаях Хан всегда руководствовался принципом: «смахивай фигуры с доски и сигай в окно!». В качестве ради-кального средства самоспасения Макс обрушил свой самолёт в отвесное падение. Висящий на хвосте англичанин ещё пытался за ним угнаться, но через несколько секунд отстал.
Над самой морской поверхностью Хан вывел самолёт из крутого пикирования. Кабина наполнилась едким дымом, не-стерпимо воняло сгоревшей изоляцией. Похоже, в повреждён-ном снарядом двигателе начался пожар. Первым порывом лётчика было немедленно покинуть машину, чтобы не уйти вместе с ней в ледяную пучину. Он бросил ручку управления и рванул рычаг аварийного сброса фонаря. Быстрее выпрыгивать! Привязные ремни! Макс ударил по замку ремней, и начал было подтягиваться вперёд, собираясь перевалиться через борт. Но тут дым ушёл из кабины, снесённый мощным воздушным потоком. Мотор, хоть и с перебоями, но продолжал работать. Никакого огня заметно не было. А главное впереди уже появи-лась тонкая полоска береговой линии.
«Не паниковать. Всё не так уж плохо. А в ледяной воде дол-го не протянешь. Пока спасатели подоспеют, им достанется окоченевший труп в надувном жилете. Не-ет, надо тянуть к берегу до последнего…».
Макс переложил самолёт с крыла на крыло, скользя взгля-дом по зеркалам заднего вида. Массивный бронезаголовок над головой ограничивали лётчику «мессершмитта» задний обзор, так что приходилось изворачиваться, чтобы убедиться, что за спиной никого нет. К счастью, можно было, наконец, перевести дух. Похоже, джентльмены в «Спитфайерах» посчитали его сбитым. Что ж, это отличная новость! А где же свои? Чудом спасшийся «эксперт» не мог знать, что и собственные подчи-нённые считали исчезнувшего командира погибшим.
Самолётом становилось трудно управлять. «Мессершмитт» постоянно норовил завалиться на правое крыло. По ногам пилота струился бензин из продырявленного бензопровода, превращая человека в потенциальный живой факел…
Когда до берега уже было рукой подать, Макс попытался выпустить шасси. Но гидравлика не сработала. Пришлось на ходу переориентироваться на жёсткую посадку «на брюхо». «Немедленно выключить двигатель и отключить подачу топли-ва! - приказал себе Хан. – Так, теперь застегнуть привязные ремни и покрепче притянуть себя к креслу. Отрегулировать спинку кресла таким образом, чтобы сидеть поглубже в кабине. В отсутствии над головой мощного колпака фонаря, это далеко не лишняя предосторожность. Тогда, даже если самолёт и перевернётся, то мне не расплющит голову. Всё. Вроде ничего не забыл…Господи, спаси!».
Как только исчез гул авиационного двигателя, остался лишь свист ветра и шум идущих к берегу волн, - пока длился бой, на море поднялся лёгкий шторм. Создавалось такое ощущение, будто ты на стремительном паруснике приближаешься к бере-гу, и вот-вот корабельный киль заскребётся о прибрежный песок.
Самолёт планировал к полосе пляжа, едва не задевая крыльями пенистые гребни волн. У самой линии прибоя «Мес-сершмитт» всё же коснулся воды, и сидящего в его кабине лётчика окатило холодными брызгами. Хан задержал дыхание и напрягся, готовясь к самому худшему варианту развития событий. Машина с грохотом врезалась в землю. Гладкая пес-чаная поверхность пляжа оказалась жёстче бетона. Макс услы-шал ужасный скрежет рвущегося железа. Лопасти винтов раз-летелись в разные стороны, оторвало правое крыло. При ударе пилота с невероятно силой швырнуло вперёд. Привязные ремни на плечах и пояснице лопнули. К счастью Макс врезался лицом не в прицельное приспособление, иначе ему бы просто разнес-ло череп и вышибло глаза. Но всё равно от сильного удара о приборную доску он отключился…
Макс очнулся от нарастающего шума. Вдоль линии прибоя прямо на него мчался самолёт. Это был «Спитфайр». Британ-скому лётчику предоставлялась отличная возможность добить на земле своего воздушного противника. Хан вытер рукавом заливающую глаза кровь, чтобы видеть приближающуюся смерть. Бежать было уже поздно. Оставалось хотя бы умереть достойно. Нет, «Хайль Гитлер!» барон кричать не собирался. В эту религию он не слишком верил. Важно было даже наедине с самим собой ничем не выказать душевную слабость, встретить разящий свинец с гордо поднятой головой, как и подобает представителю славного дворянского рода. Поэтому Макс сидел и спокойно ждал смерти.
Но англичанин, не стреляя, с рёвом прошёл над самой его головой и повернул к родному берегу. На прощание, поднима-ясь всё выше, он покачал немцу крыльями.
Если бы не загадочный визит вражеского «Спитфайера» Макс сгорел бы в собственном самолёте. Когда он с трудом выбрался из своего «Эмиля»*, самолёт охватило пламя. А через несколько минут взорвались баки и боеприпасы. В душе Хана шевельнулось чувство жалости к погибшему боевому другу, на борту которого красовался его фамильный герб в виде тре-угольного щита с чёрным рыцарем, скачущим по золотому полю и девизом «Vae victis» - «Горе побеждённым». Это был первый истребитель, который он потерял. Хотя Хан взял себе в качестве бортового номера вызывающую суеверный страх у большинства немцев цифру «13», верный «Эмиль» ни разу его не подвёл. Вот и сегодня с серьёзными повреждениями дотянул до берега. «Крылатый рыцарский конь» заслужил великолеп-ный погребальный костёр. Словно прощальный салют, в небо взлетали красные, зелёные, желтые ракеты. Так взрывались различные боеприпасы. Фейерверк получился удивительно красивый…
* Сленговое обозначение истребителя «Мессершмитт-109» модификации «Е».
Жители небольшого рыбачьего посёлка смотрели на явив-шегося со стороны моря одинокого немца в спасательном жилете и парашютной сумкой в руках по-разному: многие с нескрываемым недоброжелательством, а кто-то и с любопытст-вом. Впрочем, нелюбовь французов к оккупантам не помешала первому же аборигену, к которому Хан обратился с вопросом: «Где тут можно найти телефон?», проводить немца до конторы местного полицейского.
Сообщив о себе в часть, Макс почувствовал, что едва стоит на ногах от усталости и очень хочет есть. От пережитого на-пряжения у него дрожали конечности. Местный полицейский оказался добрым малым: вначале он перевязал незваному гостю разбитую голову, а затем любезно предложил ему кусок до-машнего сыра, деревенский хлеб и стакан молока. Хотя, скорее всего, этот жандарм тоже в душе не любил «бошей»*.
За несколько месяцев службы во Франции Хан имел воз-можность неоднократно убедиться, что местные чиновники легко переступают через свои патриотические чувства, когда дело касается их служебного положения. Впрочем, дело дейст-вительно могло быть в обыкновенной человеческой доброте француза. Ведь перед ним был окровавленный, смертельно уставший человек, явно побывавший в жестокой переделке где-то там - далеко в море. За это-то добродушие, незлопамятный нрав Хан и любил французов и всё французское. После победы он планировал обосноваться где-нибудь в этих местах…
* Презрительное прозвище немцев во Франции.
***
Приехавший за Ханом на «Опеле» офицер имел строгий приказ командования как можно быстрее доставить совершив-шего аварийную посадку лётчика в госпиталь Люфтваффе.
- Нет, дружище, - весело ответил обер-лейтенанту Макс, - у меня на ближайший вечер другие планы.
В итоге они отправились в портовый Сент-Незер; – в госпи-таль Кригсмарине*. Некоторое время назад Хан с делегацией Люфтваффе побывал в гостях у подводников. Там он приметил очень миловидную маринехельферин;. Она совсем не была похожа на растиражированный гебельсовской пропагандой плакатный образ образцовой арийской женщины со скандинав-скими чертами лица, большой грудью и широким тазом, «оп-тимально приспособленным для деторождения».
Заинтересовавшая его медсестра была изящной шатенкой, - девушкой-подростком. Такой тип женщин очень нравился Хану.
Как и подобает истинному истребителю, Макс немедлен-но начал действовать: для начала навёл справки о симпатичной девушке. Выяснилось, что она сестра милосердия и направлена на службу во Францию по линии Германского Красного Кре-ста. Обычно молоденькие медсёстры прибывали из Фатерлянда; с направлениями Союза германских девушек4. Вне службы за ними строго следили специальные воспитательницы. А значит, начинать роман с классических букетов и приглашений на увеселительные прогулки было нельзя. Атаковать такую «цель» по шаблону - означало почти наверняка нарваться на холодный отказ.
* Название германских военно-морских сил в эпоху Третье-го Рейха.
;База немецких подводных лодок во Франции.
;Звание в женском вспомогательном корпусе в Военно-морском флоте Третьего Рейха.
; Отечество (нем.)
4 Союз германских девушек (BDM) – женское ответвление от нацисткой подростковой организации Гитлерюгенд.
Заметив, что заинтересовавшая его девушка напряжённо следит за поединками боксёров, сошедшихся в матчевой встре-че сборных команд Люфтваффе и Кригсмарине, Макс понял, что ему предоставляется удобный случай обратить на себя внимание. Один из боксёров команды лётчиков как раз заболел, и на удачу он должен был выступать именно в той весовой категории, к которой принадлежал Хан. Макс уговорил тренера сборной доверить ему место в основном составе.
Молодой мужчина одним прыжком перескочил через кана-ты на ринг и заплясал в своём углу, исподволь наблюдая за той, ради которой решился рискнуть собственной челюстью. Его противником оказался здоровенный маат; довольно угрюмого вида. Хан неплохо знал такую породу парней с минимум ин-теллекта в глазах и телосложением молотобойцев. Словно танк с мощной лобовой броней и сильной пушкой они подавляли противников своей первобытной могучей энергетикой. Но ведь у любого танка немало уязвимых мест…
Перед началом боя тренер шепнул Максу, что есть инфор-мация, будто у моряка травмировано правое плечо, и что, мол, не по-спортивному будет умышленно задевать его. Но Макс наплевал на совет. С какой стати он должен был щадить этого мужика с пудовыми кулачищами?! В течение первого раунда Хан несколько раз наносил короткие и незаметные для рефери и боковых судей удары в уязвимую часть тела противника. Это происходило, когда боксёры сходились в ближнем бою. После каждого такого «тайного» тычка моряк кривился, иногда сдав-ленно охал. Макс видел, как расширяются его зрачки от силь-ной боли. К концу боя правая рука противника, вместо того, чтобы прикрывать челюсть, безвольно висела у пояса. И всё-таки до перерыва Хану так и не представилась возможность реализовать своё преимущество.
Вообще-то Макс надеялся, что секунданты соперника не выпустят «калеку» на второй раунд, выбросив в знак признания своего поражение полотенце на настил ринга. Но он ошибся. Сразу после гонга моряк поднялся с табурета и шагнул в его сторону. Бой продолжился. Несколько раз Хан пропускал до-вольно сильные удары. Моряк всерьёз рассердился на лётчика и похоже собирался наказать его за подлые штучки. У Макса заплыл правый глаз, ему стало не хватать воздуха. Вместо эффектной победы впереди замаячил позорный нокаут. В ка-кой-то момент ухо противника оказалось в нескольких санти-метрах от губ лётчика. Макс тихо осведомился:
- Как плечо, солдат? Может ещё его «помассировать»?
После этих слов взбешённый противник совершенно забыл про защиту и стал действовать как в уличной драке – размаши-сто и неосторожно. Вскоре Хан этим воспользовался: пропус-тил атакующего противника мимо себя в «сайстепе»; и рубанул его, что есть силы справа - в открытую челюсть. Моряк оказал-ся на настиле ринга в тяжелейшем нокауте…
;Унтер-офицер в германском флоте
;Уход с линии вражеской атаки шагом в сторону.
Теперь, направляясь в морской госпиталь, Хан был уверен, что дама сердца, которой он заочно посвятил этот подвиг, вспомнит его, как только увидит снова.
По дороге однополчанин беззаботно рассказывал Хану:
- Наш Тео успел доложить о вашей гибели «Жиру номер один»;. Говорят Рейхсмаршал так огорчился, что даже пропус-тил третий ужин.
; Fett Nummer Einen – «Жир номер один»: прозвище, данное за глаза пилотами Люфтваффе Герману Герингу – командую-щему гитлеровскими ВВС.
***
Оказалось, что юную медсестру зовут Алиса, и она дейст-вительно не забыла ловкого боксёра. Максу повезло: именно девушка его мечты ассистировала дежурному хирургу. Пока врач зашивал Хану рваную рану на лбу, девушка нет-нет, да и бросала заинтересованные взгляды на крепкого блондина с рыцарским крестом в воротнике рубашки. В лётном обмунди-ровании, окровавленный - он выглядел настоящим рыцарем в доспехах - сразу после жестокого побоища.
Закончив обработку ран лётчика, доктор оставил пациента на попечении своей помощницы. Когда медсестра уже заканчи-вала перевязку, Макс вдруг быстро привстал и поцеловал её в щёчку. Девушка окаменела от изумления. Лишь после продол-жительного замешательства она изумлённо пролепетала:
- Как вы посмели?
Молодой мужчина изобразил на лице крайнее изумление и разочарование:
- Простите меня, фройляйн. Но мне показалось, что вы со-бирались сделать это ещё тогда – на боксёрском матче, просто не сумели пробиться ко мне сквозь толпу восторженных болва-нов.
Медсестра, продолжая пребывать в состоянии лёгкого за-мешательства, ничего не ответила ему. Тогда Хан грустно произнёс, ни к кому не обращаясь: «А ещё говорят, что сёстры милосердия умеют целить не только физические раны, но и душевные».
- А разве у вас болит душа? – опасливо поинтересовалась заинтригованная медсестра, не зная чего ещё ожидать от дерз-кого пациента, и одновременно сладко предвкушая объяснение в любви.
Хан принялся жарко рассказывать юной романтичной осо-бе, как потерял сон и аппетит после того, как увидел её, и что даже в бою мысли о прекрасной незнакомке не дают ему сосре-доточиться на борьбе с врагом.
- Вы не должны так изводить себя! – взволнованно вос-кликнула девушка Она была удивительно хороша в своих бело-снежных одеждах: блузке, фартуке и накрахмаленной шапочке с вышитым красным крестиком на лбу.
- Ну что я могу поделать! – сокрушённо вздохнул опытный обольститель. – Ведь вы наверняка не согласитесь провести со мной даже один вечер. А значит, мне остаётся только мечтать о вас.
Макс был уверен в своей победе, ведь в глазах этой девочки он был чертовски привлекателен: молод, но уже не мальчик, а опытный мужчина, окружён ореолом героя. Ведь женщины почти всегда любят не реального человека, а нарисованный в собственном воображении образ. А с этим то в данном случае всё как раз было в полном порядке. К тому же только недавно его собеседница перевязывала его раны и видела, как молодой воин морщится от боли, прикусывает губу, сдерживая стоны. А жалось к мужчине, только усиливает любовь к нему женщины.
На следующий день Хан заехал за Алисой. Вместе с подру-гами она занимала несколько комнат в двухэтажном доме над частной пекарней. Специально для этой вылазки Макс раздо-был американский «Каддилак» 1931 года с открытым кузовом «фаэтон». Здесь во Франции можно было получить всё что угодно, достаточно было иметь свободные деньги и знать осо-бых людей, у которых махинации - в крови. Двое таких типов обеспечивали Хану вольготное существование в свободное от боевых вылётов время.
Одного звали Полем. Он имел выправку офицера и всегда был одет с иголочки. Непременно носил трость с серебряным набалдашником и монокль. Кажется, раньше он служил в ино-странном легионе. Второй сильно смахивал на бульдога: коре-настый, ниже среднего роста, с полным лицом, обвисшими щеками и двойным подбородком. На его визитной карточке значилось: «Жорж Мартен, агент по поставкам». Красные глазки его всегда немного слезились. Да и хватка у него была действительно бульдожьей. До войны Поль и Жорж прозябали в мелких коммерсантах. И лишь с приходом немцев их бизнес по-настоящему развернулся - благодаря тесному сотрудничест-ву с оккупационным властями и особенно с гестапо.
Впрочем, многие французские коммерсанты и промышлен-ники быстро преодолели собственное отвращение, диктуемое шатким патриотизмом, и неплохо нажились на поставках не-мецкой армии. Но лишь самые ловкие и беспринципные стали в эти «жирные годы» миллионерами. Именно к таким бизнесме-нам без моральных предрассудков принадлежали Поль и Мар-тен. У них на содержании состояла банда головорезов из мест-ных уголовников и колобрациорнистов. И парочка главарей карманной армии чувствовала себя в полной безопасности от криминальной полиции, ведь у них имелись специальные про-пуска, разрешения на ношение оружие, - выданные новыми хозяевами Франции.
Когда гестапо требовалось кого-то убрать чужими руками Поль и Мартен занимались политическими убийствами, похи-щениями и прочими грязными делами. Впрочем, гораздо чаще они работали на себя. За их услуги немецкая тайная полиция сквозь пальцы смотрела на шалости своих внештатных сотруд-ников, которые брали в заложники детей состоятельных бур-жуа, вымогая у папаш крупные суммы, совершали прочие гангстерские проделки.
Однажды Мартен с гордостью признался Хану, что именно он изобрёл пытку в ванной, чтобы заставить очередного «меш-ка с деньгами» подписать ему банковский чек или выдать тайник с ценностями.
Но Хана больше интересовало то, что его французские при-ятели являлись некоронованным королями чёрного рынка. За их услуги гестапо отдало им в управление бюро по поставкам всего необходимого интендантству Вермахта. Но это была только удобная ширма, которая позволяла спекулянтам полу-чать баснословные прибыли, проворачивая многомиллионные сделки по покупке-продаже всего – от строевого леса, стали, меди, вольфрама и колючей проволоки до крупных партий коньяка, лекарств, американских грампластинок, женских чулок и презервативов.
От родителей Макс Хан регулярно получал крупные суммы и благодаря этому никогда не был стеснён в средствах. Через своих снабженцев он в любой момент мог за наличные достать для понравившейся девочки флакон дорогих духов «шанель», а для себя - тонкое французское вино, шампанское, элитный сыр.
Стоило Максу накануне свидания с Алисой позвонить од-ному из французских приятелей, как через час его человек подогнал к проходной аэродрома великолепный автомобиль, на заднем сиденье которого находилась корзина с изысканной снедью. Осмотрев машину и «посылку» Хан остался доволен. В очередной раз он поблагодарил Бога за то, что Всевышний так мудро придумал людей, что и в большевистской России, и в оккупированной Франции всегда находятся типы, умеющие делать жизнь своих клиентов - удобной.
***
Перед тем, как увидеть Алису Хану пришлось познакомить-ся с её воспитательницей в чине штабсфюрерин*. Это была женщина-солдафон. Её звание Макс определил по четырём шевронам на рукаве дамочки. Вообще-то она больше напоми-нала надсмотрщицу: в полувоенном приталенном кителе, юбке серого цвета, пилотке с нацистским орлом, в вырезе мундира - белая рубашка и галстук с эмалированной брошью на которой чёрный орёл сжимает в когтях красный крест. На бледном невыразительном лице сгустками энергии выделялись бесцвет-ные глаза, прожигающие собеседника цепким недоверчивым взглядом.
Начальница Алисы уже была осведомлена о визите лётчика и учинила ему форменный допрос. Её интересовало всё: куда гауптман собирается везти её подчинённую и когда привезёт девушку обратно, женат ли он и т.д. Примерно чего-то такого Макс ожидал и готовился, но как это нередко бывает, жизнь превзошла самые смелые его прогнозы.
- Торжественно клянусь, фрау, - Макс любезно улыбнулся «классной даме» и поднял руку как при судебной присяге, - я никогда не носил синей бороды и с вашей воспитанницей не случиться ничего плохого.
Но допрос с пристрастием продолжился и после того, как к машине подошла Алиса - грациозная хрупкая и настороженная. Максу ещё предстояло завоевать ей доверие. А пока они, слов-но пара школьников, были вынуждены отвечать на вопросы строгой «учительницы». Молодые люди провели десять весьма неприятных минут. Когда надсмотрщица, наконец, отошла от машины Алиса виновато шепнула Хану:
- Не обращайте внимание. Наша «аббатиса»; считает муж-чин – исчадием ада. И постоянно твердит нам, чтобы мы не доверяли военным, так как им «только одно от нас нужно». Она занимает большой пост в Национал-социалистическом женском союзе, а к нам прикомандирована временно – для получения армейского стажа.
- К чёрту вашу бонну;! – сардонически усмехнулся Макс, галантно открывая автомобильную дверцу перед своей пре-красной спутницей. – Её забота о вашей нравственности - от-ражение собственных подавленных инстинктов. Ей не мешает взять дюжину сеансов у старины Фрейда.
- Прошу вас, не говорите так громко! – взмолилась Алиса, испуганно оглядываясь на начальницу, которая отошла совсем недалеко. И действительно та вдруг остановилась, резко раз-вернулась на каблуках и стремительной походкой направилась обратно к лётчику. Её и без того не слишком красивое лицо, перекосило от злобы, тонкие сжатые губы побелели от напря-жения, а глаза излучали ненависть:
- Не знала, что в наших доблестных Люфтваффе служат люди, смеющие благодушно отзываться об этом развратном еврее Фрейде. Я обязательно доведу до сведения вашего руко-водства о столь возмутительном поведении их офицера.
Немного смущённый Хан хмыкнул в ответ что-то невразу-мительное, щёлкнул каблуками и сел в автомобиль. Он немного досадовал на себя за то, что, в самом деле, поступил столь неосторожно. После скандала с «аббатисой» он наверняка не сможет свободно встречаться с так понравившейся ему девуш-кой. Теперь каждый раз придется уговаривать Алису согла-ситься на какую-нибудь придуманную им хитрость…
Впрочем, зачем портить себе настроение мыслями о буду-щем, если настоящее столь прекрасно? Он любовался Алисой. Ей очень шла синяя форма в сочетании с белой блузой и мягкой фетровой шляпкой. А впереди их ожидает прекрасный вечер в ресторане, хозяин которого лично обещал господину офицеру первоклассный ужин. Эта девушка не принадлежала к высшему берлинскому обществу, так что она не требовала особого обхо-ждения и обязательных занудных церемоний. Хотя конечно ещё немного поиграть в джентльмена и героя Максу придется, чтобы завоевать полное доверие прелестного создания.
- А что за дети играют во дворе вашего дома? – поинтере-совался он у своей спутницы, чтобы скорее выкинуть чопор-ную «бонну» из головы.
Алиса рассказала, что в своём доме булочник приютил мно-годетную семью местного аристократа. Хозяина замка за что-то арестовало гестапо, а его жену и пятерых детей солдаты выки-нули из родового поместья. После ареста супруга у его жены не оказалось средств, чтобы снять приличное жильё. Но к сча-стью, нашлись милосердные люди, которые приютили бездом-ных. Но так как в верхних комнатах проживал хозяин дома с домочадцами, а также направленные немецкой комендатурой сотрудницы военного госпиталя, то маркизе с детьми пришлось занять подвальное помещение, временно переоборудованное из кладовой в жилую каморку.
* Соответствует офицерскому званию.
;Аббатиса — настоятельница женского католического монастыря. В данном случае употребляется в виде ироничного прозвища.
; Старое название няни гувернантки.
- Но наша аббатиса говорит, что семья партизана не может проживать под одной крышей с немецким персоналом - грустно пояснила Алиса. – Куда только денутся бедняжки, когда их вновь выставят за дверь?
Внезапно в голову Хана пришла великолепная идея. Вечер прошёл просто превосходно. А на следующий день Макс сидел в приёмной фельдмаршала Хуго Шперле – командующего 3-м воздушным флотом Люфтваффе. Наконец из-за двери кабинета вышел худощавый офицер с аксельбантом личного адъютанта командующего:
- Фельдмаршал готов вас принять, господин гауптман – со-общил он Хану.
Фельдмаршал Шперле был человеком огромного роста, крепкого телосложения, со свирепым выражением лица. Одна-жды Гитлер отозвался о нем и о генерале Вермахта Вальтере фон Рейхенау, как о двух своих «самых звероподобных генера-лах».
Тяжелая нижняя челюсть и застывшая на массивном лице фельдмаршала презрительная гримаса в сочетании с гренадёр-ским ростом придавали ему весьма зловещий вид.
- Я не совсем понял, гауптман, зачем вашей эскадре пона-добился этот особняк? По-моему борделей в этой стране итак чрезмерное количество – язвительно поинтересовался фельд-маршал. – Неужели, вы собрались организовать ещё один?
На самом деле в ходатайстве командира части, которым предварительно заручился Хан, подробно разъяснялось, что данная усадьба с парком и всеми сооружениями нужна для организации дома отдыха лётчиков, где они могли бы восста-навливать силы после тяжёлых боёв. По приказу Геринга все авиационные части уже обзавелись во Франции подобными санаториями. И только JG 51 пока не имел достойного «курор-та». Макс чётко повторил всё, о чём говорилось в заявке его командира, добавив от себя лишь то, что данное место, как нельзя лучше подходит для означенной цели, ибо находиться недалеко от аэродрома.
- Хорошо, я распоряжусь, - мрачно буркнул фельдмаршал и перешёл к гораздо более волнующей его теме:
- Скажите мне, как практик: каково на сегодняшний день состояние английской истребительной авиации?
- Позволите отвечать откровенно? – поинтересовался Макс.
- Я не Геринг, мне успокоительные отчёты не нужны, - жё-стко заявил Шперле.
Хан ответил, что по его впечатлениям с начала операции «Адлерангриффе»* англичане только прибавляют в мастерстве, у них появилось больше хороших самолётов, совершенствуется система ПВО.
Слушая лётчика, фельдмаршал мрачнел. Геринг уже отверг его предложение продолжать делать основной упор на уничто-жение истребительной авиации англичан. Шперли один из немногих, кто уже знал, что очень скоро все усилия Люфтваф-фе будут перенесены на бомбардировки английских городов. И это, несомненно, позволит британскому командованию быстро восстановить силы своей авиации. А значит, все усилия были потрачены зря.
- Ваша откровенность весьма похвальна, - сказал на проща-ние Хану фельдмаршал. – В наше время это редкое качество становиться гораздо более ценным, чем когда-либо ещё. Я обязательно запомню вас, гауптман.
* «Adlerangriffe» - «Орлиный налет», кодовое наименование операции Люфтваффе против Англии в 1940-м году.
Вскоре после этого разговора Хана нашёл Жорж Мартен. Француз выглядел расстроенным. Макс безмятежно потягивал поданный официантом уличного кафе аперитив и разглядывал местных женщин, многие из которых были одеты в яркие на-циональные костюмы бретонок – блузы с вышивкой, бело-снежные чепчики, широкие пышные юбки, доходящие им до пят. А в это время Мартен жалобно рассказывал лётчику о том, что его кураторы из Гестапо очень недовольны тем, что Люф-тваффе перехватило у них объект, предназначенный для раз-мещения особой зондеркоманды.
- Они знают, что я с вами в дружбе, - с виноватым видом пояснил Хану Мартен, - и просили передать вам просьбу: откажитесь от этого замка. Они обещают предложить вашим лётчикам равнозначную замену.
Хан прекрасно понимал, на какой идёт риск, отклоняя по-средническое предложение французского агента влиятельной спецслужбы. Возможно, грозящая ему отныне опасность будет даже серьёзней, чем та, которую он пережил несколько дней назад в небе над Ла-Маншем. Каждую неделю боевики фран-цузского Сопротивления похищали и убивали немецких воен-нослужащих. Поэтому Полю и Мартену ничего не стоит по приказу своих гестаповских покровителей подослать к строп-тивому Асу своего головореза, чтобы тот встретил Макса где-нибудь на уединённоё аллее… Потом убийство известного лётчика можно будет легко приписать «маки»*.
Вообще-то так рисковать было не в стиле Хана. Но стоило ему представить благодарные и восторженные глаза Алисы, как он сразу забыл о здоровом прагматизме и осторожности. А уж она обязательно оценит его благородный поступок. Получив отказ, бульдог-Мартен ушёл побитой собакой.
* «Маки» - французские подпольщики-партизаны.
А вскоре реквизированный Гестапо замок перешёл в веде-ние Люфтваффе. Хан добился, чтобы бывшая хозяйка поместья вернулась со своими детьми домой в качестве наёмной управ-ляющей лётного санатория. Когда об этом узнала Алиса, то с очаровательной непосредственностью призналась Максу, что раньше немного опасалась его, - такого огромного, увешанного орденами, - но теперь совсем не боиться, так как он очень добрый.
***
Через две недели Хана неожиданно вызвали в Берлин. Али-се тоже как раз предоставили двухнедельный отпуск с правом поездки домой. В Германию они вылетели на одном военно-транспортном «Юнкерсе».
На Лейпцигерштрассе, 7, в Имперском министерстве авиа-ции Хан застал нескольких своих знакомых по фронту. Вскоре выяснилось, что их тоже внезапно отозвали из боевых частей для преподавания на особых курсах. «Экспертам» предстояло в течение трех месяцев передавать свой опыт лучшим выпускни-кам лётных школ, которым предстояло пополнить поредевшие с начала войны истребительные эскадры. Инициатором педаго-гического эксперимента являлся сам Геринг.
На счастье Макса, Алиса оказалась коренной берлинкой. Так что они могли встречаться каждый вечер, а по выходным и вовсе не расставаться. Для своих родителей Алиса, по совету любовника, сочинила легенду про напряжённые занятия на курсах повышения квалификации медсестёр.
После целого дня скучной возни с курсантами в учебном центре Люфтваффе Макс буквально летел на встречу с ней. Эта девушка всё более увлекала его. Правда, порой ей не хватало свойственной юности лёгкой беззаботности, но со столь незна-чительным недостатком можно было мириться. Не интересуясь политикой, Макс пропускал мимо ушей откровенные призна-ния Алисы в том, что она жалеет своих соседей – пожилую чету врачей-евреев, которых штурмовики жестоко избили во дворе собственного дома в «хрустальную ночь»*. Хан тоже находил антисемитскую идеологию властей нелепой. Тем не менее, его многое устраивало в новой жизни: система скоростных автоба-нов, построенных Гитлером, славные победы германского оружия. Да и многие простые немцы готовы были не замечать «расовых перегибов», радуясь после долгих лет депрессии отсутствию безработицы, изобилию продуктов и промышлен-ных товаров на прилавках магазинов. Какое им было дело до того, что в парках и бассейнах висят оскорбительные объявле-ния: «Евреям вход запрещён!», и что пациентов психиатриче-ских больниц решено уничтожить, словно грызунов и бродячих собак. Главное, что говядину в магазинах продают всего за четыре рейхсмарки за килограмм, а батон белого хлеба – за марку.
Впрочем, мысли о политике неизбежно наводили на Хана тоску. Он видел особый шик, чтобы отпущенное ему время мира развлекаться на полную катушку – «жечь свечу сразу с двух сторон». Опьянев от выпитого мозельского вина и пива, Макс танцевал со своей подружкой ночи напролёт. До самого утра они переходили из одного дансинга в другой. Молодой лётчик спешил насладиться жизнью перед возвращением на фронт. Он был счастлив и жил один днём. Испытывал беско-рыстную радость, видя благодарные лучистые глаза возлюб-ленной, когда сообщил Алисе, что добился перевода её брата Гельмута, только окончившего лётное училище, в свой учеб-ный центр:
- Можешь за него больше не волноваться, - пообещал де-вушке Макс, - я беру парня под своё крыло и лично прослежу, чтобы его никто не обижал - ни в воздухе, ни на земле.
