Техникум
После окончания Тервеничской неполной средней школы (семилетки) я написал заявление в Ленинградское лётное училище, но получил ответ, что принимают только ленинградцев.
В 45 километрах от районного центра, Алеховщины, находился город Лодейное Поле, где был железнодорожный техникум. В него я и поступил.
Город Лодейное Поле.
Из Алёховщины в Лодейное Поле ходил автобус - крытый грузовик, а до Алёховщины из деревни Околок, где я жил надо было 15 километров добираться пешком.
Дорога из Алёховщины до Лодейного Поля была в то время грунтовая, с множеством выбоин, ям, глубоких луж. Автобус проходил 45 километров за три часа, причём часто приходилось вылезать из кузова и вытаскивать его из глубоких луж силами пассажиров.
Подобные же удобства были и у нас – учащихся техникума. Студентами нас тогда не называли. В ста метрах от кирпичного, двухэтажного здания техникума стояло деревянное, тоже двухэтажное, общежитие, примерно, на 20 комнат.
В каждой комнате жило по 10 человек. Кровать от кровати отделяла небольшая деревянная тумбочка, в которой мы хранили свои вещи и продукты. Продуктов в них, практически, не было, так как мы ходили в столовую, а денег на дополнительное питание не было.
Жили, почти все, только на стипендию в 15 рублей, благо она, в 1947 году, выдавалась всем, независимо от успеваемости. Со второго полугодия 1947 года троечники стипендию уже не получали.
У нас в комнате был только один «счастливчик», которому родители ежемесячно присылали ещё 15 рублей и мы считали его богачом.
В каждой комнате стояла круглая печка, называемая голландкой, которую топила уборщица. Дров зимой не хватало и мы частенько уходили спать в техникум, где было центральное отопление и тёплые батареи, около которых мы и спали на полу, в шапках, подстелив свои пальто и накрывшись одеялом.
Ребята жили на первом этаже, девчонки - на втором. На первом этаже, под полом, было много мышей. Около печки они прогрызли отверстие, и часто можно было видеть, как они оттуда выглядывали. Мы решили их выловить.
Нашли леску с крючком, насадили на крючок кусочек хлеба и опустили в дырку. Мышь сразу же схватила хлеб и не отпускала его, пока мы не вытащили её наверх. В комнате были табуретки, стульев тогда не было. Несколько человек с перевёрнутыми табуретками уже ждали появления мыши и, не дав ей далеко убежать, прихлопывали табуреткой. Когда мы выловили таким способом 12 мышей, «клёв» закончился.
Стали думать, что же делать с мышами. Кто-то предложил напугать девчонок. Мышей завернули в газету, принесли на второй этаж и подбросили в одну из комнат. Через минуту раздался страшный визг, из комнаты выскочили визжавшие девчонки. Из других комнат выбегали другие, заскакивали в эту комнату и, визжа, выскакивали обратно.
Мы смеялись, но не долго, так как на нас набросилась орава девчонок и спустила нас по лестнице вниз, на первый этаж. В конце концов, мы забрали мышей и выбросили их на помойку.
Мы ещё несколько раз ловили мышей, но их с каждым разом становилось меньше и, наконец, они исчезли. Девчонок мы больше не пугали.
Летом у нас появилась другая забава. По воскресеньям, мимо общежития, на танцы в городской сад ходили городские девчата. Их маршрут проходил мимо стены общежития, а на втором этаже было окно. Мы стояли около окна и поджидали стайку девчат, а когда они проходили мимо окна, сверху на них лилась чистая водичка. Визг, смех, ругань. Мы на танцы в городской сад не ходили, ведь мы учились на первом курсе и ничего ещё в танцах не понимали.
На следующий учебный год нас такие забавы уже не привлекали.
Очко
В Лодейнопольском техникуме железнодорожного транспорта в 1947 году среди учащихся, около трети, были демобилизованные солдаты Красной армии в возрасте от 20 до 22 лет. Они то и «задавали тон» в общежитии, ведь остальные две трети были «зелёные» семиклассники, в основном, из деревень, вроде меня.
