Возвращение каравана - 14

Вера Чижевская Августовна
Автобиографическая проза

ЧАСТЬ 14 (ещё ДВЕ страницы)

Из писем ко мне моих друзей
и мои ответы друзьям
(1982-1996 годы)

* * *
Концертная программа на съезде верлибристов в 1990 году в Донецке завершилась выступлением молоденькой певички-самородка: нот не знает, но пела цыганские песни так, как будто родилась цыганкой. Один юноша даже пустился в пляс от переизбытка чувств. Сначала всем понравилась такая непосредственная реакция. Но когда танец затянулся, из зала стали выкрикивать:
- Уберите голубого!
А некоторые верлибристы перенесли холодильник в свой номер, купили несколько ящиков пива и наслаждались жизнью помимо съезда.
Я же купалась в этой атмосфере, любуясь молодостью, красотой и раскованностью своих «ЛИСТОбратьев». А где-то между нами изредка мелькал одетый во всё чёрное «чёрный человек» - Карен Джангиров.
               
* * *
Кто-то говорил, что домашняя библиотека должна вмещаться в рюкзак. Ну, положим, рюкзака маловато. Но купленные книги читаю непременно. Если приобретаю нечаянно что-то неподходящее, то ищу кого-нибудь, кому эта книга была бы интересна. Подарила толстый том Ю.Визбора своему знакомому, которому тексты Визбора нужнее.
               
* * *
Много посвящений М.И.Цветаевой. Но лучшее из них - Арсения Тарковского (там, где платье Марины висит на верёвке распятым). А посвящение ей же Маршака можно привязать к любому поэту. Нет особенностей Марины Ивановны.
               
* * *
Мы - пять поэтов - выступали на днях. Было прочитано около ста стихотворений! Принимали удивительно хорошо и даже мои верлибры, которые больше понимает молодёжь. А здесь публика была солидная... Редкое чувство удовлетворения, подстёгивающее на дальнейшие поэтические подвиги.
               
* * *
Всё думаю: для чего Господу Богу нужно было создавать землю и всё, что на ней? Творчество? Баловство? Эксперимент? Игра? Хулиганство?
               
* * *
Смотрю на твой огромный портрет и вижу много укоризны во взгляде. Къеркегор говорил, что возможное всегда прекраснее реального. Но всё же, всё же... Не была бы я человеком красного словца, а была бы человеком дела, быть может, всё сложилось бы по-другому... «Боящийся несовершен в любви» - гласит Библия. К моей любви (?) примешивалась трусость плюс ленность. Так и получилось: ты умер, а я так и не узнала, кем была в твоих помыслах.
            
* * *
На днях посетила с приятелем могилу Александра Меня на территории храма в Пушкино под Москвой. До дома, где он жил и где его убили, сил не было доехать. Ещё и страшная жара. Поездка эта убедила меня (в который раз!), что нет пророка в своём отечестве. Поговорила с народом возле церкви. Мне говорят: «Ну что, священник, как священник. Обычный». Могила скромная с большим деревянным крестом, на нём - слова из Евангелия. Уникальный был мыслитель и человек. Впервые в жизни в его церкви перекрестилась естественно, не сразу даже осознав.
            
* * *
У всех моих приятелей нет музыкального слуха. А если кто и появится со слухом, то попоёт, попоёт и - смоется. А мне бы хотелось затянуть русскую народную в три голоса или цыганскую в десять! Можно и грузинскую... Но так много Асов сразу не встречала возле себя, кроме вокальной группы, где пела в молодости. Сейчас голос уходит, а высокие ноты со мной и в детстве не дружили.
            
* * *
Гляжу в упор с фотографии этакой бледнолицей тёткой с папиросой, зажатой почему-то не в зубах; с цыганским платком на плечах. Приятель назвал эту фотографию - Комиссаржевская (он сложил слова «комиссар + Чижевская»). И точно: подрисовать кожАнку - и комиссар налицо. И на голове нет уже «пошлых кудряшек».
               
* * *
Писатель Юрий В. предполагает, что я имею обыкновение «философствовать за полчаса перед сном». Счастлив он, способный полчаса пофилософствовать, а потом тут же упасть в сон! Я философствую, как будто в шахте полезное ископаемое добываю, и через полчаса хрен усну! До утра расфилософствуюсь так, что хоть на работу не ходи. Но - иду.

* * *
Театр в редакции начинается с приёмной. А что редакция - театр, в этом трудно сомневаться. Жалобы 90-летних пенсионеров, особенно необоснованные, требуют железной выдержки и артистизма от журналиста. А у меня ещё и другая роль: я - кормчий
            
* * *
Берём дорогого внучека. На месяц ни тебе философии, ни тебе джаза, ни тебе поэзии...
            
* * *
Испугалась очень тёмных ночей в деревне писателя Юрия В. Проснулась ночью - ни зги! Кажется, что уже лежишь в могиле.
Незабываемое ощущение! Уехала на следующее утро, а собиралась прожить неделю. Боишься, матушка, могилки-то!
            
* * *
«Хороший ты человек, но маленький» - охарактеризовал меня профессор философии и доктор математики в одном лице. А что «мал золотник да дорог» - не сказал... А ещё философ!
            
* * *
Когда художественный руководитель в поэтической мастерской "ЭТО" говорит мне, что я не там делаю ударение в своём стих-и при чтении, не так стою и держу руки, я прихожу в недоумение. Кто, кроме меня, может знать, как правильно сделать ударение на фразе, которую я сама создала?! Стою и держу руки именно так, как требует моё стих-е!               

* * *
Вы правильно, матушка, пишете, что жизнь прожить значительное труднее, чем застрелиться. Но почему так мало людей стреляются?            

* * *
В Белоруссии в начале 60-х годов на гитару в доме смотрели как на мещанство. И я прятала свою «старушку» под кровать, когда приглашала непоющих гостей. А с поющими мы тогда ещё не знали Окуджаву. Но уже просочилась одна из первых окуджавских песенок: "А нам плевать, а мы вразвалочку, покинув раздевалочку, идём с тобой в отдельный кабинет..."
               
* * *
«Какие странные стихи пришли ко мне!» - говорю я им. И дальше пытаюсь понять: «Ну чем им приглянулась жизнь моя? И что они мне - странные их тени?» Ну прямо как у Шекспира: «Что он Гекубе, что ему Гекуба?»
               
* * *
Сударыня! Не огорчайтесь, что 10 лет писали (больше мысленно, чем на бумаге) стих-е «Отель Калифорния». Художнику легче: он на свои эскизы посматривает. А рукопись теряется в столе. Но всё равно: всплывает, всплывает, всплывает...
               
* * *
В Ленинграде старушка, у которой я жила, показала мне старые письма. Перебирая, читаю: «Княгинюшка, Евдокия Ивановна!..». Как будто прикоснулась к столетнему сухому цветку.