Так получилось, что в эту же ночь они впервые стали близ-ки с Алисой, как мужчина и женщина. Макс никогда не требо-вал, чтобы она говорила, что любит его. Чего стоят слова в современном - ускользающем, эфемерном существовании - между войной и миром. Но когда эти слова всё же сорвались с её губ во мраке гостиничного номера, он почувствовал себя совершенно счастливым. И ещё ему теперь отчего-то страшно было думать о возвращении на фронт, где любая нелепая слу-чайность могла оборвать такую прекрасную жизнь…
* «Хрустальная ночь» или «Ночь разбитых витрин» — ор-ганизованные нацистами с 9 на 10 ноября 1938 года по всей Германии еврейские погромы.
Впрочем, смерть напомнила о себе гораздо раньше, чем он вновь оказался в районе боевых действий. Однажды после учебного боя с курсантом у идущего на посадку самолёта Хана не вышло колесо шасси. Пришлось садиться на одну «ногу». При осмотре машины выяснилось, что кто-то вставил в замок шасси сверло. Разбирающая лётное происшествие комиссия во всём обвинила механиков, но Макс почувствовал в случившем-ся мстительную руку Гестапо.
Глава 22
После увольнения из армии Борис стал лётчиком-испытателем в КБ Лавочкина. Вначале сорокалетний Главный конструктор с недоверием относился к новому пилоту, будучи наслышан о его непокладистом своенравном характере.
- С этим «Анархистом» надо повнимательней, а то он мне чего доброго экспериментальную машину разобьёт – говорил Семён Лавочкин своему заместителю. А сам с интересом при-сматривался к новичку, о лётном таланте которого ходили самые невероятные слухи.
Борис чувствовал этот настороженный интерес конструкто-ра и всеми силами старался заслужить его доверие. Наконец-то нашлось дело, где неугомонный искатель мог реализовать свою неукротимую творческую энергию. Ведь испытатель, это - соавтор и единомышленник конструктора. Вместе они, словно долгожданного ребёнка, учат новую машину делать первые «шаги», вместе переживают неудачи и разгадывают ребусы, которые частенько подбрасывает родителям «вставшее на крыло» «дитятко».
Для всего этого необходимо было, как шутили испытатели НИИ ВВС - «выучить самолёт наизусть», то есть вникнуть в его устройство, понять смысл конструкторских нововведений, чтобы в полетё инженерным взглядом оценивать поведение машины и отдельных её агрегатов. В строевой авиации этого не требовалось.
Пришлось Борису засесть за учебники, чтобы на равных об-суждать с инженерами вопросы аэродинамики, гироскопии, термо-и-газодинамики и т.д.
Да и в небе «циркачу» пришлось учиться обуздывать свой цыганистый нрав – летать строго по «полётному листу». Если в задании было сказано: «вылет без уборки шасси с ограничени-ем перегрузок и скорости», значит, приходилось аккуратненько поднимать машину и осторожно делать круг над аэродромом, словно школяр-курсант в свой первый самостоятельный полёт.
Впрочем, конструкторы не собирались зарывать в землю пилотажный талант своего испытателя. Когда требовалось проверить почти доведённую до ума машину на прочность, испытать её на максимальных режимах, Нефёдов задавал ей такие перегрузки, что часто железо не выдерживало его «цыга-ночки с выходом».
В НИИ ВВС был заведён порядок, по которому лётчики-испытатели должны были уметь грамотно летать на всех вы-пускаемых промышленностью самолётах. И Нефёдов пробовал на пилотаж все новые истребители, разведчики, бомбардиров-щики. Каждый день он приходил на аэродром, как на праздник, предвкушая очередную встречу с чем-то неизведанным и увле-кательным.
И всё это время Нефёдов продолжал наводить справки о своей невесте, отказываясь верить Артуру Тюхису. Для этого Борис использовал все свои связи в штабе ВВС, руководстве авиапромышленности. И каждый раз информация о печальной судьбе семьи Тэсс подтверждалась. И всё-таки, что-то мешало Борису окончательно поверить в то, что Ольги больше нет на свете.
***
Несмотря на новую работу, в Борисе продолжал жить бое-вой лётчик. Ему удалось добиться от руководства разрешения лично перегнать в район Халхин-Гола опытную машину, пред-назначенную для войсковых испытаний в боевых условиях. Вооружённый конфликт с Японией был в самом разгаре. Сам по себе перелёт получился рекордным. Это оказалось очень кстати, так как можно было испытать новую машину в разных климатических условиях. Маршрут пролегал над горами, сте-пями и пустынями. Но в итоге самолёт показал себя с наилуч-шей стороны.
В Монголии Борис повстречал многих своих товарищей по Испании. Незадолго до его прилёта на Халхин-Гол, из Москвы прибыла группа лётчиков-асов во главе с заместителем началь-ника ВВС РККА Яковом Смушкевичем. Фронтовые друзья, как положено, отметили встречу. В разговоре Борис почувствовал, что награждённые золотыми звёздами Героев и высокими чинами товарищи искренне сочувствуют ему, считая неудачни-ком. Но сам Борис себя таковым не ощущал. Больше всего ему нравилось летать, и он имел такую возможность. А если бы ещё была жива Настя, то он мог бы считать себя самым счастливым человеком на свете…
***
Вообще-то у Бориса был приказ начальства передать при-гнанный в Монголию самолёт армейскому лётчику и первым же военно-транспортным «бортом» возвратиться обратно в Москву. Но разве он мог удержаться от соблазна сделать не-сколько боевых вылетов! Уже вторая его «прогулка» на пере-довую стала легендой. Дело было так: Борис возвращался от линии фронта, где его внезапное появление рядом с группой атакованных японцами советских бомбардировщиков, спасло жизни нескольким экипажам СБ*. Впереди появился аэродром. Борис выпустил посадочные щитки, затем шасси и шёл по глиссаде*, когда его внезапно атаковали выскочившие из-за облаков пять японских истребителей «Накадзима». Кодекс самурая требовал наказать убийцу командира японской авиа-группы.
* Глиссада - в авиации прямолинейная траектория сниже-ния летательного аппарата.
Японцы торжествовали. Их было пятеро, а русский - один. К тому же он выпустил шасси и потерял скорость. Охотники по очереди расстреливали краснозвёздную машину. Накануне японцы точно также расправились с заходящим на посадку И-15. Его молодой пилот, растерявшись, стал искать спасения на земле – под огнём продолжал снижаться по прямой, спрятав голову за бронеспинку. Пока взлетело дежурное звено «ишач-ков», вражеских истребителей и след простыл, а в начале взлётной полосы пылал сбитый И-15 со своим пилотом внутри.
* Туполевский бомбардировщик СБ-2.
Но Борис был опытным бойцом и понимал, что от против-ника ему не уйти. Пытаться быстрее достигнуть земли, значит, обезоружить себя, стать мишенью. Пилот-истребитель обязан обладать таким качеством, как боевитость, иначе он обречён быть убитым в первой же серьёзной переделке. Впрочем, Борис не рассуждал и не настраивался специально на подвиг. В бою заниматься самоанализом некогда, мысль работает импульса-ми: возникла проблема, - мгновенно оцени ситуацию и дейст-вуй. Приняв же решение, - каким бы неудачным оно не было, - сосредоточься только на нём, как на единственно правильном. Колебания в ситуации скоротечного воздушного боя, когда жить тебе или погибнуть - определяется долями секунды, - смерти подобно…
Борис бросил самолёт вправо-влево. Но всё равно в него попали. При подаче газа машину стало судорожно трясти, мотор работал рывками. Тогда Борис резко развернул теряю-щую скорость машину в сторону противника и выпустил по нему для острастки весь боекомплект подвешенных у него под крыльями неуправляемых реактивных снарядов – «эрэсов». Это было экспериментальное оружие, эффективность которого только проверялась. Но залп получился фантастически удач-ным. Сразу три японских истребителя объятые пламенем рух-нули у границы лётного поля. Два уцелевших «Накадзима» в панике рванули прочь от страшного «дракона», умеющего изрыгать огонь.
Так как японские самолёты упали рядом с аэродромом лёт-чики и техники истребительного авиаполка ходили к ним це-лыми экскурсиями. Особенно полезно было молодым пилотам своими глазами увидеть, что врага можно сбивать. Полковые лётчики преподнесли Борису в качестве сувенира офицерский меч, найденный в обломках одного из сбитых им истребителей. Это была не дешёвая фабричная штамповка, а старинный саму-райский меч ручной ковки. Только его деревянные ножны немного подпортил огонь. Но всё равно вещь была уникальной и могла долго служить великолепным напоминаем о впечат-ляющей победе. Тем не менее, когда в степи за аэродромом закапывали останки тех, кого Нефёдов так эффектно сбил, Борис положил свой трофей в одну из ям – в знак уважения к противнику…
На следующий день вечером Нефёдова нашёл Смушкевич. Среди советских лётчиков в Монголии только и говорили, что об удивительном выстреле какого-то «командировочного штат-ского» (вне полётов Борис ходил в гражданской одежде, тогда как в отличие от Испании - в Монголии советские военнослу-жащие не скрывали своей формы и знаков различия).
- Ну и счастливчик ты, «Анархист»! – обнял товарища ком-кор, и предупредил: - Учти, орёл: орден мой, стаканы и водка - твоя.
Так Нефёдов получил второй орден «Красного знамени». За эту командировку он удостоился ещё одной награды - от мон-гольского командования. Случилось так, что ему удалось лик-видировать угрозу прорыва фронта. Это случилось за день до отлёта Бориса в Москву. Командировочный уже паковал вещи. К нему в бытовку зашёл чем-то обеспокоенный командир истребительного полка:
- Послушай, Борис. Я знаю, что на твоём самолёте есть до-полнительные подвесные топливные баки. Да и разведчик ты опытный. А у меня один молодняк – только после училищ. Сделай одолжение: слетай напоследок на разведку.
Нефёдов довольно быстро обнаружил вражеский кавале-рийский корпус. Японцы шли в парадных колоннах с духовым оркестром и распущенными знамёнами. Теперь можно было возвращаться с докладом на аэродром. Но уж больно Бориса задела наглость самураев, среди бела дня марширующих по голой степи. Надо было наказать их за самоуверенность и презрение к противнику.
Целый день Борис гонял неприятельских конников: пускал в батальонные порядки реактивные снаряды, затем на бреющем расстреливал из пулемётов. Когда заканчивались боеприпасы – снижался ещё ниже и рубил всадников винтом пропеллера. Точно так же в 1927 году отец Бориса карал басмачей Джуна-ид-Хана.
Раз за разом Нефёдов возвращался на аэродром, чтобы за-править машину, взять новый боекомплект, напиться воды – и снова вылетал «косить кавалерию». Занимающиеся подготов-кой самолёта к очередному вылету механики с ужасом смотре-ли на погнутый и зазубренный во многих местах пропеллер. Помимо крови на нём оставались фрагменты человеческих тел.
К вечеру угроза прорыва была полностью устранена. Когда на следующее утро Борис по дороге в Москву пролетал над местами недавнего побоища, ему пришлось подняться на 1000 метров, так как в кабину проникал тошнотворный трупный запах…
Глава 23
После подписания пакта с Германией о ненападении* в от-ношениях между СССР и гитлеровским Третьим Рейхом насту-пил короткий «бархатный» период. Недавние непримиримые противники теперь с натугой демонстрировали взаимную сим-патию и дружелюбие. Весной 1941 года, то есть за считанные недели до того, как передовые части Вермахта начнут форси-ровать пограничные реки СССР, а бомбардировщики Люф-тваффе будут бомбить Минск, Киев, Севастополь, Имперское министерство авиации пригласило русских инженеров и лётчи-ков ознакомиться со своим авиационным производством.
* Больше известен, как пакт «Молотова-Рибентропа».
Не смотря на далеко не безупречные анкетные данные, Не-фёдова тоже включили в состав делегации. На аэродроме ис-следовательского центра в Рехлине Борис получил возмож-ность хорошо рассмотреть своего основного противника по испанским боям. Кабина «Мессершмитта-109» его неприятно поразила. Начать с того, что она была прекрасно защищена бронелистами. Самолёт был полностью металлическим – из лёгкого дюралюминия. Тогда, как новейший советский истре-битель ЛАГГ-3, испытания которого Борис недавно закончил, был цельнодеревянным! Каркас и основные силовые элементы новенького «Лавочкина» делались из дельтодревесины;.
; Доска, состоящая из прессованных древесных опилок, про-питанных специальным клеем.
Правда, кабина Bf-109 оказалось довольно тесной. К тому же тяжёлый металлический переплёт фонаря с бронезаголов-ком затрудняли лётчику видимость, особенно в направлении задней полусферы. Зато здесь имелась приёмно-передающая радиостанция, великолепный прицел, счётчик боеприпасов и много чего ещё, весьма полезного в бою.
Борис также обратил внимание на то, что аккуратные немцы тщательно герметизируют резиной каждый лючок, каждый проём. Вначале это показалось ему бессмысленным, но Лавоч-кин пояснил Нефёдову, что перетоки воздуха внутри самолета забирают мощность у двигателя, снижают скорость самолета. Из рассказа шефа Борис не понял только одного: почему на советских машинах ничего подобного не было сделано.
Во время демонстрационного полёта Борис постарался вы-жать из «Мессера» всё, на что только он был способен. После этого полёта немцы стали смотреть на Бориса, как на природ-ный феномен. Из кабины Нефёдов вылезал под дружные апло-дисменты зрителей. Но на душе у него кошки скреблись. По сравнению с чёртовым «Мессером», скороподъёмность и ма-невренность ЛАГГ-3 выглядели жалкими потугами старой колымаги, вознамерившейся состязаться с призовым рысаком. Правда, вооружение на новом «Лавочкине» было вполне на уровне: 20-мм пушка, два пулемёта. Но ведь самолёт - не танк, без скорости и манёвренности на нем особо не навоюешь. Вот и получалось, что вместо грозного крылатого охотника в войска должен был поступить «лакированный авиационный гаранти-рованный гроб - ЛАГГ».
И на экскурсии на авиазаводе и на приёме на вилле Геринга «Каринхалле» Борис ощущал себя подавленным. Как испыта-тель он знал, какая подковёрная борьба, какие интриги сопро-вождают принятие каждого нового самолёта на вооружение Красной армии. Конструкторы и лобиррующие их интересы генералы готовы идти на всё, вплоть до обвинения конкурентов в саботаже и предательстве, лишь бы именно их машина полу-чило одобрение кремлёвского Хозяина. А в итоге в войска нередко поступали не лучшие образцы военной техники.
Впрочем, возможность видеть так близко и общаться с влиятельными персонажами мировой политики всё-таки от-влекла Нефёдова от пессимистических мыслей. Как ни странно Геринг произвёл на русского лётчика довольно благоприятное впечатление. Борис увидел в нём не создателя Гестапо и глава-ря штурмовиков, а прославившегося своим бесстрашием лётчи-ка-истребителя Первой мировой войны, командира знаменитой эскадрильи «Рихтгофен».
Геринг был очень обходителен. Общаясь с ним, собеседни-ки быстро забывали про его ожирение и мрачный ореол «наци номер 2». Он неплохо говорил по-английски. Борис тоже знал этот язык. Поэтому когда Рейхсмаршал обратился к нему без переводчика, Нефёдов смог поддержать неформальную беседу. Как ни странно, они быстро нашли общий язык. Геринг нахва-ливал Валерия Чкалова, уверял, что был восхищён его перелё-том через Северный полюс и потом очень опечалился, узнав о гибели великого русского пилота. Борис, оглядев личный каби-нет германского маршала, и неторопливо рассмотрев висящие по стенам картины на морскую тематику, заметил: «Вам бы сюда нашего Айвазовского». Геринг, который был буквально одержим манией коллекционирования предметов искусства, радостно закивал головой: «О, да, да, я очень ценю этого мас-тера!».
Перед самым отъездом из Германии Нефёдову представился удобный случай продемонстрировать хозяевам знаменитое русское удальство, чтобы, алчно поглядывая на Восток, они не слишком полагались на свою хвалёную технику. На берлин-ском аэродроме «Темпельхоф» состоялись показательные выступления русских и немецких лётчиков.
- Вон зрители из правительственной ложи подъехали - со-общил Нефёдову немецкий механик, указывая кивком головы на несущуюся по бетону лётного поля вереницу чёрных «Мер-седесов». Небо над Берлином было ясное, так что погода мак-симально благоприятствовала «показухе». Направляясь к пре-доставленному ему на сегодняшний полёт «Мессершмитту», Борис бросил оценивающий взгляд на специально выстроен-ную для данного мероприятия правительственную трибуну. Нацистские бонзы уже поднялись на неё. Вокруг них тотчас сомкнулось кольцо из рослых эсэсовцев в чёрных мундирах. «Сейчас я покажу вам нашу славянскую кузькину мать! – в злорадном предвкушении мысленно пообещал важным зрите-лям воздушный хулиган. - За ребят, которые навечно остались в испанской земле».
Вначале Борис в своём фирменном стиле устроил запре-дельный пилотаж на разных высотах. Он так беспощадно кру-тил воздухе «Мессер», что у того не выдержал мотор. При-шлось срочно приземляться и пересаживаться на резервную машину.
Потом состоялся показательный воздушный бой. Против Нефёдова выступал известный немецкий ас, кавалер рыцарско-го креста, герой триумфальных компаний немецкой армии в Польше, Франции, Норвегии. Немец оказался достойным про-тивником и не уступал в мастерстве пилотажа русскому. Позд-нее Нефёдов узнал, что его противником был чемпион Герма-нии по высшему пилотажу Эрих Хохаген.
Борис взмок, пытаясь прижать противника к земле и увора-чиваясь от его контратак. В классической воздушной карусели немца было не одолеть. Тогда Нефёдов пошёл ва-банк, начав лобовую атаку. Германский пилот принял вызов, не догадыва-ясь, что «Иван» играет всерьёз, как на войне. Машины понес-лись навстречу друг другу. В последний момент перед столк-новением немец отвернул и Борис тут же «сел» ему на хвост, имитируя стрельбу.
В толпе наблюдающих за боем газетчиков послышались восторженные возгласы и аплодисменты. Исход воздушного соревнования арийца и славянина тут же стал почти такой же сенсацией, как победа негритянского спортсмена Джесси Оуэна над арийскими атлетами на Берлинской Олимпиаде 1936 года. Какой-то британский репортёр грубо оттолкнул от входа в пресс-бюро шведского коллегу из «Дагенс нюхетер», пытаю-щегося раньше него поспеть к телетайпу, чтобы передать но-вость о пропагандисткой победе красного лётчика над «корич-невым» асом. И только немецкие газетчики не тронулись с места. Штатный фотограф «Фёлькишер беобахер» - самой многотиражной газеты нацистского режима пожаловался сво-ему напарнику-корреспонденту: «Сегодня я остался без гоно-рара. Не стану же я снимать парня, который так обделался в воздухе и это…». Фотограф имел в виду то, что творилось в данный момент на правительственной трибуне, а именно оше-ломлённого и совершенно расстроенного Гитлера, красного от злости «папашу Германа», личного пилота фюрера Баура, который растерянно крутил головой в поисках исчезнувшего русского.
А действительно, куда подевался русский? Теперь все при-сутствующие на аэродроме люди озадаченно глядели в небо, пытаясь понять, куда исчез победитель воздушной дуэли. Не решил же он в самом деле угнать временно предоставленный ему истребитель в Советский Союз.
Вновь на «сцене» Нефёдов появился внезапно. Он выскочил из-за крыши огромного ангара, в котором стоял личный пасса-жирский «Юнкерс» Гитлера, и прошёл над головами вождей Третьего Рейха так низко, что воздушным потоком от винта «Мессершмитта» сорвало генеральские фуражки, а кое-кто даже присел от страха. Уже на следующий день в английских и американских газетах появятся фотографии испуганно присе-дающего Рибентропа с соответствующими кричащими заголов-ками.
За такую выходку Нефёдова вызвали в советское посольст-во, где большой чиновник пообещал хулигану большие непри-ятности после возвращения в СССР. Но Борису отчего-то пока-залось, что распекающий его дипломат, так же как и он сам в душе очень доволен, что новые хозяева Европы получили от простого советского парня болезненный щелчок по носу.
После полученного разноса Борис отправился в Рейхскан-целярию. Гитлер давал прощальный обед для советской деле-гации.
Борис примерно такой себе и представлял резиденцию со-временного тирана: огромные залы, облицованные красным мрамором, бронзовые двери, высокие готические окна, толстые ковры под ногами. На каждом шагу скульптуры идеальных арийцев и их живые, но словно окаменевшие образцы – эсэсов-ские гвардейцы в чёрной с серебром униформе. Всех их словно одна мама родила – рослых, широкоплечих, голубоглазых, со светлыми волнистыми волосами.
Вначале Гитлер показался Борису вульгарным карликом. Нелепой казалась склонённая на бок голова, плохо причёсан-ные волосы, чёлкой спадающие на лоб.
Нацистский вождь, видимо, запомнил лётчика, отвесившего смачную оплеуху его Люфтваффе, и захотел получше рассмот-реть одного из тех, с кем его пилотам предстояло столкнуть через считанные недели.
Как и Геринг, хозяин новой Германии умел нравиться, ко-гда хотел. Рукопожатие у него оказалось энергичным, а голос сладким. У него обнаружилось чувство юмора, впрочем, весьма специфическое. Гитлер рассказал Нефёдову, как во время Пер-вой мировой войны завидовали пилотам из-за того, что те имеют возможность ходить в нормальные сортиры, тогда как пехотинцы могли справить нужду, лишь постоянно рискуя быть подстреленным в интересной позиции вражеским снайпе-ром.
В заключение прощального банкета Гитлер наградил Нефё-дова высшей наградой Рейха – рыцарским крестом. К ордену прилагалась денежная премия в виде пяти золотых монет дос-тоинством 10 000 рейхсмарок каждая. Это было целое состоя-ние, на которое можно было купить несколько «Мерседесов» и шикарный особняк в пригороде Берлина. Впрочем, монеты у Нефёдова отобрали свои же начальники сразу, как только он вернулся в гостиницу, взяв в него заявление о добровольной сдаче полученных ценностей в госбанк СССР.
Вечером в номер к Нефёдову зашёл руководитель делега-ции:
- Борис, надо дать интервью корреспонденту местной газе-ты. Интервью уже согласовано с посольством. Так что соби-райся, за тобой уже пришла машина.
Для интервью журналистка из «Дойче альгемайне цайтунг» привезла мгновенно ставшего сегодня знаменитым на весь мир русского пилота не в репортёрскую «нору» – кафе «Рейман», где собиралось множество осведомителей Гестапо и журнали-стов-эсэсовцев, а в обычную пивную, каких сотни по всему городу. За полчаса задав Нефёдову интересующие её вопросы, журналистка отправилась в редакцию. На прощание она зага-дочно предупредила Бориса:
- А вы, пожалуйста, не уходите. Вас очень хотел видеть один ваш старый знакомый. Он сейчас подойдёт.
Новость заинтриговала Бориса. Какой у него может быть знакомый в Берлине?
С самодовольным видом Хан сел за столик напротив своего бывшего курсанта. Его эффектное появление вполне удалось.
- Очень рад тебя видеть, брат, - совсем по-родственному поприветствовал он Бориса, кивнув на лежащий на столе порт-сигар Нефёдова с чёрным рыцарем на крышке. – Случайно узнал, что ты в Берлине, вот решил повидаться. Не хотел, что-бы из-за меня у тебя возникли проблемы с твоими начальника-ми, поэтому уговорил знакомую журналистку притащить тебя сюда. Надеюсь, ты не в обиде на меня за такую импровизацию?
- А на что мне обижаться, - пожал плечами Борис, - ведь мы с вами - немцами теперь вроде как дружим.
Хан выглядел, как денди в своём безупречном костюме. От него пахло роскошной жизнью. Видимо, барон принадлежал к той породе людей, которые обречены процветать всегда и везде. Когда-то в советской России он, как богатый иностранец мог получить всё что угодно по первому своему желанию. Но и в Германии лётчики и моряки, вернувшиеся из Франции, были для простых берлинцев – настоящими набобами, ведь они имели возможность привезти всё, чего не хватало на родине.
- А я тебе говорил, - торжествующе напомнил ученику ин-структор, - что когда-нибудь наши страны объединяться. Прав-да, французов мы разбили без вас.
Барон улыбнулся пришедшей ему в голову забавой мысли и поделился ею с Борисом:
- Разве могли мы в 33-м представить, что грозная Франция с её самой мощной в Европе армией станет колонией Германии, и будет поставлять в Рейх вино и проституток. Мы оккупиро-вали Париж, а сотни французских кокоток - наш Александерп-лац*. Меня такой расклад вполне устраивает.
Макс стал рассуждать о том, когда, по его мнению, первые русские эскадрильи должны появиться на побережье Ла-Манша, чтобы помочь Люфтваффе поскорее разгромить англи-чан. Борис прервал его вопросом, который постоянно крутился у него в голове с той минуты, как он только увидел Хана:
- Ты был в Испании?
Голубые глаза немца сразу стали ледяными. Казалось, он взглянул на Нефёдова через прицел своего «Мессершмитта».
Но уже в следующую секунду немец вновь надел маску приветливого благодушия. В ответ на заданный Нефёдовым вопрос он отшутился, что в католическую Испанию его не пустили, так как он протестант. Разговор продолжался, но оба его участника чувствовали холодок взаимного отчуждения. Хан вдруг осознал, что все его разговоры о военном сотрудничестве русских и немцев - полный бред. От одного своего друга, про-работавшего много лет врачом в Африке, он слышал, что если живущий под одной крышей с охотником приручённый им лев, хотя бы раз случайно отведает человеческую кровь, домашний любимец и полноправный член семьи немедленно должен быть убит… Как они могут дружить и воевать вместе, если совсем недавно увлечённо гонялись друг за другом, желая убить?! Не-ет, они уже отведали кровь друг друга…
*Площадь в Берлине.
***
Весной 1941 года НКВД начало раскрутку «Авиационного дела». Борис слышал, что на одном из заседаний в Кремле Заместитель наркомы обороны по авиации Павел Рычагов в ответ на вопрос «Хозяина»: чем вызвана высокая аварийность в ВВС, выпалил: «Вы заставляете нас летать на гробах, потому и высокая аварийность!». Такой ответ чрезвычайно задел вождя. Возможно, после этого Сталин занялся своим любимым делом – поиском виноватых.
Но каковы бы не были причины разгрома командования со-ветской авиации, итог его оказался катастрофическим для обороноспособности страны. Всего за несколько месяцев до начала войны с Германией были репрессированы уже упомяну-тый Рычагов, командующий ВВС РККА Смушкевич, началь-ник штаба ВВС РККА и его заместитель Володин и Юсупов, начальник Научно-испытательного полигона авиационного вооружения ВВС Красной Армии полковник Шевченко, на-чальник НИИ ВВС генерал-майор Филин, помощник главкома ВВС по авиации дальнего действия Проскуров и ещё несколько десятков высших офицеров. Командующий ВВС Западного фронта генерал-майор Копец застрелился в своем служебном кабинете 22 июня 1941 года, когда его пришли арестовывать агенты НКВД…
Глава 24
В первый же день войны Нефёдов подал рапорт с просьбой временно освободить его от испытательской работы и напра-вить в действующую армию. Но в управлении кадров ВВС и в Главке авиапромышленности Борису объяснили, что опытные лётчики нужны и в тылу.
И всё-таки, как только представлялся удобный случай хотя бы на пару дней вырваться в район боёв, Борис всеми правдами и неправдами добивался, чтобы послали именно его. Но вскоре руководство НИИ ВВС составило список пилотов, которым категорически запрещались фронтовые командировки.
В июле 1941 года Нефёдова назначили шеф-пилотом КБ Лавочкина и Поликарпова. Как один из опытнейших лётчиков страны он должен был испытывать новые истребители, кото-рые как воздух требовались фронту…
Урон, нанесённый немцами Красной Армии в первые дни войны, с полным основанием можно было назвать катастрофой. Особенно большие потери советские ВВС понесли 22 июня. Внезапность была полной. Всего за сутки на 66-ти пригранич-ных аэродромах - от Баренцева до Чёрного морей - было унич-тожено 1160 самолётов! Из них 800 на земле.
И, тем не менее, фашистские лётчики напрасно надеялись, что после такого разгрома их ожидает увеселительная прогулка до Москвы.
Уцелевшие после первого удара советские пилоты оказали противнику такое ожесточённое сопротивление, какого они не знали даже в пиковые дни «Битвы за Англию». Уже в ходе второй атаки на советские аэродромы, вылетев после дозаправ-ки и пополнения боеприпасов, немецкие самолёты были встре-чены в воздухе русскими истребителями, готовыми к смертель-ной схватке. Разгорелись ожесточённые бои, в которых тихо-ходные, но манёвренные истребители Поликарпова принесли немцам массу проблем. Как вспоминал позднее один немецкий «эксперт»: «русские позволяли нам зайти себе в хвост, потом резко разворачивались на 180 градусов, и поливали нас огнём или таранили. Азиатская тактика!».
***
Как Борис мечтал казаться в самом пекле боёв! Но в ответ на новые рапорты он получал лишь нагоняи от начальства. Небольшая надежда появилась, когда в конце июня 1941 года на базе НИИ ВВС и Наркомата авиапромышленности для обо-роны столицы начал срочно формироваться 401 истребитель-ный авиаполк. В него зачисляли опытных лётчиков-испытателей. Но Нефёдову снова отказали. Вместо фронта он вместе с одним из московских авиазаводов отправился в эва-куацию – в город Горький.
До весны 1942 года Борис без перерыва продолжал «бом-бардировать» высшие инстанции просьбами отправить его на фронт. И каждый раз получал отказ. Он не мог понять, почему его – аса, имеющего на своём счету один из лучших в совет-ских ВВС коэффициент официально признанных побед, не желают отправить туда, где он может принести максимум пользы. Ведь в условиях превосходства немецкой техники и более высокого мастерства вражеских пилотов, асами стали признаваться даже лётчики-истребители, имеющие на счету всего лишь пять сбитых самолётов противника.
Однажды Нефёдову пришла в голову крамольная мысль: надо сделать так, чтобы на фронт его отправили в наказание, как уволенного с испытательной работы хулигана. «Эта задачка как раз по мне!» – азартно решил Борис. И после взлёта с заво-дского аэродрома, направился не в сторону полигона, а прями-ком - к Волге.
Впереди показался большой железнодорожный мост. Пого-да была как по заказу: солнце сияло весело и приветливо, ника-кого бокового ветра.
«Пройду или не нет под ним, не задев?» - вертелась в голо-ве шальная мысль. Неоднократно пролетая здесь, неисправи-мый экспериментатор каждый раз примеривался к сложной задачке. Красавец-мост словно бросал пилоту вызов. Ну что ж, пришло время поднять брошенную перчатку и вновь испытать себя на излом.