Основным развлечением «стариков», как мы - «зелёные» их называли, была игра в карты и домино. Играли, в основном, в очко, но так как денег у нас не было, то играли на щелчки по лбу или на поручения, типа: «Прокукарекать 10 раз, проползти под кроватями, а их у нас было 10» и так далее.
«Старики» между собой играли на деньги. Постепенно они и нас втянули в игру на деньги на копеечные суммы. И вот мы стали экономить на еде и играть по ночам, чуть ли не до утра. Днём, на занятиях, глаза слипались – очень хотелось спать.
Преподаватели забеспокоились, однажды, ночью, нагрянули в общежитие и обнаружили игроков. Всех переписали и предупредили об исключении из техникума в случае повторения игры.
На время, игра прекратилась, но вскоре возобновилась, и снова в очко, используя домино. Преподаватели ещё несколько раз делали проверки, но ведь мы играли… в домино. Они не подумали, что в домино так же можно набирать очки, как и в карты.
Вскоре, игра прекратилась. Одному нашему товарищу из нашей комнаты родители присылали каждый месяц 15 рублей, мы его звали богачом. Однажды, он получил на почте деньги и положил их в тумбочку. Мы всё хранили в тумбочках и никогда ничего не пропадало, а тут пропали 15 рублей, по тем временам - это была громадная, по нашему мнению, сумма..
Началось внутреннее, собственное, расследование. Подозрение пало на одного из «стариков», Станислава Семёнова. Его мы звали «С. С.», эсэсовцем, не только из-за первых букв имени и фамилии, а за его наглое поведение.
Следствие вели «старики», с нашим участием. В конце - концов убедились, что деньги взял Станислав, из-за проигрыша, в очко. Он и сам в этом признался.
«Старики» постановили: «Каждый живущий в нашей комнате должен ударить Станислава, а он должен покинуть общежитие! Того, кто не ударит Станислава, ждёт такое же наказание!». Все подчинились, но «зелёные» сделали только имитацию удара.
Станислав, сразу же после «экзекуции», ушел из общежития, а на следующий день и из техникума. Больше мы его не видели и в очко никогда уже не играли.
В нашей комнате «старики» то же скоро исчезли, да и в техникуме их почти не осталось.
Забавы «стариков»
1947 год. Треть учащихся техникума демобилизованные участники Великой Отечественной войны, от 20 до 22 лет. Они принесли в общежитие техникума бурсацкие «забавы».
В каждой комнате общежития жило по 10 человек. Обычно, ложились спать одновременно, так как боялись «забав» «стариков».
Первая «забава» - самая безобидная. Кто-то лёг спать раньше всех и уснул. «Старик» берёт кружку воды и выливает её на голову спящего. Тот вскакивает и «хлопает» глазами. Почти все, смеются.
Вторая «забава» - балалайка. Спящему, «старик» вставляет между пальцев руки кусочек газеты и, поджигает! Спящий, трясёт рукой, как будто играет на балалайке, и вскакивает.
Третья «забава» - велосипед. Спящему, «старик» вставляет кусочек бумаги между пальцев ноги и, поджигает. Спящий трясёт ногой, как будто едет на велосипеде, просыпается и, рвётся в драку!
Четвёртая «забава» - табачная пыль. Спящему, «старик» подносит табачную пыль к носу, тот втягивает пыль внутрь, вскакивает и чуть не задыхается.
Я испытал и воду, и балалайку, а в последний раз – табачную пыль от самосада. Когда я втянул её носом внутрь, то чуть не задохнулся. Вскочил, и, ошалелыми глазами, смотрел вокруг. «Старики» смеялись, но последний раз!
После этого случая я собрал, тайно от «стариков», «зелёных» и мы договорились все эти «забавы» опробовать на «стариках», чего бы это нам ни стоило!
