Разбитую вазу можно склеить?...
Для Бируте
Практику я проходил в храме отца Василия. Как-то после трапезы он позвал меня в свой кабинет, предложил сесть для разговора и выдержав долгую паузу, сказал:
— Вероятней всего, тебе дадут направление в какой-нибудь сельский приход. Мои попытки оставить тебя при нашем приходе, как видишь, не увенчались успехом. Сейчас регистрируется много общин, открываются храмы, священнослужителей критически не хватает. Ты должен понимать, в церкви превыше всего послушание. Куда владыка благословит, туда нужно и ехать. Так Богу угодно.
— Аня не согласится ехать со мной в деревню, — с грустью в голосе сказал я.
Отец Василий еле заметно покачал головой. Он снова замолчал, наверное, подбирая слова, после чего ответил:
— Поговори с ней. А я помолюсь о вас, чтобы Господь устроил так, как Ему будет угодно. Видишь, как в церкви всё непросто.
Я уже давно догадался, что придётся уезжать из города, но Ане об этом ничего не говорил. В последнее время ей предложили главную роль в спектакле, о которой она так давно мечтала. Теперь моя жена выглядела необыкновенно счастливой и в то же время какой-то рассеянной, взволнованной, объятой непонятной эйфорией. Я утешал себя, что это пройдёт и, честно говоря, теперь и сам не мог ни о чём думать, кроме указа о своём назначении на приход.
Аня прибежала в тот день радостная и окрылённая. С порога она принялась трезвонить о своём драматическом образе, много шутила и смеялась. Глядя на неё, я вдруг понял, что не нахожу слов, чтобы сказать о том, чего и сам боялся. Нужно будет ехать, возможно, далеко, в самый конец области, в какую-нибудь деревеньку, безо всякой реальной перспективы, надеясь только на милость Всевышнего. Поедет ли она со мной? Так ли сильна её любовь ко мне, как она говорит, чтобы бросить любимую работу, расстаться навечно со своей мечтой? Чем больше я об этом думал, тем отчетливее понимал, как больно сжимается сердце от таких неудобных житейских обстоятельств.
— Ты не заболел? — вдруг спросила Аня, присаживаясь рядом со мной.
Её тёплая, нежная ладонь, мгновенно очутилась на моем лбу, и усталые глаза блеснули тревогой, ожидая ответа. Ах, сколько в этих чистых, искренних глазах было любви и участия! Они сияли искорками заботы и тут же, в долю секунды, тускнели печалью, путаясь в догадках о том, что я никак не могу ей сказать.
— Я говорил сегодня с отцом Василием… — выдавил я из себя и сам удивился своему голосу.
Он звучал глухо и подавлено, словно пробиваясь сквозь замершую стену непроходимого леса.
Аня встрепенулась, хоть и не совсем ещё поняла, о чём пойдёт речь. Она приподнялась, смахнула с лица рассыпавшиеся тёмные пряди густых волос, спросив:
— Ну, и?
— Вероятнее всего, мне нужно будет уехать из города. Приход дадут в каком-нибудь селе. На днях подпишут указ, — ответил ей еле слышным голосом, чувствуя, как тяжелый ком подкатывает к горлу.
Опустив голову, я уже не мог поднять её, так как не в силах был выдержать взгляда своей жены. Он стал почему-то таким растерянным и несчастным, отчего у меня перепуталось всё в голове, и дыхание сбивалось от волнения. В горле совершенно пересохло, и появился лёгкий озноб. На улице разыгралась вьюга. Ветер резкими порывами бросал в разрисованное морозом стекло мелкие крупинки снега, свистел тревожным воем сквозняк сквозь неплотно закрытую форточку. Подойдя к окну, я прислонил голову к холодному стеклу. Расплывчатые блики уличных фонарей заиграли искрами изморози, придавая стекольным рисункам неповторимого оттенка. Казалось, я стою перед жизненно важным выбором, ещё не совсем точно сознавая, насколько он для меня важен.
— И что теперь? — послышался за спиной голос Ани.
— Священник как солдат, — ответил я, прислонившись к краю подоконника и вглядываясь в тёмную даль зимнего вечера, — оспаривать, или обсуждать благословение священноначалия не имею права. Да и не хочется начинать своё служение с хочу не хочу и буду не буду.
— А как же я? — Аня осторожно обхватила моё запястье, и я почувствовал, как дрожит её рука.
— Поедем вместе... — я, конечно же, понимал, что такое предложение звучит само по себе глупо, но в глубине души надеялся на то нереальное чудо, которое бы дало нам шанс не расставаться.
— Ты решил всё за нас?! — она выпустила мою руку и, встав рядом, стала рисовать пальцем фигурки по холодному, запотевшему от тёплой влаги стеклу. — Тебе, конечно же, нет дела до моих успехов, моих достижений. Я всю жизнь мечтала сниматься в кино, играть интересные роли, вживаться в образы своих героинь и стать известной. И теперь, когда у меня начало получаться, я близка к осуществлению своей мечты, ты предлагаешь отказаться от нее!!! Что можно делать в деревенской глухомани?! Коров доить не умею, картофель выращивать тоже! Ты предлагаешь мне похоронить себя заживо?
— Зачем же так всё омрачать? У жены священника не меньше работы, чем у него самого. Ты даже представить себе не можешь, как нужна будешь там. Я не представляю и минуты, прожитой без тебя!
После этих слов Аня задумалась, прошлась не спеша по комнате и, не говоря ни слова, накинув пальто, вышла из дома, не закрыв за собой входную дверь.
Только через два часа я понял, что Аня не вышла, — она ушла. Ушла, оставив мне тяжесть мысленных мучений на всю бессонную ночь.
На следующий день, придя домой, я обнаружил, что некоторые вещи моей жены отсутствуют. Она забрала их и ушла к маме. Поговорить с ней так и не удалось. Хотелось просто объяснить, что это жизнь, так нужно, ведь не уезжаю же насовсем. Даст Бог, в скором времени всё наладится. Но мне не открывали дверь, на телефонные звонки Аня тоже не отвечала.
Дальше будет....