Знаете, иногда кажется, что всё в этом мире настроено против вас. Когда-то отец говорил мне, что наша жизнь сравнима с цветением и увяданием сезонных цветов. Для каждого наступает своя «весна», когда лепестки созревают и открываются, всё наполняется яркими красками, солнечные лучи играют с нежными бутонами, которые тянутся ввысь, к свету. А затем приходит «зима», цветы засыпают и умирают. Мы долгое время не видим их счастливых силуэтов, снег сравнивает их с землёй и от этого становится грустно. Но, конечно же, они оживут следующей весной и жизнь снова наполнится душистыми сладкими ароматами и яркими оттенками.
Кажется, у меня наступила вечная «зима». Мой цветок жестоко вырвали из земли с корнем, не дав глотнуть свежего весеннего воздуха, и кинули на трассу, под тяжёлые колеса проезжающих автомобилей. Каждую «весну» у меня отбирали любыми способами. Меня терзали, давили, душили и гнобили. Мой цветок грызли собаки, сжигал огонь, рвал ветер, топили волны и морозил лёд. И так наступила «вечная зима».
На небосводе висела бледная полная луна, отливающая желтизной, оттенком похожая на мою кожу.
Маленький магазинчик радушно принял болезненную на вид девушку в свои владения. Кассир посмотрел на меня без интереса, возвращаясь взглядом в игру на телефоне. Я улыбнулась ему, надеясь, что юноша заметит этот жест, и стала разглядывать сладкие шоколадные батончики на полочке. Вообще-то мне нельзя сладкое. Но сегодняшний день исключение из правил. День, когда можно всё. Утром я сделала первую татуировку, на плече. Она станет моей последней. Я всегда очень боялась реакции родных на такое «кощунство над кожей». Но, как я уже говорила, не сегодня. «Было весело, спасибо, прощайте», — гласила надпись, набитая иглой тату-машинки. Спрятанная под длинными рукавами светло-серой мешковатой кофты на пуговицах.
— Можно один Snickers, пожалуйста?
Продавец оторвался от мобильного, томно вздохнул и тяжело поднялся со своего маленького стула, пробивая батончик и называя его стоимость. Я протягиваю ему деньги, улыбаясь, но ответная реакция никакая. Он похож на сонную муху, которая мечтает остаться в одиночестве и продолжить убивать время игрушками. Ни тебе «Спасибо за покупку», ни «До свидания». Он утыкается взглядом в экран и отстраняется от мира ровно в тот момент, когда я получаю чек и забираю сладость. Больше в этой лавочке меня ничто не держит, и он надеется, что я уберусь как можно скорее.
Я иду по ночной улице, лицо целует прохладный свежий ветер, а на языке тают кусочки шоколадки. Стараюсь получить наслаждение от момента, пока это ещё возможно. Но больше удовольствия, чем батончик, приносит только одно — осознание того, что это последняя глава книги моей жизни. Happy end.
Я остановилась только перед ним. Могучим высокоэтажным зданием, вызывающим во мне трепет и целый всплеск эмоций. Оно выглядело так величественно и авторитетно на фоне рядом стоящих домов-коротышек, что дух захватывало.
Из оцепенения меня вывел сильный холодный порыв ветра, развивающий взлохмаченные рыжие волосы и подол моей юбки. Я ускорила шаг и зашла в гостиницу, вывеска на входе которой говорила: «Дом, милый дом — Добро пожаловать».
У ресепшена стояла толстая тёмнокожая женщина с причёской «меня жахнуло током». Она улыбнулась во все свои белоснежные 32 зуба, приветствуя меня. Процедура регистрации надолго не затянулась, Алиса (так её звали) показалась мне лицемерной и мерзкой особой, ничем не лучше парня из магазина. Её улыбка была жутко натянутой, а манера речи отталкивающей, но Алиса не хамила в открытую (конечно, иначе бы её давно уволили).
Я отдала последние деньги, получила бесполезный ключ от номера, где спать мне сегодня не суждено, и пошла в свой так называемый пункт назначения — к лифту, а через него на крышу. Я очень волновалась, что в лифте окажется швейцар или другие посетители гостиницы, но сегодня впервые фортуна была на моей стороне.