Отбросив колебания, Борис сконцентрировался на цели. Мост с фантастической скоростью понёсся навстречу. Лётчик видел, как из полосатой будки охраны, установленной при въезде на мост выбегают солдаты. Ну что ж, значит, у него будут зрители…
Цель совсем рядом. Теперь вниз, между центральными опо-рами-быками моста. Самолёт ровнее. Нырок! Прошёл. И сразу ручку на себя…
Нефёдов выполнил подряд три мёртвых петли вокруг моста, прежде чем зенитчики из охраны моста опомнились и открыли по нему огонь из счетверённого пулемёта «Максим», решив, похоже, что сумасшедший лётчик может разрушить важный стратегический объект. Скандал выходил нешуточный. Борис решил, что терять ему теперь нечего, а значит, нет смысла возвращаться на заводской аэродром. Надо двигать прямиком на фронт и точка! И будь что будет. Как говориться: «Или грудь в крестах или голова в кустах!».
До Москвы он летел по «компасу Кагановича» (так летчики звали железную дорогу). Для пролёта через московскую зону ПВО требовалось предварительно - за две недели подать заяв-ку. Борис не мог знать, что все самолёты, направляющиеся через столицу, обязаны пролетать через специальные кон-трольно-пропускные пункты ПВО. Для этого требовалось снизиться до 500 метров и пройти через створ специальных ворот, покачиваниями крыльев давая сигнал посту ВНОС* «я свой». Все невыполнившие это условия самолёты автоматиче-ски признавались вражескими и должны были уничтожаться.
*Пост воздушного наблюдения.
На подходе к Москве возникли серьёзные проблемы. Не-сколько раз Нефёдова обстреливали зенитки. Затем ЛАГГ-3 в экспериментальном камуфляже и без опознавательных знаков атаковали истребители МиГ-3. Хорошо ещё, что Борис вовремя увидел пару догоняющих его самолётов. Один из мигов при-строился Борису в хвост. Нефёдов встал в вираж. Пока виражи-ли парень на хвосте у Нефёдова не стрелял. Он всё никак не мог поймать вертящийся перед ним ЛАГГ в прицел. На счастье нарушителя его преследователь оказался не слишком опытным лётчиком. В какой-то момент Борис убрал газ, и МИГ проско-чил вперёд.
На Нефёдова наскочил второй перехватчик. Борис успел покачать крыльями, показывая, что я свой. Но тут же рядом с крылом его ЛАГГ-а прошла пулемётная очередь зелёного цве-та*. Пришлось Борису срочно «делать ноги» пока свои же его не сбили, как «неопознанный самолёт». Энергичным переворо-том через крыло он ушёл вниз. На высоте 250 метров вывел самолёт. Слава Богу, МИГи его потеряли или просто ушли, посчитав сбитым.
* Самолёты противовоздушной обороны, летающие на пе-рехват вражеских самолётов, в том числе и в ночное время «заправлялись» трассирующими боеприпасами.
И вот под крылом знакомый аэродром НИИ ВВС - Монино. Хотя накануне лётное поле бомбили немецкие бомбардиров-щики, и оно всё было изрыто воронками, Нефёдову удалось благополучно посадить машину. Подрулил к заправщику. Лицо незнакомое, видимо, из новеньких. Это плохо.
- Эй, побыстрее заправь, срочно надо лететь!
- Это к коменданту аэродрома, – флегматично зевнул еф-рейтор, – у меня приказа заправлять ваш самолёт нет.
- А где он?
Шофёр заправщика махнул рукой в сторону крошечных до-миков на границе лесополосы. Внутри лётчика потихоньку начинало всё закипать. Преодолеть почти 500 километров, благополучно разминуться с истребителями, и застрять на родном аэродроме из-за какого-то увальня! Борис извлёк из деревянной кобуры именной «Маузер» и, показав массивный пистолет ефрейтору, сообщил:
- У меня приказ атаковать бомбардировщики, идущие на Москву, и я его выполню любой ценой. Если понадобиться, заправлю самолёт сам. У тебя есть три минуты.
Нефёдов высунул правую руку из кабины и показал солдату часы, после чего демонстративно взвёл курок «Маузера». Не-ожиданно для лётчика солдат с громким воплем бросился от него бежать.
Пришлось Борису самому брать заправочный шланг, зале-зать на крыло и заливать керосин в горловину топливного бака. Через какое-то время со стороны комендатуры показались две «эмки». Надо было срочно взлетать…
Окончился этот перелёт на аэродроме одного из полков Третьей воздушной армии. Командовал ею Михаил Михайло-вич Громов, герой беспосадочного перелета в Америку через Северный полюс.
Глава 25
Бегство Нефёдова наделало много шума. Впрочем, вначале директор горьковского завода, очень дороживший первокласс-ным испытателем, пытался решить дело миром, не предавая инциденту широкой огласки. Узнав, где находиться беглец, он связался с Нефёдовым, и предложил ему немедленно вернуться на угнанном самолёте обратно. За это директор обещал Борису ограничиться вынесением ему очередного выговора и лишени-ем премиальных. Он также брался урегулировать конфликт с охраной моста и с командованием столичного ПВО:
- Сам понимаешь дело то подсудное.
- Спасибо, конечно. Но я не затем удирал, чтобы обратно возвращаться, - ответил Нефёдов. – Если виноват, пускай от-дают под трибунал!
После этого разговора руководство горьковского авиазавода объявила Нефёдова дезертиром. Вскоре информация о ЧП дошла до командования ВВС и даже до более высоких сфер.
Пока решалась его судьба Борис с разрешения Громова на-чал вылетать на боевые задания в составе 157-го истребитель-ного авиаполка. Командарм сказал «дезертиру» так: «Если бы ты с фронта удрал, тогда бы тебе доверия не было, а ты же на войну вырвался, добровольно отказавшись от «брони»*. Так что, пока воюй, Анархист!».
* Освобождение от службы в действующей армии.
***
В это время лубянские следователи уже извлекли из архива папку своего недавнего «клиента», которая даже не успела запылиться с тех пор, как её открывали в последний раз. Теперь Берии было выгоднее притянуть недавно спасённого им лётчи-ка к ещё не законченному «авиационному делу», нежели спа-сать его снова, прикрывая пятно в собственной биографии.
Занимавшийся несколько лет назад разработкой дела Нефё-дова, теперь уже майор госбезопасности Артур Тюхис быстро представил на имя руководства докладную записку, в которой обрисовал увиденную своим творческим воображением карти-ну преступления.
По мнению Тюхиса, не было сомнения в том, что Нефёдов, хорошо знавший ещё по Испании недавно расстрелянных «врагов народа» Смушкевича и Рычагова, является их тайным агентом. Просто до начала войны органам госбезопасности не удалось разоблачить хорошо законспирированного шпиона, и ему даже удалось внедриться в святая святых советской авиа-ции. В 1941 году вместе с советской делегацией Нефёдов по-бывал в Германии, где ему дали задание угнать новейший советский истребитель, что преступнику почти удалось сде-лать. Но по пути к линии фронта какие-то технические пробле-мы помешали немецкому агенту довести свой план до конца, и он совершил посадку в расположении передовых советских частей.
И никаких дополнительных улик в данном случае не требо-валось. Школьный дружок сам постарался загнать себя в угол! Начальство «сценарий» подчинённого одобрило, и Тюхис получил ордер на арест заклятого врага.
***
Ехать предстояло утром, и Артур отправился домой. Сняв в прихожей шинель, он скосил глаза на своё отражение в огром-ном настенном зеркале, и тут же принял величественную позу человека, который одной своею волей управлял собственною жизнью и ещё судьбами многих людей. Артур любовался со-бой: спортивная фигура, на которой безупречно сидит форма, солидный вид, как и полагается двадцатисемилетнему скоро-спелому майору Главного управления государственной безо-пасности. Высок, крепок, мужественное лицо скорее диплома-та, чем силовика.
Ольга уже вернулась из редакции, куда он устроил её на работу после освобождения из тюрьмы. Во время следствия в её душе что-то сломалось. Теперь эта была уже не прежняя жизнерадостная, мечтательная девочка. Из-за болезненной худобы лицо Тэсс заострилось, на нём появились морщины. Те, кто не знал Ольгу в прежние годы, были уверены, что ей далеко за сорок. А в нынешней новой жизни правду о ней мало кто ведал. Пожалуй, только куратор от НКВД, а заодно и полновла-стный хозяин её души и тела - Артур Тюхис.
После освобождения из тюрьмы Артур выдал Ольге новые документы на имя Зинаиды Чеботарёвой. А в личном деле подследственной Ольги Тэсс появилась справка о расстреле. Так она стала секретным сотрудником НКВД.
Артуру с его прирождённым даром провокатора не так уж сложно было подавить волю девушки, ведь он отлично знал её уязвимые места. Следователь беспроигрышно сыграл на привя-занности одноклассницы к близким ей людям. Дело в том, что Ольга не знала о судьбе убитого отца. Артур же показал ей справку, что он жив и находиться в лагере:
- Если не хочешь, чтобы его расстреляли, будь умницей.
На следующем допросе Тюхис объявил подследственной, что в соседней комнате допрашивают её мать. Из-за стены действительно доносились женский плач и визг. Ольга была так взвинчена, что конечно не отличила голос своей мамы от кри-ков совершенно чужой ей женщины. В этот момент Артур искренне сопереживал Ольге. Но что он может сделать, если даже родная дочь не хочет помочь своей матери, согласившись сотрудничать с органами!
Наконец, в заключение осады Артур дал почитать Ольге письмо Бориса, точно написанное его почерком, в котором Нефёдов просил прощения у бывшей невесты, и сообщал ей, что женился на другой.
- Он знает, что я работаю в НКВД, - пояснил Артур и по-просил передать тебе это послание и как-то утешить тебя. Ты не должна на него злиться. Сердцу ведь не прикажешь…
Предательство любимого окончательно сломило Тэсс. А дальше Артур начал лепить из неё нужного ему человека. В своём учреждении старший редактор Чеботарёва слушала и наблюдала, чтобы затем хорошим журналистским языком описать, как сослуживцы втихаря рассказывают друг другу крамольные анекдоты или ругают начальство, которое, мол, в октябре 1941-го - при подходе к городу немцев - первым дра-пануло из Москвы, а теперь жирует, в то время как простые люди едва выживают на скудном карточном довольствии…
Покорная в работе Ольга и в постели была готова безропот-но выполнить любую блажь хозяина. Артуру было даже обид-но, что вместо утончённой гордой аристократки он получил рабыню, смотрящую на него затравленными глазами. Впрочем, он быстро убедил себя в том, что не так уж плохо иметь под рукой живую подстилку, которая никогда не посмеет ревновать его к другим женщинам, а если того захочет хозяин - будет лизать ему сапоги.
Пока сожительница на кухне собирала на стол, Артур смот-рел на неё и думал: «Интересно, как она среагирует, если я скажу ей, кого завтра еду арестовывать: мстительно порадуется или, напротив, на коленях будет умолять, чтобы я спас бывше-му женишку жизнь?». Тюхис выпил водки, подошёл к налож-нице, по-хозяйски наклонил её и задрал халат. С напряжённым лицом, не издавая ни звука, Ольга покорно ожидала, пока овла-девшее её телом животное, удовлетворённо отойдёт, застёгивая на ходу ширинку.
***
По дороге Артур представлял себе, как с «мясом» вырвет с гимнастёрки Нефёдова ордена. Это необходимо сделать обяза-тельно при свидетелях, чтобы арестованному было больнее: «Надо будет через посыльного вызвать его в штаб полка, - планировал Тюхис. – Или лучше нет. Возьмём его в лётной столовой! Вокруг его боевые товарищи, а мы его, как презрен-ного шпиона - грудью на стол завалим и наручники на запястья – щёлк! А потом потащим сволочь через весь аэродром к ма-шине».
Артур был страшно разочарован, когда по дороге его нагнал курьер и сообщил, что руководство отозвало ордер на арест лётчика.
Вскоре выяснилось, что заступившийся за Нефёдова коман-дарм Громов, который пользовался авторитетом у армейского руководства и у членов правительства, сумел отстоять хулига-на. Свою роль сыграло то обстоятельство, что пока решалась судьба «дезертира» он успел сбить 8 самолётов противника.
Глава 26
Ситуация на фронтах складывалась таким образом, что ка-ждый опытный пилот был буквально на вес золота. Неизвестно, кто именно посоветовал Сталину вместо того, чтобы направ-лять попавших под трибунал пилотов в обычные пехотные штрафбаты, сформировать из них специальное подразделение. В условиях абсолютного господства германской авиации во фронтовом небе это было очень своевременное и толковое предложение. В итоге по распоряжению Верховного главноко-мандующего в качестве эксперимента была сформирована отдельная штрафная истребительная авиагруппа. Было решено зачислить в неё лётчиков, осужденных военно-полевыми суда-ми. Таких, на момент создания части, набралось 65 человека, то есть две полноценные эскадрильи.
Никто из асов 3-й Воздушной армии не хотел командовать вновь создаваемой частью. Многие заслуженные офицеры прямо говорили командарму, что сомневаются в своей способ-ности справиться с «бандой».
Чтобы подчинить себе специфический «контингент» под-разделения и эффективно им командовать одного официально-го командирского статуса и неограниченных полномочий вплоть до права без суда расстреливать за невыполнение при-каза - было мало. Необходимо было помимо высокого лётного мастерства и крутого нрава понимать этих людей, говорить с ними на одном языке и пользоваться у сослуживцев авторите-том неформального лидера.
Тем более что славы и наград здесь было не заработать. Все сбитые штрафниками самолёты засчитывались другим полкам армии, преимущественно гвардейским. А то, что летая на устаревших самолётах, лётчики-штрафники тем не менее умели отлично сбивать немецкие «мессеры» и «юнкерсы» они очень скоро доказали…
Как и обычные наземные штрафники, их небесные коллеги обязаны были кровью смыть своё преступление и заслужить право перевестись в «нормальную» авиачасть. Поэтому лётчи-ки полка не имели право уклоняться от боя, даже при много-кратном численном перевесе противника. Любое отступление рассматривалось как трусость перед лицом врага и каралось расстрелом виновного пилота перед строем сослуживцев.
У Громова была только одна кандидатура на должность ко-мандира специфического подразделения…
***
Будущие штрафники были собраны НКВД в особом лагере. Двухэтажное деревянное здание бывшего общежития ремес-ленного училища располагалось на окраине подмосковного Клина. При недавней немецкой бомбёжке в сотне метров от «общаги» взорвалась пятисоткилограммовая авиабомба. Взрывной волной выбило все окна в здании, снесло часть кров-ли. А между тем ночи стояли холодные. Многие же пилоты попали в особый лагерь прямо из тюрем – в изорванном обмун-дировании, некоторые - без шинелей.
Сопровождающий Бориса офицер НКВД не советовал ему одному – без автоматчиков заходить за охраняемый периметр. Мало ли что, «контингент» то непредсказуемый. Нефёдов недоумённо оглядел высокий забор с вышками для часовых, который окружал лагерный барак.
- Ты что же и в самолёт к этим парням будешь по над-смотрщику с овчаркой сажать? – неприязненно поинтересовал-ся Борис у чекиста. – Учти: истребитель – самолёт одномест-ный…
- Привет, партизаны! – бодро крикнул Нефёдов, оглядывая своё новое войско. Как поживаете, орлы?
Так как вам сказать, с видом на кладбище и обратно* - отве-тил за всех молодой приблатнённый парень в тельняшке и странных жёлтых ботинках, после чего поздоровался:
- Издрасьте, гражданин начальник. Я дико извиняюсь, а ви сами, кто будете?
- Ваш новый пастух! И если в бою хоть один бычок ото-бьётся от стада, то вместо хлыста у меня 20-мм пушка ШВАК имеется. Отлично прошибает даже самую задубелую шкуру, - никакая бронеспинка не спасёт.
- А! – догадался «морячок» и обернулся к товарищам. – По-лундра, братва! Это ж, наш новый командир.
- Точно! – подтвердил Борис. – Будем вместе щи хлебать, да с немцем воевать. Давайте знакомиться.
И снова за всех южным говорком сочно ответил парень со смазливым живым лицом:
- А мы тут все, хоть с тюремной пайки и амбалы-сороконожки;, но в душе каждый агицин паровоз;. Ты, коман-дир любому из нас ментокрылый мусоршмит только покажи, вцепимся в него, как бульдог в болонку.
- Тебя Одесса, - Борис со снисходительной улыбкой обра-тился персонально к парню в тельняшке, - мы ещё проверим на ацетон; – какой ты истребитель. Есть у меня подозрение, что ты только на словах нахалкер, а в бою чемпиён по ливерованию4.
- С ума сдвинуться мозгами! - возмутился одессит. – Что ви такое говорите! Если б Одесса-мама услышала, что её красу и гордость – Лёдю Красавчика обвиняют в том, что он не держит фасон, старушка кинула бы брови на лоб5. Да я ещё в 35-м Героя должен был получить, если б не закрутил роман с дочкой одного члена…правительства!
- Ладно, ладно, поглядим - успокоил возмущённого «матро-са» Нефёдов и обратился к остальным лётчикам, по инерции употребив фразу из лексикона одессита:
- Ловите ушами моих слов: сейчас медкомиссия, потом об-щее построение, и на аэродром - принимать самолёты.
* Противоположное: «с видом на море и обратно», то есть поживаем хреново (одесский жаргон).
; Доходяга.
; Горячий до невозможности.
; Проверить в подлинности.
4 Убегать, скрываться.
5 Удивляться.
На организации медкомиссии Борис настоял сам. Он по се-бе знал, в каком состоянии люди выходит из застенков НКВД, и должен был быть уверен, что его подчинённые физически и душевно готовы к серьёзной фронтовой работе. Нефёдов также взял с Громова слово, что его штрафников обмундируют, и будут кормить не как зеков, а по армейским нормам.
Каждый штрафник получил обычную красноармейскую книжку. В ней имелись вкладыши, по которым выдавалось вещевое имущество. Шинели гимнастерки, шаровары, сапоги и ботинки лётчикам выдали солдатские, хотя среди штрафников большинство ещё недавно носили петлицы с лейтенантскими и капитанскими «кубарями» и «шпалами». Вместо авиационных фуражек и зимних шапок-ушанок хотя бы из дешёвого бобри-ка* интенданты отыскали на каких-то складах явно довоенной закладки отменённые уставом суконные шлемы-будёновки.
Нефёдов экипировался вместе со своими хлопцами, хотя ему, как действующему офицеру и командиру части хотели выписать накладную на склад комначсостава. Но Борис вежли-во поблагодарил заботливого снабженца, после чего встал в общую очередь, чтобы получить кирзовые сапоги вместо хромовых или юфтевых, простую пилотку вместо новенькой офицерской фуражки с «капустой» и «птичкой» и т.д.
Часть укомплектовали старенькими, много раз бывавшими в ремонте «ишачками» и «чайками». Со своим ЛАГГ-ом Нефё-дову пришлось проститься, его отогнали обратно в Горький.
*Ворсовання полушерстяная ткань.
Пока шло формирование авиагруппы кормили лётчиков не слишком хорошо – суп из заплесневелых сухарей, да едва сладкий чай. Но слово своё Громов сдержал. Перед отправкой на фронт каждый получил сухим пайком по банке мясных консервов и пачке галет. А уж на фронте проблем с питанием не возникало. Интенсивно воюющих пилотов кормили по выс-шей пятой лётной норме: белый хлеб, мясо, витамины, шоко-лад. Непременно 100 грамм на ужин. Курящим летчикам выда-вали на день пачку «Казбека». Да и вообще, даже в самые напряжённые месяцы Сталинградской битвы проблем с дос-тавкой авиационного керосина, боеприпасов и продуктов не возникало.
После получения самолётов и доукомплектования инженер-но-техническим и вспомогательным составом авиагруппа была переброшена на фронтовой аэродром. Сразу началась боевая работа - тренировки на слётанность пришлось совмещать с полётами на прикрытие бомбардировщиков. На первых порах отношение авиационного руководства к «команде Нефёдова» мало чем отличалось от взглядов наземного начальства на применение пехотных штрафбатов, которые бросали в само-убийственные атаки на неприступные высоты, заставляли с матёрными воплями прорывать хорошо укреплённые участки фронта, бросаться на дзоты через минные поля. Точно также же разжалованных в рядовые лётчиков посылали на самые опас-ные задания, требуя от них максимальных результатов.
Однажды крупный чин из штаба фронта, разгневанный от-того, что восемь штрафников не смогли остановить 60 пики-рующих бомбардировщиков «Ю-87» из элитной эскадры StG2 «Иммельман», прислал к Нефёдову порученца с драконовским приказом: «Впредь каждый летчик-истребитель, совершивший посадку на исправном самолете и не добившийся результата в воздушном бою, будет предан суду военного трибунала! Если на самолете закончился боекомплект или отказало оружие, летчик обязан таранить бомбардировщик противника!». Нефё-дов отослал адъютанта генерала обратно со своим ответом: «Каждый дурак, которого даже в академии не смогли научить основам стратегии, обязан немедленно выстрелить себе в голо-ву, постаравшись при этом попасть в мозг».
Оскорблённый генерал обратился в военную прокуратуру, а также пожаловался самому Командующему фронтом на дерз-кого анархиста, для которого не существует требований субор-динации. Не смотря на свою крайнюю занятость, Командую-щий решил лично разобраться в причинах конфликта и попро-сил своих помощников выяснить, как действительно было дело. Оказалось, что перед тем, как немецкие «пикировщики» атако-вали штрафники, немцев встретила поднятая в полном составе по тревоге на перехват вражеской группы истребительная бригада из 83 самолётов. В ходе боя с сопровождающими бомбардировщики «Мессершмитами» советские лётчики сбили шесть «Юнкерсов» и четыре Bf-109, сами же потеряли восем-надцать самолётов. Затем настала очередь штрафников. Их «улов» составил одиннадцать бомбардировщиков и семь истре-бителей врага. При этом в ходе боя штрафники потеряли толь-ко одного своего товарища. После этого Командующий вызвал обиженного Нефёдовым генерала и сказал ему:
- Правильно тебя этот Анархист назвал. Только набитый дурак отдаст такой идиотский приказ подчиненным, которые так здорово воюют. Этого Нефёдова с его людьми надо к орде-нам представлять, в центральной прессе их подвиг пропаганди-ровать. А вместо этого все их победы распишут по соседним полкам. А они всё равно воюют, как черти!
Но, даже не смотря на боевые успехи и растущий авторитет «нефёдовцев», спрашивали со штрафников особисты чрезвы-чайно строго. Если у контрразведчиков появлялся хотя бы малейший повод обвинить пилота в трусости, они начинали заниматься им вплотную. Правда, в основном лётчики подоб-рались отчаянные, драчливые и опытные. Но были и исключе-ния.
В одной из первых тяжёлых схваток Лёня Красавчик не-ожиданно вышел из боя, бросив своего ведущего. И Нефёдову вместо того, чтобы атаковать вражеские бомбардировщики, пришлось срочно разворачивать группу, и идти на помощь товарищу, оставшемуся без прикрытия. Через три дня такая история повторилась вновь. Но каждый раз у одессита находи-лись оправдания. То на его «ишачке» мотор забарахлил, то внезапно живот скрутило. Вообще-то при интенсивных полётах лётчики часто на нервной почве начинали страдать поносами. Но Нефёдов чувствовал, что Красавчик ловко симулирует уважительные причины.
Гнать кого-то в бой силой Борису было противно. Он вооб-ще никогда ни на кого не кричал: «Я тебе приказываю!». Все его распоряжение выполнялись сразу и без возражений, потому что Нефёдову верили. Подчинённые видели, что командир - не шкурничает, не отсиживается в штабе, а наравне со всеми ходит под смертью. В группе сама собой сложилась такая атмосфера, когда любой лётчик считал бы себя подлецом, если бы вместо него на опасное задание полетел кто-то другой. Да и в бою каждый готов был отдать за друга жизнь. Они все стали одной спаянной командой. И конечно нельзя было позволить, чтобы из-за труса погиб честный человек.
Вскоре Лёня в очередной раз сбежал с поля боя, бросив на-парника. Конечно, можно было отдать одессита «на съедение» особисту части - майору Лакееву. За такое преступление и в обычной части полагался расстрел или десять лет лагерей, а уж в штрафбате – тем паче. Но Нефёдову была отвратна сама мысль, что по его вине человека прикончат выстрелом в заты-лок, а его родственников объявят семьей дезертира и лишат продовольственных карточек, а то ещё и осудят.
Когда Борис вернулся с задания, то первое, что ему броси-лось в глаза – бойкая фигура Лакеева. Обычно флегматичный толстяк возбуждённо крутился вокруг истребителя «Одессы». Он напоминал охотничьего пса, взявшего след. Рядом понуро стоял Красавчик со шлемофоном в руке и растерянно оправды-вался:
- Товарищ майор, что я обмороженный какой. Честное сло-во: шасси внезапно вывалилось, сразу скорость начала падать. Какой от меня в бою толк!
- Эти сказки ты кому-нибудь другому рассказывай, а я де-зертира за версту чую. Пойдёшь под «шлёпку» - пообещал особист. Тут он заметил Нефёдова и рысью устремился к нему.
- Техники уже проверили: шасси в полном порядке. По-моему дело ясное: я звоню в трибунал – от возбуждения у особиста даже запотели стёкла очков.
- Это всегда успеется, - поморщился Нефёдов. – Подожди полчасика, я немного переведу дух и сам проверю самолёт в небе.
- К чему такие формальности – недовольно проворчал Лаке-ев. – Дело же ясное!
Запустив двигатель, Борис взлетел. Ушёл подальше от аэро-дрома в противоположную от линии фронта сторону, чтобы не напороться на немецких охотников. Сделал несколько пило-тажных фигур – шасси не вываливается. Затем выпустил колёса и снова убрал – всё в ажуре.
После посадки, выбравшись из кабины, Нефёдов обменялся многозначительным взглядом с владельцем исправной маши-ны, но особисту бросил:
- Он правильно сделал, что ушёл. Давай подпишу акт, что парень не виноват. Да и механиков ты не дергай, техника то у нас, сам знаешь какая, - не один капремонт прошла.
А вечером после ужина Нефёдов дождался Красавчика на выходе из столовой, отозвал его в кусты и, быстро оглянувшись по сторонам и убедившись, что никто их не видит, несколько раз от души съездил симулянту кулаком по смазливой морде:
- Вот тебе, сволочь, чтобы механиков под трибунал не под-водил!
С этого дня Борис старался не брать одессита на серьёзные задания, назначая его то дежурным по КП*, то, посылая с паке-том в штаб армии. И сидеть бы одесситу тихо, пользуясь доб-ротой командира. Но пижонство у Лёни было в крови. Вот и свою настоящую фамилию «Кравец» Леонид переиначил на шикарную «Красавчик».
*Командный пункт.
Однажды, как обычно, прогуливаясь по аэродрому, Началь-ник особого отдела майор Лакеев стал свидетелем следующего разговора. Только что вернулось после тяжёлого боя звено истребителей. Ещё не отошедшие от взрывных эмоций пережи-той сшибки с «мессерами» лётчики возбуждённо делились впечатлениями. К ним подошёл Лёня, постоял, послушал с завистью рассказы однополчан, а потом и говорит с таким сожалением:
- Эх жаль, меня командир в бой не пускает, а то бы я с эти-ми «мессерам» тоже схватился. У меня руки чешутся натянуть фрицам глаза на жопу. Я говорю Бате: пусти меня сделать фрицам больно. А он чтоб да, так нет!
Вечером после разбора полётов к Нефёдову подошёл Лаке-ев:
- Почему вы не выпускаете Красавчика в бой? Он, что у вас на особом положении?!
Лакеев всегда держался с Нефёдовым надменно, видимо, гордясь двумя майорскими «шпалами» в своих петлицах. Хотя на самом деле он имел звание младшего лейтенанта государст-венной безопасности. Существовала специальная директива Наркома внутренних дел, которая разрешала сотрудникам особых отделов Красной Армии в оперативных интересах использовать удобную для проведения агентурно-контразведывательной работы форму и знаки различия.
Впрочем, даже будучи на деле не майором, а только млад-шим лейтенантом, Лакеев всё равно обладал огромной властью. Даже посмевший недавно назвать дураком генерала из штаба фронта Нефёдов, был вынужден выстраивать дружеские отно-шения с особистом: периодически выпивать с ним; когда фин-часть армии иногда начисляла штрафникам деньги за сбитые самолёты, Борис предлагал сослуживцам скинуться на «пода-рок» чекисту, чтобы не слишком лютовал. Нефёдову приходи-лось сквозь пальцы смотреть, что Лакеев, пользуясь своим служебным положением, заставлял кухню готовить для него «посылки» из продуктов, полагающихся только лётчикам. Борис также знал, что особист сумел запугать нескольких девушек из оружейной и парашютной служб, и они по очереди приходят на ночь к нему в бытовку. Негодяй отлично устроил-ся! И, тем не менее, Нефёдову приходилось мириться с этой мразью и даже прислушиваться к его рекомендациям.
На следующее утро после планёрки Борис подозвал Красав-чика:
- Кстати о птичках, - нейтрально начал капитан, - к чему вам, Лёдя, потребовалось так упорно нарываться на компли-мент*. Я же создал вам форменный курорт на нашей скотобазе. А вы упорно ползёте на кладбище.
- Где у нас случилось? – сделал невинное лицо Красавчик. – Я извиняюсь командир, но ваши слова мне как балконом по темечку. В чём я снова провинился, Батя?!
- Случилось, дорогой мой, ещё как случилось! - картинно вздохнул Нефёдов и ласково обнял одессита за плечи, увлекая его с собой к самолётам. – Раз сам напросился, - не обессудь! Пойдёшь моим ведомым. А попробуешь сбежать – догоню и разнесу в клочья. Ты меня знаешь. И учти Одесса: в полёте смотри в оба, чтобы «худые»; нам загривки не причесали.
- Одену глаза на морду, командир;, - пообещал немного ошарашенный Лёня.
*Нарываться на неприятности (одесск. жаргон).
; Прозвище истребителя «Мессершмитт-109».
; Буду крайне внимательным (одесск. жаргон)
Час назад воздушная разведка засекла скопление изгото-вившихся к атаке немецких танков и мотопехоты. Нефёдову было приказано прикрывать колонну штурмовиков «Ил-2». После нескольких дней непрерывных боёв командир смог поднять в воздух только десять самолётов. Для прикрытия целого штурмового полка, этого, конечно, было маловато, но как говориться, чем богаты…
Штурмовики идут очень низко. Нефёдов с ведомым дер-жится рядом. Под крылом трудно что-то конкретное разглядеть – сплошной огонь и дым. Кажется, даже земля пылает. Какой-то ад! От вдыхаемой гари щекочет в груди, слезятся глаза.
Чтобы максимально прикрыть «илов» истребители идут эшелонированным строем – на разных высотах перемещаются парами вдоль колонны штурмовиков. Откуда бы не появился противник, ему не застать конвой врасплох.
А вот и искомые танки. Облепленные, как мухами пехотин-цами, они укрылись в лощине, и ждут сигнала к атаке. Штур-мовики с ходу начинают утюжить танки реактивными снаряда-ми, бомбами, обстреливать из пушек и крупнокалиберных пулемётов. Проходит совсем немного времени и в овраге уже ничего не различить из-за огня и дыма. Похоже надеждам немецкого командования на созданный у линии фронта «бро-нированный кулак» уже не суждено сбыться.
