Шинель

Вершинин Илья Александрович
Из армии я вернулся через два года, без сапог, шинели и двух пальцев на правой руке. Дома веяло смертью. Мать скончалась в декабре, о смерти жены я знал ранее. Сестра плакала, сначала спрашивала о моей миссии под Крево, но ощутив могильный смрад моего молчания, больше не говорила.
Слова клятвы почему-то звенели в мозгах еще неделю. Закуривая трубку по вечерам у окна, вспоминал о счастливом юнкерском детстве, об училище, разговоры о мужестве и попойки с офицерами. От моего прошлого пути ничего не осталось — он оборвался вместе с войной.
По ночам я просыпался, оглашенный воспоминанием о какой-нибудь битве, и в темноте размышлял, что моему имени могла бы быть посвящена не одна поэма. Мне казалось несправедливым, что нет на свете площади имени меня, потому что то, что я терпел во время сражений, мне казалось выше любого проявления патриотизма.
Но постепенно я смирился, что мечты о возвращении в родные края разбиты, что ничего не осталось от нашего знамени, от моей семьи, от целой страны.