Я резко выскочила из замкнутого пространства, когда двери лифта открылись на последнем этаже. Выскочила и глотнула свежего воздуха, а ещё ощутила легкое головокружение и покалывание в пальцах. Испугалась, что сейчас потеряю равновесие и упаду, но тьма перед глазами рассеялась так же внезапно, как и появилась. Я смахнула со лба волосы и пошла вперёд, оглядывая просторы крыши. Пока я приближалась к краю, сердце начинало разрываться от напряжения. Кислорода вокруг полно, но дышать всё равно нечем. Я волнуюсь. Прямо здесь и сейчас волнуюсь и боюсь. И кровь гонит по жилам с бешеной скоростью, и щёки, наверное, на фоне бледной кожи, порозовели. Ноги пошатываются, я понимаю, что сейчас могу не намеренно прыгнуть с обрыва, а потерять сознание и случайно осуществить мечту. Наверное, это было бы немного нелепо, но всё равно об этом никто не узнает.
Внизу всё казалось таким маленьким. Очертания города были бы почти незаметны, если бы не куча огоньков, то тут, то там. Свет фонарей, вывесок и постеров превращались в разноцветных светлячков, мигающих внизу, среди улиц. Я бы насладилась эстетикой момента, но почему-то уже не могла. Провела рукой по щеке, обнаруживая на кончиках пальцев влагу. Глубоко вдохнула и выдохнула. Стук сердца продолжал отдаваться эхом в ушах. Вместе с ним будто пульсировала каждая конечность. Я закрыла глаза. Когда-то мы с отцом гуляли в парке развлечений и я очень хотела сесть на один аттракцион. Очень хотела и очень боялась одновременно. Он сказал мне, что, если станет слишком страшно, я просто должна закрыть глаза. Продолжать держаться и, зажмурившись, отдаться ветру. Знаете… Это помогло. С тех пор я всегда успокаивалась, когда закрывала глаза. И сейчас это должно помочь. Должно. Потому что я счастлива. Я верю в это. В то, что это будет самый счастливый из всех возможных концов моей жизни.
— У тебя всё в порядке? — внезапный голос испугал и вывел меня из равновесия, и я чуть не сорвалась вниз, но чья-то крепкая рука схватила меня за плечо и потянула к себе. Я упала, но только не с высоты в 100 метров, а всего лишь на пол крыши, к ногам какого-то незнакомца. В ушах загудело от резкости и я уткнулась взглядом в одну точку — в мужскую обувь. Чёрные кроссовки Nike с тугой шнуровкой. Каждый вдох и выдох давались с трудом, были прерывистыми и хриплыми.
Он опустился на корточки и я столкнулась лицом к лицу с мужчиной лет 30-ти на вид, от которого несло спиртом.
— Ты как? — спросил он растерянно. — Извини, если помешал.
— Что? — я удивленно уставилась на него.
— Ну, если помешал прыгнуть. Понимаю, у тебя проблемы, это… Наверное, парень бросил? Или что там еще вас, девушек, до самоубийства доводит? Неразделённая школьная любовь? Измена? — он вытащил из-за пазухи флягу, из которой воняло спиртным, отпил и протянул мне.
— Ты издеваешься? — мой испуг и неловкость сменились раздражением.
Флягу я не приняла, вместо этого поспешила подняться на ноги. Он тоже поднялся и хлебнул ещё, закрывая сосуд и пряча его под курткой. Когда он подтянулся, зевая, я поняла, что этот пьяница на две головы выше меня, где-то 1,90. Волосы чёрные, как уголь, недельная щетина и узкие редкие брови.
Он заметил, что я его рассматриваю, и усмехнулся пьяной глупой улыбкой.
— Так у тебя есть причина? Или просто захотелось?
Всё ещё издевается. Я даже не знала, как реагировать. Вся моя сцена, вся романтическая и драматическая последняя глава жизни в одно мгновение превратилась в дешёвый анекдот из старой газеты.
— Да, просто захотелось. Представляешь? Вот жилось-жилось и вдруг подумалось: «а почему бы и не умереть, раз всё так хорошо и прекрасно в жизни?».
— О, какое совпадение, — сказал брюнет и глянул вниз, с края, кинув в ту сторону монетку, отдав её ветру, пустив в свободное падение. — Я тоже недавно точно так же подумал, — усмешливо продолжал он, — И тоже, вот, пришёл сюда, чтоб прекрасно больше не жилось. А у нас с тобой больше общего, чем я думал.