Успешно выполнив боевую задачу, передовые штурмовики торопятся домой. Их строй растягивается на несколько кило-метров. Горстке истребителей приходиться метаться вдоль колонны «Илов», чтобы прикрыть отставших и защитить слиш-ком вырвавшихся вперёд.
В бездонной синеве неба блеснули акульи тела. Немцы! Борис развернулся на противника. Товарищи немедленно по-вторили манёвр командира. Нефёдова прижало к креслу – самолёт стремительно набирал высоту.
Лёня вначале держался рядом с ведущим, а потом вдруг пропал. Борис смачно выругался и дал себе слово пристрелить труса сразу после посадки. Пока же о нём думать некогда. Намечается нешуточная разборка…
Навстречу капитану неслись не менее тридцати истребите-лей «Фоке-Вульф-190». Если немцы чувствовали своё превос-ходство, они дрались отчаянно. Когда до «Фоккеров» остава-лось метров пятьдесят, капитан открыл огонь из двух 20-мм пушек ШВАК. Во встречном бою это страшное оружие. 180 снарядов на каждый ствол. Причём снаряды тяжелее немецких и скорострельность советских пушек вдвое выше, чем у врага. Правда, отсутствие на истребителе Поликарпова нормального прицела часто сводило на нет это преимущество. Но Нефёдов оказался так близко перед противником – на расстоянии «пис-толетного выстрела», что не мог промазать. Один из истреби-телей, поражённый огнём его пушек вспыхнул и сразу исчез из поля зрения.
«Фоккеры» тоже стреляют в ответ. Тело реагирует раньше, чем успеваешь осмыслить происходящее и принять какое-то решение: следуют броски истребителя вправо-влево, и дымные трассы снарядов остаются в стороне. Мимо метеорами проно-сятся крылатые машины с чёрными крестами. На помощь Бо-рису уже спешат друзья. Над уходящими на Восток штурмови-ками закипает ожесточённое сражение, больше похожее на смертельную грызню враждующих собачьих свор. Нельзя подпустить противника к «Илам», не имеющим хвостового стрелка. Это равносильно предательству друзей. Хотя истреби-тели лично и не знакомы с ребятами из штурмового полка, но, часто наблюдая результаты работы «горбатых»*, испытывают к ним искреннее уважение и тёплое чувство фронтового товари-щества.
Но отстоять штурмовиков не так то просто - на стороне немцев численное преимущество. Пока две группы «фоккеров» связывают боем горстку «ишачков» и «чаек», несколько десят-ков стервятников нападают на беззащитные «Илы». Вот один из штурмовиков, волоча за собой дымный хвост, пошёл к зем-ле. Загорелся второй, третий…
*Фронтовое прозвище штурмовиков за характерный про-филь.
Ещё составители древнеримских руководств по военному искусству рекомендовали при встрече с численно превосходя-щими силами противника использовать единственное дейст-венное средство обратить в бегство устрашающие глаз легионы – постараться найти и уничтожить вражеского полководца.
Вычислить в группе «Фоккеров» их вожака не так уж слож-но. На командирской машине отсутствует бортовой номер, зато изображён особый шеврон. Штабная пара держалась чуть в стороне, руководя по радиосвязи действиями подчинённых. Лишь однажды эти двое зашли в хвост отставшему от своих и едва ковыляющему из-за полученных повреждений «ИЛ-2». Они поочерёдно выпустили по «горбатому» несколько очере-дей, и сразу крутой горкой вернулись на безопасную высоту. Им незачем долго добивать чрезвычайно живучий «Ил», ожи-дая пока он упадёт. Особенно, когда вокруг шныряют совет-ские ястребки. Эти двое итак его уже «сбили». Им достаточно было нажать на кнопку стрельбы, чтобы скомутированный с пушкой фотокинопулемёт зафиксировал их победу на кино-плёнку. Именно таким образом имеющие определённые льготы в подтверждении побед «эксперты» Люфтваффе ставят рекор-ды по количеству сбитых самолётов.
Догнать на вертикали новейший немецкий истребитель на стареньком И-16 - невозможно. Тогда Борис делает так, чтобы немецкий командир со своим ведомым обратили на него вни-мание. Он снижает скорость и начинает слегка покачивать самолёт, будто «ковыляя». Как когда-то - на липецких трени-ровках со своим немецким инструктором, - изображая подра-ненную птицу.
Немцы немедленно клюнули на наживку и, словно пара стервятников, спикировали на лёгкую добычу. Требовалось проявить железную выдержку, чтобы выждать пока несущаяся на тебя пара прекрасно вооружённых машин приблизиться настолько, чтобы можно было различить зрачки глаз их пило-тов. Когда этот момент настал, Борис резко развернулся и дал длинную очередь по головному «Фоккеру», израсходовав на залп остаток боеприпасов. Нефёдов видел, как снаряд пробил фонарь вражеского самолёта и взорвался в кабине. Одним немецким асом стало меньше. Но за эту жизнь русский должен был заплатить своей. На безоружный «ишачок» с разных на-правлений набросились шесть Fw-190.
Борис спикировал к земле и начал крутиться. Это была пля-ска отчаяния. Трудно на что-то рассчитывать, когда друзья, прикрывая штурмовики, ушли далеко на Восток, а против тебя – шестеро головорезов, намеренных отомстить за смерть своего командира.
Два немца, чтобы не проскочить вперёд русского уменьши-ли скорость и открыли по нему огонь. Борис опустился пониже в кресле, пряча голову за бронеспинку. Один снаряд взорвался рядом с крылом, оторвав от него кусок элерона. Второй прошёл впритирку с кабиной.
Справа и слева встала вторая пара «фоккеров». А где же третья? А вот и они! С воем несутся из небесной глубины. Всё. Теперь одинокий русский ястребок зажат с трёх сторон, а с четвёртой земля. Когда самолёт попадает в такую «коробочку» ему остаётся либо покорно идти «под конвоем» на вражеский аэродром, либо таранить ближайшего к нему противника. Борис выбрал второе. Но его кто-то опередил. Неизвестный краснозвёздный истребитель на полной скорости взвился над одним из «фоккеров». Словно потеряв равновесие, он резко завалился на бок, ударив своей плоскостью по крылу немецко-го истребителя. «Фоккер» перевернулся. Высота была мини-мальной и выровнять свой самолёт немецкий лётчик не успел. Через две секунды тараненный «фоккер» огромным костром догорал на склоне высокого кургана. Ничего подобного Нефё-дов не видел. «Кто же из моих парней так ловко расправился с «фоккером»? А может этот пилот вообще из другого полка? И откуда он взялся?» – вопросы теснили друг друга в голове Нефёдова.
Самое удивительное, что после такого тарана отчаянный смельчак продолжал держаться в воздухе. Правда на его само-лёте был проломлен киль, сильно деформирован один лонже-рон и отсутствовала консоль стабилизатора. И, тем не менее, он летел! Спаситель приблизился вплотную к Нефёдову, всем своим видом давая понять фашистским лётчикам, что снова ударит любого из них, если кто-то посмеет напасть на его командира. В кабине израненного «ишачка» сидел… Лёня «Одесса». Лицо его было белое, как мел, и всё-таки Красавчик вымученно улыбался Нефёдову, словно говоря: «Наконец-то, я преодолел свой чёртов страх!».
Видимо, на немцев таран произвёл очень сильное впечатле-ние, потому, что они не стали пытаться продолжить бой и ушли. Пара истерзанных «ишачков» тоже поплелась домой…
Немного позднее Нефёдов узнал, что об удачной штурмовке немецкого танкового полка сразу доложили Сталину. Иосиф Виссарионович уточнил, каким образом удалось избежать больших потерь среди «Илов». Докладывающий офицер отве-тил, что отличились истребители штрафной авиагруппы.
Задумчиво посасывая трубку, Сталин несколько раз молча прошёл по кабинету мимо вытянувшегося по стойке «смирно» штабиста, а потом изрёк: «Значит, всё-таки правильно мы сделали, что поверили этим бандитам! Думаю, Геринг согласен с вами в этом вопросе». После этого группе передали несколько новеньких истребителей Як-1.
Выбравшись из кабины и на ходу отстёгивая лямки пара-шюта, Нефёдов бросился к заруливающей на стоянку машине своего спасителя. Капитан вскочил на крыло «ишачка» и, схва-тившись за борт кабины, осмотрел ведомого:
- Цел?
- Скорее да, чем нет, - неуверенно ответил всё ещё очень бледный «Одесса». - Только устал, как лошадь на свадьбе.
Вместе с механиком Нефёдов помог Красавчику выбраться из самолёта. У него оказалась сломанной ключица. В ожидании врача Борис осторожно поддерживал Лёню под локоть здоро-вой руки, говоря ему:
- Ну даёшь, бродяга! Да за такое, знаешь… до смерти поить положено.
- Это можно, - согласился Леня. – Я предпочитаю коньяк, но только не марки «САМЖЭНЭ»*.
* Название сложено из слова «сам» и «жэнэ», что в пере-воде с украинского языка на русский означает «гонит», а в итоге получается - самогон.
Их окружила толпа товарищей. Многие ещё не зная о ране-нии одессита, пытались подхватить героя дня на руки. «Одес-са» попросил минуточку внимания и важно произнёс:
- Не надо качать меня, как героя, а то я вас знаю: два раза подкинете, один – поймаете. Прошу понять меня правильно, я - не пижон. Но «фоккеры» сегодня устроили такой кошмар и сумасшедший дом, что, если бы не простой парень из Одессы, - запросто могли бы, не за нас будет сказано, пококать всякого, кто подвернулся им под руку. Поэтому раз уж я сегодня отмо-чил такой канкант;, командир, прошу разрешение намалевать звёздочку на фюзеляже моей «четвёрки».
- Как же ты решился на таран, Лёня? – уважительно поинте-ресовался один из лётчиков
- Да я бы и не решился. Дешевле утопиться! Я как фрицев увидал, сразу уронил челюсть на пол. Такого винта нарезал, забрасывая ноги за уши! Да вовремя вспомнил, что Батя обе-щал со мной сделать, если я снова сбегу. Пришлось возвра-щаться…
С этого дня «Одесса» начал исправляться. Из боя он уже не выходил без приказа и старательно исполнял роль ведомого. Правда, по-прежнему любил прихвастнуть. Сослуживцам Красавчик теперь любил рассказывать, что, мол, в штабе диви-зии прослышали про его исключительный подвиг, да и земляки гордятся героем, так что вскоре его переведут в полк асов – 9-й гвардейский Одесский истребительный авиаполк.
Но главные свои победы одессит всё же одерживал не в воз-духе, а на любовном фронте. Каким то образом, почти при полном отсутствии увольнительных, ловкий ходок умудрился закрутить роман с женщиной-полковником интендантской службы. Благодаря близкому знакомству Красавчика с хозяй-кой крупного складского хозяйства лётчики авиагруппы стали получать новенькое офицерское обмундирование, и вскоре приобрели молодцеватый вид, перестав походить на окопников.
Нефёдов быстро оценил главный талант Лёни и перед оче-редным свиданием с Завбазой одалживал ему свою парадную форму и ордена, чтобы герой-любовник мог во всей красе предстать пред своей пассией. И судя по всему, полковничиха была весьма довольна ухажёром, так как через неё Красавчик умудрился достать специально для командира кое-какие пред-меты генеральского обмундирования, а также страшно дефи-цитные - американскую лётную куртку «Irvinsuit» и полётные очки «Willson Mk-II» тоже производства США из только на-чавшихся ленд-лизовских поставок;. Эти очки имели неболь-шое солнцезащитное затемнение, что позволяло увидеть ата-кующего со стороны солнца врага.
; Совершить нечто, из ряда вон выходящее (одесск. жарг.)
; Ленд-лиз (от англ. lend — «давать взаймы» Программа и lease — «сдавать в аренду, внаём») программа, по которой Соединённые Штаты Америки, в основном на безвозмездной основе, передавали своим союзникам по антигитлеровской коалиции боеприпасы, технику, продовольствие, обмундирова-ние и стратегическое сырьё.
Вообще, что касается коммерции и женщин – тут Лёня был неудержим. В первый раз он имел большие проблемы с зако-ном в 1938 году, ещё будучи курсантом авиационного училища. Направляясь поездом в отпуск, Лёня расположился на верхней полке купе мягкого вагона. Ночью в купе вошли новые пасса-жиры – муж и жена. Соседи познакомились, выпили за встречу. Потом курсант лёг спать. А супруги отправились в вагон-ресторан. Вернулись они оттуда очень поздно и решили, что их сосед уже спит. Сели на его место, ещё немного поговорили, обменялись поцелуями, после чего мужчина совершил половой акт со своей женой. А затем, удовлетворённый, залез на верх-нюю полку, и, потушив лампу, вскоре захрапел.
Убедившись в том, что сосед спит, возбудившийся от зре-лища свидетелем которого он оказался, курсант тихо слез с верхней полки, и, раздевшись, пришёл к женщине. Та в темноте решила, что около неё супруг и, находясь в полусонном со-стоянии, ответила на ласки мужчины и отдалась ему. Только когда всё уже случилось, гладя лежащего на ней мужчину, дама по каким-то особым признакам обнаружила, что стала жертвой постороннего гражданина. Перепуганная женщина подняла крик, её мирно храпевший муженёк свалился с верхней полки прям на голову пытающегося удрать парня.
Короче, после полагающегося в таких случаях мордобоя Леня оказался в милиции. Ему грозило уголовное наказание по обвинению в изнасиловании. Но, немного поостыв, супруги передумали подавать в суд на злополучного попутчика. Муж дамы, оказался небольшим начальником, и не захотел, чтобы не красящая его история получила широкую огласку. Его жена – та и вовсе встретившись в милиции с коварным обольстите-лем, чтобы подтвердить, что отказывается от обвинений в его адрес, украдкой бросала на молодого военного кокетливые озорные взгляды.
Во второй раз Леня, чуть не угодил под суд всего за двена-дцать дней до начала войны - за то, что получил на окружном складе по фальшивой накладной десять литров спирта, чтобы с размахом отметить день рождения симпатичной радистки из штаба полка. Но в неразберихе и хаосе первых дней войны армейская прокуратура, то ли замяла дело, то ли документы пропали при стремительном отступлении из Белоруссии.
В штрафбат же невоздержанный на язык одессит угодил за то, что в разговоре с сослуживцами назвал проведённую ко-миссаром полка политинформацию «групповым сексом».
***
Постепенно вокруг Нефёдова сформировался костяк лётчи-ков. Среди «стариков» были не одни только штрафники. На-пример, Борис взял к себе в группу старого знакомого по испы-тательской работе – Георгия Церадзе. Тот хотя и не был судим, и формально мог воевать в обычном полку, но на деле, после того, как побывал в плену, его не подпускали к лётной работе.
Попав в новый коллектив, майор приживался в нём трудно. В результате тяжёлого ранения, изуродовавшего лицо Церадзе и какой-то личной драмы, он сделался нелюдим. В редкие часы отдыха, когда лётчики ходили на танцы, грузин лежал на своей койке и читал книгу или просто о чём-то мрачно думал. В общих разговорах, игре в шахматы, домино и преферанс уча-стия не принимал.
Многим такое поведение казалось заносчивостью человека, который просто чурается иметь дело с осужденными сослу-живцами. Только Нефёдов знал, что когда-то «бирюк» был совсем другим: весёлый, артистичный, чрезвычайно щедрый - черноволосый красавец-южанин в любой компании быстро становился своим. Его утончённые кавказские тосты, прибаут-ки и свежие анекдоты мгновенно делали Церадзе общим лю-бимцем. Борис не узнавал старого знакомого.
В бою же «Царь» - как майора прозвали в полку, - превра-щался в одержимого манией убийства и равнодушного к опас-ности маньяка. Ведомые не могли угнаться за стремительно перемечающимся и рвущимся в самое пекло кавказцем. Нефё-дов несколько раз просил приятеля не лезть на рожон без на-добности и заботиться о своём ведомом. «Царь» вспыльчиво отвечал, энергично жестикулируя:
- Если он боится, пусть летает с кем-нибудь другим! А я го-тов воевать в одиночку.
Появилась в поведении Церадзе ещё одна странность. Он не скрывал, что презирает женщин. Впрочем, служащие в полку на различных вспомогательных должностях девушки и сами побаивались мрачного грузина со страшной маской вместо лица.
Но однажды произошла история, после которой заледенев-шее сердце грузина начало потихоньку оттаивать. Вечером того дня командир послал своего заместителя слетать на разведку. Вернулся с задания майор уже затемно. В столовой ему должны были оставить ужин. Георгий дал поручение свому механику и знакомой тропинкой направился к кухне. Все уже давно поели, поэтому обычного смеха и шуток со стороны столовой слышно не было. Но тут Церадзе услышал вкрадчивый голос особиста Лакеева. Он разговаривал с какой-то девушкой, причём очень грубо:
- Не согласишься по-хорошему, я тебе такое устрою, что сама на коленях приползёшь, только поздно будет. Подумай хорошенько, ты же умная, в институте до войны училась. Вот видишь, я о тебе всё знаю.
Георгий остановился. Разговор происходил у полуоткрытой двери кухни. Просачивающийся из помещения слабый свет коптилки едва освещал лица мужчины и его собеседницы.
Церадзе узнал в девушке скромную официантку Свету. «Мало ему бойких подружек, за эту тихоню взялся. А ведь прижмёт её так, что никуда не денется, - придёт к нему в бы-товку» - с отвращением подумал о похотливом чекисте Геор-гий. Он сошёл с тропинки и, стараясь не шуметь, леском стал обходить парочку, чтобы войти в столовую.
- Извините, товарищ майор, но я должна идти, - тем време-нем с мольбой в голосе сказала Лакееву девушка, - у нас через семнадцать минут построение. От старшины попадёт, если опоздаю.
- Забудь про старшину, - возбуждённо задышал чекист. – Я ей прикажу, эта дура тебе портянки стирать будет.
Чекист обнял девушку. Она стала сопротивляться. Началась борьба. Георгий уже входил в кухню, когда услышал изумлён-ный девичий вскрик и злой голос Лакеева:
- Это тебе сука, чтобы не кусалась!
Послышался звук нового удара. Георгий поспешил на вы-ручку девушке. По дороге ему очень кстати подвернулся таз с приготовленными для мойки кухонными ножами. Майор схва-тил два тесака для разделки мяса…
Лакеев с ужасом смотрел на страшного чёрного человека, внезапно появившегося из леса и чуть не пришпилившего его, словно бабочку булавкой, к ближайшей берёзе. Оба ножа по-томственный танцор-кинжалист «положил» впритирку к голове насильника. Особист не мог произнести не слова. От страха у него что-то заклинило в голове, и толстяк только открывал и закрывал рот, словно рыба.
- Спасибо вам! – сквозь слёзы благодарно крикнула Церадзе официантка и бросилась бежать.
Лакеев не посмел пожаловаться совершившего на него «по-кушение» лётчика. Он прекрасно понимал, что если история получил широкую огласку, то Нефёдов сразу встанет на защиту Церадзе. У этих «летунов» чрезвычайно развита взаимовыруч-ка. Это очень осложняло работу «особого отдела». А ведь Лакееву начальство спускало план, и он обязан был его выпол-нять...
На следующий день, в столовой во время завтрака офици-антка, улучив момент, вновь тихо шепнула Георгию: «Спасибо вам!». Теперь случайно встречаясь, они стали здороваться, как хорошие друзья. Георгий не мог не видеть, как, едва завидев его, девушка вся преображается: на лице появляется приветли-вая улыбка, глаза начинают лучиться.
А потом Георгий попал в аварию и получил небольшое со-трясение мозга. При посадке шасси его самолёта угодило в небольшую ямку, подломилось и истребитель перевернулся. Светлана начала навещать его в санчасти. А когда Георгий выписался, их отношения продолжились. Не было никакого взрыва страстей, страстных объяснений. Просто однажды взаимная привязанность двух одиноких людей, основанная на благодарности за то, что тебя готовы выслушать и понять, переросла в нечто большее.
Светлана тоже была намного моложе сорокалетнего муж-чины, но как же эта девочка отличалась от его бывшей знако-мой – юной кокетки Лёли! Той всегда что-то было нужно от обеспеченного ухажёра, эта же стремилась дать сама - душев-ную теплоту, внимание. Каким-то чудесным образом Светлана поняла истерзанную душу своего друга и по-женски мягко принялась лечить её, говоря, что всегда хотела иметь рядом именно такого мужественного сильного человека:
- Это ничего, что у вас такое с лицом, - простодушно одна-жды призналась Георгию девушка. - Зато сразу видно, что в тяжёлые годы вы в тылу не отсиживались. Да и женщине спо-койней, когда она знает, что суженного не уведёт соперница.
Во время активных боевых действий, возвращаясь на аэро-дром - заправить самолёт и пополнить боекомплект Георгий обязательно низко проходил над столовой. Если сбить никого на этот раз не удалось, - просто приветливо покачивал крылья-ми. В случае же успеха крутил «бочки» по числу сбитых вра-гов.
- Это он мне этих фрицев посвящает – хвалилась перед подругами девушка. Отпросившись у своего начальства, она хватала заранее приготовленные лотки с обедом, и счастливая бежала встречать «своего».
Обычно если вылет был уже не первый в течение дня, Геор-гий чувствовал себя таким уставшим, что не было сил из каби-ны вылезти. Но стоило любимой появиться возле самолёта, и суровый воздушный боец не мог сдержать открытой мальчи-шеской улыбки.
Покормив и поцеловав Георгия, Света обязательно спраши-вала:
- Куда вечером пойдём?
Поморщив лоб, Церадзе отвечал:
- Думаю, сегодня просто погуляем, иногда шутливо добав-ляя, - откровенно говоря, надоели эти званные обеды и бега.
Вообще-то кинопередвижки и концертные бригады к штрафникам не приезжали, и выбор у влюблённых был не-большим: танцы под гармошку или патефон, до прогулки по окрестностям. Но таков был ритуал, означающий, что нечего страшного в оставшиеся дневные часы не случиться и вечером они обязательно снова встретятся…
Но вот над лётным полем взлетала ракета, и Георгий запус-кал двигатель своего «Яка». Девушка говорила ему: «До встре-чи!», прикрепляла к приборной доске кабины букетик свежих, только что сорванных полевых цветов, целовала лётчика, и спрыгивала с крыла на землю…
Благодаря своей любви Георгий по-другому стал относить-ся и к товарищам. Раньше это был зарытый человек никого не подпускающий близко к своей душе. Теперь же майор мог после боя что-то ласковое сказать молодому лётчику, с кото-рым плечом к плечу отбивались от наседающих «мессеров». Товарищи с удивлением обнаружили, что оказывается майор вовсе не сноб и гордец, а добрый и весёлый человек, умеющий шутить.
Иногда по вечерам грузин брал гитару и в компании друзей-лётчиков и их девушек исполнял задушевные романсы, кото-рые очень любил. Но особенно всех трогали переливистые задумчиво-грустные грузинские песни в его исполнении. Жен-щины словно переставали замечать следы ужасного увечья на лице певца и видели перед собой мужественного человека, в словах которого звучала и юношеская удаль, и грусть о той, которую когда-то несчастно любил, и благодарность матери, а также девушке, скрасившей своей преданной улыбкой день настоящий.
В свой последний вечер «Царь» пел особенно проникно-венно. Давно взошла луна, лес вкрадчиво шумел листвой, тени ночных птиц проносились над головами собравшихся у костра людей, а песням всё не было конца.
- Георгий, спой, пожалуйста, что-нибудь повеселее, - по-просил один из слушателей, - а то от твоих сегодняшних песен - сердце щемит. Словно хороним кого.
Обычно отзывчивый, готовый исполнить любую просьбу друзей, на этот раз Церадзе ответил:
- Без грусти нет печали, дорогой. После похорон обязатель-но будет свадьба.
В это вечер друзьям так и не удалось уговорить Георгия ис-полнить задорную песню из своего обширного репертуара…
На утро после инструктажа Георгий вместе с Нефёдовым направлялся к своему самолёту. Предстоял полёт на сопровож-дение «пешек». Было заметно, что Церадзе находится не в своей тарелке.
- Плохой сон видел, - нехотя признался он. – А Светлана в положении.
- Сегодня оставайся дома, - хлопнул друга по плечу коман-дир. – Бери удочки и отправляйся на тихое озерцо. Пришла пора тебе на профилактику становиться - нервы в порядок привести, - работаем то наизнос. Один день как-нибудь без тебя обойдёмся.
- Нет, нельзя – покачал головой майор, устремив задумчи-вый взгляд вдаль. – Только если со мной что…. Короче, от-правь тогда её к моей тётке в Кутаиси. Там о ней позаботятся. Адрес у меня на письмах в походном чемоданчике найдёшь.
- А я тебе приказываю остаться! – повысив голос, повторил Борис и насмешливо пожурил приятеля, - э-эх, геноцвали, дорогой ты мой! Боишься, что без тебя Люфтваффе разобьём и на твою долю не оставим.
- Не могу я свою очередь пропустить, - пояснил Церадзе. – Как ребятам потом в глаза буду смотреть, если сегодня кто-то не вернётся. А так может всё и обойдётся, глупо придавать значение каким-то снам!
Глава 27
И вот они над фашисткой переправой. Пикирующие бом-бардировщики «Пе-2» начали спокойно, как на полигоне, рабо-тать, выполняя один заход на вражеский понтонный мост за другим. Боевой порядок истребителей над целью - обычный в такой ситуации: группа непосредственного прикрытия — на внешней стороне круга своих бомбардировщиков, другая нахо-дится выше «пешек» на случай появления неприятельских истребителей. Наконец появляются «Мессершмитты». «Нефё-довцы» тут же входят в вираж, завязывается «собачья свалка» воздушного боя…
В этом бою Борис чувствовал себя в ударе. Ему всё сегодня удавалось. Уже в первую минуту завертевшейся карусели капитан в блестящем стиле буквально срубил пушечной очере-дью зазевавшегося немца. Затем зашёл в хвост другому «Ме-109». Тот попытался оторваться крутым пикированием, но, не рассчитав манёвр, рухнул в Волгу.
Сделав крутую горку в сторону солнца, капитан огляделся, переводя дух и выбирая следующую жертву. Поискав глазами вокруг себя, он вдруг увидел, как в хвост И-16-му под номером «3» пристраивается «Мессер». Вот немец открыл огонь по «тройке», в которой находился только сегодня прибывший в часть молодой лётчик. Судя по белым хлопкам дыма, оставляе-мым «ишачком», жить этому чудаку оставалось меньше мину-ты.
Не раздумывая, Борис спикировал навстречу атакующему «Мессеру». Немец тут же бросил дымящий «ишачок» и пошёл в лоб «Яку». У несущихся навстречу друг другу со скоростью пули пилотов было не более секунды на то, чтобы выстрелить и отвернуть от столкновения.
Нефёдов первым поймал немца в прицел и нажал гашетку. «Мессер» окутался чёрным дымом и начал нелепо заваливаться на крыло, вот-вот готовый перевернуться серым брюхом квер-ху, - словно убитая акула.
В эту же секунду в кабине «Яка» раздался оглушительный хлопок. Перед глазами Бориса разлетелся сноп искр. На какую-то долю секунды он потерял сознание, а когда очнулся, - понял, что падает. Никак не удавалось вывести беспорядочно кувыр-кающийся самолёт из штопора. Прыгать нельзя – внизу немцы!
Из-под приборной доски на лицо пилота брызгало горячее масло из повреждённого маслорадиатора. Осколки разбитых лётных очков; впились в кожу, и кровь, смешиваясь с маслом, бурой обжигающей жижей заливала правый глаз.
Вдобавок из-под капота двигателя стали выбиваться языки пламени. Огонь быстро подбирался к кабине. Борис прекрасно знал, что фанерные самолёты сгорают за считанные минуты.
Когда до земли оставалось примерно метров триста, он предпринял последнюю отчаянную попытку спастись – снова отжал ручку управления на вывод и одновременно несколько раз двинул до отказа и обратно рычаг сектора газа.
И о восторг! Машина, словно нехотя отозвалась на приказы человека. Гибельное вращение начало замедляться. «Як» мед-ленно, страшно медленно, поднимал свой нос. Через пробоины в фонаре быстро вытягивало заполнивший кабину удушливый дым…
Выровнять истребитель удалось уже над самой водой. Бо-рис глянул на приборы – высота десять метров! Ещё один виток и он бы разделил судьбу своего недавнего противника, лежа-щего в металлическом крылатом гробу на дне Волги.
Необходимо восстановить ориентировку и взять курс на родной аэродром. Зажав коленями ручку управления, Борис рукавом вытер кровь и масло с лица; достал из-за голенища сапога карту, нашёл знакомый ориентир, взял азимут. Теперь, когда направление к дому ясно, главное до него дотопать.
А между тем длинные языки пламени уже лижут плексигла-совый фонарь кабины. Но пока не перетянул линию фронта остаётся потихоньку поджариваться. Впрочем, его не собира-лись оставлять в покое…
Борис буквально кожей на затылке почувствовал за спиной новую опасность. Оглянулся и увидел, что за ним на полной скорости жмёт четвёрка «Мессеров». Так просто фашисты не дадут уйти подранку. Остаётся, прикрываясь снизу землёй, и, мотая самолёт из стороны в сторону, тянуть на свою террито-рию, пока не собьют или сам не сгоришь…
Нефёдов шёл так низко, что иногда задевал плоскостями ветки одиноко стоящих в степи деревьев. В действиях немец-ких лётчиков чувствовалось много задора и недостаток мастер-ства: они активно бросались вперёд, словно пытаясь укусить, но стоило русскому «Яку» показать лёгким креном намерение круто развернуться и огрызнуться из мощного бортового ору-жия, - сразу отскакивали. Проходило секунд десять и игра возобновляется: клюнут едва плетущегося русского очередью и забегают вперёд, чтобы посмотреть, как там «Иван» – жи-вой? А видок у Нефёдова действительно плачевный: рожа - в крови и масле, фонарь разбит. Вот, наверное, радуются поган-цы!
Порой немецкие истребители подходили так близко к горя-щему «Яку», что Борис видел лица их пилотов - совсем маль-чишки, как тот «киндер» в Испании, с любопытством глазев-ший на спускающегося на парашюте республиканского пилота в одном сапоге. Впрочем, тот парнишка не в пример этому выводку, уже был опасным противником. «А всё-таки хорошо мы потрепали Люфтваффе, раз они бросают в бой таких зелё-ных новобранцев» - подумал Нефёдов.
Тоскливое чувство одиночества прошло. Забрезжила слабая надежда, что каким-то образом удастся выбраться из очередной безнадёги.
Борис пропустил момент, как на его немецких преследова-телей налетел Церадзе со своим ведомым. Георгий сразу захле-стнул «Мессов», взяв на себя всю четвёрку – отжимая их от командира и давая возможность Нефёдову вырваться из клубка боя и уйти…
Борис опять остался один, но ненадолго. Сделав горку, по-следующим глубоким скольжением летчик немного сбил пла-мя. Возможно, удастся привести машину домой. Но недалеко от линии фронта его вновь перехватили. Но на этот раз дело обстояло, куда, как серьёзней. По необычной раскраске трёх новейших немецких истребителей «Фокке-Вульф 190А-4» сразу стало ясно, что это охотники из какого-то элитного подразделения: камуфляж жёлто-зелёный; на фюзеляже какие-то геральдические знаки – настоящие хищники! Таких самолё-тов на этом участке фронта Борис ещё не встречал. Судя по жёлтым кокам их винтов, «Фоккеров» недавно перебросили с Западного фронта. Каждый истребитель был вооружён четырь-мя пушками (!) (против одной у «Яка») и двумя пулемётами.