И вот, в течение месяца, мы всем «старикам», а в нашей комнате их было трое, устроили, кому – велосипед, кому – балалайку, кому – табачную пыль.
«Забавлялись» над «стариками» мы тогда, когда «старик» был один в комнате, так как они держались дружно и не давали в обиду своих, а «забавлялись» над «зелёными».
Драки после экзекуций были, но нас было много и мы их предупредили, что если они не прекратят свои «забавы», то им будет очень плохо! Забавы «стариков» прекратились.
Но за табачную пыль я им благодарен, правда уже позднее, ведь я из-за неё перестал курить! Табачную пыль я так глубоко вдохнул, что ещё несколько лет не переносил даже табачный дым.
После того, как «старики» увидели, что «зелёные», хоть и не фронтовики, но в обиду себя не дадут, стали относиться к нам, как к равным. Мы же поняли, что в жизни, надо бороться за своё достоинство.
Брюки клёш
Первый курс техникума прошел не заметно, мы «притирались» друг к другу, к городу, ведь большинство из нас были из деревень, к свободе. В первом семестре я прогулял половину занятий: гулял по городу, по берегу Свири, сплошь усеянному разбитыми пушками, автомашинами, неразорвавшимися снарядами и гильзами от снарядов.
В результатате, учился на четвёрки и тройки, а по английскому языку имел даже колы. Стипендию с тройками давали, но, вскоре объявили, что со второго полугодия троечники её получать не будут. Я жил, в основном, только на стипендию, изредка, во время каникул, мне давала по 5, 10 рублей сестра Ольга, которая была уже замужняя.
Поэтому, я стал учиться добросовестно и даже стал отличником, получая во все годы учёбы повышенную стипендию. Окончил техникум с красным дипломом и фамилия Мурашев Ю.В. вытиснена на мраморной доске в вестибюле техникума среди прочих отличников – выпускников техникума.
К концу первого курса я стал полноправным учащимся, стал ходить на танцы, которые устраивались в техникуме по воскресеньям. На танцы приходили свои девчонки, а так же из педагогического техникума.
Мне понравилась одна девушка из педагогического техникума, но я стеснялся, да и одежда на мне была очень примитивная, деревенская.
Городские ребята приходили на танцы в хороших пиджаках, в белых рубашках, некоторые, с галстуками, и, в широких брюках клёш! Брюки развевались во время танца, они были самыми модными, а мы – деревенские и слова то этого не знали.
На летних каникулах, после первого курса, родители купили мне брюки тёмно – синего цвета и пиджак. Брюки были узкие, это меня сильно огорчало.
После летних каникул, в начале 2 курса, были первые танцы. Я пришел на танцы в новом пиджаке, новых брюках и, набравшись смелости, пригласил на танцы понравившуюся мне девушку. Она скептически посмотрела на мои брюки, но танцевать пошла.
Мне её взгляд не понравился и я решил, во чтобы - то ни стало, вставить клинья в брюки и сделать их брюками клёш.
Оказалось, что в городе есть несколько мастерских, где можно за 5 рублей вшить клинья в брюки, чтобы они стали модными. Деньги я урезал с обедов, но вот найти материал, подходящий по фактуре и цвету к моим брюкам, долго не мог.
В мастерской, наконец, нашли материал, подходящий по фактуре, но по цвету клинья сильно отличались. Я согласился на этот цвет.
И вот, на очередных танцах, я появился в расклешенных брюках, подметающих пол. Я пригласил эту же девушку на танцы, она согласилась, но во время танцев улыбалась. Я спросил: «Почему ты всё время улыбаешься?». Она ответила, что мои брюки самые красивые и я могу стать законодателем новой моды. Я рассмеялся и рассказал, как долго искал материал для клиньев. Она тоже рассмеялась, и я перестал обращать внимание на насмешливые взгляды некоторых танцующих.
В этих брюках я «щеголял» еще два года, а потом они стали мне малы. В то время стилягами нас не называли.