— Отлично, — безразличным тоном отрезала я. — Тогда я уступаю тебе. Прыгай первым.
— Ну как же, дамы вперёд, — он снова улыбнулся, наверняка думая, что сказал что-то чертовски остроумное.
— Ты мне уже один раз помешал.
— Ну хорошо, убедила, — лениво проговорил пьяница, подойдя ещё ближе к пропасти. — Тогда я прыгаю насчёт 3.
— 1, 2, 3, давай, — меня раздражало это комедийное шоу. Я искренне надеялась, что сейчас он посмеётся, развернётся и… Уйдёт? Сомневаюсь. Наверное, он заставит меня уйти с собой с крыши, думая, что спасает чужую жизнь. Но ему не понять, что это «спасение» мне не нужно.
— Не так быстро. Я сам посчитаю. 1… — он сделал большую паузу. — 2… — говорил медленно и тянул гласные в слове. — И…. — опять пауза. — 3! — тут он покачнулся вперёд и накренился, а потом, как мне показалось, потерял равновесие. Наверное, ещё мгновение и я бы увидела его пятки, исчезающие в полёте, но чёрт дернул меня от страха вцепиться в его куртку и резко рвануть назад. Алкоголь снова доводит людей вокруг меня до смертельно опасных игр, которые я уже ни раз видала дома, когда отчим замахивался кулаками и прочими посторонними предметами на мою мать, гостей или даже меня.
— Ой! — прокричал он и упал на задницу. Я вовремя отошла в сторону, иначе оказалась бы придавленной его телом. Может даже раздавленной, ведь выглядел он вдвое крупнее и тяжелее меня.
— Ты просто идиот! Пьяный идиот! Ты чуть не умер! — сорвалась и закричала я.
— А ты трезвая дура. И тоже чуть не умерла. Видишь, теперь у нас еще больше общего.
Я была просто поражена его весёлым равнодушием к только что произошедшему. Я знала, что пьяному и море по колено, но нельзя же настолько наплевательски относиться к своей жизни просто из-за пары грамм высокоградусного напитка!
— Хорошо. И какая у тебя причина? — я фыркнула, подыгрывая его странному шоу.
— Причина?
— Да, причина, по которой ты только что чуть не упал. Не сделал бы ты это без причины, да?
— Причина… — он резко одарил меня серьезным холодным взглядом, который так сильно контрастировал с его пьяной глупой улыбкой, что меня проняла дрожь и стало жутко. В душе разлилась волна беспричинного страха.
— Да… — я тоже стала говорить более спокойно и тихо. — У тебя есть причина?
— Есть, — он поднялся с пола и сел на какой-то каменный выступ, где стояла железная кружка и лежали какие-то обёртки. Я решила, что это место, где проходил его запой, пока на крыше не появилась странная тощая незнакомка в лице меня.
— И какая она?
— От меня ушла жена, — сказал он. — И умерла моя дочь.
Я изумлённо смотрела на него, пытаясь понять, то ли он сейчас шутит с серьёзным видом, то ли его по пьяни понесло на откровенный разговор. Больше склонялась я ко второму.
— Я… Мне очень жаль. Соболезную, — только и нашла, что ответить. Сейчас скорбеть над чужим горем, вместо своего было немного не к месту. Хотя, весь этот день был немного не к месту и казался каким-то сумасшедшим домом, датой, вырванной из календаря. Ругань с родными с утра, их очередное пьяное застолье, потом тату-салон, парк, сон на траве, ночь, вялый кассир, тающий во рту батончик, высокая гостиница, Алиса с натянутой улыбкой, а в конце этот странный алкоголик с флягой и грустной историей о жизни…
— Соболезнования никого не вернут, — он печально улыбнулся.
Я осторожно подошла.
— Я знаю. У меня умер отец. Я очень его любила. Уже прошло лет 5, а я до сих пор не могу забыть… Его улыбку. Рассказы о жизни. Его уроки. Его похвалу и даже нотации.
— Так ты поэтому сюда пришла? — спросил он.
— О нет… Нет… Он только часть всего того, из-за чего я здесь. Но я не люблю рассказывать обо всём этом… Тем более я не хочу говорить об этом какому-то подозрительному пьяному незнакомцу.
