Здравствуй, сестра!
У нас начались таки холода. Не минус сорок, конечно, но щёки щиплет. Сугробы во дворах встали колом, колея в проездах заледенела. Ходить по улицам стало весело: катишься буде бильярдный шар по колее, по сугробам как по бортикам поворачивашь. Город тебе – не деревня! В деревне сам торишь дорогу от дому до Звегино али к Погосту. По пути привернёшь на пустошку за малиной, грибов на бору нарвёшь на жарёху, да земляники наберёшь под угором. А тут тебя таскат промеж домов углами, прижимат к дороге заборами. Пока до нужного места доберёшься – как через Ширшу в Маймаксу крюк загнёшь.
Город выедат у людей нутро и ворует чужое время. Кричать и биться бесполезно –станешь дурачком. В детстве, помнишь, ишше когда мы в город на учёбу приезжали, был такой, у главпочтамта, в центре, мы его часто видали: Серёжа-дурачок. В кителе, с медалями и значками, в фуражке и с деревянным автоматом на груди. Ходил – проверял билеты у людей по трамваям или так – на улице строчил из автомата своего. Вещал чего-то громко – как оглашенной. Потом пропал, конечно.
Теперь, вот, Древарх-Андрюшка у нас тут по улицам шастат! Тоже под дурачка косит, блаженной соглядатай. Днём – нацепит крылья белы пластмасны, аки архангел, наденет на голову корону с мигалками и нарезат круги по городу на самокатной телеге. А ночью, наверняка, приходит в свой ветхой дом, ложится ничком на кровать и выпускат шшупальцы-провода скрозь неё, скрозь пол, фундамент и дале: по трубам и колодцам, скрозь тысячной коллектор – прямо в утробу города, в большой подземной тайной бункер. Искрится и жужжит в конвульсиях, небось, сливает что-то там и набирает тёмных сил. Мутант!
Городски-то сумасшедши против деревенских дурачков завсегда умнее были. Што наш – Шура Глухой: сидел, эвоны, всю зиму под лестницей в чулане да упряж плёл, а летом токмо шшук имал голыма руками, бестолочь.
Даве бродил на рынок за треской. Видал по пути во дворах санную повозку. Лошадка рыжая запряжена в розвальни. Розвальни сделаны из листа обшивки от ступеней ракет, какие падают в мезенской тундре людям прямо с неба на голову. Полозья и копыла сварены из алюминиевого профиля. Оглобли – из пластиковых труб. В розвальнях, на мешках, сидят две жонки и мужик. Наверно, развозили картошку или рыбу – продавать по дворам. Жонки одеты в овчины тулупы и с головой замотаны в цветасты шали. Мужик – в зипуне и треухе, отпустил вожжи и растягиват в руках старинну гармонь-трёхрядку. Лошадка сноровисто прёт сани через все дворы прямо по сугробам. Оттого седоков шкивает и подбрасыват в розвальнях, аки в хороший шторм. Жонкам весело, они смеются и что-то громко кричат или поют – мне не слышно. Кругом – шум машин, где-то недалеко ухает сваебой. Сани скрылись в гаражах за поворотом, а жонки на прощание помахали мне рукой…
Я брёл и думал: как же они теперь выберутся из этих каменных жунглей? На санях, с мешками, через весь город, по колеям и асфальту. Хотя, с другой стороны, приспособили же они отработанные ступени ракет в своём хозяйстве. Вот и мы, должно, приспособимся как-нибудь уж к новой-то жизни.
Ну и ты, сестра, давай: сделай, вон, себе хошь розвальни из раскладушки, хошь – дровни из дивану! Хошь – самогонной аппарат из стиральной машины. Не сиди сложа руки! От безделия в мозгу у человека шушерень всяка заводится!
Прочитать предыдущее: http://www.proza.ru/2018/02/13/870