Медный всадник
Со второго полугодия 1 курса я стал отличником и часто помогал многим ребятам, особенно по черчению и математике. Преподавателем черчения был Александр Иванович - высокий, красивый, с густой копной седоватых волос и грустным взглядом. Ему было 30 лет и он, как нам, по секрету сказали, выслан из Ленинграда. За что, в те времена, даже не пытались узнавать.
Мы любили Александра Ивановича. Он организовал в техникуме кружок изобразительного искусства, где мы с увлечением чертили и рисовали. С черчением у меня всё получалось хорошо, а вот рисовать я не мог, а Александр Иванович дал мне задание к 7 ноября выполнить на самом большом листе ватмана рисунок Медного всадника.
Я сказал, что мне это никогда не сделать, Александр Иванович усмехнулся и сказал: «Не дрейфь, сделаешь!». Он дал мне репродукцию Медного всадника из журнала и велел разграфить её карандашом на клеточки, размером 1 сантиметр на 1 сантиметр, а затем, разграфить карандашом лист ватмана на такое же количество клеток, но большего размера.
После этого пером, тушью, точками переносился рисунок с репродукции на ватман, причём оттенки передавались интенсивностью, то есть разным количеством точек, в каждой отдельной клеточке ватмана.
Рисовал, вернее копировал, я целый месяц и в конце концов осилил эту, очень утомительную для меня, работу. Александр Иванович кое-что подправил и дал добро, чтобы Медный всадник был показан на городской выставке работ учащихся техникума.
На выставке, кроме Медного всадника, были показаны так же мои графические работы. Александра Ивановича на следующий учебный год уже не было в техникуме, нам было жалко Александра Ивановича и мы часто вспоминали его интересные занятия.
Формула
В техникуме у меня были большие успехи по математике, особенно, в тригонометрии. Задачи по тригонометрическим функциям я щёлкал как орехи и, поэтому, меня часто просили о помощи в выполнении домашних заданий.
При сдаче экзамена я решил задачу по тригонометрии каким то особым способом, из за чего преподаватель умилился, продержал меня полчаса, рассказывая о новом способе решения, что я был уже не рад своему способу.
Наконец, он поставил пятёрку, и отпустил. Все уже думали, что я экзамен «завалил», но после экзамена преподаватель так хвалил меня за знание тригонометрических функций, что ребята дали мне прозвище: «формула».
Этим прозвищем меня дразнили полгода, пока не произошел следующий инцидент. В общежитии, у одного парня из Петрозаводска, был настоящий велосипед, и вполне исправный. У нас в деревне был у Королёвых велосипед, но он был без цепи и педалей. А тут, новенький велосипед, со всеми принадлежностями!
Конечно, всем хотелось покататься. Хозяин велосипеда не возражал. Образовалась очередь, в ней стоял и я. За мной стоял парень из Петрозаводска, Николай Сазонов, земляк хозяина велосипеда. Подошла моя очередь, и, вдруг, Николай отталкивает меня и говорит: «Очередь моя, формула!». Я был унижен, оскорблён и разозлён. Я оттолкнул Николая от велосипеда и дал ему в глаз, посадив большой фингал. Все оторопели, я сел на велосипед, проехал обусловленный круг и отдал велосипед Николаю. Все одобрительно молчали, в том числе и Николай.
С тех пор, «формулой» меня никто не обзывал, а Николай и его дружки даже стали меня, как мне показалось, уважать. Больше прозвищ в техникуме я никаких не имел.
Ястреб
Во время учёбы в техникуме все каникулы я проводил дома, помогая маме и работая в колхозе. Два года мама работала в колхозе птичницей. В птичнике было около двухсот кур, гуси и инкубаторские цыплята. Цыплята днём гуляли на улице, в специально огороженном частоколом, месте.
В июне, июле на цыплят стали нападать ястребы и уносить их в поле или в лес, и там съедать. Мама заволновалась, председатель ругался и тогда я ему сказал: «Дайте мне ружьё и я ястреба уничтожу!». Председатель засомневался, но ружьё с тремя патронами принёс.