Немцы появились внезапно, и повели себя как-то странно. Два истребители встали с двух сторон от русского «Яка» и пошли параллельными курсами с ним, демонстрируя подготов-ку к нападению. Странно! Третий истребитель попробовал с ходу сбить русского, но Борис ловко уклонился. Тогда этот «Фоккер» проскочил вперёд, подставляя Нефёдову хвост, как бы давая понять: « Вот как я ошибся. Давай же, накажи за это меня!». «Похоже на приманку» - догадался Нефёдов. Нечто подобное он уже видел в Испании и на финской войне. Все эти загонщики, - слуги своего господина. И эти двое, что летят по сторонам и совершают броски в его сторону, тоже только от-влекают внимание жертвы, чтобы та не заметила подкрады-вающегося к ней главного охотника.
Нефёдов начал крутить головой. И тут он увидел Его, - спрятавшегося в ярких в лучах солнца. «Выжидает! – заскреже-тал зубами Борис. – Неторопливый гад! Хочет наверняка…».
Нельзя было ничем показать, что стрелок в засаде обнару-жен тобой, тогда появится шанс убить матёрого зверя, когда он осмелеет и рискнёт подойти. Борис бросился за приманкой, разыгрывая из себя простодушного новичка, и сразу четвёртый «Фоккер» камнем понёсся на него…
Внезапно немец прервал атаку и отошёл в сторону, а за ним и его подручные. Кто-то их спугнул.
Нефёдова догнали на своих «Яках» Церадзе с напарником, и встали с ним крыло в крыло.
Выставленными двумя пальцами, «Царь» дал понять ко-мандиру, что пару его преследователей он наказал. Затем гру-зин подошёл ближе к группе фашистских охотников, и показал кулак их главному.
«Фоккеры» отошли недалеко, и их главарь видит жест так некстати появившегося заступника. Рыжий немец, снисходи-тельно улыбается. Это явно очень опытный пилот. На фюзеля-же его «Fw-190» рядом c эмблемой элитной истребительной эскадры JG 3 «Удет»* - зелёным драконом - изображён двой-ной белый шеврон командира эскадрильи (Staffel) и рисунок бриллианта - знак особой охотничьей команды. А на борту чуть ниже фонаря кабины красуется личная эмблема «эксперта» - чёрный рыцарь на золотом поле треугольного геральдического щита. И тут же латинский девиз: «Vae victis» - «Горе побеж-дённым». На руль поворота командирского «Фокке-вульфа» нанесены 154 отметки об одержанных победах. С таким надо держать ухо востро!
Пока Церадзе сопровождает Бориса немцы держаться на высоте. Они ведут себя на удивление мирно. Игриво гоняются друг за другом, словно купаясь в лучах солнца. Судя по их плавным неторопливым манёврам, охотники отказались от намерения атаковать. Но это обманчивое впечатление. Они просто выжидают… Прикрываясь солнцем, ждут удобного момента, чтобы внезапно напасть. В конце концов, Георгий принял решение дать бой. Он машет на прощание Борису рукой и разворачивается навстречу противнику…
* Наименование «Удет» присвоено 3-й эскадре 1 декабря 1941 г. после самоубийства одного из руководителей Люф-тваффе генерал-полковника Эрнста Удета. Эрнст Удет являлся одним из самых результативных асов Первой мировой войны. Со своими 62-ми победами он уступал по количеству сбитых самолётов только Манфреду фон Рихтгофену с его «Летающим цирком».
У самой линии фронта пламя охватило кабину. Вокруг огонь и дым. А ведь с момента повреждения самолёта прошло чуть более десяти минут. Пламя всё больней хватало за лицо. Борис инстинктивно закрывался от него рукой, и оранжевые языки начинали лизать его руку. Горят крылья. Бьющий из-под капота факел, резвясь и издавая довольный гул, быстро доедает фанерную основу самолёта. В любую секунду истребитель может вспыхнуть полностью, и костром обвалиться вниз…
Борис выключил двигатель, притянул ремнями себя потуже к креслу. Хорошо ещё, что ветер был попутным, а то бы «Як» плюхнулся прямо на немецкие окопы. Истребитель проскочил над головами, сидящих в траншее гитлеровских пехотинцев так низко, что будь у него выпущены шасси, колёсами бы проехал-ся по каскам некоторых солдат.
Не слышавшие гула приближающегося самолёта, немцы ошеломлённо наблюдали, как из-за тыловых холмов бесшумно появился истребитель, и, волоча за собой длинный шлейф огня и дыма, направился в сторону русских позиций.
Приземлившись «на брюхо», «Як» поднял столб земли и пыли. Самолёт потащило по изрытой воронками нейтральной полосе к подбитому немецкому танку. Столкновение обещало быть предельно жёстким. Но тут, угодив носом в какую-то яму, ястребок встал вертикально и перевернулся. Борис оказался в положении висящим вниз головой на привязных ремнях. Заело чёртов замок и никак не удавалось освободиться от привязных ремней. Потрескивала горящая фанера самолётной обшивки, из-за дыма ничего не было видно; от запаха гари кружилась голова; откуда-то сверку на щёки и шею Нефёдову капала обжигающая жидкость.
Вдобавок ко всему опомнившиеся немцы начали закиды-вать упавший истребитель минами и бить по нему из пулемёта. «Вот так фокстрот! – с досадой подумал Борис. - Меня лётчика на земле убивают!!!». Достав пистолет, он начал стрелять в остекление фонаря, чтобы наделать в нём дырок, куда мог бы выходить скопившийся в кабине дым, а заодно в надежде, что выстрелы услышат свои. И вскоре Нефёдов действительно разобрал сквозь треск и гул пожара чей-то тихий голос:
- Эй, лётчик, ты жив?
- Пока ещё да! - радостно крикнул Борис. – Братцы скорее выручайте! Из ремней не могу освободиться.
- Ух, как горишь! – ответили ему снаружи. – Сейчас подмо-гём.
Оказалось, что на выручку Нефёдову подоспели разведчики пехотного полка. Штыками и прикладами они отломали кусок обшивки борта, разрезали привязные ремни и за руки потащили лётчика из самолёта. Но в небольшое отверстие прошла только голова, а остальное тело застряло.
Пехотные орут на Бориса, чтобы он оттолкнулся и скорее вылезал, пока их всех тут не накрыло. А ему не во что упереть-ся ногой, чтобы оттолкнуться. Больше всего Нефёдов боялся, что, устав с ним возиться, пехота бросит его. Но, слава Богу, ребята попались упорные. Поминая крепким словом лётчика, немцев и всех, кто приходил им в голову, разведчики приня-лись раскачивать самолёт, и потихоньку вызволили Нефёдова. Все вместе они ещё не успели преодолеть пятьдесят шагов до своих окопов, как самолёт вспыхнул…
Когда Борис появился в блиндаже комбата, на него страшно было смотреть: чумазый, вместо обмундирования обгоревшие лохмотья, в глазах лихорадочный блеск. Командир батальона сразу налил «авиации» спирта. Бориса хорошо накормили, обработали и перевязали раны. После этого он проспал пять часов, пока за ним не пришла машина.
***
О гибели Георгия Церадзе Нефёдов узнал от водителя. За-тем ведомый майора сообщил командиру подробности. В бою с «Фоккерами» «Царь» изо всех сил старался сбить их лидера. Но пилот «Fw-190» с чёрным рыцарем на борту ловко уходил от атак советского истребителя, и не принимал вызов, когда Це-радзе шёл на него в лобовую:
- Потом этот хвалёный рыцарь со своими оруженосцами уд-рал от нас, как последняя б… - выругался пилот.
- Постой, ты говоришь, что на его борту была намалёвана эмблема чёрного рыцаря? - спросил Нефедов, а про себя поду-мал: «Неужели Хан? Вообще-то его почерк».
По словам ведомого Церадзе, уклонившись от боя, немец-кие охотники подкараулили их на посадке:
- Я уже выпустил шасси и посадочные щитки, - заново пе-реживая случившееся, нервно дёргал щекой и часто затягивался папиросой спасённый товарищем лётчик, - вдруг смотрю: «Царь» резко развернулся и свечой ушёл в небо. Понимаешь, командир: он их всё-таки первым заметил!
То, что случилось дальше, потрясло всех. Несколько очере-дей прошили самолёт Церадзе. Немецкие охотники в своём фирменном стиле мгновенно скрылись. А обстрелянный «Як» продолжил набирать высоту. Все, кто наблюдал с земли эту драматичную сцену, с облегчением решили, что пронесло, и немец промахнулся. Действительно, словно радуясь своему счастливому спасению, Георгий крутил в небе над родным аэродромом замысловатые петли. Потом он вдруг завалился на крыло и устремился вниз, но у самой земли плавно вышел из пикирования и вновь пошёл в горку. Пилотаж затягивался и командир второй эскадрильи взлетел, чтобы подойти к самолё-ту Церадзе и дать ему нагоняй за самодеятельность.
Не сразу ему удалось нагнать самолёт майора, выписываю-щий замысловатые «па» на запредельных перегрузках. Перед комэском предстала страшная картина: фонарь кабины «Яка» разбит и перепачкан кровью, по фюзеляжу протянулись багро-вые полосы, а у самого Церадзе взрывом снаряда снесло поло-вину черепа…
Ещё несколько минут самолёт с убитым лётчиком на глазах у его друзей и возлюбленной, словно не бездушная железная машина, а живое думающее существо исполнял прощальный танец в честь потомственного танцора-кинжалиста. Последний раз свечой взмыв в небо в качестве пикового аккорда, «Як» перевернулся на спину, наклонился, как будто делая поклон, и, отвесно рухнул на пустырь позади аэродрома.
В этот же день состоялись похороны останков героя. На опушке леса появился очередной скромный фанерный обелиск со звездой у изголовья свежего холмика земли. Сколько таких могил уже осталось позади и сколько ещё появиться!
Пока над могилой друга звучали прощальные речи друзей, в небе крутили высший пилотаж два истребителя, отдавая по-следний салют прекрасному лётчику.
После того как все ушли, возле холмика земли осталась одиноко стоять последняя любовь погибшего в полёте горного орла. Борис подошёл к девушке, молча постоял рядом с ней. Потом сказал:
- Запомни, Света, мы тебе теперь все - родные люди. Пока хоть кто-то из нас живой будет, тебе с твоим ребёнком - нужды и одиночества не знать. А я твоему Георгию вообще… жизнью обязан. Это ведь он из-за меня…
- Не убивайтесь вы так, Борис Николаевич – повернулась к изменившемуся в лице Нефёдову Светлана. – У каждого чело-века своя судьба. Мой Георгий своей - не изменил.
В походном чемоданчике друга, в котором Церадзе хранил все свои личные вещи, Борис обнаружил пачку писем от его грузинских родственников, второй комплект офицерского обмундирования, смену белья. Вот и всё, что осталось от чело-века…
В этот же день Борис оставил полк на своего нового замес-тителя и лично проводил Светлану в Кутаиси. Вернулся Нефё-дов с твёрдым намерением найти своего бывшего липецкого инструктора. Со дня гибели Церадзе капитан начал отращивать бороду, дав себе слово, что побреется только после того, как пустит названному братцу кровь. На своём истребителе Нефё-дов нарисовал отрубленную голову в чёрном рыцарском шлеме с наглухо закрытым забралом, рядом меч и надпись по-немецки готическим шрифтом: «Поцелуй меня в ж…!».
Глава 28
На охоту Борис вылетал вместе Маратом Шафировым в ка-честве второго номера. Вообще-то Шафиров был комэском* и, как и Борис, имел своего личного ведомого. Но, узнав, что задумал командир, попросил взять именно его:
- Ты правильно всё рассчитал, - ткнул толстым коротким пальцем в карту татарин. – Раз они тут на тебя напали, значит, здесь у них охотничьи угодья. Будем постоянно летать - рано или поздно обязательно их встретим.
По-восточному мудрый, обстоятельный, стопроцентно на-дёжный - Шафиров являлся идеальным напарником в таком сложном деле. И, как только случался перерыв в обычной фронтовой работе, они вдвоём вылетали на свободную охоту. На такие полёты Борис не брал разрешения у руководства, принимая всю ответственность на себя.
Они скрытно переходили линию фронта - вдали от районов основных боевых действий, прикрываясь облачностью, или держась над самой землёй. Затем со стороны немецкого тыла начинали патрулировать выбранный район. Если попутно появлялась возможность сбить немецкий транспортник или иную цель, они этот шанс использовали. «Мы как тигры – убиваем даже, когда не голодны» - посмеивался Шафиров, и в его азиатских глазах, тёмноликом широкоскулом лице появля-лось что-то зверское.
За месяц до начала войны – в мае 1941 года Шафиров сбил над Брестской крепостью немецкий разведчик, нарушив приказ командования: не атаковать немецкие самолёты, нарушающие границу СССР. Пока шло разбирательство, началась война. До декабря 1941 года лётчик честно воевал, сбил три самолёта врага лично и два в группе. Но незадолго до Нового 1942 года его отдали под суд по прежнему обвинению. Нелепость! Уже пол года шла война и всем было ясно, что накануне вероломно-го нападения фашистские авиаразведчики фотографировали наши приграничные укрепления и аэродромы, но всё равно карательная машина не могла дать задний ход. Лётчика отдали под суд, лишили воинского звания. Но к счастью не успели отправить в пехотный штрафбат…
Главной целью советских охотников было найти аэродром, откуда взлетают «Фоккеры» в жёлто-зелёном камуфляже, а лучше встретить их самих в воздухе.
Но безрезультатно прошла неделя, затем другая. Хотя, ре-зультат, конечно, был: за это время Нефёдов лично сбил 7 самолётов противника. Впрочем, Борис никогда не был одер-жим «идеей фикс» непременно лично завалить вражескую машину, чтобы прославиться, заслужить какие-то почести. Если ведомый оказывался в более выгодном положении, Нефё-дов охотно прикрывал его. Война, ведь не спорт, где главное – рекорды. Гораздо важнее приблизить общую победу, выбив кадровый костяк Люфтваффе.
Впрочем, если вначале об орденах и звёздах думать было просто некогда, то со временем Борис задал себе законный вопрос: если его ребята воюют не хуже коллег из других пол-ков, то почему они не получают за это наград? Ведь за три сбитые над Сталинградом самолёта давали орден, а за десять – представляли к Герою. И если вначале штрафникам вообще не записывали победы, то со временем Борису начало периодиче-ски удаваться проталкивать в штабные канцелярии сводки о сбитых его ребятами самолётах.
Хотя по-прежнему львиная доля сбитых штрафниками са-молётов распределялась по гвардейским полкам, чтобы подог-нать их показатели к очередной годовщине Октября или друго-му советскому празднику. И всё-таки Нефёдову удавалось постепенно изменять отношение руководства к своим парням. В бою Нефёдов, чтобы поддержать молодых лётчиков часто отдавал им свои личные сбитые или писал их на всю группу.
И, тем не менее, как-то само собой получилось, что однаж-ды Борис вдруг стал самым результативным лётчиком-истребителем советских ВВС, и заслуживал вновь быть пред-ставленным к званию Героя Советского Союза. Но в высоких штабах представление вновь положили под сукно. Разве можно удостаивать высшей военной награды офицера, имеющего такую скандальную репутацию, да ещё и командующего штрафным подразделением!
***
И вот однажды долгожданная встреча с «Фоккерами» со-стоялась. Причём началась она под диктовку немецкой сторо-ны. Как не старались Нефёдов с Шафировым сохранять макси-мальную бдительность в районе предполагаемого появления особенных «Фоккеров», те, на кого они охотились, выследили их и нанесли удар первыми.
Борис и его ведомый шли под облаками на высоте примерно трёх с половиной тысячи метров. Над головой во всю ширь пространства раскинулся ковёр ослепительно белой воздушной ваты. Казалось, эта пелена делает «Яки» невидимыми для тех, кто может находиться над ней.
Правда, в некоторых местах в сплошном слое облачности имелись «проруби», в которые проникали острые золотые стрелы солнечных лучей. В одно такое «окно», похоже, и уда-рили дьявольски изобретательные немцы. По-видимому, на фашистских машинах были установлены новейшие экспери-ментальные бортовые радиолокаторы. Ничем иным нельзя было объяснить их внезапное появление из-за облаков в самый выгодный для атаки момент. Во всяком случае, жёлто-зелёные «Фоккеры», как всегда появились неожиданно. И самое непри-ятное, что они «материализовались из воздуха» прямо за спи-ной у Нефёдова. А до этого успели срезать точной очередью «Як» Шафирова. К тому моменту, как Борис обнаружил на месте ведомого длинноносые «Fw-190», упавший самолёт Шафирова уже скрылся из вида, слившись с фоном земли. На командирских «Яках» за неделю до этого смонтировали радио-станции. И Марат обязательно крикнул бы командиру: «Бере-гись! Сзади «Фоккеры»!!!», если бы что-то заметил. Раз он этого не сделал, значит, до последней секунды не видел врага.
Только теперь в наушниках шлемофона Нефёдова сквозь шум радиопомех донёсся короткий вскрик ведомого: «Пада…».
Немцы действовали, как настоящие пираты: первой очере-дью срезали антенну на самолёте Нефёдова, чтобы он не мог вызвать подкрепление. Затем фонтанчики рвущихся эрлико-новских снарядов прошлись по задней кромке крыла. «Хотят, чтобы вывались посадочные щитки, - догадался Борис, - чтобы зайчик не вздумал убежать».
Один из «Фоккеров» сумел ещё раз попасть по крылу «Яка». Самолёт Нефёдова перевернулся на спину и стал падать. Немцы не пытались его добить, так же как и не преследовали расстрелянного Шафирова. Зачем? На «Фокке-Фульфах» стоя-ли фотокинопулемёты. Их пилотам не надо было доказывать свою победу. Они оба сбили по два «Яка», и им обоим их за-считают. Это советским лётчикам обязательно требовались свидетели их удачной стрельбы, необходимо было, чтобы наземные войска подтвердили, что рядом с их позицией рухнул такой-то фашистский пикирующий бомбардировщик или ис-требитель. Если же сбитый тобою самолёт упал на вражеской территорией, его тебе никогда не запишут в лётную книжку. «Экспертам» люфтваффе ставить рекорды была намного про-ще…
Отправив к земле второй «Як» немцы ушли вглубь свой территории. Борис сумел вывести у земли свой самолёт и бро-сился за ними в погоню. Хотя пилотировать было трудновато из-за того, что повреждённый самолёт постоянно норовил перевернуться, тем не менее Нефёдов ни на секунду не задумы-вался: идти ли ему за «Фоккерами» или от греха подальше вернуться домой.
Первым Борису попался истребитель ведомого «чёрного рыцаря». Заметив «воскресшего» русского, тот с удовольстви-ем улизнул бы на высоту, но «Як», - это не «ишачок», - от него так просто не оторвёшься на вертикали. Пришлось немцу становиться с русским в вираж. В это время второй командир-ский «Fw-190» всячески старался зайти русскому в хвост.
Скорей всего в итоге опытные «эксперты» справились бы вдвоём с настырным «Иваном», но тут идущий впереди Нефё-дова пилот совершил фатальную ошибку, переложив самолёт с крыла на крыло. А ведь с противником на хвосте категорически нельзя переходить из левого или правого виража в противопо-ложный. Таким образом, на мгновение «Фоккер» стал удобной мишенью, и Борис этим воспользовался. Мощная скорострель-ная пушка Як-1 не оставила противнику шансов. Взрывом снаряда у «Фоккера» срезало крыло, и он завертелся в штопоре. Борис видел, как из падающего истребителя у самой земли вывалился лётчик. Появившийся купол парашюта, так и не успел наполниться воздухом. Похоже, сбитому пилоту не хва-тило высоты, и он разбился.
Потерявший своего ведомого «Фоккер» с чёрным рыцарем на борту яростно набросился на русского. Рядом с кабиной «Яка» лопнул разрывной снаряд, и ударной волной сорвало колпак фонаря. Борису даже пришлось нырнуть в облако, что-бы сбросить с хвоста рассвирепевшего немца.
Ближе к центру облака его молочно-белая «начинка» при-обрела тёмно-серый цвет. Что-то стало бить лётчика по лицу. Неужели пули? Но тогда почему нет боли. «Так это же кру-житься зарождающаяся в глубине облака «шрапнель» града!» - догадался лётчик.
Взяв короткий тайм-аут, Борис выскочил из своего укрытия. Немец ожидал русского, чтобы отомстить. На этот раз козыри были у Нефёдова. Он имел небольшое превышение относи-тельно «Фокке-вульфа» и контролировал ситуацию…
Вот Борис резко заваливается на крыло и начинает срезать противнику угол, готовясь открыть огонь на упреждение, что-бы немец сам напоролся на его снаряды. Пилот размалёванного «Фоккера» понимает, что его фактически зажимают в угол и лезет наверх.
Борис тут же уходит на косую петлю и снова оказывается на хвосте у немца. Тому приходиться спасаться переворотом через крыло. Уже почти схваченный в прицел, в последний момент фашист проваливается вниз… Манёвры следуют один за дру-гим, но никому не удаётся взять верх.
Вскоре Нефёдову снова удаётся поймать жёлто-зелёное те-ло врага в прицел. Борис злорадствует и готов петь во весь голос, наблюдая, как поганый убийца его товарищей безрезуль-татно бросает свою машину из стороны в сторону, пытаясь сбросить преследователя с хвоста. Но радость Нефёдова оказа-лась недолгой. Внезапно «Фоккер» перевернулся через крыло и исчез! Борис растерянно закрутил головой, ища провалившего-ся неизвестно куда противника. Прошло, наверное, секунды три, не более. Неожиданно длинноносый истребитель «выныр-нул», - но уже сзади и несколько выше русского – заняв таким образом наивыгоднейшую позицию для стрельбы. Пот градом покатился по телу капитана. Теперь уже ему пришлось прила-гать все усилия, чтобы выскочить из-под занесённого над голо-вой топора. Всё начинается сначала…
Борис смертельно устал. Мысль лихорадочно ищет выход из создавшегося положения. Но руки и ноги работают автома-тически. Всё-таки тот головорез, что сидит сейчас в мчащемся следом «Фокке-вульве», многому его научил. Мысленно Борис хвалит инструктора, безрезультатно пытающегося свернуть способному ученику шею…
В очередной дикой круговерти проходит ещё минут десять. Похоже у немца на исходе керосин. Энергичным переворотом он сыплется вниз и на полной скорости уходит в глубь своей территории. На приборной доске перед Нефёдовым тоже заго-рается красная лампочка – заканчивается бензин. С тяжёлым сердцем приходиться отказаться от преследования врага. Борис поворачивает к дому…
На подходе к родному аэродрому Нефёдов к своей большой радости нагоняет ведомого. На самолёте Шафирова повреждён двигатель и он едва плетётся. Ну ничего, главное жив! А вместе они теперь как-нибудь дойдут до родной пристани.
А вот и родной аэродром. Но в небе над ним возвративших-ся пилотов почему-то не встречает дежурное звено. А ведь после гибели Церадзе Нефёдов распорядился, чтобы в течение всего полётного дня пара истребителей посменно прикрывала аэродром от внезапных атак противника. При катастрофиче-ской нехватке на фронте зенитной артиллерии приходилось изобретать средства самообороны против обнаглевших немец-ких охотников, подкарауливающих самолёты в самые опасные моменты полёта – на взлёте и при посадке. Это была страшная угроза, потому что самолет, который выпускает шасси и поса-дочные щитки становится маломаневренным, просто превра-щается в мишень, даже если в нём находится опытный лет-чик… «Так почему же «зонтик» безопасности не раскрыт над базой?» - задаётся вопросом Борис.
В последствии выясниться, что Нефёдов с ведомым верну-лись в момент пересменки, когда одна патрульная пара только села. А вторая из-за разгильдяйства водителя бензовоза, вы-ехавшего прямо на лётное поле, была вынуждена прекратить разбег. К сожалению, на войне подобные сбои происходят довольно часто. Пока же Борис, ещё не зная причины наруше-ния своего приказа, лишь терялся в догадках.
И всё-таки, не смотря на отсутствие в небе прикрывающего их посадку звена, вид родной базы, где можно отдохнуть после чудовищного напряжения боя и на время почувствовать себя в полной безопасности, действует расслабляюще. Насторожен-ность, сопровождающая полёт уходит. «Да и чего опасаться, - звучит в голове успокоительный голос. - Вон у леса столпились ребята, ждут твоей посадки. Здесь, на глазах у всех, тебя никто не посмеет тронуть».
Борис садился с ходу. Истребитель приближался к земле на скорости свыше двухсот километров в час. Стоит чуть резче, чем дозволено, двинуть ручку управления, или не успеть вы-ровнять подхваченную внезапным порывом бокового ветра машину, и самолёт развалится на части от удара о землю. По-этому взгляд пилота неотрывно следит за мелькающей впереди полоской травы, а мысль отсчитывает метры и сантиметры, оставшиеся до того момента, как колёса коснуться земли. При-боры здесь бесполезны. Всё зависит от накопленного за долгие годы опыта тысяч совершённых посадок…
«Як» мягко встряхивает. Чуть вздыхая перегретым мото-ром, самолёт бежит к замаскированным в лесополосе капони-рам. Борис начинает потихоньку надавливать на рычаг тормоза. В своих мыслях он уже делиться свежими впечатлениями с ожидающими его товарищами, идёт вместе с ними в столовую, где раскрасневшаяся от удовольствия девочка-официантка при появлении командира торопливо принесёт поднос с обедом и непременно в ответ на искренний комплимент Нефёдова кокет-ливо поинтересуется: «Как слетали?».
Но вместо ожидаемого подёргивания тормозящей машины – перед глазами что-то ослепительно вспыхивает, во все сторо-ны, словно вырванная вата из подушки летят куски обшивки фюзеляжа, обломки мотора. Самолёт сильно тряхнуло и швыр-нуло в сторону. «Что за чёрт!» – Борис в замешательстве. Он пытается найти причину странного поведения самолёта, бросая взгляд на приборы.
Над головой проходит тень. Капитан поднимает глаза и упирается взглядом в чёрные кресты и фигурку рыцаря на блестящем борту «Фокке-Вульфа-190». Борис инстинктивно пытается укрыться в кабине, глубже опускаясь в кресле, пряча голову за бронеспинку.
С оглушительным рёвом на высоте не более пяти метров «Фоккер» метнулся к ещё висящему в воздухе самолёту Шафи-рова и в упор ударил по нему из пушек. «Як» обволакивает чёрный дым, он валится на крыло и врезается в землю.
Судя по всему, немец подошёл со стороны солнца бесшум-но, как планер. Опускаясь с огромной высоты, он до минимума уменьшил обороты мотора. Целью «чёрного рыцаря» похоже был именно самолёт Нефёдова. Но Борис сел раньше ведомого, к кому же от попадания первых снарядов его самолёт швырну-ло в сторону. Поэтому немцу пришлось отказаться от первона-чального намерения разобраться с виновником гибели своего подчинённого и напасть на того, кто находился в наиболее удобной для удара позиции…
Пока взлетало дежурное звено «Фоккера» и след простыл. В центре лётного поля укором всем огромным костром догорал самолёт Шафирова. Вокруг пылающей машины с визгом и надрывным воем носиться «Янычар» - любимый пёс Марата.
Первым к Борису подбежали его заместитель и медицин-ская сестра.
- Товарищ капитан, вы весь в крови, давайте я вас перевя-жу! – участливо тревожно предложила девушка, но взбешен-ный и подавленный Борис грубо отодвинул её в сторону и схватил за грудки своего Зама:
- Смотри, это он по твоей вине горит!
Но тут взгляд Нефёдова упал на лицо санинструктора. От незаслуженной обиды на глазах девушки появились слёзы. Борису вдруг стало стыдно за свой поступок, и он начал лепе-тать слова извинений. Тут и заместитель торопливо принялся рассказывать командиру, как дело было. Слушая своего Зама, краем уха Борис вдруг уловил, как один из лётчиков со вздохом говорит другому о Шафирове в прошедшем времени: «Толко-вый лётчик был. Да и парень мировой. Всё не могу никак при-выкнуть к такому!». Борис тоже, хотя это была и не первая его война, не мог без внутренней боли воспринимать уход людей, которые быстро становились ему родными…
Возле штабной землянки собралась плотная толпа людей. Там что-то оживлённо обсуждалось. Но при приближении Нефёдова разговоры стихли. Все взгляды устремились на уста-лоё жёсткое лицо командира. За последнюю неделю на нём прибавилось морщин, появилась ранняя седина на висках.
Один из лётчиков протянул Борису свёрнутый рулоном лист толстой хорошей бумаги. Оказывается, перед тем как скрыться, пилот «Фоккера» сбросил контейнер со своим цвет-ным изображением.
С глянцевого, отпечатанного типографским способом пла-ката на Бориса самодовольно глядел увешанный орденами Хан. Один из лётчиков, немного знавший немецкий язык прочитал надпись под портретом:
- Здесь говориться, что данный ас уничтожил 150 русских самолётов.
— Н-да… Ничего не скажешь, знатный стервятник, — по-качал головой один из лётчиков. — Сколько же он ещё сожжет нашего брата.
- Да брехня всё это! – гневно воскликнул другой. – Геббельс им специально врать велит, чтобы все в Германии думали, будто хвалёные рыцари Рейха бьют нас - азиатов пачками. Им за эти сказки кресты на мундиры вешают.
- Смотри-ка: «фон», - усмехнулся, парень с простым кресть-янским лицом, прочитав подпись под портретом, - барон! Ко-мандир, по-моему, это вызов на воздушную дуэль. Надо нанес-ти им ответный визит.
- Что ж, согласен дать сатисфакцию «фонам» и «баронам», - подытожил Нефёдов. – Как только узнаем, где их логово, по-шлём вызов. Посчитаемся и за Марата, Георгия, других наших ребят.
Глава 29
Хан вылетел на поиски своего ведомого на лёгком разведы-вательном «Шторьхе». Даже если напарник погиб, Макс не мог оставить труп брата своей невесты на растерзание степным падальщикам или поругание вражеским солдатам. Барон считал своим долгом, если и не найти живым, то хотя бы похоронить Гельмута. Под монотонный гул мотора вспомнилось, как в первую ночь их любви он пообещал Алисе: «Можешь за брата больше не волноваться, я беру парня под своё крыло и лично прослежу, чтобы его никто не обидел - ни в воздухе, ни на земле…».
Разноцветный купол парашюта на берегу Волги Макс заме-тил за много километров. Но вскоре выяснилось, что он опо-здал – труп лётчика уже нашли русские, приехавшие на легко-вой автомашине. От досады Макс спикировал на них, приказав помощнику обстрелять русских из пулемёта. Это всё, что он мог сделать для бедняги-Гельмута. Прощай преданный това-рищ!
