Пьеса эта в 2021 г. издана мной в книге "На диком бреге" под своим первоначальным названием "Сибирская баллада", в том же году в Тюмени ее перевели на сибирско-татарский язык, а нынче на двух языках издали книгой "Сибирская баллада"...
Для тех, кто заглядывает: по сюжету к старосте сибирского аула казаки под руководством представителя губернской полиции привозят приговоренного в пожизненную ссылку кавказца, черкеса по национальности, и начинается у него новая жизнь...
Сибирская рапсодия (начало)
(пьеса-легенда)
Татарская деревня в Сибири конца ХIХ века.
Всякому входящему в этот двухэтажный дом бросается в глаза ухоженная обстановка небедного в деревне хозяина. В большом зале, служащем одновременно прихожей, кухней и столовой, заметно отсутствие коек. Слева от зрителя беленая мелом большая русская печь с поверху занавешенной лежанкой, или местом для сушки дров. Спереди печь имеет чугунную плиту для готовки. К печи приставлена крашеная скамейка, накрытая домотканым половичком. В левом углу широкая самодельная буфетница от пола до потолка. Нижняя ее часть в виде комода с выдвижными ящиками, на столешнице красуется до блеска начищенный самовар на подносе. Верхняя часть буфетницы – неглубокая - с полками за стеклянными в раме дверками. По линии края печи, почти с середины комнаты раскинулась нара-саке. На полу перед ней половик от края до края. С правого угла саке на второй этаж ведет широкая лестница с дощатыми бортами вместо перил. Под лестницей дверь в другую комнату. Перед ней круглый половик, вязанный из цветных отрезков тканей; справа приставлены сундук и скамейка, накрытые половичками. Над ними широкая деревянная вешалка с полкой. На окнах кружевные занавески из белого ситца. Между окнами на стене шамаилы в рамках. За окнами видно заснеженное поле с островком елок, кедра, сосны; чуть в отдалении сибирский таежный лес.
Первое действие.
Картина первая
Возле окна на саке круглый стол на низких ножках. За ним сидя расположилась Нафис, крутит ручкой швейной машинки. Прострочила линию, подняла верхнюю часть платья, примерила на себя, снова склонилась к машинке, строчит, напевая мотив татарской песни «Кара урман». Услыхав собачий лай и голос «Тпру!» с улицы, глянула в окно между печью и буфетницей, сгребла в охапку машинку с пошивкой, задвинула под нару. Подняла, подкатила стол к переднему краю саке, накрыла одноцветной скатеркой, направилась открывать входную дверь. Тут же глянула в зеркало, поправила на голове платок, подвязала повыше на поясе фартук, крутнулась вокруг себя, осталась вполне довольна собой, подбоченилась.
НАФИС. Хм! И такую-то красавицу!? За первого некумеку в деревне выдать? Родной атам называется. Ну, никакой гордости родительской у человека. Подумаешь, зажиточная семья! Сам-то ведь тоже не лыком шит. Мне ведь не со скотиной его отца, а с мужем с таким жить. А он рохля, каких свет не видывал. Ни «нихэл» при встрече, ни «хуш бул», прощаясь, а тут на тебе - «яхшыма-здрасти». Никто из девчат не позарится, я-то чем хуже? Нет, ну хотя бы с приятностью какой-то был, что ли, человек? А этот.., как ни крутни его - ни лицом, ни умом, ни манерами не вышел. Разговаривает, будто картошка застряла в глотке… Вот не будет по-твоему, атам, и все тут (топнула ногой), понятно?! (Отпирает дверь. С открытой дверью в дом вползает прохладный туман. Нафис уже смиренно с отцом). О! быстро же ты, ата! Замерз? Или что-то забыл дома? Хотел ведь за сеном еще (Закрывает за ним дверь).
БАГМАН (Входит с небольшой охапкой дров, проходит вперед, неспешно, за разговорами, складывает их за печкой). Да нет, замерзнуть пока не получается, кызым, ведь только ноябрь на дворе. Канишне, дела идут как должно, кызым, а ты как думала? Иблис алгыры, Сабира не дождался вот. Опять со своей брагой задружил, наверны… Снега в лесу мало еще, вот и обернулся быстро с дровами. Снова хотел, как говорил, за сеном уже. Да в ауле чужие люди объявились, сказали мне, кого-то ищут. Раз так, то к нам ведь тоже могут заглянуть, а меня дома не окажется, нехорошо будет… Выйду во двор, пока начну складывать дрова, а ты на всякий случай заготовь-ка чего-нибудь к чаю… Ну и.., сама знаешь, хозяйка же... И веди себя как положено при гостях, подобающе мусульманке, вот. Может, они мимо, может, ищут проезда на Усаклы за рыбой. Если так, то они первые нынче за Олы-кульским карасем. В любом случае, надо принять достойно, все же редки в наших местах гости-то…
НАФИС. Наш дом в деревне крайним стоит, да в стороне от дороги, может, и не заедут, поди. Откуда такая весть, ата? Не с ветром же в ухо влетела?