Он посмеялся над моими словами. Потом налил немного содержимого фляги в кружку и протянул.
— Если выпьешь, то тоже станешь для меня подозрительной пьяной незнакомкой. Это облегчит тебе рассказ?
— Я не хочу… Ненавижу алкоголь. Он доводит людей до мерзостей.
— Может быть. Но иногда он просто необходим, чтоб заглушить душевную боль.
Я была в сомнениях. Потом вспомнила, что ещё с утра сказала себе, что сегодняшний день — это исключение из всех правил, что сегодня никаких запретов нет. Поэтому решилась и выпила мерзкого горького напитка, от которого жгло язык. Покашляла и посмотрела на мужчину.
— Так лучше? — спросил он.
— Ни капельки.
— Это потому что ты ещё сильно мало выпила. — он подлил в кружку ещё. — Это коньяк, — зачем-то предупредил.
— Понятно… Он противный.
Мужчина пожал плечами.
— Выпей ещё. Тут прохладно. Он согревает не только душу, но и тело.
— Это ни капельки не оправдание алкоголизму, — заявила я, но почему-то вновь решила принять предложение и выпила. Конечно, меня грызли демоны сомнений. Доверять этому типу — высшая степень глупости и безрассудства. А вдруг он напоит меня и изнасилует? Моя жизнь итак дерьмо, но я бы не хотела стать сексуальной жертвой какого-то алкоголика перед тем, как быть сброшенной с этой крыши.
— Ещё?
— Не надо. Меня тошнит от этого вкуса.
— Ты преувеличиваешь. Хотя, да, такой хрупкой маленькой леди не помешала бы закуска, да? — он хихикнул. — Жаль, я уже всё съел сам.
— Спасибо, мне ничего не нужно, — хмуро ответила я на его новые жалкие попытки пошутить.
Через 10-15 минут его попыток споить и разговорить меня, я осознала, что алкоголь, кажется, действительно ударил в голову. Несмотря на холодные порывы ветра, становилось жарко. Я сняла свою кофту и он заметил тату.
— Что это? — он прочёл надпись и рассмеялся. — Боже мой, что за…
— Если ты этого не понимаешь, не значит, что нужно сразу это осуждать, — фыркнула я.
— Это глупость, — он улыбнулся. — Глу-пость.
— Сам ты глупость! — из-за опьянения я стала чувствовать себя раскованной и какой-то… Не знаю, как описать. Лёгкой? Весёлой? Счастливой? Я выпила сегодня впервые в жизни и эти чувства были для меня в новинку.
— Ладно-ладно. Но не забудь, ты всё ещё обещала мне рассказать. О том, что ты тут делаешь.
— Ладно, — уверенно заявила я. Почти улыбнулась. А потом посерьезнела.
— Я… У меня паршиво всё, знаешь?
Он рассмеялся.
— Это я уже понял. Можно немного подробнее, мадам? Начиная со смерти твоего отца… Что потом?
— Моя мать нашла очень мерзкого мужчину и вышла за него, несмотря на мои протесты. Он стал для неё всем. Она просто забыла о моём существовании. А потом… Они начали пить. Сначала раз в неделю. Потом два. Его уволили с работы. Мама тянула нас, как могла. А потом и она ушла. И отчим стал продавать папины вещи. Машину. Потом другую мелкую мебель. Затем они добрались даже до моих вещей…
— Оу… — мужчина посмотрел на меня с сочувствием, кажется. — Это всё… Звучит хреново.
— Так и есть. Но это были только цветочки. Пьянки, скандалы, драки… Он начал поднимать руку на мою мать. Становился агрессивным после выпитого. Иногда бросался на гостей — собутыльников. Они разбивали друг-другу морды в кровь. Как я была рада, когда его забрали в участок за очередную драку. Я молилась о том, чтоб его посадили, надолго. Но мать где-то раздобыла денег и вытащила его, невзирая на мои просьбы. И с каждым днём всё хуже и хуже… Он бил и меня. И однажды накинулся на моего пса. Сказал, что «эта паршивая шавка насрала у меня в комнате». Но Банни никогда не делал грязных дел дома! Он был приучен к улице! Я пыталась оторвать отчима от него, но этот вонючий ублюдок откинул меня в стену! Он бил ногами Банни, понимаешь? Он бил бедного беззащитного пса, забивал его ногами в живот и в голову, в спину, везде, куда мог добраться! — я поняла, что громко кричу, а по щекам текут слёзы. Я не могла спокойно вспоминать эту картину без слёз. Я так мечтала перерезать отчиму, этой грязной свинье, горло во сне, за то, что он сотворил с Банни. Но не смогла. Мне не хватило духу. Он спал, как убитый, после трёх бутылок пива, я держала лезвие у его шеи… И… Я жалею, что не смогла. Но я не способна на убийство. Даже такого человеческого говна, как Фред.