***
Погибшему немецкому лётчику на вид можно было дать лет 20 не больше. Но, не смотря на его молодость, всё говорило о том, что убитый принадлежал к суперэлитному подразделению: необычный парашют с разноцветным куполом, чтобы быстрее быть обнаруженным спасательной командой; на сером лётном комбинезоне - яркие нашивки с эмблемами Люфтваффе и авиа-ционной эскадры.
Бориса заинтересовал необычный шлемофон немца. Он был пошит не из сплошной кожи, а в виде сеточки с наушниками. «Действительно очень удобно, голова не потеет» - подумал Нефёдов.
В многочисленных карманах, застёгнутых на замки-«молнии», лежали: продуктовый аварийный НЗ* со сгущённым молоком в тюбиках, сублимированным хлебом, плитками шоколада; складной нож, солнцезащитные очки в бархатном футляре; складная удочка, видимо, на тот случай, если при-одеться долго выбираться к своим и надо будет самому добы-вать себе пропитание; компас, охотничьи спички, и прочие, очень полезные в полёте и при аварийной посадке вещи. Под правой рукой мертвеца находился мешочек с сульфидином. Наверное, для лечения каких-то инфекций. Хотя знакомые Нефёдова с успехом применяли его для лечения триппера…
Во внутреннем кармане комбинезона за потайной застёжкой находилась лётная книжка пилота, которая больше напоминала расчётную. Товарищ Нефёдова, который знал немецкий язык, прочитал: «2 августа 1942 «Ил-2» и в графе «выдано» - 500 марок. Всего таких записей в книжке было 32. Служил владе-лец лётной книжки в Jagdgeschwader 3 «Udet»;, о чём свиде-тельствовала надпись на её обложке…
*НЗ – неприкосновенный запас.
;Истребительная эскадра 3 «Удет».
***
Хан не собирался прощать убийцу брата своей будущей же-ны и начал охоту на пилота истребителя под цифрой «10». Для начала он хотел побольше узнать об этом лётчике, чтобы при-кончить именно его.
В Люфтваффе на тот момент существовала самая передовая система сбора и обработки информации. Ни одна армия мира не могла похвастаться ничем подобным. Мобильные группы связистов ВВС двигались вместе с передовыми частями Вер-махта на специально оборудованных бронетранспортёрах с мощными радиостанциями. Эти «уши Люфтваффе» слушали всё, что твориться в небе. Переговоры ведущих бой лётчиков записывались на магнитофоны. Кроме того, в места предпола-гаемых воздушных боёв обязательно направлялись хорошо оснащённые наводчики. Они могли находиться в окопах перед-него края или быть заброшенными на парашюте в советский тыл. Наземные корректировщики наводили бомбардировщики на цель, вовремя предупреждали пилотов о появлении самолё-тов противника, указывая их численность, курс, высоту.
Со своей позиции в ветвях дерева или из высокой травы за-ливного луга помощники, оставаясь незаметными для совет-ских патрулей, хорошо видели небесное поле боя и своими советами давали немецким истребителям возможность атако-вать с наиболее выгодного направления, например, со стороны солнца.
Все данные с разбросанных на огромном пространстве фронта наземных подразделений поступали в аналитический центр при штабе Воздушного флота. Здесь с помощью специ-альных машин, - прототипов современных компьютеров, вся всасываемая информация перерабатывалась; с величайшим тщанием усердными клерками в военной форме создавалась картотека на советские авиаполки, а также отдельных враже-ских пилотов, попавших в поле зрения наблюдателей.
По идее Хан мог получить выборку радиопереговоров и от-чёт на любого красного пилота, действующего в полосе 4-го Воздушного флота. Но в России отлаженная немецкая машина споткнулась о совершенно неожиданное обстоятельство. Ока-залось, что на подавляющем большинстве русских самолётов нет радиостанций. Следовательно, слушать и записывать на магнитную ленту, было почти нечего.
Но на удачу Хана, его противник был далеко не простым пилотом, а каким-то командиром. Поэтому в последний месяц или два на его самолёт поставили радиостанцию. И кое-что связистам всё же удалось записать. В бою подчинённые обра-щались к этому пилоту либо по номеру машины: «десятка»; либо звали «батей» или «дедом». «Значит, по возрасту он дол-жен годиться своим подчинённым в отцы» - логически рассу-дил немец.
Впрочем, зная русских ещё по довоенной работе пилотом гражданской авиации, Макс всегда помнил о том, что с холод-ными аналитическими мерками к ним подходить нельзя. Неда-ром, когда однажды Геринга попросили охарактеризовать разные нации, он ответил так: «Один немец - это прекрасный человек; два немца - союз или партия; три немца - война! Один англичанин - это чудак, два - клуб, три - уже империя! Один итальянец - тенор, два - дуэт, а три - отступление! Что же каса-ется японцев, то один из них - это тайна, два японца - тоже тайна и три японца - неразрешимая тайна». «А что вы думаете о русских?» - спросили у рейхсмаршала. Геринг немного замялся, но потом ответил: «Русские - это адский коктейль из двух немцев, англичан, итальянцев и японцев».
Хан был полностью согласен со своим командующим: от русских постоянно жди сюрпризов. И действительно, вскоре с Ханом связался инспектор тайной полиции Люфтваффе. По своим каналам он узнал, что известный «эксперт» собирает информацию о лётчике, летавшем на истребителе Яковлева с бортовым номером десять. По словам инспектора, разведгруппа пехотного полка кое-что обнаружила в обломках сгоревшего русского самолёта с таким номером на киле.
При встрече капитан жандармерии долго задавал Хану странные вопросы о его довоенной жизни в России. Затем он вытащил из папки коричневой кожи и продемонстрировал полковнику «улику» - массивный серебряный портсигар с золотой монограммой в виде переплетённых между собой латинских букв «B» и «N». Его крышка оплавилась, но укра-шающий её изящный миниатюрный герб в виде конной фигур-ки чёрного рыцаря на золотом поле треугольного щита почти не пострадал. Конечно же Максу было достаточно одного взгляда, брошенного на показанную чиновником вещицу, что-бы признать свой бывший подсигар. В начале тридцатых годов в Липецке он подарил его в знак вечной дружбы и братства своему лучшему курсанту. Полицейского как раз и интересова-ло, откуда в кабине сбитого русского истребителя взялся под-сигар с монограммой полковника Люфтваффе и русскими инициалами на внутренней стороне крышки. Хану с большим трудом удалось отделаться от подозрительного офицера тайной полиции.
Теперь барон точно знал, кто его враг. Эта новость ошело-мила Макса. В его душе хранились сентиментальные воспоми-нания о дружбе с молодым в ту пору русским пилотом. Кто бы мог подумать, что «дед», это тот самый прямодушный паренёк, считавший, что применяемые учителем хитроумные уловки – нечестная игра! Затем Хану вспомнилась их последняя встреча в Берлине. Уже тогда он смутно почувствовал, в прежнем друге опасного врага. Не они начинали эту войну, но всё складыва-лось таким образом, что одному предстояло убить другого…
30 Глава
Сражение в небе над Кубанью весной-летом 1943 года стало переломным для советских ВВС. Отныне самолёты с чёрными крестами никогда не будут чувствовать себя полновластными хозяевами фронтового неба.
Самые ожесточённые бои развернулись над Малой землёй*. Командование Люфтваффе стянуло сюда свои отборные части. Каждый день одна из лучших эскадр пикирующих бомбарди-ровщиков StG2 под командованием Эрнста Купфера «перепа-хивала» небольшой советский плацдарм, обрушив на него в общей сложности несколько сотен тонн авиабомб. А, например, 17 апреля немецкие пикировщики совершили 500 боевых выле-тов, то есть каждый пилот «Штуки»; вылетал не менее 5 раз! Прикрывали бомбардировщиков лучшие асы Геринга из истре-бительных эскадр JG-53 «Ас Пик», JG-3 «Удет», JG-52.
* «Малая земля» — название советского плацдарма в рай-оне Станички (мыс Мысхако) южнее Новороссийска, образо-вавшегося в результате десантной операции отряда морской пехоты, состоявшейся в ночь на 4 февраля 1943 года.
; Пикирующий бомбардировщик «Юнкерс-87»
К этому времени штрафная авиагруппа превратилась в «по-жарную команду», которую командование перебрасывало с одного участка фронта на другой, дабы захватить в нужном районе господство в воздухе. Обычно это делалось во время важнейших наступлений. При этом вся слава доставалась кол-легам-истребителям из гвардейских полков. В сводках Совин-формбюро и газетных статьях упоминались только они, а о штрафниках, естественно ни слова. Этой части будто не суще-ствовало. В авиации их даже прозвали «Команда Летучих Голландцев»…
«Нефёдовцы» много летали в эти месяцы на сопровождение своих бомбардировщиков, гибли в ожесточённых «собачьих свалках» с немецкими истребителями, прикрывающими «Юн-керсы» и «Хейнкели». Но, не смотря на это, начальство часто нелестно отзывалось о штрафниках и их командире. С одной стороны за лётчиками авиагруппы прочно закрепилась репута-ция верного средства быстро загнать в угол обнаглевших не-мецких стервятников, а с другой - на командных постах хватало властных самодуров и карьеристов, которых задевал крутой независимый нрав простого капитана.
Например, один такой лизожоп, зная, что на переднем крае должно появиться высокое начальство, приказал Нефёдову встретить идущие на наши позиции немецкие «бомбовозы» и непременно разделать их под орех вблизи наблюдательного пункта – «пред сиятельными глазами» маршала и генералов из его свиты.
Оборотная горькая сторона такой «показухи» заключалась в том, что перехватывать фашистские бомбардировщики пред-стояло над нашими окопами, когда они уже сбросят свой смер-тоносный груз на головы пехотинцев и перемешают их с зем-лёй. Понимая это Борис мысленно послал очередного высоко-поставленного дурака к такой то матери и, скрытно проскочив линию фронта, напал на вражеские бомбардировщики, пока те шли над своими тылами, - ещё до встречи с истребителями сопровождения. После первого удара «нефёдовцев» «бомбово-зы» в панике начинали разбегаться. Избавляясь от груза, они сбрасывали бомбы на собственные войска.
В итоге удавалось сорвать намечающуюся немецкую бом-бардировку, сохранить множество солдатских жизней, и за это Нефёдов получил… нагоняй от взбешённого начальства.
До 1944 года «свободная охота» считалась у авиационного командования разновидностью анархии. Естественно, что и главному «Анархисту» ВВС всячески пытались запретить заниматься «самодеятельностью». А он сколотил группу из девяти отличных лётчиков, и как только появлялась возмож-ность - водил ее за линию фронта. Однажды Борис вдвоём с ведомым – в течение сорока минут, пока в баках оставалось горючее, блокировал аэродром немецкой штурмовой авиагруп-пы, расстреливая на взлёте всякого, кто пытался взлететь. За это время на «Малую землю» через опасный район успел про-скочить морской конвой с подкреплением и боеприпасами, и ни одна немецкая авиабомба на него не упала! За такое предпри-имчивому удальцу полагался орден, а его чуть не отдали под трибунал за самовольный вылет.
А вскоре произошла история, которая добавила «Анархи-сту» и его лётчикам народной славы и одновременно вызвала вал новых обвинений в партизанщине и «гусарских замашках». На том участке фронта, где воевали штрафники, появилась элитная группа известных фашистских асов-«картежников». Ею командовал кавалер рыцарского креста с дубовыми листья-ми и мечами полковник Берг. На фюзеляжах машин этого подразделения были изображены тузы, короли, валеты... Само-лет Берга украшал дракон. По некоторым данным, на его пер-сональном счету числилось 127 побед.
После тщательно проведённой разведки десять истребите-лей «Як-7Б», на которые недавно пересели лётчики-штрафники, появились над немецким аэродромом. Внезапность была полной! До самой вражеской базы «нефёдовцы» остава-лись невидимыми для врага. Всю дорогу истребители шли на высоте 15 метров, и вышли на цель не со стороны линии фрон-та, а из немецкого тыла, откуда их не ждали.
С первого взгляда на вражеский аэродром было видно, что незваных гостей здесь не ждали. У немцев зенитки были зачех-лены, «Мессера» раскапочены, техники возились в их моторах. Борис сбросил вымпел – пустую банку из-под американской тушёнки с запиской на немецком языке внутри. Это было при-глашение лётчикам Люфтваффе сразиться в честном поединке.
Причём, с каждой стороны в сражении должно было уча-ствовать строго определённое количество самолётов. «Лиш-ние» фашистские истребители, нарушающие численный пари-тет сбивались «нефёдовцами» на взлёте.
Бой оказался скоротечным и закончился полным уничтоже-нием принявших вызов немцев. Самого Берга Нефёдов зава-лить не успел. До него первым добрался лётчик его «охотничь-ей группы» - Константин Рублёв по прозвищу «Рубль». После посадки Борис шутливо пожурил подчинённого, мол, зачем пошёл на «дракона» «вперёд батьки».
- Я бы его тебе оставил, Батя, - простодушно объяснял Руб-лёв отпустившему гусарскую бородку командиру, который на самом деле был почти его ровесником. – Но мне показалось, что немец решил уйти, не попрощавшись. Я перед его носом очередь дал: «Мол, давай назад, Херр, дерись, раз вышел». А он, зверюга такая, под меня поднырнул и к земле глубоким скольжением уходит. Ну, пришлось его догнать и кончить…
Но больше всего Нефёдов мечтал о поединке с другим не-мецким асом. Но после переброски на Кубань Борису пришлось отказаться от намерения найти Хана. Правда, оставалась слабая надежда, что их фронтовые пути ещё пересекутся…
***
В январе 1943 года у Нефёдова случилась серьёзная стычка с майором Лакеевым. Особист и раньше «сигнализировал» своему руководству, что командир штрафной авиагруппы не расстаётся с «Маузером», на котором имеется дарственная надпись разоблачённого НКВД «врага народа» Смушкевича. Сообщал особист и о том, что, вместо того, чтобы требовать от подчинённых, пусть даже ценою своей жизни спасать подбитые машины, то есть заживо сгорать, но до последнего тянуть на горящем истребителе к аэродрому, Нефёдов внушает им, будто жизнь лётчика намного ценнее для Родины, чем «железная рама с мотором».
«Это прямое нарушение секретного приказа, с которым под роспись были ознакомлены все осуждённые пилоты перед отправкой в штрафную часть, - писал в Управления особых отделов НКВД Лакеев. – Капитан Нефёдов косвенно даёт по-нять своим подчинённым, что можно пренебрежительно отно-ситься к социалистической собственности…».
Нёфёдов действительно не раз говорил своим парням, что каждый из них намного ценнее своего самолёта, который явля-ется всего лишь расходным средством. Поэтому, в безнадежной ситуации лучше спастись и вернуться в строй, нежели с глупым героизмом погибнуть вместе с обречённой машиной.
Рано или поздно такие разговоры ему ещё должны были серьёзно аукнуться, но пока умеющего хорошо воевать аса не трогали, ибо толковых лётчиков на фронте по-прежнему не хватало.
И вот Борис снова дал повод Лакееву напомнить о себе че-кистскому начальству. После того, как 28 декабря 1943 года была ликвидирована Калмыцкая АССР, представители этого маленького народа подверглись насильственной депортации в Сибирь. Одновременно в Армии начались аресты военнослу-жащих-калмыков.
У Нефёдова под началом тоже служил прекрасный лётчик Батыр Тюгюмджиев. За ним приехал молоденький лейтенант-контразведчик с двумя автоматчиками. Лакеев уже знал об их визите и вызвал к себе под каким-то предлогом Тюгюмджиева, не дав ему вылететь со всеми на задание. Борис повёл группу к фронту, но успел вернуться ещё до того, как арестованного увезли. Едва узнав от дежурного по аэродрому, что энкэвэдэш-ники за что-то взяли Батыра, Нефёдов побежал на выручку другу.
- Я его командир и вы обязаны были вначале известить меня об аресте моего подчинённого! – строго обратился к лейтенан-ту-контразведчику Нефёдов.
Действительно, существовало правило по которому выше-стоящий командир должен был подписать ордер на арест под-начального ему офицера или солдата, и только после этого военнослужащий оказывался во сласти сотрудников НКВД. Правда репрессии и могущество «органов», превращали это требование в пустую формальность. Практически никто не смел открыто продемонстрировать своё несогласие с предста-вителем спецслужбы. Поэтому то таким обескураженным и даже растерянным выглядел приехавший за лётчиком-калмыком лейтенант. Он то был уверен, что подписи Началь-ника особого отдела штрафной части более чем достаточно для ареста нужного ему человека. Но тут на помощь собрату по ведомству пришёл Лакеев.
- Послушайте, капитан, не вмешивайтесь в дело, которое вас абсолютно не касается! Лучше идите к своим самолётам. А мы будем выполнять приказ Верховного Главнокомандующего об отправке всех военнослужащих калмыцкой национальности этапом на сборный пункт в Москву. Надеюсь, это понятно?
- Где у нас случилось?* - с видом праздного зеваки спросил ни к кому персонально не обращаясь подошёдший Костя Кра-савчик. Его короткие волосы ёжиком топорщились на голове, а на губах «Одессы» блуждала недобрая улыбка. Хорошо знаю-щий Леню Нефёдов чувствовал, что тому страшно хочется дать изжоги; заезжему обладателю «фуражки с красным околы-шем».
Всего сорок минут назад над немецкой переправой по само-лёту «Одессы» хлестнула очередь разрывных снарядов, и он за полминуты успел проститься с жизнью и родиться заново. Теперь Красавчик чувствовал сильную потребность «выпустить пар». Особистов он не боялся. Всё равно дальше фронтового штрафбата его не пошлют. А Батур был ему, как брат: их койки стояли рядом в землянке, в бою они не раз снимали фрицев с «хвоста» друг друга. Так что повод «походить по ушам» особи-стам был более чем уважительный.
*Что произошло? (одесск. жарг.)
; Испортить настроение.
Нефёдов, зная характер «Одессы», приказал ему отойти на сто шагов в сторону, а сам жёстко заявил чекистам:
- Ну вот что: я хорошо знаю своего подчинённого Тюгюмд-жиева и могу за него поручиться. Поэтому я сам поеду с ним в Москву и, если потребуется, дойду до Верховного, но докажу, что Батыр честно воюет. Он сбил 14 самолётов врага, был ранен…
Лакеев побагровел от ярости и побежал куда-то звонить. А молоденький лейтенант нахмурился и потупил глаза. Потом он отозвал Бориса в сторонку и с чистосердечным видом пояснил:
- Я очень сожалею, товарищ капитан. Но вы, как человек военный, должны знать, что на войне приказы не обсуждаются. Есть распоряжение о выселении всех жителей калмыцкой национальности в Сибирь за сотрудничество с оккупантами. Я выполняю полученный приказ об аресте вашего сослуживца. Вы можете помочь своему товарищу, обратившись с жалобой по команде, но мешать мне не стоит, я ведь при исполнении.
Батур слышал слова лейтенанта. Пожав Нефёдову руку и, благодарно глядя на командира, он попросил:
- Не стоит, Батя! Бесполезно… А без меня мои старики и сестра совсем пропадут.
Батура увезли. Потом Нефёдов пытался через командарма Громова и других высокопоставленных знакомых помочь товарищу, но это ему не удалось. Больше он никогда не встре-чал Тюгюмджиева и ничего не смог узнать о его дальнейшей судьбе.
Глава 31
21 февраля 1942 года новым командующим бомбардиро-вочной авиацией королевских ВВС Великобритании (RAF) стал маршал авиации сэр Артур Харрис. Закончился короткий пери-од, когда английские самолёты наносили лишь «точечные» ночные удары по военным объектам в оккупированной Фран-ции и в самом Рейхе. Началась эпоха ковровых бомбардировок немецких городов. «Бомбардировщик-Харрис», - как окрестили нового командующего газетчики, - пообещал «выбомбить Германию из войны» или же «вернуть её обратно в каменный век».
Уже через два месяца после своего назначения Харрис от-правил в рейд на Германию тысячу бомбардировщиков. Только теперь многих немцы вспомнили забытую поговорку: «Посе-явший ветер, пожнет бурю». А ведь ещё недавно, в 1940-41 годах немецкие самолёты безнаказанно бомбили Лондон, Ко-вентри и другие английские города, а островитянам нечем было ответить, ибо их немногочисленные «Ланкастеры», «Галифак-сы», «Стирлинги», «Бленхеймы», «Веллингтоны», «Хемпдены» и «Уитли»* перехватывались немецкими истребителями где-то над Францией. У немцев на устах тогда было хвастливое ут-верждение маршала авиации Геринга, заявившего в одном из своих выступлений: «Пусть меня назовут вралем, если хоть один вражеский самолет достигнет территории нашей страны».
*Английские бомбардировщики.
В 1942 году в Англию из США начали пребывать соедине-ния тяжёлых бомбардировщиков «Боинг Б-17» - «Летающая крепость». Это были лучшие стратегические бомбардировщики в мире. Благодаря большой скорости и высоте полёта, а осо-бенно двенадцати оборонительным пулемётам «Браунинг» экипаж такой машины имел неплохие шансы отбиться от атак немецких перехватчиков. Мощный же заградительный огонь сразу сотен бомбардировщиков, летящих в сомкнутом строю, почти не оставлял шансов немецким пилотам-истребителям сделать результативный заход и уцелеть.
Теперь бомбардировщики союзников методично днём и но-чью стирали с лица земли немецкие города. В мае-июле 1943 года «Бомбардировщик-Харрис» начал операцию под кодовым наименованием «Гоммора»*. Второй по величине город Герма-нии – Гамбург был засыпан тысячами тонн зажигательных и фугасных бомб. Это вызвало пожар воистину библейского масштаба. Несколько дней в городе бушевал огненный шторм, столб дыма поднимался в стратосферу. Отвратительный запах гари и горящей плоти проникал даже в кабины бомбардиров-щиков, идущих на высоте свыше десяти километров. Тысячи мирных жителей сгорали заживо, обращаясь в пепел; задыха-лись от ядовитых газов в подвалах своих домов. Пламя выжи-гало кислород, и многие умирали от удушья. Когда огонь из горящих зданий прорвался сквозь крыши, - над городом под-нялся столб раскалённого воздуха высотой около шести кило-метров. Воздух так накалился, что всё, что могло воспламе-ниться, мгновенно сгорало. Кипел асфальт, в окнах плавились стёкла…
Погибло 50 000 человек, 20 000 были ранены, десятки тысяч пропали без вести и сошли с ума. Большая часть населения лишилась крова.
Один свидетель так описывал начавшуюся после окончания бомбёжки работу специальных санитарно-спасательных ко-манд: «Люди в противогазах прокладывали себе путь огнеме-тами, так как несметное количество трупов было усеяно жир-ными, в два сантиметра длиной, червями и огромными зелен-ными мухами, невиданного доселе размера, не говоря уже о воистину гигантских крысах покрывающих серым, копоша-щимся ковром углы разрушенных строений...».
Гамбург превратился в пустыню, состоящую из барханов битого кирпича. Затем настал черёд Дрездена, где погибло уже 250 000 человек. Фотографии только одного из 80-ти разбомб-ленных англо-американскими пилотами германских городов-мишеней – Везеля, ничем не отличаются от снимков лунного ландшафта…
*Один из двух упоминаемых в Библии городов (второй Со-дом), уничтоженный Богом в наказание за крайнюю распущен-ность и жестокость его жителей.
Германские силы противовоздушной обороны пытались активно противостоять рейдам союзников. Иногда им даже удавалось наносить противнику чувствительные удары. Так было 17 августа 1943 года, когда 363 тяжёлых бомбардировщи-ка попытались разрушить шарикоподшипниковые заводы в районе Швейнфурта. Перехватчикам совместно с зенитчиками удалось сбить 60 «крепостей», что заставило американское командование временно прекратить рейды на этот район. Но с появлением у англосаксов истребителей дальнего действия «Тандерболт» и «Мустанг», которые могли сопровождать «Либерейторы» и «Крепости» до Берлина и обратно, обстанов-ка стала критической.
Истребители сопровождения начинали атаковать «Фокке-вульфы» и «Мессершмитты» ещё до того, как они оказывались в зоне сплошного огня бортовых пулемётов бомбардировщи-ков. Потери среди лётчиков обороны Рейха стали просто ужа-сающими. Всего за четыре месяца погибло более тысячи гер-манских лётчиков-истребителей. Конечно, подавляющее боль-шинство из них были неопытными юнцами, но гибли и «экс-перты». В такой ситуации командованию Люфтваффе ничего не оставалось, как пополнять обескровленные эскадры на Запа-де первоклассными пилотами с Восточного фронта. Не мино-вала это участь и Макса фон Хана…
Уже в первых боях он понял, что попал в ад. Хотя Франция вновь встретила его подзабытым комфортом. После простого деревенского дома, в котором Макс жил в России, он занял шикарные апартаменты в уютной гостинице. Благодаря тол-стому кошельку и прежним французским приятелям господин полковник снова мог иметь самые изысканные вина, женщин, которые были готовы исполнить любое его желание. И всё было бы прекрасно, если бы не приходилось регулярно менять кожаное сиденье американского автомобиля на кабину истре-бителя.
Теперь отношение к «экспертам» со стороны командования стало совершенно иным, чем в 1940-м году. Начальство не собиралось сквозь пальцы смотреть на вольные импровизации избалованных героев. Получая приказ атаковать бомбардиров-щики, Хан обязан был это сделать. Для него было слабым утешением узнать, что для получения более высокой степени рыцарского креста ему достаточно сбить «всего» 10 четырёх-моторных бомбардировщиков и, что каждое попадание в мотор «Крепости» засчитывается в качестве победы. Глупо думать о наградных крестах, когда грозит надгробный…
Никогда ещё боевые полёты не были столь опасными. Ко-гда Хан впервые увидел идущие от горизонта до горизонта сотни «летающих крепостей», они поразили его своими гигант-скими размерами. Длина крыла у этих чудовищ составляла почти 40 метров! Небо вокруг неприятельской эскадры кипело от ураганного огня тысяч крупнокалиберных пулемётов «Брау-нинга»…
Вслед за товарищами по группе Хан атакует летающие «ам-бары». Они растут так быстро, что начинаешь паниковать, что сейчас влетишь в «ворота сарая». Перед глазами вмиг проно-сятся яркой вспышкой все твои последние грехи.
Не дожидаясь пока его самолёт врежется в бомбардиров-щик, Макс нажимает кнопку стрельбы и почти сразу уходит глубоким скольжением вниз. На него сразу наскакивает не менее дюжины «Тандерболтов Р47». Словно голодные собаки они, мешая друг другу, спешат оторвать «шмоток мяса» от совершенно потерявшего ориентировку, ошеломлённого врага. Кошмар какой-то! Как же это не похоже на «свободную охоту», которой Хан привык промышлять до сих пор.
Первоклассные американские истребители заставляют нем-ца удирать от них на пределе возможностей своего «Фокке-вульфа». У самого аэродрома они всё-таки догоняют беглеца. До своей базы с зенитными орудиям рукой подать. Но с него довольно! Макс аварийно сбрасывает фонарь кабины, перево-рачивает истребитель «на спину» и вываливается из совершен-но исправного самолёта. Вскоре над головой громким хлопком распускается спасительный купол парашюта…
Итогом первого месяца пребывания Хана во Франции стали два повреждённых вражеских бомбардировщика, один сбитый «Тандерболт» и тик правого глаза, который он заработал на нервной почве. Всеми правдами и неправдами, задействуя свои связи в Министерстве авиации и среди партийной верхушки, Макс пытался перевестись обратно в Россию. Там теперь тоже стало очень опасно. У русских в большом количестве появи-лись закалённые в боях асы, много хороших самолётов. Но там хотя бы многое зависело от твоего лётного мастерства. Воз-душные поединки с вражескими истребителями Макс всегда считал захватывающим, хотя и очень опасным спортом. Здесь же у него почти не было возможности проявить своё лётное мастерство. Они словно пехотинцы - в полный рост шли на вражеские доты под кинжальным огнём.
Максу было плевать, что о нём думают сослуживцы, среди которых даже ходил такой анекдот: «Кого можно считать тру-сом? Ответ: лётчика Западного фронта, который перевёлся на Восточный фронт». «В душе каждый из них мечтает о таком переводе» - презрительно думал барон.
Друзья в Берлине обнадёживали: вопрос вот-вот будет ре-шён. Хану почти выхлопотали место командира группы одной из прославленных эскадр, ведущих бои под Курском. Но ка-ким-то непостижимым образом рапорт известного «эксперта» попался на глаза самому Рейхсмаршалу. Геринг тут же позво-нил командующему 3-м Воздушным флотом Хуго Шперле:
- Я не потерплю трусов в моих люфтваффе... Я искореню их! Научите этого трусливого аристократишку воевать, или отдайте его под суд…
К счастью, фельдмаршал, как и обещал, не забыл офицера, который когда-то произвёл на него благоприятное впечатление своей откровенной принципиальной оценкой, данной против-нику. Пока Шперле разговаривал с Ханом, его лицо, будто вытесанное привыкшим к грубой работе каменотёсом из боль-шого куска камня, выражало свирепость и презрение:
- Помня о нашем знакомстве, я даю вам один шанс из двух – на выбор: вы можете выйти отсюда и застрелиться. Но это не слишком почётная смерть для офицера…
Хан выбрал службу в особом подразделении смертников, укомплектованном только добровольцами. Особая штурмовая группа должна была использовать тактику «чистильщиков окопов» времён Первой мировой – специально подготовлен-ных, хорошо вооружённых солдат. Небольшие горстки этих отчаянных храбрецов скрытно подбирались в 1916-м к фран-цузским окопам и закидывали сидящих в них «лягушатников» ручными гранатами с ускоренными взрывателями. Первым в окоп запрыгивал федфебель со щитом, сделанным из пулемёт-ного щита. Остро отточенной сапёрной лопаткой он начинал крушить черепа и резать глотки застигнутым врасплох враже-ским солдатам. За ним по пятам следовал второй штурмовик с сумками, полными гранат. Замыкал группу боец со штык-ножом и скорострельным пистолет-пулемётом Бермана – иде-альным оружием ближнего боя. Нередко нескольким штурмо-вым группам удавалось «вычистить» траншеи первой линии вражеской обороны от целой роты французов или англичан…
Точно также Хану и его товарищам по небольшой штурмо-вой авиагруппе предстояло действовать против армады амери-канских бомбардировщиков. Стрелять разрешалось с предельно короткой дистанции «пистолетного выстрела». Если залп из целой батареи мощных пушек не уничтожал « летающую кре-пость» приказ требовал таранить вражеский самолёт. Всё равно после выхода из атаки у воздушных «штурмовиков» почти не было шанса уйти от истребителей. Дело в том, что для защиты от заградительного огня бортовых стрелков «крепостей» - на «Фокке-фульфы-190» особой «штурмовой» модификации устанавливалась дополнительная броня, которая делала их тяжёлыми и неповоротливыми. Для истребителей же против-ника они, даже, несмотря на дополнительную бронезащиту, становились лёгкой добычей.