Всех цыплят загнали в птичник, оставив на улице, в загородке, трёх цыплят, в трёх разных местах. Цыплят привязали за ногу на расстоянии два метра от забора.
Я зарядил ружьё, зашел в птичник, приоткрыл дверь так, чтобы было видно цыплят. Просунул ружьё в щель и стал ждать. Прошло 20 минут, никого. Через минуту захлопали крылья, ястреб сел на загородку, цыплята заметались в страхе.
Вдруг, ястреб, с изгороди камнем упал на одного цыплёнка. Я прицелился и выстрелил.
Ястреб лежал без движения. Набежали ребята и девчата, они знали, что я пошел на охоту, и ждали этот выстрел. Ястреба подняли, под ним лежал живой цыплёнок, полумёртвый от страха.
Ястреба взяли за крылья и развернули, в таком виде его длина была метр с лишним. В деревне работали шефы из Ленинграда, они попросили отдать им ноги и голову, так как за них давали премию. Одно крыло я отдал ленинградским девчатам, а второе долго сопровождало меня, пока я его, лет через 10, не выбросил.
Ястребы больше не появлялись, патроны и ружьё вернули председателю.
Водяной
После 3 курса техникума, на каникулах, родители попросили меня навестить старшую дочь, мою сестру, Анну. Анна жила с мужем Александром Ивановичем и детьми, Сашей и Валей, на лесопункте Туймазы Ленинградской области.
На автобусе, в средине дня, я прибыл в гости. Александр Иванович Барышев, Анна и дети встретили меня приветливо и с радостью. Было воскресенье. Я умылся, отдохнул, не много, с дороги и, сели за стол.
По русскому обычаю, выпили, поговорили обо всём: о моей учёбе, о родителях, о жизни в Околке, об обстановке в Туймазах и о многом другом. Наступил вечер, ребята и говорят: «Сегодня в клубе танцы!». Я, конечно, захотел на танцы, ведь мне было 17 лет!
Мне показали дорогу и предупредили, что в одном месте надо переходить маленькое болотце по мосткам и, чтобы я был осторожен. Я отправился. Пришел на «опасное» место и вижу: две круглые деревянные лаги переброшены через воду, шириной около двух метров, в воде плавает тина. Я, осторожно, пошел по лагам, прошел половину пути, поскользнулся и, бултых, в воду, погрузившись в неё по горло!
Еле, еле выбрался из воды, клуб был виден, до него было метров 50. В ботинках хлюпала вода, с костюма стекала вода, но я направился к клубу. Дошел до клуба, сел на крылечко, снял ботинки, вылил из них воду, снял носки, выжал и снова одел, затем обул ботинки и, вошел в клуб.
Все танцевали. Я встал у стенки и, наблюдал, но мне тоже хотелось танцевать. Танец окончился, начался следующий. Я направился пригласить на танец девушку, за мной тянулся водяной след. Подходя к девушке, увидел, что она страшно испугалась и танцевать со мной не пошла. Я направился к следующей, результат тот же. Я ушел с танцев домой, болото перешел благополучно, очевидно, протрезвился. Дома, увидев меня и услышав про мои успехи на танцах, долго смеялись и уложили спать.
Утром, проснувшись, я долго очищал брюки и пиджак от засохшей тины. Вечером, придя с работы, Анна погладила пиджак, брюки и сказала: можешь снова идти на танцы, и, добавила - водяной! Я удивился, почему, водяной! Анна отвечает: «Так тебя назвали девчата после танцев».
Следующие танцы могли быть только через неделю, я ждать не мог и поэтому, уехал на следующий день, не реабилитированный – водяным!
Дорога
На каникулах, после 3 курса техникума, заехав по пути домой в Туймазы, я благоустраивал дорогу из Тервенич в Ребовичи.