БАГМАН. «Влетела» тебе. Твой жених Сатрутдин попался навстречу, тоже в лес выехал. И молодец, что предупредил, а то бы свалились незваные, как снег на голову. Предупрежденный есть вооруженный, считай. Говорит, сначала в мечеть направились приезжие. Почему, интересно? Говорит, издали заметил розвальни-сани крытые, какие тут отродясь не появлялись, да в сопровождении двух всадников с ружьями. А кто в кибитке, он не видел.
НАФИС. Это, может, для тебя Сатрутдин «зять» уже. Мне же он «жених» никакой. Ата, я ведь сказала тебе: не пойду за него, хоть порежь меня на ремни.
БАГМАН (встав, обескураженно). Что за времена-то пошли нынче, скажите-ка мне, люди, а?! Отпрыски родителей своих ни в грош не ставят! Где это видано, чтобы дочь отца ослушалась, а? С кем же в таком случае прикажешь породниться мне? С нищебродом всяким? Равный с равной должны заключать браки, такой порядок везде, и ты знаешь это. Сатрутдин же с уважением к нам, сватов солидных подослал, родители с подарками пришли, калым хороший будет, сказали. Да мне и не важен этот калым ихний, подумаешь, калым. Главное, чтобы ты семью заимела, пока в старых девках не засиделась...
НАФИС. По мне, так лучше умереть старой девой, чем с таким всю жизнь...
БАГМАН. Да если хочешь знать, о таком родстве… возмечтает всякий! Его отец, сама знаешь, до Омска санные караваны водит с орехами да клюквой! А мы с тобой до Тубыл-Тора еле-еле на хромой кобыле.
НАФИС. Все равно не пойду за него! Вся деревня смеется над полудурком этим. Добра всякого родители нажили, а на умишко для сынишки пожадничали.
БАГМАН. Молчи уже, заталдычила одно и то же: «не пойду», да «не буду». Он не глупей нас, тот хитрован еще, почище предков своих будет. Смотри мне, будешь упираться, за первого встречного выдам! И вассалям на этом! Собирай на стол, давай. Уразумела, поди, что не одни с тобой будем сегодня ужинать… Ну, я пошел. Эх, хорошо бы, канишне, заранее знать, с чем гости пожаловали-то… Вдруг, арестуют отца твоего, будешь знать вот?! Говорит же: с ружьями всадники сопровождают… (Выходит).
НАФИС. Не арестуют. Долгов не имеем, ничего от людей не скрываем. Тут что-то другое. На самом деле, знать бы, с чем пожаловали чужаки?.. Ну, мое дело маленькое, мне, главное, с угощеньем в грязь лицом не упасть. Так, в первую очередь надо… Ну, супа с обеда у меня (заглядывет в миску на плите), понятное дело, на такую толпу не хватит. Может, просто картошку сварить? Не-е, отец не одобрит. Так-так, подброшу-ка дров еще (берет, заталкивает в печь-плиту два полешка). И… ой, голова кругом уже. И начинает трясти эта неизвестность. (Заглядывает в шкаф) Так, сметана, катык, айран… Вспомнила, у меня же капуста, грузди соленые есть, варенье!.. (Бросилась во вторую половину дома. Некоторое время в тишине слышится отдаленное ее пение… Обратно Нафис появляется с открытыми крынками в руках, ставит их на стол, из шкафа достает тарелки, ложки, пиалы. Размышляет). Итак, на сколько же человек мне рассчитать? Два всадника, и кто-то в кибитке. Уже трое. Вдруг, там еще кто? Да отец с ними. Всего пять-шесть человек наберется, как пить дать, а может, и семь-восемь ртов будет, как вчера, когда заявились родители Сатрутдина... Ну, я еще устрою этому женихальщику кощееву казнь! Чего родителей засылать, когда самому было сказано, чтоб забыл дорогу в наш дом, даже не мечтал ступить в нашу сторону!..
Открывается дверь. С охапкой дров в руках входит Сабир, по-деревенски Сабирка, работник у Багмана, из бедных родственников. Сабир без слов проходит вперед, сдвигает занавеску на печи и, став на скамейку, аккуратно складывает дрова, затем отступает к двери, снимает с головы, мнет безухую шапку в руках.
САБИР. Нихаль, Нафис туган! Багман-агай сказал, ты гостей ждешь?!
