Туман над городом. Глава 1

Валентина Карпова
               
          Ева сидела в беседке и вслушивалась в разговор капель с крышей, с листвой, уже заметно начавшей менять зелёную окраску на более яркую, пёструю. Она любила дождь. По временам ей даже казалось, что и он отвечал ей тем же, иначе как можно было объяснить то, что он каждый год, сколько она себя помнила, непременно приходил поздравить её с днём рождения? Вот и сегодня… Хотя по всем приметам именно сегодня встречи с ним быть бы не должно. Почему? Ну, как? Согласно наблюдениям, в дни, когда случается туман, дождя не ждите! Но вот оно, опровержение – с утра туман, и дождь после обеда…

          О чём он шепчет? Успокаивает, а, может, что-то обещает? За свою непродолжительную жизнь Ева слышала много разных обещаний от различных людей, которые сразу же забывали данное слово, едва оно срывалось с их губ. Даже самые близкие из них и те... Обещал звонить и не звонит отец, обещала бросить пить и не бросила мать.  Обещанного три года ждут? Не верьте – оно либо сразу исполняется, тут же, по горячим следам, либо вообще никогда, но второе, к сожалению, чаще. Может, не у всех и не со всеми, но вот у неё, у Евы Стрельченко, всё происходило и происходит именно так. Привыкла, знает, а потому больше и не верит.

          Из окон квартиры на первом этаже прямо напротив беседки, где сидела юная девушка, лился на улицу белесый свет, звучала музыка, доносился весёлый смех – мама отмечала шестнадцатый день рождения дочери с очередным кавалером в компании шумных гостей. Её мало волновало то, что почти никто из присутствующих не был знаком лично с виновницей торжества, почему-то отсутствующей за праздничным столом, тесно уставленным бутылками с горячительными напитками и немудрящей едой. Не тревожило родительницу и то, что она не знала, где в данный момент находится её ребёнок. Но, если честно, сам этот факт и Еву сейчас занимал менее всего. Гораздо больше тревожило то, что в животе уже довольно продолжительное время раздавалось голодное урчание – элементарно хотелось есть.

          Имелось две возможности проникнуть в собственную квартиру: один легальный, т.е. через входную дверь, рискуя при этом сразу же быть замеченной и «арестованной» - не самый лучший расклад сидеть среди пьяных, не следящих ни за своею речью, ни за руками мужиков, взрослых и не очень, почти пацанов, собственных ровесников. Маман последнее время не слишком была разборчива в выборе партнёров на вечер, два или неделю… Один Антоша чего стоит. С ним и днём в толпе народа находиться нежелательно, а уж вот таким образом… нет уж, спасибо! Была и вторая возможность – по «тропе свободы», освоенной уже давным-давно. Окно в её комнате легко открывалось под нажимом из-за хлипкого шпингалета, но сегодня этот путь был совершенно бесполезен – еды в комнате не было, а потому… Оставалась только дверь.

          О том, где перекантоваться и ночь, и даже несколько при необходимости, вопрос не стоял. Ещё лет пять тому назад, когда после ухода из семьи отца, между прочим, майора милиции, начальника то ли отделения, то ли следственного отдела, или как там оно у них называется, и мать начала почти сразу же вести бурную «роскошную» жизнь, Ева «нырнула» в подвал дома напротив, убегая от неё, в котором обнаружила вполне себе уютный уголок вблизи проходящей трубы отопления. Впоследствии она его даже оборудовала, обставила кое-какой мебелью: притащила от мусорных баков кем-то выброшенный чуть продавленный пружинный матрас, тумбочку, и даже огромный ковёр, которого хватило накрыть матрас целиком и полностью. Подушку и старенькое одеяло принесла из дома, и кое-что из посуды: пару тарелок, бокал, ложку. Вскоре ей «на руку» сыграло то, что дверь в подвал стали запирать на замок от так называемых жителей полусвета: бродяг, алкашей, наркоманов. Для всех них и прочего сброда вход был надёжно закрыт, но не от неё. Почему? А потому, что Ева приятельствовала с атой Каримом, пожилым узбеком, работавшим уже очень продолжительное время здесь дворником, а потому имевшим сомнительное удовольствие наблюдать за семейной трагедией в целом не плохой девчушки. Он доверял Еве. Доверял настолько, что сделал для неё дубликат того самого ключа, который она стала прятать в только ей известное место.

          Несколько раз, ещё будучи совсем ребёнком, девочка ночевала в его дворницкой, крошечной комнатухе под лестницей, где и одному-то повернуться не где. Он даже познакомил её с Гюзель, с сестрой своей умершей жены, с которой прожил почти тридцать лет. Гюзель, с её слов, любила его с самой юности, но молчала об этом. И только смерть сестры позволила ей сделать неожиданное признание о том, что она считает Карима своим мужем. Он не спорил со свояченицей, но и не соглашался, продолжая помогать отсюда, из России, семье деньгами. Изредка, пару раз в год, она приезжала к нему и жила по нескольку дней, всякий раз уговаривая вернуться домой, но он всё не соглашался – привык, или скорее отвык от тамошних порядков. Гюзель непременно привозила сюда сушёные фрукты, орехи, которыми он потом угощал Еву. Взамен девочка стала помогать ему сгребать опавшую листву, чистить зимою снег и посыпать дорожки в гололёд, бегала за продуктами, в аптеку, заботилась, когда хворал. Карим пробовал поговорить с Зинаидой, матерью девочки-подростка. Пытался несколько раз объяснить ей, что она подвергает ребёнка очень большой опасности, собственными руками подталкивая в топь, трясину вседозволенности и пороков, но та либо глупо хихикала, если была пьяна, либо громко, на весь двор, верещала, оскорбляя его бранными словами, из которых «тупая чурка» могли считаться единственно цензурными…

          А дождь то затихал, то усиливался, словно умолял, словно на чём-то настаивал… На чём? Не разбирающим его «речь» на отдельные слова и фразы, трудно было бы  ответить на данный вопрос, но у Евы не имелось ни малейших сомнений на этот счёт: «друг» настоятельно прогонял её с улицы куда-то под крышу, в тепло… И поспорить бы, но против правды не попрёшь - пора, бесспорно, пора...

          Пока она размышляла над возникшими проблемами, в её квартире внезапно погас свет, смолкла музыка и все гости дружным валом вывалились на улицу, и среди них звонко хохочущая развесёлая маман.

          - Куда это они? – подумала девушка, провожая взглядом разношёрстную компанию – А, ладно, лишь бы подольше не возвращались. Во всяком случае, у меня появилась возможность взять что-то из съестного, да и курточка бы не помешала – прохладно…

          Дверь в квартиру оказалась запертой, но ключи в кармане, так что уже через пару минут она была на кухне и складывала в полиэтиленовый пакет бутылку кефира, несколько сосисок, свежий огурец, пару варёных яиц, два яблока, вчерашний батон. Налила из-под крана литровую банку воды и уже снимала с вешалки курточку, как вдруг из комнаты раздался то ли всхлип, то ли стон… Перепугавшись до смерти, выскочила на улицу и побежала в подвал.

          Захлопнув за спиной почему-то незапертую дверь, привычно пошарила в углублении стены и взяла в руку электрический фонарик, заблаговременно положенный туда ею же. Нажала на кнопку и, направив его лучик себе под ноги, стала уверенно пробираться в свой угол, то и дело подныривая под различной толщины трубы коммуникаций. И вдруг встала, как вкопанная  – на её матрасе спал, отвернувшись к стене, какой-то мужчина…