Случилось это так. К родителям, до моего приезда, пришел дорожный мастер и говорит : «Я слышал, что Ваш сын Юрий – энергичный парень и что он приезжает на каникулы. Есть хорошая денежная работа - вырубить лес вдоль дороги на Ребовичи, начиная от Тервенич. Ширина вырубки – 5 метров, расстояние от Тервенич – 4 с половиной километра. Стоимость – 1000 рублей, срубленный лес сложить в кучи».
По моему приезду, родители сразу мне об этом предложении рассказали, я, с радостью, согласился. Наточил топор, нашел старые ботинки и стал ждать дорожного мастера. Мастер, вскоре, пришел и повёл меня на место будущей работы. Прошли Тервеничи и мастер рассказал, как надо вырубать, складывать вырубленный лес и, что в конце работы надо будет сдать участок ему и устранить возможные замечания. Я согласился и, на следующий день, приступил к вырубке.
Рано утром, мама налила мне в бутылку литр молока, дала горбушку чёрного хлеба и я отправился на работу. До места, с которого начиналась вырубка и уборка срубленного леса, от Околка, было 2 километра. Это расстояние каждый день увеличивалось на длину вырубленной полосы вдоль дороги, а вырубить надо было 4 с половиной километра. В первый день я вырубил лес на полосе длиной в 200 метров. Устал, домой вернулся вечером.
В течение месяца, задание было выполнено. К концу работы я окреп и уже, почти, не уставал. В обед выпивал молоко, закусывая хлебом. В течение дня, несколько раз пил воду из лесных луж, обошлось благополучно. Мастер работу принял без замечаний, отдал заработанные деньги, я сказал : «Спасибо» и всё.
Пришел домой, отдал деньги родителям, а отец и спрашивает меня: «А ты угостил мастера?». Я отвечаю: «Чем?». Отец говорит: «Бутылкой!». Нет, отвечаю. Отец укоризненно покачал головой, а я до сих пор чувствую неловкость от того, что не отблагодарил мастера по народному правилу. Я, правда, и сегодня не умею благодарить таким способом.
Брага
В деревне раньше варили брагу, наверное, и сейчас варят. В десятилитровую бутыль наливают кипячёную воду, засыпают сахарный песок, дрожжи и, брага «бродила». Через определённое время брага «поспевала» и её пили.
Обычно, соседи ходили друг к другу в гости и выпивали брагу, сначала у одних, затем, у других. Нам, учащимся техникума, тоже, немного, давали.
Однажды, летом, мы с братьями Королёвыми решили идти на танцы в Тервеничи. По этому поводу, втайне от родителей, решили выпить браги. Брага была на самом дне, мутная, с дрожжами. Налили по полному стакану, выпили, и пошли на танцы в клуб.
До клуба надо пройти полтора километра. Прошли полкилометра, животы у нас вздулись, хмеля как не бывало, дышать стало тяжело и, нас вырвало прямо на дорогу. Мы сразу же повеселели и радостные пошли дальше, в клуб.
На следующий день родители отправили меня в Тервеничи, в магазин. Иду я по дороге, вижу место, где нас вырвало, ничего нет.
Вдруг, вижу, вороны летают как- то боком и, то падают на землю, то снова взлетают, летят боком и снова падают на землю!
Я догадался - они же пьяные от нашей браги!
Дранка
Крыша нашего дома в Околке была покрыта тесовыми досками. К 1948 году доски стали полугнилыми, крыша наклонилась вдоль дома, вперёд, и еле держалась на стропилах. Надо было срочно делать ремонт, укрепить крышу и заменить доски. Я был на каникулах после 2 курса техникума.
В первую очередь, надо было укрепить крышу, которая наклонилась вперёд, примерно, на 15 градусов. Я задумался, крыша могла упасть при попытке выправить её положение и, решил применить клинья.