Перед первым вылетом личный состав штурмовой группы выстроился перед похожими на танки «Фокке-вульфами». В бой лётчиков-добровольцев должен был вести гауптман Валь-тер Моритц. После короткого инструктажа лётчики особой группы все хором повторили за своим командиром слова при-сяги:
- Мы клянемся защищать небо Рейха в соответствии с принципами Штурмгруппы. Мы знаем, что, будучи летчиками Штурмгруппы, должны особым образом оборонять от врага народ Фатерлянда. Мы осознаем, что в каждом вылете будем контактировать с четырехмоторными бомбардировщиками. Мы будем атаковать их с кратчайших дистанций, а в случае не-удачной атаки - таранить врага…
Как только вдали, в прозрачной синеве заблестела россыпь серебристых капель, «Мессершмитты-109» сопровождения ушли вперёд. Группа расчистки обязана была завязать бой с прикрывающими бомбардировщики «Тандерболтами» или «Мустангами».
Десять «Фокке-вульфов штурмовой группы выстроились плотным клином, и пошли вперёд, словно закованные в латы конные рыцари Средневековья. Вскоре небо вокруг засветилось от бесчисленных разрывов и пулемётных трасс. Град осколков и пули постоянно стучали по обшивке самолёта. Но Хан упор-но держался в строю. Весь мир для него сузился до изображён-ного на борту одного из «Боингов» чёрного круга с вписанной в него белой звездой – эмблемы ВВС США…
Время спрессовывается до предела. Боковым зрением, пе-риферией сознания Макс отметил, что два соседних крылатых «тарана» уже провалились вниз, поражённые заградительным огнём. Хан, стиснув зубы, продолжал идти вперёд. Он ждал приказа ведущего открыть огонь.
Неожиданно, что-то сильно ударило в борт самолёта. Слов-но гигантская рука смахнула его с курса. Мгновенно пришло понимание, что получившая серьёзные повреждения машина - обречена. В таких случаях Хан всегда спешил воспользоваться парашютом, но на этот раз, как штрафнику он ему не полагал-ся…
Впереди поле. Для аварийной посадки вроде вполне подхо-дит. Макс направляет машину туда, но вовремя замечает, что оно изрыто оврагами или воронками. Надо срочно искать за-пасной вариант. А запаса высоты уже не осталось. Внезапно заглох мотор. Тяжёлый бронированный «воздушный танк» стремительно понесло прямо на ямы. Справа, совсем рядом какая-то деревушка с довольно широкой центральной улицей. Макс бросил машину в правый вираж. Самолёт низко прошёл над живой изгородью из высокого кустарника бокажа*, отде-ляющую поля от деревенской околицы. Перепрыгнул через черепичные крыши крайних деревенских домов. Оставалось немного довернуть самолёт. Но привыкший к чуткой реакции на свои действия со стороны обычного истребителя, Хан не-достаточно энергично выполнил новый крен. Тяжёлая машина слишком медленно начала переваливаться в нужную сторону и, зацепив крылом телеграфный столб, рухнула вниз с высоты десяти метров.
Пилоту повезло, что он успел выключить двигатель. Благо-даря этому, пока он без сознания лежал в кабине упавшего истребителя, тот не загорелся. А то, что секунду назад стало причиной аварии, возможно, спасло ему жизнь: хорошо брони-рованный, массивный и крепкий, как танк, «Fw-190» выдержал столкновение с землёй и не развалился на части, став спаси-тельной капсулой для своего пилота.
* Бокаж - (франц. bocage - роща) – типичный для Франции культурный ландшафт - чередование небольших полей и лугов с лесными и кустарниковыми изгородями.
На центральной улице небольшой французской деревни ле-жал разбитый самолёт с человеком внутри, и никто из местных жителей не решался или не хотел подойти к нему, чтобы по-смотреть: жив ли его лётчик, и не нуждается ли он в помощи. За несколько лет насаждения победителями «нового порядка» французы научились пассивному сопротивлению оккупантам.
В больницу Макса доставили только через одиннадцать ча-сов после аварии. Как потом сказал оперировавший его врач: «Вас как будто пропустили через костоломную машину. И будь вы не так надёжно скроены, я смог бы на два часа раньше уйти с работы домой».
После госпиталя Макс, наконец, получил направление в свою родную часть, воюющую в России. Перед отъездом на фронт ему был предоставлен двухнедельный отпуск.
Алиса тоже сумела отпроситься на неделю из берлинского госпиталя, в котором теперь работала, и они вдвоём исчезли из страшного мира с его голодом, вечным животным страхом смерти, несправедливостью. Перед отъездом влюблённые обвенчались. Так что это было фактически свадебное путеше-ствие.
Поезд прибыл на маленькую железнодорожную станцию в австрийских Альпах. На площади перед вокзалом влюблённые обнаружили кофе с прекрасным видом на заснеженные горные вершины. Они постоянно твердили друг другу, как хорошо, что они здесь, и как прекрасно они проведут эти дни, словно по-вторяя магические мантры, отгоняющие несчастья. Но всё вокруг выглядело таким удивительно спокойным и уютным, что вскоре на душе у Макса и его спутницы воцарилось радо-стное умиротворение.
Только однажды Алиса вновь завела разговор о своих бер-линских соседях – семье евреев. По её словам, в 41-м за этой уважаемой среди знакомых берлинцев пожилой четой пришли грубые мужланы из гестапо. Несчастных стариков отвезли в берлинский еврейский госпиталь, служивший сборным пунк-том для отправки евреев в лагеря смерти. С тех пор Алиса ничего не знала о судьбе доктора, лечившего её ещё ребёнком и его всегда ласковой и гостеприимной жене. Хотя девушка была ни в чём не виновата, её мучили угрызения совести от мысли, что возможно она могла чем-то помочь старикам, но не сделала этого.
- Я знаю, что ты истинная лютеранка, - нежно обнял девуш-ку мужчина, - но давай договоримся: пока мы здесь - о полити-ке ни слова. Позволь разгребать авгиевы конюшни тем, кто остался копошиться в том мире. А в этот войдём, стряхнув грязь с ботинок…
В отеле предупредительный администратор проводил моло-дожёнов в двухместный уютный номер с великолепным видом на горы и пообещал послать служащего – забрать их багаж из вокзальной камеры хранения.
- Оказывается, ещё есть места, где война совсем не чувству-ется, - удивлённо сказала Максу Алиса вечером в ресторане после дня, проведённого на горнолыжном склоне, заполненном сотнями хорошо одетых и беспечных отдыхающих. Макс тоже невольно задавался вопросом: почему эти молодые и здоровые на вид мужчины не в армии, а здесь? Впрочем, какое ему до кого-то дело…
Всё следующее утро Макс и Алиса провели в постели, за-нимаясь любовью. Уже было решено, в какой именно ресторан они отправятся на обед. Затем девушка начала вслух смаковать, как после обеда они возьмут в аренду лыжи, и подъёмник ка-натной дороги понесёт их над самыми верхушками заснежен-ных елей к залитой солнцем вершине.
Вдруг позвонил портье и сообщил, что у него есть для Али-сы какое-то письмо. Девушка быстро оделась и отправилась за ним. На прощание она, немного виновато улыбнулась Максу, и пообещала, что через три минуты вернётся. Но Алиса не верну-лась - ни через обещанные три минуты, ни через полчаса, ни через час.
Чем-то расстроенный портье сообщил господину офицеру, что его девушку попросили вызвать двое недавно приехавших мужчин. Визитёры объяснили гостиничному служащему, что они берлинские друзья остановившейся в отеле фройляйн, и хотят сделать ей сюрприз своим внезапным появлением. Пере-говорив с мужчинами, невеста господина офицера вышла с ними на улицу, там их ждала машина, на ней они все и уехали.
Остаток отпуска Хан провёл в попытках выяснить судьбу своей невесты. Только за два дня до отъезда на фронт Макса пригласил к себе высокий чин из Гестапо. Он долго задавал лётчику вопросы о том, кого из знакомых своей невесты он знает, слышал ли господин полковник от неё какие-то имена и адреса.
Этот маленький человек с тонкими губами и цепким, почти немигающим взглядом светлых невыразительных глаз напоми-нал Хану липкого паука, расставляющего вокруг него свои сети. Макс уже понимал, что его любимая оказалась в руках Гестапо. Теперь он был уверен в том, что это месть за тот ин-цидент с французским замком, который он по глупости выта-щил изо рта у секретной полиции в 40-м. «Они не забывают обид и умеют ждать» - удивлённо подумал Макс и почувство-вал, как по спине пробежали мурашки, как это бывало не раз в предчувствии опасности.
Но вместе с тем он был уверен, что сумеет вырвать дорого-го ему человека из объятий этой страшной организации. Ведь Алису наверняка арестовали по какому-нибудь надуманному обвинению.
Но под конец разговора гестаповец, наконец, раскрыл карты и Хан ужаснулся. Его подруга обвинялась в том, что она при-нимала активное участие в деятельности тайной организации, создавшей по всему Рейху сеть тайных убежищ для евреев, и помогающей им через цепочку секретных станций покидать Германию и пробираться в нейтральные страны. По словам гестаповца, за такое преступление полагается смертная казнь.
- Скорее всего, вам придется искать другую невесту, - посо-ветовал на прощание гестаповец, и перевёл взгляд на свою машинистку, платиновую блондинку. – Преданные режиму люди должны тщательно выбирать себе жён.
Глава 32
- Ляма! «Худые» справа на три часа!
Услышав окрик ведомого, Лямин мгновенно разворачивает-ся навстречу появившимся «Мессерам». В паре с Леней Кра-савчиком Андрей Лямин летает уже почти полгода. За это время они научились понимать друг друга с полуслова. «Одес-се» тоже нравиться работать с Ляминым, потому что он не требует от ведомого, чтобы тот только охранял лидера, не проявляя собственную инициативу. Напротив, в бою они не-редко, исходя из обстановки, меняются ролями. И Лямин мас-терски ассистирует Красавчику, пока тот пробует атаковать противника.
Правда, нервному по природу одесситу не слишком везёт на трофеи. Нефёдов говорит, что ему не хватает хладнокровия и выдержки настоящего охотника. Лёня действительно не умеет обуздать свои чувства. Увидев врага, он бросается на него очертя голову, ещё издали начиная поливать противника огнём. Немцам почти всегда удаётся от него уйти… Это очень рас-страивает Красавчика: другие уже разменяли дюжину побед, а он имеет на счету только два сбитых фашиста и ещё одного - в группе. Не густо для красоты и гордости «Одессы-мамы»…
Пара штрафников возвращалась с разведки, когда их пере-хватила четвёрка «Мессеров». Вовремя предупреждённый ведомым, Лямин пошёл навстречу немцам. В последний мо-мент фрицы отвернули в сторону, и Андрей зашёл одному из них в хвост. «Мессершмитт» встал в левый вираж. Лямин круто накренил самолёт, одновременно выполняя бочку в правую сторону. С помощью такого хитрого манёвра он срезал против-нику угол, сразу оказавшись в нескольких метрах от его борта. Длинная очередь и фашистский истребитель взорвался. Андрей едва успел отскочить от облака пламени и дыма. И тут же рядом оказался другой «Мессер». На глазах у этого фрица только что погиб его ведомый. Немец потрясён и шарахается в сторону. Андрей азартно бросается в погоню…
В самый неподходящий момент в наушниках раздался за-дорный голос «Одессы»:
- Ляма, прикрой, атакую!
А ведь Андрей уже почти дожал второго немца! Как же не хочется его отпускать и подстраиваться под напарника. Лямин бросил короткий взгляд на ведомого. В ярких солнечных лучах, его «Як-3» приветливо сверкает командиру яркими бликами на стекле кабины и лакированных боках. Похоже, его пилоту передались уверенность и задор ведущего, и Красавчик очень хочет отличиться. Лёня тоже преследует одиночный Bf-109. Поблизости от «Одессы» никого нет. «А где же четвёртый «Мессер»?» - оглядывает пустынное пространство Лямин, и решает, что тот решил не искушать судьбу, и, бросив товари-щей, сбежал. Что ж, пусть Лёня охотится, не стоит ему ме-шать…
Лямин продолжает погоню. Одна очередь, вторая, третья… Часть снарядов и пуль попадают в «Мессершмитт», но он по-прежнему крутит размашистые бочки, вертится, как марионет-ка в трясущихся руках ярмарочного артиста…
В наушниках раздаётся крик Красавчика. Нет, это не торже-ствующий возглас победителя. В голосе друга боль и ужас.
Андрей бросает недобитого врага и разворачивает машину на 180 градусов. То, что он видит, его потрясает. Тот самый притаившийся где-то четвёртый Ме-109 уже расстрелял его ведомого и снова уходит на высоту. Увлёкшись погоней, Ля-мин оставил друга без прикрытия, и бдительные глаза кружа-щего в вышине хищника сразу заметили это…
***
Увидев одинокого немца, «Одесса» ринулся на него. У Лео-нида было такое чувство, что сегодня ему, наконец, повезёт. Красавчик так увлёкся погоней, что не заметил рухнувшего на него сверху врага. Только когда снаряды забарабанили по «Яку» Леня понял, что дело дрянь. Оглушительно хлопнуло под ногами. Кабину заволокло пороховым дымом. Леонид посмотрел вниз и не поверил своим глазам. Половинка разби-той правой педали лежала на полу кабины в маслянисто-бурой жиже. Носок унта* представлял собой кашу из окровавленного мяса, кусков сапожной кожи, войлока. Лёня попытался поше-велить раненой ногой, и вскрикнул от острой боли. Самолёт предательски начал заваливаться на крыло. Лётчика стало трясти от ужаса.
Но это было только начало выпавших на его долю злоклю-чений. Из пробитого водяного радиатора вдруг хлынул кипя-ток, ошпарив лётчику ноги, даже сквозь толстый полётный комбинезон. Горячий пар жёг лицо. От боли и ужаса Лёня почти ничего не соображал. И всё-таки каким-то чудом ему удалось посадить самолёт «на брюхо».
«Як» спланировал на лесное болотце. Глубокий снег смяг-чил посадку. Крылья, словно ножи прорезали просеку в ре-деньком лесочке, состоящим из тонких чахлых деревцев. Крича от чудовищной боли, лётчик вывалился из кабины и по пояс провалился в снег.
Вокруг стояла абсолютная тишина. А ведь до линии фронта было всего километров двадцать. Красавчика всего трясло, слёзы текли по его щекам. Он понимал, что необходимо взять в себя в руки, ибо он просто умрёт в этом диком лесу. Но боль и чувство жалости к себе были так сильны, что рыдания сами собой вырывались из груди…
Спустя какое-то время ему показалось, что боль немного утихла. Лёня перевязал изувеченную ногу бинтом из медицин-ского пакета, попытался съесть немного шоколада, но не смог. Его мутило, по телу разливалась свинцовая тяжесть. Ему стои-ло больших усилий заставить себя встать и двигаться. Леонид срезал ножом подходящий костыль, и медленно заковылял в сторону линии фронта, держа направление на Восток…
Первый раз Красавчик потерял сознание, присев немного отдохнуть и прислонившись к стволу сосны. Ещё даже не сгу-щались сумерки. Очнулся он уже в полной темноте. Было страшно холодно. Толстый меховой комбинезон уже не грел. Страшно болела раненная нога в унте. Леонид вспомнил, что с ним случилось и где он находиться, лишь, когда вдруг осознал, что слышит гул канонады. Значит, до передовой недалеко…
Второй раз лётчик потерял сознание, видимо, прямо на хо-ду. Очнулся Лёня, почувствовав на своём лице чьё-то жаркое, невыносимо зловонное дыхание. По щекам и носу прошёлся большой горячий язык. Лёонид открыл глаза. Его затуманен-ный взор различил огромную лохматую башку, низко скло-нившегося над ним лесного зверя. Не сумевший впасть в спяч-ку из-за затеянной людьми войны, огромный медведь шатуном бродил по голодному зимнему лесу в поисках добычи. Запах крови поманил его за много километров отсюда. Теперь зверь должен был только убедиться, что перед ним не мертвечина, а пригодное для еды мясо.
Леонид вскрикнул, и громкий голос человека отпугнул мед-ведя. Зверь отскочил, встал на задние лапы и угрожающе глухо зарычал. Сбросив перчатку, лётчик протянул руку, чтобы дос-тать из нагрудного кармана комбинезона пистолет, и тут косо-лапый, клацнув челюстью, бросился на него.
Видимо, в крайней ситуации глубинное подсознание вклю-чило какой-то защитный механизм, который до предела обост-ряет у человека реакцию и инстинкт выживания. А иначе как объяснить, что видевший до этого мишек только в зоопарке, Красавчик сумел увернуться от страшного бокового удара когтистой лапы. Медведь гребанул пустоту. Из его широко открытой пасти вырвалось протяжный рёв.
Если бы хищник сразу сбил человека с ног, ему оставалось бы только довершить дело. А так Лёня сумел отскочить назад и выиграл драгоценные секунды, чтобы извлечь пистолет.
Бурая гора опять налетела на него, словно ураган, обдав зве-риным духом. Медведь сгрёб человека в свои объятия. Кости и рёбра человека затрещали, как сухой валежник. Однако двух-слойная кирзовая шкура мехового комбинезона сразу не подда-лась медвежьим когтям. Своими длинными клыками медведь попытался вцепиться человеку в голову. Именно таким укусом в голову медведи и убивают двуногих конкурентов. Хрустнули руки, которыми Леонид попытался прикрыться. Сперва, зубы хищника только скользнули по полётному шлему. Потом, в суматохе схватки шлем слетел с головы человека и медведь снова клацнул челюстью. Леонид успел немного отстраниться, и соскользнувшие по его голове звериные зубы содрали с чере-па лоскут скальпа с волосами. От боли и злости Леонид тоже взревел матёрым медведем. Вертясь в страшных объятиях, он, наконец, сумел дослать патрон в патронник «ТТ» и начал стре-лять в подминающую его под себя махину. Зверь обмяк и всею тяжестью навалился на человека…
Когда через несколько часов на место битвы человека и зве-ря случайно вышла возвращающаяся из немецкого тыла совет-ская разведгруппа, её бойцам открылась следующая картина: посреди небольшой поляны огромной бурой горой возвышает-ся туша убитого лесного великана, под ним лежит человек в лётном обмундировании. С первого взгляда на лётчика было видно, что на нём живого места нет. Одной рукой он сжимал рукоять пистолета, а в другой держал большой клок медвежьей шерсти…
*У;нты — разновидность сапог для холодного климата.
***
Выключив мотор, из кабины истребителя Лямин вылезал очень медленно. Долго копался, с замками привязных ремней. При этом старался не смотреть на проходящих мимо лётчиков и своего механика. В полку уже, наверняка знали о его «подви-ге». Андрей чувствовал такое угрызение совести, такой стыд, что готов был забиться куда-нибудь в дальний угол, только бы не показываться на глаза ребятам и командиру. Думать о том, что Лёня погиб по его вине было невыносимо. «Как теперь оправдаюсь перед всеми – тоскливо думал Андрей. - Лучше бы меня тот «Мессер» срубил. Тогда всё было бы просто, а так…».
Лямин честно рассказал командиру, как всё было, хотя мог бы придумать себе какое-нибудь оправдание. Нефёдов не ругал его. Только с неприязненным видом выслушал доклад лётчика, но ничего не сказал. Но с того дня командир переменился к Андрею: разговаривал с ним сухо, официальным тоном.
Через несколько дней пришло радостное известие: Красав-чика нашли живым, хотя и сильно покалеченным. Но всё равно Андрей чувствовал, что прежнего доверия к нему со стороны командира и товарищей уже нет. Все считали, что он бросил ведомого в сложной ситуации, чтобы одержать очередную победу. Как раз решался вопрос о снятии с Лямина судимости и о переводе его в обычный полк. Естественно, что каждая одер-жанная победа приближала это событие. Так что повод для такого мнения был.
Андрей страшно переживал свою вину и презрительное от-ношение сослуживцев. Никто не хотел быть его новым ведо-мым. Поэтому командиру приходилось в приказном порядке назначать ему напарников на конкретный вылет.
Мрачным настроением Лямина тут же воспользовался май-ор Лакеев. Он уже получил от кого-то информацию, что во время недавней штурмовки немецкого эшелона Нефёдов вдруг вышел из атаки на вражеский паровоз, не выстрелив по нему. Вместо локомотива командир вначале поджёг несколько цис-терн с горючим. Поезд остановился. И только тогда - в послед-нем заходе Нефёдов расстрелял неподвижный железнодорож-ный тягач. Свой поступок он позднее объяснил подчинённым так: «Немцы часто заставляют работать на себя русские локо-мотивные бригады. Надо было дать паровозникам покинуть машину, а уж потом курочить её по-полной…».
Лакеев добивался от лётчика, давшего когда-то подписку сотрудничать с органами, чтобы он письменно подтвердил факт отказа командира авиагруппы стрелять по врагу. Лямин, как мог выкручивался, но чувствовал, что особист просто так не отцепиться. Его тон переставал быть обходительным. Майор уже не уговаривал, а требовал, чтобы Лямин дал показания. А потом за лётчика взялся когда-то завербовавший его следова-тель…
Глава 33
Полученная от перебежчика агентурная информация чрез-вычайно заинтересовала чекиста. Подполковник Государствен-ной безопасности Артур Тюхис снова и снова задавал подслед-ственному вопросы о майоре Абвера; Дмитрии Нефёдове. По словам перебежчика, этот человек был правой рукой у подпол-ковника Люфтваффе Хольтерса, который сформировал лётную часть из русских добровольцев. Русский эмигрант Дмитрий Александрович Нефёдов занимался вербовкой в лагерях воен-нопленных лётчиков, штурманов, механиков, радистов. Ото-бранные им люди попадали на авиабазу в Морицфельде, распо-ложенную возле города Инстенбург в Восточной Пруссии. Здесь они проходили медицинское обследование, психологиче-ское тестирование, проверку профессиональных навыков. Годные к службе курсанты обучались полётам на трофейных и немецких самолётах.
Несколько подготовленных добровольческих эскадрилий уже принимали участие в боях против Красной армии в составе эскадр Люфтваффе. Перебежчик, как раз служил в штабе такой фронтовой эскадрильи и знал, что майор Нефёдов временно прикомандирован к этому подразделению в качестве офицера разведки Абвера.
«Неужели тот Нефёдов имеет какое-то отношение к моему школьному дружку?» - спрашивал себя Тюхис и очень боялся ошибиться. Ведь, если речь действительно идёт о родственнике Бориса, то это фантастическая удача. Вскоре разведка подтвер-дила это.
Однако чтобы раскрутить новое «дело авиаторов» требова-лось провести подготовительную работу. И без серьёзного риска тут не обойтись. Вообще-то Тюхис не сомневался, что Берия даст ему свою санкцию на задуманную операцию. НКВД Берии и войсковое Главное управление контрразведки «Смерш» в Наркомате обороны, которое возглавлял Абакумов, ожесточённо конкурировали между собой за благосклонность Хозяина. Если же контрразведке НКВД удастся вовремя рас-крыть крупный заговор в ВВС, это будет свидетельствовать о том, что армейское СМЕРШ Абакумова его проморгало, а чекисты за них вовремя «подчистили»…
Но начальство всегда интересует результат, и никогда, - ка-кой ценой он достигнут. Если результат недостаточен, руково-дство обвиняет исполнителя, что он недоработал, не проявил оперативного и стратегического таланта. Поэтому, чтобы всё получилось именно так, как планировал Артур, без грандиоз-ной провокации было не обойтись.
А то, что придуманное им новое дело будет иметь в глазах руководства правдоподобный вид, Тюхис не сомневался. У немцев уже имелся удачный опыт организации русских авиа-частей.
Так в августе 1942 года бывшие советские лётчики: майор Филатов, капитан Ракушинский, лейтенант Плющёв и ещё несколько пленных советских офицеров-лётчиков предложили свои услуги немцам. В итоге, при группе армий «Центр» было создано авиационное подразделение.
В Прибалтике действовали 11-я авиагруппа, включавшая в себя три эскадрильи эстонских лётчиков, 12-я авиагруппа - из двух эскадрилий латышей, и 1-я «восточная» эскадрилья — из русских. По разведданным, «русская» эскадрилья совершила не менее 500 боевых самолетовылетов против «своих».
В Белоруссии против партизан воевало 9 экипажей-предателей на самолётах У-2.
Отдельные экипажи, состоящие из бывших военнослужа-щих Красной армии, активно воевали в составе многих немец-ких авиаэскадр.
Некоторые из бывших советских лётчиков даже были на-граждены немецкими орденами.
Было также известно, что у немцев служит несколько быв-ших Героев советского союза, а также бывший командующий ВВС Сибирского военного округа генерала Мальцев, репресси-рованный в 1937 году. В 1939 году Мальцев был реабилитиро-ван и назначен начальником санатория Гражданского Воздуш-ного Флота в Ялте. После оккупации немцами Ялты он стал её бургомистром, а потом организовал русское подразделение в Люфтваффе. Также на немцев работал полковник Ванюшин — бывший начальник штаба ВВС Орловского военного округа и ещё несколько старших офицеров авиации.
Так что тщательно подготовленная информация о том, что обиженные советской властью лётчики-штрафники вошли в сговор с немцами и готовятся перелететь к противнику навер-няка не вызовет удивления у руководства.
«Если заговора нет, его можно срежиссировать» - таково было кредо делающего ослепительную карьеру талантливого провокатора. Артур даже был готов на свой страх и риск под-кинуть немцам кое-какую секретную информацию, и выставить себя в качестве одного из организаторов готовящегося перелёта штрафной авиагруппы к противнику, чтобы лично форсировать ход операции. Как сын репрессированного эстонца он должен был вызвать доверие у абверовского «ловца душ» Нефёдова. Конечно, за такую игру можно лишиться головы, но зато в случае успеха - сорвать максимальный куш. Ведь о готовив-шемся и предотвращённом перелёте крупной авиачасти обяза-тельно сообщат самому Сталину, а уж Хозяин умет, не только казнить, но и награждать…
Введя себя на роль соучастника лётчика-предателя, Тюхис несколько раз наведался в часть к Нефёдову. Якобы он узнал, что рядом служит школьный друг, и решил его навестить. Борису эти визиты были неприятны. Он чувствовал фальшь в словах знакомого, продолжающего зачем-то разыгрывать из себя близкого друга. Но, помня о том, что это Тюхис помог ему выйти из застенков НКВД, Нефёдов старался быть благодар-ным и ничем не обидеть одноклассника. Он не догадывался, чем заканчиваются эти визиты Артура. Лакеев тайно, чтобы никто их не видел, приводил к подполковнику для инструктажа Лямина.
В отличие от их первой встречи на этот раз Артур не либе-ральничал с выбранным на роль живого письма человеком. Маска культурного деликатного следователя теперь ему была не нужна. Тюхис сразу объявил Лямину, что если он откажется выполнить важное боевое задание, его не только не переведут из штрафбата в «нормальный» полк, но будут судить, как тру-са:
- Это ваша подпись? – Артур протянул совсем раздавлен-ному свалившимися на него за последние дни бедами лётчику какой-то документ.
Андрей узнал своё обязательство сотрудничать с органами военной контрразведки, которое дал при направлении в штраф-бат.
- Учтите, Лямин, - строго предупредил Тюхис, - если отка-житесь, пострадают ваши родственники. Как штрафник вы ещё пока не искупили свою вину перед Родиной.
Смершевец просто не оставил лётчику выбора.
Они договорились, что в следующий свой вылет Лямин оторвётся от группы товарищей и приземлиться на немецком аэродроме, где базируется русская эскадрилья. Там он должен передать нужному человеку послание от своего куратора. С помощью подготовленной информации Тюхис планировал вступить в переговоры с дядей Нефёдова. Артуру важно было получить от немцев документальное подтверждение их готов-ности принять штрафников, чтобы обвинить Нефёдова в из-менническом сговоре с дядей-предателем. Теперь оставалось ждать ответа дядюшки, чей племянник должен был стать для Тюхиса самой крупной оперативной удачей, венцом карьеры.
* Название военной контрразведки с 1943 года.
; Немецкая военная разведка
Глава 34
23 июня 1944 года началась операция «Багратион» по осво-бождению Белоруссии. Нефёдовцы приняли самое активное участие в наступательных боях. Очень большую угрозу для атакующих советских танков, особенно Т-34-ок представляла новая модификация немецкого пикирующего бомбардировщи-ка Ю-87 – противотанкового Ю-87 G «Густав». Эта машина была вооружёна мощными 37-милиметровыми скорострельны-ми пушками, установленными в специальных гондолах под крыльями.
Эскадрильи «Густавов» атаковали советские механизиро-ванные порядки с тыла, стреляя в пикировании по тонкой кор-мовой броне танков. Во время пикирования лётчики «юнкер-сов» включали специальную сирену для дополнительного психологического давления на противника.
Пока «Густавы» охотились за танками, лучшие советские охотники выслеживали их. В этих боях небольшая штрафная авиачасть добилась своей четырёхсотой победы. Обычно такие показатели были характерны для целой воздушной армии. А так как штрафникам слава не полагалась, то часть их побед начислялась тем, кто, по мнению командования, был «более достоин». Так за счёт липовых приписок искусственно разду-вались идеологически безупречные герои…
Рядом со штрафниками располагался аэродром, на котором «сидел» гвардейский истребительный авиаполк. Его командир – майор Степан Сватов вот-вот должен был получить вторую звезду Героя. Соседство с результативной командой «лишен-цев» было ему на руку. Сватов итак воевал по принципу Стаха-нова, то есть садился в самолёт только для того, чтобы ставить рекорды - сбивать. Став Героем и командиром полка, решил: «Всё. Я свой пуд соли съел. Пусть теперь чёрной фронтовой работой занимаются другие. Не панское это дело с немцем в рукопашную рубиться».
Когда Сватов изредка вылетал на охоту - весь полк работал на него одного. На своей «Аэрокобре»* комполка забирался на 6000 метров, хотя бои в основном велись на полутра-трёх ты-сячах. Зато на высоте у майора был хороший обзор. Выбрав цель, он объявлял по радиосвязи двум десяткам телохраните-лей: «Я атакую, все меня прикрывайте!».
«Аэрокобра», - устойчивая, как утюг, скорость огромная, вооружение мощнейшее, кабина с прекрасным обзором. Сватов несётся на цель, а двадцать или даже более истребителей его личного конвоя следят за тем, чтобы никто не мешал «царской охоте».
На огромной скорости гвардии майор подлетал к жертве, с одного залпа сбивал её и вж-жик! - обратно на высоту. Такое действо за вылет могло повторяться не один раз.
При этом майор ни на кого из подчинённых не смотрел, их судьба его волновала мало. Лётчики полка, за исключением нескольких приближённых друзей и собутыльников, должны были его охранять. А то, что кого-то из молодых могли сбить, не велика беда. Война без смертей – не война…
«Стаханову ведь тоже выполнить «в одиночку» за одну смену сразу 14 норм помогала бригада рабочих- крепильщиков. Если судить по-справедливости, то Стахановскую норму сле-довало бы разделить на всех. Но тогда бы не было громкого рекорда!» - примерно так рассуждал Сватов, записывая себе даже групповые победы, как личные. Уж больно ему хотелось поскорее получить вторую звезду Героя и стать командиром дивизии.
* Американский истребитель Р-39 «Эйркобра», поставляе-мый в СССР по Ленд-лизу.
Борис знал, что благодаря высоким покровителям в штабе Воздушной армии, Сватов часть одержанных штрафниками побед переписывает на себя лично и свой полк. Командиры многих других истребительных авиаполков фронта с возмуще-нием отказывались набавлять себе «липовые очки», а Сватов из кожи лез вон, лишь бы канцелярские учётчики приписали ему новый десяток сбитых немецких самолётов. Борису этот чело-век был заочно неприятен.