Собеседник вытащил из кармана платок и дотронулся тканью к моей щеке, стирая с неё влагу.
— Банни не выжил? — коротко спросил он.
— Он… Он харкал кровью… Скулил… Я видела его последний взгляд. Он смотрел на меня с той же любовью, как смотрел всегда, когда я возвращалась после долгого отсутствия. Он даже пытался… Махать хвостом… А потом он умер. Ему сломали позвоночник. Не было никаких шансов…
— Вот чёрт. Твой отчим…
— Фред. Этого говнюка зовут Фред, — зачем-то сказала я.
— Да насрать. Этот Фред не человек. Я даже не знаю, каким самым обидным словом можно назвать этого козла. Ему в аду уготовлен отдельный котёл.
Я кивнула.
— Мне не с кем было обсудить всё это. Дома меня не воспринимали всерьёз. В школе ко мне никто близко не подходил. «О, это та больная девчонка из дома пьяниц».
— Больная? В смысле на голову?
— Не совсем. Я действительно больна… У меня анемия. И сахарный диабет. Вот такой вот букет…
— Понятно, почему ты такой дистрофик, — он улыбнулся.
Я ударила его легонько кулаком в плечо. Благодаря опьянению мне хватило решимости сделать это. Он только ещё шире растянулся в усмешке. Сделал глоток коньяка, подлил в кружку мне.
— Чёрт. Почти закончился.
Я вздохнула.
— Продолжай, — после сказал он. — Или это всё? Всё из-за этого мудака?
— Нет, не всё. Точнее, да, из-за этого мудака. Только…. Было ещё кое-что… — я покраснела. Говорить об этом хотелось меньше всего. — Вчера вечером он… Домогался меня. Мне удалось вырваться, но… Это стало последней каплей. Мать мне, естественно, не поверила. Но я больше не вернусь домой. Я так решила. Что сегодня закончу всё это. Я ни за что не вернусь в лапы этого похотливого жестокого чудовища. Вот… Поэтому я… Я тут…
— Вот чёрт. Я думал, такое бывает только в драматических шоу по ТВ.
— Когда с нами жил мой родной отец, я тоже так думала. Тогда они с мамой зарабатывали, заботились обо мне, тратили деньги на моё лечение, на еду и обустройство быта, а не на алкоголь… И мы были… Счастливой семьёй. Всё было так славно. Редко происходили какие-то беды, но мы справлялись. Мы были тесной любящей семьёй и в здравии и в горе.
Он улыбнулся. Так тепло и мило, что на секунду я ощутила настоящий уют в его компании.
— У меня тоже были такие времена. Когда мы с моей женой и дочерью готовились к Рождеству. Она ещё была слишком мала, поэтому сидела в манеже и играла с куклами, а мы с Розой наряжали ёлку. Рядом стоял аромат свежего печенья и горячего шоколада. Потом мы пекли индейку с клюквенным соусом. Это был восхитительный день. И он был не один. К сожалению, я так и не увидел свою дочь в твоём возрасте. Сколько тебе, кстати? 16?
— 18. Я выгляжу младше из-за болезни. А из-за чего… — я знала, что это будет тяжёлый вопрос, но всё равно решилась его задать. — Из-за чего она умерла?
— Что?
— Твоя дочь. Извини, наверное, это плохой вопрос… Алкоголь сделал меня бестактной.
— Моя жена не уследила, пока я был на работе. Дочь выбежала на дорогу. Под колёса автомобиля…
— Оу… Это ужасно.
— Да, ужасно. Я не мог простить это Розе. Хоть и сильно любил её. Это была одна из причин нашего развода. Дети могут укрепить брак. Мёртвые дети могут его разрушить…
— Любая смерть в семье может её разрушить. В моём случае это стала гибель отца.
