ЛАГЕРЬ ИМЕНИ ПАВЛИКА МОРОЗОВА, ССХО, КОМАНДИРЫ, ТЕХСОСТАВ И
ОСТАЛЬНЫЕ
Колонна автобусов со студентами прибыла в деревеньку Золево, рядом с которой располагался пионерлагерь имени Павлика Морозова, ровно в полдень. Днем ранее сюда заехали квартирьеры для подготовки лагеря к приезду основного отряда. Красивое место подобрали для отдыха пионеров! Сам лагерь располагался на возвышенности среди старого леса. Внизу протекала мелководная река Большая Сестра, к которой прилепилась довольно обширная лужайка. Сразу за мостом начинался крутой подъем, что-то вроде серпантина, который заканчивался ровной площадкой. Это был хоздвор лагеря. Здесь находились подсобные помещения, сторожка, кочегарка, душевые комнаты, по двору бегал огромный пёс, помесь овчарки с дворнягой по кличке Волчок. У сарая, в котором находились дрова, уголь, хозяйственный инвентарь и различные инструменты, стояло несколько клеток с кроликами.
Прибывших встретил завхоз Петрович, коренастый, с проседью, краснощёкий мужик лет за сорок в лёгкой телогрейке без рукавов, галифе и ботинках.
- Ну, с приездом!- завхоз поздоровался за руку с Райзенбергом и остальными преподавателями, а с поваром Ипполитом крепко обнялся.
Ипполиту было далеко за семьдесят. Тщедушный, невысокого росточка, с сизым носом и цепким взглядом много повидавших в этой жизни глаз из-под кустистых бровей, старик излучал уверенность, решимость и основательность. Повара подхватили с вещами на шоссе в селе за Истрой, где он проживал. Третьекурсник Ванька Петренко, заместитель отрядного завхоза, с которым «главный по котлам» познакомился в дороге, рассказал много интересного о житье-бытье «на картошке». Например, о том, что Райзенберг, несмотря на «сухой закон» в лагере, распорядился негласно покупать ежедневно для Ипполита «чекушку» - это была его суточная доза. А иначе как старику работать в таком режиме? Вкусно и сытно накормить-напоить более двух сотен человек - это вам не шутки. Проинструктировал Ванька, сам отработавший в прошлом году кочегаром, также о том, чем предстояло Сане заниматься. Главное – обеспечить кухню и душевые горячей водой. А для этого нужно круглосуточно топить печь в кочегарке. А еще не должно быть сбоев в подаче воды от водокачки и водонапорной башни к рукомойникам, расположенными перед каждым корпусом, понятное дело, на улице. Ну, и, само собой разумеется, не должно быть засоров канализации, слива воды из пищеблока и душевых помещений.
Территория лагеря была обнесена невысоким деревянным забором. Внутри, в центре, среди старых деревьев стояли пять корпусов, одноэтажных продолговатых деревянных коробок – жилых помещений для пионеров, а теперь вот и для студентов. Рядом с хоздвором располагался пищеблок: кухня и столовая. Чуть дальше - клуб. В самом конце территории справа находился небольшой корпус для преподавателей, а в левом углу - медпункт. За забором на большой поляне была оборудована спортивная площадка с футбольным полем и местом, где пионеры жгли свои костры.
- Арон Михайлович, - местный завхоз отозвал Райзенберга в сторону, - Значит, помещения мы все подготовили, кровати, матрацы занесли, бельё сейчас выдадим. Тут вот какое дело, плиты у нас на кухне не работают. Совхозного электрика не нашли, в общем, затык случился.
Доцент пожевал губами, что означало крайне напряженную работу мысли. Увидев Саню, игравшего с Волчком, он крикнул:
- Царёв! Ты, вроде бы, на радиозаводе трудился, в электричестве соображаешь?
- Соображаю немного.
- На кухне плиты не работают. Посмотришь?
Саня отправился вслед за Петровичем на кухню. «Интересно, откуда у доцента такие сведения? Наверно, в деканате дело смотрел», - сообразил Царёв. Уж что-что, а электричество он знал хорошо. И не потому, что работал на радиозаводе. Электротехникой и радиоделом увлёкся лет в двенадцать. Теорию изучал по книгам, практику познавал на ощупь. Иногда даже с опасностью для жизни. Неисправность удалось обнаружить довольно скоро. На щитке обгорел и отвалился один из контактов предохранителя. Минут через десять плиты заработали, и Ипполит приступил к приготовлению обеда на скорую руку. Авторитет Царева в глазах Райзенберга, преподавателей и особенно завхоза Петровича заметно подрос. Доцент тут же, на ходу придумал для него новую должность – коменданта лагеря. В дополнение, так сказать, к основной - кочегара. Под его контроль попадали электро и водоснабжение, канализация, а также транспорт: два больших автобуса для перевозки студентов, штабной ПАЗ и грузовая машина снабженцев. Автоматически Царев становился полноценным членом штаба.