В колоде, толстом бревне длиной 3 метра, вырубил прямоугольное отверстие шириной 12 сантиметров, длиной 70 сантиметров. Приготовил 3 шеста диаметром 10 сантиметров, длиной 4 метра. В средней части чердака, на поперечные балки, прибил широкую толстую доску, а на ней закрепил колоду. Вытесал 12 берёзовых клиньев шириной 10 сантиметров, толщиной 5 сантиметров.
Один конец шеста упёр в стропила, около конька крыши, второй – в колоду и стал забивать клинья: один, второй, третий. Крыша стала выправляться. После 11 забитого клина крыша встала вертикально и я быстро зафиксировал это положение двумя оставшимися шестами, установив их напротив друг друга и, закрепив один конец на стропилах, другой – на поперечной балке потолка. Все эти три шеста стоят до сих пор и не дают крыше наклониться ни в ту, ни в другую сторону.
Теперь надо было готовить дранку. Дранка – это осиновые пластины шириной 10 сантиметров, длиной 30 сантиметров, толщиной – полтора, два сантиметра. Сначала, мы с отцом, в лесу заготовили осиновые брёвна, распилили их на чурбаки длиной 30 сантиметров. Чурбаки отесали до ширины 10 сантиметров, затем из них на специальной установке, которая была в колхозе, «надрали» дранку и привезли её домой.
После этого дождались хорошей погоды, без дождей, убрали старые доски, с одной стороны крыши, и, постепенно, стали покрывать крышу дранкой. Эту работу я делал один и следующим образом.
Прибивал к стропилам, вдоль дома, ряд досок шириной немного больше длины дранки. На этот ряд досок прибивал специальными тонкими гвоздями дранку, причём каждая последующая дранка перекрывала, примерно на четверть ширины, предыдущую. Когда весь ряд, вдоль крыши, был забит дранкой, к стропилам прибивался следующий ряд досок, на него набивалась дранка и так далее. После покрытия одной стороны крыши, покрывалась вторая, таким же образом.
Обе стороны крыши я покрыл дранкой за 10 дней. Дранка на крыше стоит до сих пор, хотя прошло уже почти 60 лет!
Практика
В январе и феврале 1951 года я был направлен на производственную практику в паровозное депо в Сумском посаде. Из Лодейного Поля, на поезде, мы – группа практикантов, доехали до станции Сороки, город Беломорск. Сороки встретили нас густейшим туманом, мы еле добрались до управления железной дороги, в 5 метрах ничего не было видно. Такого тумана я не встречал никогда.
В управлении меня направили в депо Сумский посад для работы помощником машиниста. По приезде, мне устроили экзамен, я его выдержал и получил удостоверение помощника машиниста. Одну неделю проработал в депо, ремонтировали паровоз, затем водили поезда. Станции Вирна, Выг, Сороки – в одну сторону сторону от Сумпосада; Колежма, Нюхча, Малошуйка – в другую.
Жил в общежитии, питался в столовой, кормили, в основном, треской. Суп – из трески, котлеты – из трески, жареная треска и чай без сахара. Хлеб чёрный. В оборотном депо умывались под душем, отдыхали и вели очередной поезд, обратно, в Сумпосад.
В феврале начался сильнейший снегопад и метели. Пути между станциями чистили от снега специальные снегочистители, сбрасывая снег под откос. На станциях приходилось снег убирать вручную, лопатами. На очистку путей вывели всех работников станций. Пути стали походить на туннели, по которым мог пройти только паровоз и вагоны.
Из-за этих туннелей, я чуть не попал под паровоз. Дело было так. Мы маневривовали на станции Сумпосад, надо было перевести стрелку и ехать обратно. Я сошел с паровоза, перевёл стрелку, вскочил внизу на лестницу паровоза со стороны машиниста и закричал: «Поехали!». Машинист повёл паровоз обратно и мы, въехали в туннель! Я оказался зажатым между лестницей и стеной туннеля, меня стало разворачивать и тянуть к дышлам паровоза. Я закричал, машинист посмотрел вниз и, остановился. Он побледнел и долго не мог говорить, затем закричал: «Старый дурак! Куда я смотрю!». Меня откопали лопатой, потом долго смеялись и говорили, что мне повезло. Если бы я вскочил на лестницу с другой стороны паровоза, то машинист мог бы и не услышать моего крика.