— Ты права. Жизнь бывает чертовски злобной шуткой.
— Ты действительно готов был прыгнуть?
— В смысле?
— Когда мы встретились и ты досчитал до трёх… Ты ведь просто потерял равновесие?
— Я потерял равновесие в жизни. Мне нечего в ней больше терять. Поэтому я бы прыгнул без раздумий. Но пока что я находил спасение в алкоголе.
— Скоро ты станешь не лучше моего отчима, если продолжишь… — дальше я сделала нечто совершенно непредсказуемое для трезвой себя. Я выхватила его флягу и выкинула вниз с крыши. Интересно, куда она приземлилась? Надеюсь, не разбила стекло какой-нибудь машине, стоящей на парковке у гостиницы.
— Эй! — он возмутился. — Она, вообще-то, денег стоит!
— Ты же сказал, что потерял всё в этой жизни. Значит для тебя не должно стать страшным ударом потеря какой-то бутылочки с коньяком.
Он фыркнул, но перестал злиться. Действительно, на фоне наших жизненных историй это была самая несущественная из всех потерь.
— Хочешь, прыгнем вместе вслед за ней? — предложила я.
— Нет, — ответил он. — Сегодня с этой крыши больше ничто и никто не упадёт. Я так решил.
— Самоуверенно. Ты решаешь исход моей жизни за меня. Это эгоистично.
— Ты говорила, что не хочешь возвращаться домой?
— Да.
— Я тоже не хочу. У меня снят здесь номер, на двоих. Под нами, — он усмехнулся.
— Почему на двоих? Ты же один.
— Не знаю. Так я чувствую себя менее одиноким. Когда заказывал его, представлял, что заказываю апартаменты для себя с Розой.
— Ты больной, — я усмехнулась.
— Ты тоже, — он поднялся, застёгивая куртку до самого воротника. — Тут становится всё холоднее. Пошли вниз. Я разрешу тебе поспать там вместо невидимой Розы. Не волнуйся, там отдельные кровати.
Я вымоталась. Была пьяна и растерянна. Не знала, как продолжить свой жизненный путь. Поэтому последовала зову сердца или же пошла на поводу у пьяного предчувствия умиротворения и кивнула, пойдя за мужчиной, взяв свою кофту и накинув её на плече. На крыше действительно становилось холоднее.
Мы проехались на лифте и пошли по тускло освещенному коридору шоколадных оттенков. Я пошатывалась, а он придерживал меня под руку.
— Слушай… А как тебя, кстати, зовут? — спросила я, осознав, что всё то время, пока мы изливали друг-другу души на крыше, даже не додумались представиться.
— Джек. А тебя?
— Анна, — я улыбнулась.
— Теперь мы точно не незнакомцы, да? — он тоже улыбнулся.
— Наверное.
Мы зашли в номер — тут было темно, хоть глаза выколи. Шторы плотно закрыты. Он включил свет, и комната показалась во всей своей скромной красе. Две кровати, застеленные зелёными простынями, с небольшими белыми подушками и под цвет простынь одеялами. Две прикроватные тумбочки. Небольшое кресло и столик. Всё так мило и уютно. И тепло. Я подошла к кровати и упала на неё, кутаясь в мягкой ткани. Чувствовала себя так, словно пробежала марафон без перерыва. Он тоже лёг, на кровать, что стояла напротив моей. Свет погас. Меня клонило в сон и я совершенно не знала, как начнётся завтрашний день. Самое странное, что он вообще должен был начаться. Ведь с утра я думала, что завершу мой рассказ сегодня. Этой ночью, которая почти закончилась. Какое-то время я ворочалась и в голове путались бредовые мысли и идеи. За окном уже стало светлеть. Кажется, Джек крепко спал. Я поднялась и подошла к его кровати, невероятно аккуратно забралась под одеяло и прижалась к крепкой мужской спине. Видимо, все запреты были нарушены не только вчера, но и сегодня. Сегодня начиналось, как второй день-исключение в жизни. А в груди теплилась надежда на то, что, может быть, мой цветок наконец-то найдёт свою «весну» и расцветёт. Не зря ведь судьба свела жизни двух печальных людей этой ночью и не позволила им умереть. Может, это был знак? Знак неба, говорящий о том, что весна однажды придёт и цветы, как бы изранены они не были, всё-таки расцветут…