Я один вижу, что у Бонч - Бруевича гадкая рожа?
Эра космических путешествий подходила к концу, уткнувшись в закономерный итог : парадокс Вуйкеса, гласивший о таких непонятных вещах, как континиум и целые кучи и залежи цифр с уравнениями, в конце концов надоел научным людям, объединявшимся в псевдомасонские группы еще в начальных колледжах и университетах, разумно разделяя себя на секты гуманитариев, из коих одни восхищались Пикассо, вторые - Уорхоллом, третьи - балетом, лишь раз в году на кощунственных собраниях членов " Лиги плюща " буйно ржавшим над хренотенью и чепухой, но весь остальной год носившим личину личной незаинтересованности и утонченности, что заставляла застывать баранами перед примитивной мазней " Герники " или говенными фоточками с бледнорожими пидарасами в роговых очках, когда - то чего - то такое, что все уже забыли, и на отряды естественников, эти грядущие зародыши лабораторий и вибрионы исследовательских экспедиций, перерывающих Гоби в поисках окаменевшего дерьма коня Пётры Первого, никогда не бывавшего в пустыне, но все же конь - он везде конь. Многочисленные Академии рушились, доценты воровали аэропорты, попутно разбегаясь шустрыми тараканами по кооперативам и озерному краю Прибайкалья, заготавливая шишки на потребу общества потребления, скупавшего шишки мешками, профессоры выбрасывали свои дырявые во имя науки ботинки в мусоропровод и долго стояли рядом, настороженно слушая шорохи внутри бетонной трубы, где кто - то вздыхал тонким голосом и напевал из Нины Ургант, потом взбирались на крыши многоэтажных домов и улетали сизыми птицами на невероятно расплодившиеся блошиные рынки и барахолки, торгуя лифчиками Диты фон Тиз вразвес и мандавохами тети Юли Латыниной ( шабат алечем, однако) вразнос, вечерами скапливаясь живой силой в трактирах за Рогожской, где подавали к пиву настоящих лилипутов, засоленных бочками старорежимными прасолами, суровыми людями с бородой и животом, перетянутым вдоль наборным кавказским ремешком. И вот тогда Ленин и пошел к Бончу - Бруевичу, гениально понимая, что так жить нельзя, ибо без науки и дрочить не в кайф, такой уж он был, Ленин, все, бывало, спать не мог, не прочитав на ночь добрую сказку из жизни товарища Баумана, технического террориста и номинальной вывески подаквариумного питомника эрэлэсных мальков и головастиков, серенькими пиджачками снующих среди отсыревших стен старейшего заведения России, выпустившего еще Дягилеву первый состав парижского борделя Всех Святых с подчиненными. А Бонч знал все, потому, что Бруевич.
- Бонч, к вам Ленин, - промяукала под неплотно прикрытой кочергой дверью товарищ Землячка, седастая и вонючая старушка в пенснэ и тужурке из фетра, эту тужурку ей сделали путиловцы - балтийцы из реквизированных у буржуазии ботиков " Прощай, молодость ", поднеся на сотый юбилей ВЦСПС, что прогремел по Кремлю о прошлом годе, когда утоп сазан. - Говорит, что спешно, но мыслит иначе.
- Ловкая старушка, - заметил Сталин, болтая ногой в кресле, - головы просвечивает, шельма.
- Глохни, - отрезал Бонч, что - то рассматривая в микроскоп, - ни х...я она не просвечивает. Все намного проще, Коба, Ленин - основоположник диалектического материализма, поэтому изначально говорит одно, а думает другое.
- Ни х...я себе ! - удивился Сталин, впервые столкнувшись с кремлевскими мечтателями. Он только накануне прибыл, сука, из Сирии, где являлся сирийцем, и теперь шатался без цели и смысла по коридорам священного детинца, надоедая машинисткам и трахая по мусульманской привычке машинистов, не найдя коз и овечек в голодающем по военному времени Кремле : нормы были урезаны, лимит исчерпан, экономика - поширше. - Наука, бля.
- А то, - оторвался от микроскопа Бонч, ероша непослушный ежик чугунных волос, трансплантологически вживленных Брилевым во имя Вселенной и хлебной корочки.
- А чо ты там ищещь ? - поинтересовался любознательный Сталин, раздумывая : ввести ему репрессии прямо сейчас или подождать до убийства Урицкого.
- Ищу я, Коба, - как всегда весомо и строго ответил Бонч, выбрасывая микроскоп в окно, за которым кто - то вскрикнул, - ум у граждан евреёв.
- Нашел ? - вкрадчиво по - грузински уточнил Сталин, уставая от наук.
- Ни х...я, - вздохнул Бонч, вынимая "Маузер ". - Так, какие - то перья плавают, а ума нету. Вводи, - гаркнул он Землячке, тут же вскочившей с линолеума пола и бросившейся в приемную за Лениным. - Е...ся будем, - пояснил он недоумевающему Сталину, - это так всегда происходит, когда Ленин приходит.
- А " Маузер " зачем ? - не унимался с вопросами Сталин, подозревая опасность.
- На всякий случай, - отмахнулся Бонч, раздеваясь.
Прошло два часа. В кабинет неслышно прокрался Красин и охнул, увидев происходящее. Именно так, мои милые девочки и их мужики, к коим я совершенно равнодушен, храня верность единственной Бэйли, а она трансгёл, и произошла революция сознания, когда подсознание осознало себя неотъемлемой частью мыслительного процесса, а вестибулярный аппарат сам устал от своего сложного наименования и переименовался Кусумда сектым ерей, власть же над планетой захватили велосипеды, но об этом я рассказывать не буду, не время еще.
И, между прочим, Ленин не носил никаких бревен, он сам был бревном.
© Copyright:
Ад Ивлукич, 2018
Свидетельство о публикации №218060901762