Вскоре практика закончилась, я заработал одну тысячу рублей, сумму по тем временам большую, и вернулся в техникум. Пятьсот рублей послал по почте родителям.
Мне потом рассказали. Отец получил деньги на почте, в Алёховщине, и направился в чайную. Чайная была типа клуба, где собирались мужики. В чайной отец расхвастался, вот мол Юрка сколько заработал, и всех угостил, пропив около ста рублей.
Куратор
В техникуме, каждую группу «опекал» преподаватель, который кроме основной работы - преподавания своего предмета, «воспитывал» нас: проводил собрания на разные темы, политинформации, писал письма родителям и так далее.
Наш куратор, Николай Петрович, преподавал «Конструкцию паровозов». Ему было 40 лет, окончил перед войной ЛИИЖТ имени академика Образцова, прошел всю войну, получив 2 ордена. Мы с большим интересом слушали его рассказы о войне, о работе на паровозе - почти всю войну он был машинистом на прифронтовых железных дорогах.
Николай Петрович не говорил лозунгами, он разговаривал с нами на нашем, «подростковом» языке, не переходя на нравоучения, ходил с нами в кино, в лес, на Свирь. Рассказал, за что получили звания героев Советского Союза несколько наших солдат, форсировавших реку Свирь.
Когда заходил разговор о будущей работе, Николай Петрович всегда говорил: «Работайте честно, не думайте о награде за работу. Хорошая работа всегда вознаграждается и тем быстрее, чем меньше вы думаете о награде!»
Моя последующая жизнь показала его правоту и мудрость, но когда на смену Советской власти в страну, тихой сапой, пришел капитализм, понятие о хорошей работе и вознаграждении за неё значительно изменилось, в худшую сторону.
Прощальный вечер
Не заметно прошли 4 года учёбы в техникуме. Прошло распределение, меня направили работать в Петрозаводское основное депо.
После распределения, в техникум пришли из военкомата, агитировать - поступить, без экзаменов, в Ленинградское училище военных сообщений. Согласились трое, в том числе и я – Ленинград очень влёк к себе. В тройке был и мой земляк – Александр Шиваков.
В последний вечер, собралась наша группа в общежитии, выпили, первый раз, за время учёбы, поговорили и, разъехались по домам в тот же вечер.
Остались только мы, трое. Уже поздним вечером пошли мы на реку Свирь, погуляли, посмотрели на гуляющих горожан и такая меня одолела тоска, что я подумал, «Дурак! Куда ты лезешь. Всю жизнь прожить по приказу!».
На следующий день я пришел в военкомат за своими документами. Мне их долго не отдавали, воспитывали, угрожали. Наконец, мне пришла в голову спасительная мысль и я сказал, «Я окончил техникум с красным дипломом и буду через год поступать в Ленинградский институт инженеров железнодорожного транспорта».
Мне отдали документы, через год я поступил в ЛИИЖТ и через 5 лет вышел из него инженером-механиком широкого профиля. Александр Шиваков училище закончил, мы с ним встретились однажды на родине, долго вспоминали прошедшие дни в техникуме и он мне сказал: «Ты правильно сделал, что забрал тогда документы из военкомата».
На фотографии, выпускники техникума, отправленные в Петрозаводск.
Родина
Оятский край, мой край родной!
Оять течёт неторопливо,
Впадает в Свирь, шумит волной,
И вместе с ней, бежит к заливу!
Озёрный край, озёр не счесть!
И Шадьма, маленькая речка,
Пескарь, налим, форель в ней есть,
Кругом леса, нет краше места!
Здесь я родился, подрастал,
В войну, работая в колхозе,
И семилетку здесь кончал,
Затем и техникум, в Лодейном Поле!