Юрий работал выездным фотографом. Снимал воспитанников детских садов и школ. В воскресные дни брал в руки папку с образцами, вешал на плечо кофр с фото-принадлежностями и ехал работать по городам и весям, предлагая сделать фотографию на дому или создать ретушированный портрет из оригинала заказчика.
Работая в одном из индустриальных городов Урала, решил пробежаться по баракам, расположенным вдоль железнодорожной насыпи. Бараки представляли из себя приземистые, одноэтажные деревянные сооружения. В длинных коридорах этих строений ютилось приблизительно по 30 квартир -тесных, одно или двухкомнатных жилищ, как правило, с общей кухней. В последнем бараке одна из жилиц сказала: "Зайди к Апайке, она хотела что-то заказать, но фотограф в предыдущий раз, её не застал.
-А где её комната? И почему Апайка?
-Предпоследняя комната по нашей стороне. А Апайкой ёе тут все зовут. Она башкирка.
Юрий бывал в Башкирии и знал, что апа по тюркски-женщина.
Дверь открыла бодрая старушка с живыми, острым взглядом.
-Бабуль, мне соседка сказала, что ты хочешь заказать портрет? Я фотограф.
Она жестом пригласила Юрия войти. В тесной комнатенке стояла кровать, стол с двумя стульями, тумбочка с телевизором. На стене висела вышивка-золотыми нитями на черном поле изображена арабская вязь с затейливым орнаментом. В стороне стояла швейная машинка "Зингер".
Женщина достала из шкафа 2 фотоальбома.
-Вот эту сделай, пожалуйста, и вынула из альбома черно-белую, чуть пожелтевшую фотографию, где молодая красивая женщина была запечатлена в обнимку со статным мужчиной.
-Бабуль, это ты?
-Да, а что, ещё можно узнать?
-Конечно, красавица ты была.
-А сейчас-то чё?
-Да и сейчас ты молодец.
Апайка погрозила пальцем.
-Чай будешь?
-Да, не откажусь.
Они попили чаю с печеньем.
-Так вот, эту сделаешь. Сколько будет стоит?
-Потом о цене поговорим, ладно? Это муж твой?
-Да. Я в 35-м из Иглино(слышал о таком?) приехала в Уфу на швею учиться и там Костю моего встретила. Сам он из Ленинграда был родом. Там институт закончил и его в Уфу работать направили. Потом, через три года, сюда вот переехали, его пригласили-он был хорошим специалистом. В 38-м у нас родился сын-Русланчик. Вот его тоже сделай на портрет и Апайка протянула Юре фотографию 3-х или 4-х летнего мальчика.
А Костю моего в сороковом, перед самой войной, забрали. Вредитель-сказали. 10 лет без права переписки. Я только потом узнала, что это такое. Убили Костю. А никакой он был не вредитель. Я-то знаю. В этом же году-будь он проклят!- мамашка моя и папашка погибли в автомобильной аварии. Осталась я одна с дитём на руках. А тут-война. Пошла я на завод оборонный работать. Руки рабочие, ох как нужны были, вот и забыли, что я жена "врага народа". Так я на этом заводе и осталась работать до пенсии.
- А что, в башкирской семье ты была у одна у родителей? Не поверю!
-Да не одна, не одна - два братишки ещё. Ринат и Каюм. Вот они-вдвоем на фото-тоже сделай.
- А где они сами?
Ринат под Москвой в плен попал. Потом сбежал к своим. Ну, его в штрафбат, конечно-там и сгинул в первом же бою. Мне Сережа Пугачев рассказал, когда с фронта вернулся. Он тоже в штрафбате был и видел, как Рината на куски разорвало на минном поле.
Сам-то он, Сережа, кровью искупил. И сейчас ещё жив-дай ему Бог, хороший человек-тут, через два барака живет.
-А Каюм-то что, бабуль?
-Каюм? Каюм в Польше погиб. Жена его "похоронку" получила.
-Ну, а Руслан, сын-то твой, он где?
-А вот он у меня-тут.
Апайка достала из альбома фотографию подполковника, удивительно похожего на неё. Взяла фото двумя руками, долго смотрела на него и заплакала. У Юрия на глаза навернулись слезы. Он понял, что эта немолодая женщина, одна на всем белом свете.
Мимо барака прогрохотал поезд. Жилище находилось метрах в 20-ти от железнодорожной насыпи-не больше. Барак трясло мелкой дрожью, а шум стоял такой, что не слышно было собственного голоса.
- В 38-м он, Русланчик то есть, родился, а в 55-м поехал в Харьков и поступил в военное училище. В 59-м или в 60-м, точно не помню, закончил. Потом женился. Внук родился-Николка. А в 1968-м Руслана отправили в Чехословакию, когда там "события" были. После в Академию поступил. Выучился. В 80-м отправили в Афганистан. Там его ранило осколком. Смертельно. Коля-внук-то мой, когда его папу убило, как раз школу заканчивал. Жил он всё время с отцом, а когда Русланчика в Афганистан направили, он приехал сюда-у меня жил. Руслан-то с женой давно развелся и Коля жил у папашки, у Русланчика, то есть.
Постучали в дверь. Апайка пошла открывать. На пороге стоял парень лет 25-ти. Она вышла в коридор, прикрыв за собой дверь. Заговорили. Слов было не разобрать, но они явно о чем-то спорили. Потом Апайка вернулась в комнату, со вздохом достала деньги из-под сложенного в шкафу белья и вышла в коридор. Вернулась. Какое-то время помолчали.
-Внучек это мой-Коля. Пьет он. Каждый день, почти что, пьет. Семьи нет. Да и откуда? Два раза уже лечили в этом-как его?- забыла. А!-в ЛТП. Первый раз - год почти не пил. А во второй раз, как вышел, так и запил, до сих пор не просыхает.
-Так не давай ему денег, бабуль.
-Ну и что? Ведь с ума сойдет. А то украдет что-нибудь. Да и жалко мне его. Только он меня на этом свете и держит. Ну, и на сколько я тебе назаказывала? А?
-Бабуля, не знаю-на много. Давай-ка я тебе скидку сделаю. Большую.
-Тебя как звать-то?
-Юра.
- Так вот, Юра. Видал эту швейную машинку? Я, Юра, может и меньше твоего зарабатываю, но на жизнь хватает. А скидку, чего ж-делай!
Юрий попрощался со старушкой, но когда уже выходил из барака, Апайка его догнала и протянула ему ещё фотографию. На фотографии была изображена она-Апайка, молодая, красивая, улыбающаяся.
-Сделаем в лучшем виде!
-Ты мне это, Юра, из этой фотографии сделай... того.. железку такую овальную. Знаешь?
- Да ты чего, бабуля!? Живи себе. Нет, не возьму!
-Ну, пожалуйста, парень, сделай. Я там и год рождения написала. А год смерти, ладно, когда помру-тогда помру, неважно. А так, кто пройдет мимо могилки, фото моё увидит и подумает: "Вот девушка какая была! Красавица!"
Юрий взял фотографию. Его душила злоба на эту паскудную, безжалостную жизнь, которая загоняет людей в угол. Мимо прогремел поезд. Барак, как в лихорадке, задрожал. Господи, за что?!