После обеда приехал инженер по технике безопасности Дыбин, длинный и худой, как жердь, мужик с лошадиным лицом и кустистыми бровями, почти как у генсека Брежнева. Говорил он долго и нудно о том, что можно делать и чего делать нельзя. Закончилась процедура
подписями всех без исключения членов отряда в двух специальных журналах, один из которых Райзенберг забрал себе. Затем прибыло совхозное начальство в лице директора, парторга, главного агронома и состоялось собрание. Выступающие ораторы вещали о важности шефской помощи селу, необходимости вовремя и с хорошим качеством убрать урожай. А это, в свою очередь, является залогом бесперебойной поставки овощей в магазины в течение всего года.
Саня с Марковым на собрание не пошли. Нужно было начинать топить печь. Петрович выдал «директору теплопункта» и «главному по котлам» колун для заготовки дров. В сарае лежал неприкосновенный запас, а для повседневной топки требовалось колоть чурбаки. Топилась печь круглосуточно. Вадим составил график работы – каждый работает, сменяя друг друга, по четыре часа, Кроме этого, в обязанности Сани, как коменданта, входило устранение различных электро и сантехнических
проблем, ремонт радио и телеаппаратуры, контроль за работой водителей автотранспорта, а также, побудка командного состава. Первым требовалось разбудить Райзенберга, затем преподавателей и командиров студентов. То есть студенток. Командиры проживали вместе со своими бойцами в больших комнатах по десять человек в каждой. И это уже не лезло ни в какие ворота. Нужно было в семь утра заходить к спящим девчонкам и производить побудку. Царёв даже высказал Райзенбергу сомнение по этому поводу. Но тот развеял Санины колебания веским аргументом: отряд должен строго вовремя, то есть, в 8.00 сесть в автобусы и выехать в поля. Следовательно, все должны своевременно встать, привести себя в порядок и позавтракать. Короче, цель оправдывает средства. Ипполит, который начинал работать в четыре утра, от побудки отказался. Сказал, что привык вставать сам, по внутреннему будильнику.
Отказалась от побудки и Ася Грачева, отрядная медсестра, студентка 5 курса МГМУ. Красивая женщина. Аппетитная. Чуть выше среднего роста, с широкими бедрами, полной грудью и цыганскими глазами. Она также работала в прошлом году и хорошо знала местные порядки. Ванька Петренко рассказывал, что был, вроде бы, у неё роман с замом Райзенберга Белосинским, но он свечку не держал, поэтому и утверждать ничего не будет.
Владимир Ильич Белосинский, в отличие от доцента Райзенберга, преподавал важнейшую дисциплину - «Основы научного коммунизма». Он с отличием закончил исторический факультет МГУ, аспирантуру, исследовал интересный, но странноватый предмет – историю советской повседневной жизни и материальной культуры.
Работал в институте недавно, поэтому кафедра и направила молодого преподавателя на важный участок: в поля подшефного совхоза. Вид Владимир Ильич имел очень импозантный. И собой был хорош, и оделся для полевых работ как-то очень экзотично. На голове коричневая фетровая ковбойская шляпа. Далее короткая коричневая замшевая куртка, подпоясанная широким фетровым ремнём с подсумками, черные кожаные брюки, и в довершение картины – сапоги-ботфорты выше колен. Со студентами был старший преподаватель строг, держал дистанцию и казался несколько высокомерным.
Еще из педагогов присутствовали: доцент кафедры философии Александр Борисович Микалишин - полевой командир и по совместительству комиссар отряда, а также завкабинетом кафедры истории КПСС Владимир Иванович Мазаев. Ванька Петренко под большим секретом рассказал, что доцент неизлечимо болен. Диагноз поставили еще прошлой весной, но Александр Борисович вида не подавал, продолжал работать и даже поехал на картошку. Саня обратил внимание на сильно исхудавшее желтоватое лицо доцента, выглядевшего лет за шестьдесят, хотя тому не было еще и пятидесяти. А вот Мазаев, наоборот, казался живчиком и неистребимым оптимистом. Со слов Ваньки, Сергей Иванович попал на войну в танковую часть подростком и, как «сын полка», прошел целым и невредимым от Москвы до самой Варшавы. Правда, при полевой кухне. Мазаев, в качестве заведующего кабинетом, конечно, лекций не читал, но иногда его подключали к проведению семинаров и даже к приему зачетов. Одет Сергей Иванович был не менее экзотично, но только с точки зрения городского жителя, а вот на взгляд селянина, так вполне даже обычно. А кого здесь удивишь ватной телогрейкой, тряпочным треухом и резиновыми сапогами с портянками?
И, наконец, последним в списке преподавателей значился Гена Старшенков, высокий, белокурый, спортивного вида парень лет двадцати восьми. Его отправила на «картошку» кафедра физкультуры. Приехал Гена в лагерь на собственных «Жигулях», одет был в импортную спортивную форму, курил кубинские сигары и очень нравился женщинам. Физкультурник сразу же предупредил Саню, чтобы тот утром в дверь не громыхал, а тихонько стучал в окно условным стуком. Гена являлся завхозом и главным снабженцем отряда. А какая основная функция снабженца? Правильно, покупать, доставать, выбивать продукты питания, чтобы повару Ипполиту было чего три раза в сутки положить в котлы, а затем подать на столы ораве более, чем в двести ртов. Этим они и занимались вместе с Ванькой Петренко. Вновь приехала в совхоз аспирантка второго курса казашка Айгуль Бабаева, невысокая и широкоскулая, но зато, общительная и весёлая.
