Сценарий идеальной жизни. Часть 1

Мария Левина
  Да! Только Мир и идеален. Совершенен. Это ж надо такую красоту сотворить! Такую непостижимую, такую вечную, бесконечную и таинственную, и такую уютную красоту! Только в ней мне и хорошо. Особенно когда бреду по дорожкам парка, а сама всё в небо поглядываю и улыбаюсь. Так бы ходила бы и ходила. И смотрела бы по сторонам и в небо, и смотрела бы. Ощущая солнечное тепло, вдыхая ароматы трав. Любуясь. До полного самозабвения. Наполняясь лишь красотой света Белого. Но ведь не поймут же. Прослыву городской сумасшедшей. А этого мне совсем не хочется. Поэтому приходится прислушиваться и брать в расчет.
 Вот интересно, среди людей довольно часто ощущаю свое сиротство и одиночество. А там, в лесу, на улице, на берегу реки, моря, нет никакого сиротства и одиночества, особенно если отсутствуют свидетели.
  Значит, мое одиночество - выдумка? Значит оно является лишь моей собственной оценкой меня, но глазами других, не любящих,  и не имеет ко мне ни какого отношения?
  Да ведь не станешь же  каждому встречному-поперечному рассказывать, что мол была возможность, что и любили, и желали, но не встретился человек, кто бы мог меня целиком и полностью принять? Понять. Не осуждая, не разбирая на составные части:
- Вот это неплохо, да. Совсем неплохо. Я бы даже сказал, очень недурственно. А вот это... Ну что ты! Это - нет. Никуда не годится! Как говорится, ни в какие ворота. Так нельзя! Нельзя, нельзя.
  Похоже, не бывает таких человеков, кто бы тебя всю до капельки мог принять, ну вот так, как небо принимает, как деревья, цветы...
С каждым приходится быть начеку, чтобы ненароком что-нибудь лишнее не сболтнуть и случайно не обнажить то, чего ни в коем случае нельзя обнаруживать.

 Иё- хо-хо! Ноги балерины, танцовщицы, длинные, стройные, сильные даны были, руки - балерины, танцовщицы, длинные, гибкие. И пластичность танцовщицы, балерины. Голос дан был. Красивый голос. Гибкий, сильный. Музыке отдавалась целиком и полностью. Если ей удавалось захватить меня чем-то, зацепить.
 Но от всего дарованного осталось лишь способность слушать музыку. Руки, ноги, конечно, есть, но уже не идут ни в какое сравнение с теми, дарованными.

  А! Не подсказали, не поддержали. Кто не подсказал, не поддержал? Да сама я себе не дала себе хода.  Вот только почему не дала? А потому что не любила себя. Никогда. Не нравилась себе.  Не нравилась дурацкая, излишняя ранимость, застенчивость, чувствительность. Как былинка в чистом поле трепыхалась от каждого взгляда недоброжелательного, слова грубого, созерцание животного страдающего, человека обиженного.
   Вида, конечно, не показывала, но столько жизненных сил уходило на то, чтобы являть себя миру сильной. А теперь нет таких сил. Не осталось. А жить хочется, и красивой быть хочется. И стареть не хочу.
   Каким должен быть идеальный мужчина, думаю. Любимым должен быть. Всё! Больше никаких требований. Только любимый -  идеален, совершенен. А все остальные... не дотягивают. Наверное, только поэтому так долго уже и так безнадежно. До полнейшей изоляции в самозаточении.
- Здесь рыбы нет!- кричит голос с небес.
- Да знаю, я знаю! Скуку угадываю по стольким признакам!
- Ну и что тогда творишь? - вопрошает.
- А хрен его знает, что творю. Сама не ведаю. Ведь точно знаю, что здесь давным давно нет рыбы...

 Но почему-то при всем своем несчастии, очень хочется жить вечно. Правда, правда, блажен, кто верует в иную жизнь, наполненную благодатью. А вдруг они ошибаются, спросите? Ну даже если и ошибаются, то никогда об этом не узнают. Никогда! Но зато жить станут, не суетясь, не жадничая, не злясь и не обижаясь. Счастливо и царственно спокойно. Как и должно Небожителям.