Лицом к лицу Нефёдов столкнулся с соседом на общеар-мейской конференции лётного состава истребительных авиа-частей. Когда в боях наступило временное затишье, в Москву были откомандированы лучшие фронтовые лётчики - для обме-на опытом. Приехали такие прославленные в боях герои возду-ха, как Александр Покрышкин, Григорий Речкалов, Иван Ко-жедуб, Дмитрий Глинка и многие другие. Хотя формально капитан Нефёдов не входил в число первых асов Военно-воздушных сил, его всё равно пригласили.
Целый день признанные мастера воздушного боя выступали перед коллегами с докладами, а по вечерам лётчики продолжа-ли общаться в неформальной обстановке дружеской компании. Обычно собирались в чьём-нибудь гостиничном номере. На столе появлялся спирт, американская тушёнка, хлеб. И начина-лись долгие разговоры по душам. На второй день Борис оказал-ся за столом рядом с миловидной девушкой - тоже капитаном из 586-го женского истребительного авиаполка. Не смотря на свой хрупкий застенчивый вид, она имела на счету несколько сбитых самолётов противника.
С другой стороны от девушки расположился Сватов – валь-яжный, самоуверенный. Его сильно раздражало, что симпатич-ная соседка, вместо того чтобы уделять внимание ему – Герою, командиру гвардейского полка, всё время общается с Нефёдо-вым. От этого своего раздражения гвардеец много пил и с растущим раздражением поглядывая на оживлённо что-то обсуждающих соседей по столу.
- Что вы слушаете этого Анархиста, Леночка – гораздо громче, чем следовало, шепнул соседке захмелевший Сватов. – Если хотите знать, мне вместо того, чтобы сбивать «Мессеры» и «Юнкерсы» приходиться работать заградотрядом, чтобы его горячие штрафники не драпанули от фрицев.
Девушка перевела удивлённый взгляд на Нефёдова. Сватов тоже взглянул на капитана и понял по его лицу, что сболтнул лишнего.
- Он шутит? – удивлённо спросила девушка у Бориса.
- Отчего же, нет – ответил тот. – Этот пастух скоро вторую звезду Героя получит, приглядывая, чтобы мы исправно немцев сшибали…за него…
Лицо майора стало белее мела. Он слышал о крутом бес-компромиссном нраве главного хулигана ВВС. Наступила долгая пауза.
- Я… я…да, но я… не это хотел сказать – наконец выдавил из себя Сватов. – В самом деле, это была просто шутка…
Но Нефёдов не собирался отставлять слова гвардейца без последствий. Он считал своим долгом командира защитить честь подчинённых. Застолье продолжалось, но теперь Борис ждал только одного: когда «любитель пошутить» останется один, чтобы предложить ему выяснить отношение.
Но и Сватов понимал, в какую переделку влип, и словно приклеился задницей к стулу. Даже захотев в туалет, он сделал так, что вместе с ним - за компанию в уборную отправились ещё четверо соседей по столу.
И всё-таки наступил момент, когда наговорившиеся лётчи-ки начали расходиться спать. Борис не упускал майора из виду. Нефёдов видел, как Сватов вслед за соседом по номеру про-скользнул в свои апартаменты. Перед тем, как закрыть за собой дверь, майор опасливо оглянулся на Нефёдова.
Выкурив папиросу, Борис подошёл к нужной двери и по-стучал. Ему открыл сосед Сватова:
- Извините, товарищ полковник, мне срочно нужен майор. Позовите его, пожалуйста.
- А его нет, - с озадаченным видом ответил полковник, буд-то сам чему-то удивляясь. – Понимаете, какая штука, он только что отбыл обратно в свой полк.
- Как отбыл? Я же только что видел, как он вместе с вами входил сюда.
- Так в том то и дело! – прыснул от смеха полковник. – Ве-ришь, браток, впервые вижу, чтобы здание покидали таким странным образом - через окно и по пожарной лестнице. На-верное, серьезную контузию мужик пережил, если даже гости-ницу покидает «катапультированием»…
***
Свою намечающуюся сороковую победу Сватов решил об-ставить, как событие общеармейского масштаба. Бои шли уже над Польшей. Майор получил информацию, что на наблюда-тельном пункте передового танкового батальона должен поя-виться маршал Рокоссовский, и решил воспользоваться таким случаем, чтобы блеснуть мастерством на глазах знаменитого военачальника.
Сватов позаботился о том, чтобы на аэродроме его встреча-ли, как Стаханова из забоя после рекордной смены – со столич-ной прессой, лавровым венком, оркестром.
Ситуация для «показного воздушного боя» складывалась благоприятная: видимость в районе боя великолепная, вот-вот должна была появиться большая группа немецких пикирующих бомбардировщиков.
И вот «шоу» началось. Пока одни лётчики истребительного полка дрались с немецкими истребителями и старались не допустить «Юнкерсы» к танкам, другие, как обычно, охраняли командира.
Нефёдов с группой своих лётчиков тоже срочно был вызван в район начавшегося боя. Борис видел, как «Аэрокобра» на борту которой уже почти не осталось свободного места для новых звёздочек, означающих сбитые самолёты, снова и снова сваливалась на отколовшиеся от группы «лаптёжики»*. Сбив очередной самолёт, Сватов сразу свечой взмывал к солнцу. Если же немецкие истребители пытались его преследовать, на их пути мгновенно вырастала группа прикрытия.
* У советских лётчиков Ю-87 имел прозвище «лаптёжник» за массивные, похожие на лапти, обтекатели неубирающихся в полёте шасси.
Не ввязываясь в бой с противником, хорошо охраняемый, Сватов был практически неуязвим для врага. Впрочем, даже глав великих держав, не смотря на то, что их покой берегут могущественные спецслужбы, время от времени всё же убива-ют. Точно также и в судьбе осторожного майора в этот день звёзды выстроились чрезвычайно драматичным для него обра-зом.
Находясь в кольце телохранителей на почти максимальной для поршневых истребителей высоте, майор не подозревал об угрозе, в прямом смысле, нависшей над его головой.
Несущийся сверху на неимоверной, неестественной скоро-сти крылатый снаряд странной формы никто в группе «Аэро-кобр», включая самого «рекордсмена», не видел. Майору оставалось жить менее пяти секунд, а он безмятежно предавал-ся приятным размышлениям о том, что скажет в интервью московским корреспондентам, да о предстоящем банкете.
Каким-то образом Андрей Лямин заметил сливающееся с небом голубое брюхо стальной кометы. Новейший сверхсек-ретный реактивный «Мессершмитт-262» скользил в пологом пикировании с фантастической высоты 12 километров на ско-рости около 1000 км в час! Самый быстрый из советских ис-требителей «Як-3» развивал в «соколином броске» максималь-ную скорость на двести километров меньше. И всё-таки именно «Як-3» - самый лёгкий из советских истребителей мог за ос-тавшиеся мгновения успеть к месту событий…
Лямин резким манёвром взметнулся на своём «Яке» ввысь и успел закрыть собою «Аэрокобру». Произведённый фашистом залп - практически в упор из четырёх пушек не оставил Анд-рею ни единого шанса.
Мимо Нефёдова к земле пронеслись горящие обломки «Яка». А убивший Лямина немецкий истребитель, на борту которого красовались геральдический щит с фигуркой чёрного рыцаря и большая цифра «13» на огромной скорости продол-жил своё скольжение, постепенно выравнивая разогнавшуюся до чудовищной скорости машину, и уходя вглубь немецкой территории. Подобным способом фашистские «реактивщики» сбили за последние две недели пять Героев Советского Союза. Так что Сватов вполне мог считать себя заново родившимся.
Вечером, преодолев гордость, он приехал на аэродром к Нефёдову, чтобы извиниться и помянуть лётчика, которому обязан жизнью. Борис не стал держать зла и пригласил соседа к себе в блиндаж. Как положено, выпили за погибшего товарища, по-мужски помолчали. Потом Сватов и говорит Нефёдову:
- Слушай, бросай ты к чёрту своё болото, ведь какой год в капитанах ходишь; награды мимо тебя проходят. Не солидно! Иди ко мне ведомым. Даю слово: всё что собьёшь - твоё. Мне чужой славы не надо, своей хватает. А хочешь, сразу эскадри-лью дам. Обещаю: через месяц-полтора получишь майора; на Героя документы пошлём. У тебя ведь уже заваленных фрицев на три звезды накопилось.
- Пошёл бы, да под седлом ходить не умею.
- Э-эх! - досадливо махнул рукой Сватов. - Анархист ты и есть анархист! Отпусти тогда хоть ребят своих. Мне крепкие лётчики позарез нужны. Я договорюсь, чтобы их ко мне пере-вели… У тебя то, хоть что-то за Испанию есть, а они войну закончат без единого орденочка в лучшем случае «лейтёхами». Не порти ты им жизнь! А у меня всё-таки гвардия.
Немного подумав, Борис согласился. На следующий день он приказал начальнику штаба подготовить документы на перевод в соседний полк семерых лётчиков. Вскоре все формальности были улажены. От Сватова за пополнением пришла машина. Борис обнял каждого из парней. За время совместной службы они стали ему практически родными. Уезжающие лётчики, чтобы потом не стыдиться своих эмоций - отворачивались или старательно шутили.
Наконец, Борис отдал теперь уже бывшим подчинённым честь и произнёс:
- Желаю успешной службы! Покажите гвардии, что и штрафники чего-то стоят. По машинам!
Проводив взглядом грузовик с теперь уже бывшими одно-полчанами, Борис понуро поплёлся к штабу…
Надо было просмотреть кипу накопившихся за последнее время отчётов для различных канцелярий. За работой прошёл, наверное, час. Случайно бросив взгляд в окно, Борис присвист-нул от удивления:
Через лётное поле со стороны КПП*, постоянно останавли-ваясь и оживлённо о чём-то споря, возвращались его орлы с чемоданчиками в руках. Правда, теперь их было уже не семеро, а только шесть. «Ну сейчас я вам покажу, вольные казачки!» - едва сдерживая радостную улыбку, напустил на себя суровый вид Нефёдов. На ходу схватив фуражку со стола, он поспешил к выходу из штабного блиндажа.
- Здравия желаю, орлы! – поприветствовал Борис «возвра-щенцев» так, словно давно их не видел. – Как воевалось? Ай-ай-ай, что-то гляжу звёздочки на погонах у вас так и не заве-лись, да и орденами Сватов - враль обделил. А ведь обещал в люди вас вывести… А может, вы воевать с нашей последней встречи разучились, или всё-таки начальство третирует? Так как, хлопцы? Что скажите?
- Да ладно тебе, Батя! – ответил за всех Константин Рублёв. – Решили мы, что нельзя нам уходить.
- Ах вы решили! – снисходительно передразнил парня Не-фёдов. – А приказ вы решили выполнить – «вольные стрелки»!
- Нет такого приказа раздёргивать по другим полкам часть, бьющую фашистов в хвост и гриву! – убеждённо ответил Руб-лёв и ехидно прищурился: – А если чего и нарушили, так ведь дальше штрафбата не сошлют.
- Правильно! – подхватил второй лётчик. - Что мы карьери-сты какие! Воевали ведь, как надо, били стервятников Геринга десятками. Закончим войну под твоим началом, командир.
- Ты, командир, прежде чем сватать нас этому «Свату», - пожурил Нефёдова третий, - нас бы сначала спросил. Мы же все одна команда!
- Верно! – задорно крикнул четвёртый пилот. – А тот, кому ордена и звания дороже боевого братства, пусть катится в придворные к этому «Свату».
*Контрольно-пропускной пункт.
Глава 35
Атур Тюхис стрелялся долго и мучительно. Ликвидировать самого себя ему приказал Берия. Артур слишком хорошо знал устройство той системы, которой преданно служил. Система эта была устроена чрезвычайно жестоко, но и достаточно хо-рошо самоорганизована. Пока он - Тюхис выполнял функцию встроенного в неё, хорошо работающего механизма, система служила ему, давая всё, о чём только может мечтать человек в этой стране. Но на свою беду он сломался и начал угрожать системе сбоем. И она всею своею мощью повернулась против своего «винтика», чтобы растереть его в порошок…
На столе перед Артуром стояла почти допитая бутылка ли-кёра. Рядом лежал заряженный трофейный «Вальтер», богато украшенный искусным мастером. Лицо решившегося на страшный шаг человека было гладко выбрито, ботинки начи-щены до блеска, форма отглажена. Только в глазах – тоска смертная, да на лбу выступила испарина.
- Простите, виноват – покаянно шептали губы, а перед гла-зами серийного предателя проплывали лица загубленных им людей, родного отца…
В этом был знак Божьего суда, что накануне Тюхис получил письмо от матери. Следователь, который после ареста отца вёл его дело, показал «клиенту» донос сына. Перед смертью отец проклял Артура. Это слышал один из его сокамерников. Недав-но этот человек случайно на улице встретил мать Артура и рассказал ей обо всём. Мать писала сыну, что жалеет, что вы-носила такое чудовище, как он: «Лучше бы я умерла при ро-дах…».
Проходя мимо зеркала, Тюхис машинально огладил корот-кую причёску и вдруг плюнул в собственное отражение…
Первый звонок для Артура прозвенел месяц назад, когда опытный конспиратор вдруг обнаружил за собой «хвост»*. Потом, затем зачем-то приехавший на фронт генерал Лапов категорически запретил Артуру выезды на передовую. Он объяснил это так: «У вас, полковник, на плечах настоящий сейф с секретной информацией. И мы не можем допустить, чтобы вы даже случайно оказались у немцев в качестве «язы-ка». Со стороны волкодавистого Лапова такая забота больше походила на смертельные объятия. Это насторожило Тюхиса. Однако его голова была слишком занята затеянной игрой с дядюшкой Нефёдова, чтобы долго размышлять на посторонние темы.
После того, как Лямин погиб, Артур послал за линию фрон-та другого своего агента. И через некоторое время тот вернулся с ответом от Дмитрия Нефёдова. В своём послании майор Абвера выказывал радость по поводу того, что его племянник, наконец, решил изменить большевикам, предавшим Россию, и перейти к германцам, которые, по мнению Дмитрия Александ-ровича, олицетворяли собой европейскую цивилизацию. Пер-вое письмо с той стороны линии фронта было аккуратно под-шито Тюхисом в новое уголовное дело на Бориса Нефёдова. «Теперь ему точно не выскользнуть!» - злорадно подумал тогда Тюхис.
Игра обещала быть увлекательной, а главное - результатив-ной! По просьбе абверовца Артур подкинул ему ещё немного секретной информации о дислокации и составе советских час-тей. Артур знал, что посылаемые им сведения останутся в сейфе немецкого майора, и никто на нашей стороне об их утеч-ке не узнает. Тюхис не собирался выманивать абверовца на конспиративную встречу, захватывать его и подвергать допро-сам. Этого не требовалось. Важна была сама по себе переписка с ним. На её основе можно было состряпать дело о, якобы, готовившемся Абвером, но вовремя предотвращённом, перелё-те штрафников к противнику. Артур даже подумывал о том, как бы на самом деле спровоцировать Бориса Нефёдова на дейст-вие, которое можно было бы выдать за попытку перехода к врагу.
И тут прозвенел второй звонок: Артура неожиданно без серьёзной причины вызвали с фронта в Москву. Как кадровый сотрудник с серьёзным стажем работы Тюхис знал, что просто так сотрудника его ранга не будут выдёргивать в Центр. И всё-таки Артур ещё долго отказывался признаться самому себе, что дело дрянь. Он не верил, что всё кончено, даже когда его после совершенно пустого разговора с начальством направили в элитный генеральский санаторий - лечить пустяковое ранение, которое он получил три месяца назад во время немецкой бом-бёжки. А ведь ему ли было не знать, что НКВД обычно всё делает так, чтобы намеченный к аресту крупный чин успокоил-ся, расслабился, не предпринимал попыток сбежать или замес-ти следы, увидев поданный ему салон-вагон, получив новое высокое назначение или путёвку в дом отдыха…
В санатории Тюхиса поселили вместе с подполковником, который постоянно пытался его споить и лез с откровенными разговорами. Сам имея опыт работы тюремной «наседкой» Тюхис без труда раскусил соседа. Вот тогда ему по-настоящему стало страшно! Артур понял, что погорел, но пока не мог по-нять, где совершил ошибку. Постепенно им овладело отчаяние, необъяснимый ужас…
Затевая игру с абверовцем, Тюхис не догадывался, что Дмитрий Александрович Нефёдов ещё в начале 1942 года сам вышел на контакт с советской контрразведкой. Через партизан он получал инструкции и передавал сведения в Москву. Дмит-рий Нефёдов с помощью резидентуры СМЕРШ в немецком тылу готовил перелёт нескольких русских эскадрилий Люф-тваффе к своим. В вышедшем же на него полковнике Госбезо-пасности он сразу распознал провокатора.
Помня состоявшийся в парижском ресторане разговор с племянником, Дмитрий Александрович ни на секунду не усом-нился в порядочности Бориса. Поэтому в Москву он передал, что на него вышел такой то высокопоставленный сотрудник НКВД, который сообщил важные разведданные и сообщает о своём желании перейти к немцам. Имя своего племянника Дмитрий Александрович в своём донесёнии, естественно, не упомянул. Дядя был рад, наконец, вернуть племяннику долг…
Итак, Тюхис оказался под колпаком у собственного ведом-ства. Теперь в этом не было никаких сомнений. Артур чувство-вал, - скоро страх доконает его. Это не был обычный профес-сиональный страх, который даже необходим человеку его ремесла, нет, это был, сжирающий изнутри животный ужас перед мучительными пытками и смертью. Сам Артур никогда не участвовал в пытках, но во время службы ему частенько приходилось наблюдать за тем, как это делают профессионалы. Чтобы получить от подследственного нужные показания были приемлемы любые средства. Артур не помнил случая, чтобы его сослуживцам это не удавалось. От одного представления, как ему начнут ломать пальцы дверью, бить по рёбрам резино-вой дубинкой, подвешивать на дыбу, у Тюхиса мгновенно пересыхало во рту и начинало мерзко сосать под ложечкой.
Он стал продумывать оправдания на все случаи. Даже если представить уже совсем невозможное, что каким-то непости-жимым образом руководству стало известно, что полковник Тюхис передал врагу важные военные сведения, этому можно попытаться найти оправдания.
Но всё произошло чудовищно обыденно. Берия вызвал к се-бе Тюхиса и ледяным тоном сообщил, что у Абакумова есть неопровержимые данные о его предательской деятельности:
- Мы не можем допустить, чтобы на органы государствен-ной безопасности легло пятно позора. Вы должны сегодня же подчистить за собой то, что напакостили. Иначе, нам придётся помочь вам это сделать.
В этом разговоре просто не нашлось ниши для того, чтобы подчинённый мог попытаться оправдаться перед руководите-лем. Берия просто отдал приказ, а Тюхис обязан был его ис-полнить.
* Слежка.
Сколько раз за эти годы Артур видел человеческую смерть. Но сам оказался совершенно не готов к собственной. «А может сбежать! Разве нельзя попытаться спасти себя?» - возникла в голове чудесная мысль. Тюхис подошёл к окну. Во дворе стоял огромный чёрный «Паккард». Он был похож на катафалк. Это «пасли» его… Артур ярко представил скуластое лицо убийцы, и почти безмолвно прыгающий в его руке пистолет. Всё, что он услышит, это звук похожий на сиплый выдох велосипедного насоса – «пых-пых». Он инстинктивно втянул голову в плечи, представляя, как обожжёт его мозг раскалённый свинец, а потом наступит полное безмолвие…
Что-то изменилось в природе за те несколько минут, пока он смотрел в окно. Грянул гром, бабахнуло так, что напряжён-ным нервам Артура показалось, будто поблизости шарахнули из безоткатного орудия, по карнизу весело забарабанили капли дождя…
Умирать ужасно не хотелось. Мужчина с ненавистью по-смотрел на лежащий на столе пистолет, однако взял его, и направился в ванную комнату. Но потом, вспомнив что-то важное, вернулся с полпути обратно в кабинет, вытащил из сейфа дело Нефёдова, и сжёг его на кухне. Перед встречей с вечностью, даже закоренелые злодеи торопятся делать добрые дела. Ольге Тэсс Артур написал длинное покаянное письмо, в котором просил прощение и признавался, что обманул её, когда сообщил, будто Борис погиб. В конверт Артур вложил прежний паспорт Ольги и адрес полевой почты части, в которой служит Борис.
Потом в ванной комнате перед зеркалом полковник неволь-но подтянулся, на его красивом лице истерично дрогнули губы:
- Нельзя доводить дело до ареста…Позор будет слишком велик…
Самоубийца аккуратно засунул пистолет себе в рот, и на счёт три мягко надавил на спусковой крючок…
Глава 36
Костя Рублёв вернулся с задания чрезвычайно довольный, возбуждённый и сразу к командиру:
- Кажется, я нашёл их логово!
С момента гибели Лямина нефёдовцы безрезультатно пыта-лись выследить, откуда взлетают реактивные «Мессеры». За это время лётчики авиагруппы ещё несколько раз встречались в небе с одиночными Ме-262. Но немецкие самолёты всегда отрывались от преследователей.
К концу войны на вооружении ВВС Красной Армии посту-пили первоклассные истребители Ла-7, Як-9. Но и немецкая авиапромышленность смогла под занавес совершить техноло-гический рывок: небо Рейха обороняли, в том числе и реактив-ные машины. Правда, в Люфтваффе оставалось всё меньше хороших лётчиков. В конце 1944 года впервые в истории гер-манских военно-воздушных сил были отмечены массовые случаи отказа деморализованных огромными потерями моло-дых лётчиков идти в бой. И всё же уцелевшие «эксперты» ещё представляли серьёзную опасность. Собранные в элитные части реактивной авиации типа «Команды Новотны» они продолжали держать в небе фронт. Атаки всего двух десятков реактивных Ме-262 на строй из тысячи «Летающих крепостей» давали такие же результаты, как если бы американские бомбардиров-щики штурмовали несколько сотен поршневых «Мессершмит-тов-109» и «Фокке-вульфов-190».
Первый визит в окрестности обнаруженного Рублёвым гнезда фашистских реактивных охотников ничего не дал: сорок минут Нефёдов с ведомым крутились вблизи базы, но так нико-го и не встретили. Приближаться же вплотную к аэродрому было нельзя, чтобы раньше времени не обнаружить себя. Борис даже не стал атаковать подвернувшийся им связной «Шторьх». Хотя сбить эту «стрекозу» им было проще простого. Но на немецком самолётике наверняка имелась радиостанция, и о появлении вблизи секретной авиабазы русских истребителей сразу бы стало известно немецкому командованию. Нет, необ-ходимо было сохранять инкогнито.
Наконец в третьем вылете, уже при возвращении к линии фронта, советским охотникам встретился реактивный «Мес-сершмитт-262». Борис увидел его за несколько километров. Встречный самолёт приближался неестественно быстро. Не-мецкий пилот также заметил советский истребитель, и приго-товился к атаке. Встреча произошла на пересекающихся кур-сах. Борис пытался поймать в прицел удлинённый, похожий на щуку благодаря пятнистой окраске верхней части фюзеляжа и светлому брюху силуэт. Но хорошо прицелиться так и не уда-лось. Противник быстро проскочил мимо Нефёдова и скрылся из вида. Рублёв доложил командиру, что немецкий пилот пус-тил по нему ракету, но промахнулся. Хотя Борис ничего такого не заметил.
Советские охотники бросились в погоню. Зная, куда держит курс реактивный «Мессер», они имели серьёзное преимущест-во над врагом.
Недалеко от немецкого аэродрома русские «Яки» нагнали Ме-262. Но его лётчик и на этот раз вовремя заметил угрозу и легко оторвался от преследования. Дальнейшие его поиски ни к чему не привели…
Шли ожесточённые бои за Варшаву. В то утро у Бориса не было никаких особенных предчувствий. Хотя начинающийся день был не совсем обычный - пятница тринадцатое число. Намечался обычный вылет на сопровождение бомбардировщи-ков. Но потом задание неожиданно отменили. Чтобы не тратить время впустую, Нефёдов оставил вместо себя заместителя, а сам решил на пару с Рублёвым «прогуляться» «на охоту».
Так как маршрут взлёта и посадки реактивных «Мессер-шмиттов» был примерно понятен, «Яки», использую солнце и облака, заняли позицию в «засаде», в надежде врасплох застиг-нуть пилота скоростного истребителя, в момент, пока он ещё не успел набрать максимальную скорость или, наоборот, сбрасы-вает её.
Советским лётчикам уже было известно самое слабое место «чуда немецкой техники»: при посадке реактивный самолёт становился очень уязвимым, так как его пилоту приходилось долго вести машину по прямой, постепенно снижая высоту и скорость. При этом скорость полёта замедлялась не только обычным сбрасыванием газа, но и путём задирания вверх носо-вой части самолёта. А главное: лётчику просто было некогда следить за воздушной обстановкой, ибо ему приходилось вы-полнять множество сложных манипуляций и постоянно бо-роться со своей машиной, которая на малых скоростях норови-ла опрокинуться на крыло.
Именно в такой момент советские «охотники» и застали пи-лота реактивного «чёрного рыцаря». Немецкий лётчик был так поглощён управлением, что даже не смотрел назад. Подвешен-ные под крыльями его Ме-262 реактивные двигатели оставляли за собой чёрные дымные следы, словно они горели. Но это было не так.
Борис дал мотору полный газ и ринулся на врага. Мысленно он видел сидящего в кабине реактивного истребителя Хана и разговаривал с ним: «Ну вот и встретились, товарищ инструк-тор! К сожалению, даже в безграничном небе нам с тобой стало тесно. Слишком много зла ты натворил…».
Хоть немец и тормозил, скорость его самолёта всё ещё ос-тавалась достаточно высокой. Нефёдову пришлось «выжимать» из машины максимум, чтобы на форсаже сократить дистанцию для выстрела. Лучше всего подобраться к мишени снизу, ис-пользуя тот обстоятельство, что из кабины Ме-262 было плохо видно то, что происходит сзади-внизу - под массивными реак-тивными двигателями…
Но что такое?! Рядом с правым крылом «Мессершмитта» появились трассы снарядов. Всё ясно: Рублёв не совладал с собственным азартом и раньше времени нажал на гашетку. Борис начал ругать ведомого, но оказалось зря.
Уклоняясь от летящих в него снарядов, Хан начал круто разворачиваться в сторону Нефёдова. Борис нажал кнопку стрельбы, но пушки «Яка» молчали. Лётчик быстро перезаря-дил оружие – бесполезно! «Перегорел предохранитель электри-ческого спуска» - догадался Борис. Старая добрая механика его бы не подвела. А теперь из-за какой-то крохотной проволочки приходиться расплачиваться жизнью! Борис вдруг услышал в наушниках шлемофона насмешливый голос Хана: «Не ругайся на парня, братец! Я ему просто - не по зубам. Ты тоже свой шанс не использовал… Извини, камараден…».
На удлинённом носу «Мессера» замигали огоньки скоро-стрельных пушек. Однако самолёт Хана слишком плохо подхо-дил для воздушной карусели и при выполнении крутого виража начал опрокидываться. Хану пришлось стрелять и одновремен-но спасать машину, готовую свалиться в штопор. Из-за этого его снаряды прошли мимо цели, но не все…
Раздался взрыв и Борис захлебнулся от окатившей его по-роховой гари и ледяной упругой волны. Что-то больно ударило прямо в сердце. «Разрыв снаряда в кабине… Я убит…» - отме-тил Борис. Но, не смотря на сильную боль в груди, он по-прежнему мог действовать! Оказалось, что взрывом сорвало фонарь кабины.
Немецкий самолёт был уже совсем рядом. Стоит им разой-тись, реактивный истребитель быстро наберёт скорость и его уже не догнать. «Нельзя его отпускать! – пульсировало в голо-ве Нефёдова. - Матёрый гад, да на такой резвой лошадке ещё немало наших жизней заберёт!». Решение пришло мгновенным импульсом. Борис со всей накопленной на инструктора ненави-стью бросил свой истребитель на него. Перед глазами Нефёдо-ва мелькнул девиз «Vae victis». Раздался оглушительный треск. Крылья самолётов сцепились, как два рыцарских меча. Тонкое крыло «Яка» вонзилось в фюзеляж «Мессершмитта». Так они и понеслись к земле, будто сцепившиеся в рукопашной бойцы.
Борис видел, как Хан безрезультатно пытается выбить стек-лянный колпак кабины. Похоже, при ударе заело автоматику его аварийного сброса. Радиостанция немца по-прежнему была настроена на волну советских истребителей, и Нефёдов слышал изрыгаемые гибнущим лётчиком проклятия.
- Прощай, камараден! – крикнул ему Борис и вывалился из кабины…
Опускаясь на парашюте, капитан вдруг увидел, как почти у самой земли из кабины падающего «Мессершмитта» что-то выстрелило. Чёрная точка разделилась надвое: над одной её половинкой тут же раскрылся белый бутон парашюта.
В конце войны помимо суперсовременных инфракрасных ночных прицелов, на новейших немецких самолётах стали устанавливаться катапультные кресла. В последний момент Хану удалось сбросить колпак кабины и воспользоваться но-вейшим средством «последнего шанса». Вскоре он вслед за упавшими самолётами навсегда скрылся в варшавской гари…
Уже на земле, освободившись от лямок парашюта, Нефёдов достал из-под гимнастёрки разбитый медальон. Угодивший в него осколок выбил портрет матери Ольги, изменил направле-ние и унёсся прочь. Если бы не этот кусочек серебра с портре-том внутри, то осколок нанёс бы Борису смертельное ранение в сердце. И всё-таки Нефёдов возвращался в часть в расстроен-ных чувствах. Ведь у него не осталось ни одной фотографии любимой.
Когда «Виллис» остановился у шлагбаума КПП, на встречу сидящему в нём Борису выскочил обрадованный дежурный:
- А мы уже перестали ждать! «Рубль» один вернулся. Гово-рит: «Своими глазами видел, как Батя вместе с «Мессером» падал…
- Рано мне на вечный покой, Федяев, - Нефёдов строго гля-нул на расплывшегося в улыбке ефрейтора, - войну сперва надо кончить.
- А вас тут какая-то женщина дожидается, - игривым тоном отрапортовал дежурный. – Мы ей говорим, что командира похоже того… Ну, в общем… Сегодня уже не будет. А она нас такими словами припечатала, что извините, стесняюсь повто-рить.
- Что за дамочка?
В этот момент из землянки показалась смущённая и радост-ная Ольга.
- Наконец-то ты рядом, - улыбнулась она Борису, как ко-гда-то давно на московском вокзале. - Я знала, что ты обяза-тельно вернёшься. Я ведь обещала позаботится, чтобы у тебя за спиной всегда порхали ангелы-хранители.
Борис залез в карман и достал то, что осталось от медальо-на.
- Что это? – удивлённо спросила Ольга, беря в руки кусочек расплющенного металла.
- Говорят: пуля в одно место дважды не попадает, - но для ангелов ведь нет ничего невозможного, верно?
Дорогой читатель! Если вам понравилось это произведение, Вы можете поддержать дальнейшее творчество автора, перечислив любую удобную вам сумму в рублях на адрес электронного кошелька (веб-мани) автора: R653864471773
С уважением Кротков Антон Павлович!