Очень выделялась своей статью третьекурсница Маша Меркина - главбух отряда. Брюнетка среднего роста, весом под сто кило и с возмутительно большим задом. Впрочем, личико имела вполне симпатичное.
«Директор теплопункта» Вадим Марков, худощавый парень среднего роста, поступил в аспирантуру в прошлом году. Специализировался он по режиссуре театрализованных представлений, характер имел романтичный, но одновременно заводной, веселый, склонный к различным авантюрам.
Были в отряде, почему-то освобожденные от полевых работ, комсорг Вова Кляев и профорг Миша Васев. Студенты третьего курса, неразлучная пара. Вова был высокий, картавый, всегда краснощёкий и жизнерадостный. Миша – низенький, бледнолицый, малоразговорчивый и редко улыбающийся. В поля они выезжали иногда, чтобы вдохновить студентов, так сказать, своим примером. В остальное время проводили комсомольские и профсоюзные собрания, занимались наглядной агитацией и пропагандой. Выпускали боевые листки, стенгазеты, сводки с полей, поздравления рекордсменам. «Невыездным» также значился художник-оформитель Арсений Барков, сын заведующей аспирантурой Грымовой. В общем-то, симпатичный парень, но с постоянным презрительно-надменным выражением лица. Глядя на него, представлялось, что с таким лицом он и явился в этот мир. Поселился «художник» в клубе и что он там «оформлял», какими «художествами» занимался было неясно.
В штате технического состава присутствовали баянисты, студенты культурно-просветительного факультета, они же подсобные рабочие кухни, Жека Марченко и Пашка Кульков. Марченко статный брюнет, жгучий красавец. Кульков - толстый, белобрысый, никакой. Но музыкальными инструментами оба владели виртуозно. Заслушаешься. Там же, на кухне постоянно работали две студентки Аня и Валя. Тихие и незаметные, как мышки. Они мыли посуду и занимались уборкой.
Вообще, мужиков в отряде, как и на факультете в целом, было немного. Факультет-то девчачий, библиотечный. Поступали сюда, за редким исключением, парни тщедушные, физически малость ущербные. Зато большие интеллектуалы. А вот чтобы совместить в одном флаконе амбалистость, суровую мужскую красоту и интеллект – это уж, извините, большая редкость. Райзенберг тщательно прошерстил деканатские списки и набрал-таки в отряд чуть больше десятка парней, пригодных для немудреной работы в совхозе.
Скуластый крепыш Колян Хромов, вечно голодный, одновременно смахивал на монгола и уроженца Рязани. Боря Рубинчик - на Иисуса, будто сошедшего с иконы, но несколько суетливого, всегда готового что-нибудь купить или продать и с отменным чувством юмора. Его приятель, толстяк в круглых очочках, Вадик Стапфаев, наоборот, напоминал флегматичного белобрысого прибалта. Как-то было непонятно, зачем он вообще поступил на этот факультет с родителями дипломатами, постоянно находящимися за рубежами СССР. Высокий и худощавый туркмен Аллаберды Чефанов, которого все звали Аликом, имел внешность Чингиз хана, но при этом был весёлым, добродушным и дружелюбным. Молдаванин Петру Бордеяну, рыжий с огненными волосами и бровями, обладал характером вспыльчивым и скандальным.
Сеня Фурш, по кличке Птенчик, рост имел под два метра и вес далеко за центнер. Бутерброд Сеня делал, разрезая батон хлеба вдоль и закладывая между двух половинок килограмм колбасы. Очень комично выглядели два представителя кавказских республик: грузин Вано Джамбурия и армянин Усик Ашахмарян. Грузин был длинный, с усами, в широкой кепке «аэродром», очень деятельный и разговорчивый. Армянчик - маленький, щуплый, но с большим носом горбинкой, неуклюжий и меланхоличный. Вано заметно смахивал на доцента Райзенберга, Усик на актёра Фрунзика Мкртчана. Они всегда ходили вместе, ругались по разным поводам, впрочем, быстро мирились.
У Арона Михайловича Райзенберга была, кроме прочих, одна странная особенность: он по своему усмотрению переделывал фамилии своих подчиненных. То ли просто путал, то ли с каким-то, одному ему известным умыслом. К примеру, своего зама Белосинского он называл Белофинским, главбуха Меркину – Безмеркиной. Боря Рубинчик стал Рубчиком, Вадик Стапфаев – Задпхаевым, Алик Чефанов – Начхановым, Хромов – Хромосомовым, Сеня Фурш – Фуршетом, Петру Бордеяну – Педром Борделяном. Комсорг и профорг Кляев и Васев фигурировали, как братья Клясевы.. Вано Джамбурия превратился в Ваню Шампура, а Усик Ашахмарян – в Шмузика. Вадима Маркова командир называл Директором, а Саню Царёва - Теплопунктом.