НАФИС (из-за печки). А, Сабир акя, яхшыма! Какие гости могут быть у меня из непрошенных? Просто собираю на ужин, да побольше, как велел атам, вдруг, на самом деле заглянут и к нам чужаки. Кто бы ни оказался в доме, само собой становится кунаком, не так ли, Сабир акя?.. Тебе чего-то надо?
САБИР (виновато склонив голову). Да… Вчера, ты знаешь, не работал, вот… Ну и… Сама понимаешь…
НАФИС (смеется). Да, подвел ты нас, Сабиржан акя! Коровы, считай, последний ковшик воды допивают. И за дровами отец один отправился, а вдруг бы там волки его, а? Ты же знаешь, если он что-то задумает, не отступит… Тебя не будет, сам все сделает. Так что исправляйся, давай.
САБИР. Да я уже извинился перед Багман акя. Но у него теперь одни чужаки в голове, не стал слушать, обматерил только. Сейчас помогу ему разделаться с дровами. Ты мне это… Ну, не… а?.. А то он закончит уже. И поеду за сеном, пока светло, если повелит. Сказал ему, чтоб Тайгу не распрягал…
НАФИС (достает из шкафа графин, наливает в кружку, подает соленого огурца с тарелки на столе). Хороший ты дядя у меня, Сабир акя, да больно слабый на салдымить. Ну, с какой такой большой надобности напился вчера, а? Гости были, или горе какое-то свалилось на голову? Нет же! Разве не говорили тебе, что сегодня с утра понадобишься? Говорили. А ты наклюкался, будто в последний раз добрался до бражки той, еле к обеду очухался. Так женитьбу свою проспал когда-то… На уж, подлечись. Нельзя тебе выходные давать, вот что я скажу!
САБИР (пьет, задыхается почти). Угу, г-хм, ты права, канишне… Рэхмэт, спаси-сибочки тебе, сестричка! Скоро отпу-пустит (взял огурец). Ну все, я по-пошел… Дай, Аллах, доброго жениха тебе, Нафиска, ей-ей не дала помереть родному чело-человеку (уходит), рэх-хмэт!..
НАФИС (извлекает из нутра печи каравай, нарезает на столе всю буханку, куски фигурно складывает в тарелку. Распределяет по столу чашки. В раздумье, садится. Почти тут же вскакивает). Вай Аллам! Да что я гадаю-то, чуть не забыла впопыхах: какой суп, какая картошка? У меня же пельмени на лабазе морозятся! Вот и будет от пуза вам, дорогие незваные. На столе закуски есть, в чугуне вода закипает, как раз на пельмени… А чай… чаю заварю, успею, пока кушают. И милости прошу, эфенди-гости, за стол!.. (С печалью в голосе) Да-а.., была бы мама с ее заготовками?.. Ох, инэу… (Услышала собачий лай, чужие голоса с улицы, глянула в окно). Ай, Аллам! Подвода и всадники! Чужаки подъезжают уже! Надо же, прямиком во двор к нам. А Сабир акя ворота отворяет… Теперь его никуда не отпустит атам. Въезжают! Значит, надолго, может даже заночуют? Почему к нам-то? Что делать, что делать? (Быстренько взбегает по лестнице на второй этаж).
С улицы доносятся невнятные переговоры, собачий лай, некоторое время стоит тишина, и вот слышен топот ног в сенях, и как веником с обуви смахивают снег. Затем во всю ширь распахивается входная дверь. Папахами вперед, еле протискиваясь в дверь, одновременно входят двое в зимней казачьей форме, оба с саблями на боку, винтовками за спиной.
ПЕРВЫЙ КАЗАК (тихо). Да не пихайся же ты, в дьяволомать, куда напирашь-то так?.. (Снимает папаху. Громко) З-з-дравс-ствуй-те!.. (Обождав чуть) Я извиняюсь.., есть тута хто, эй?.. (Напарнику) Так, это… тут гостей не ждуть, однакось...
ВТОРОЙ КАЗАК (Снял папаху, обсматривается). Дык, какие мы гости-то? Нас нихто суды и не звал. А незваный гость, он хто?.. То-то! А мы вот приперлися, называтся. Погодим, теперича спешить некуды, увидим и хозяйку. Нам не на ее глазеть, а в доме обсмотреть велели… Ну, как ты думашь, правильно, что вот в таки хоромы его, а? Это же для него царски палаты будут, однако, а? Я сам в такой хате не супротив бы отбывать...
ПЕРВЫЙ КАЗАК. Согласен. Это, считай, типа кунацого вселения будет для него, не ссылки. Да.., неисповедимы пути господни. И за что так государь милостив оказался к нему, не пойму. Ведь убивец же, головорез, кому каторга положена, не так ли?! Я бы тут же на кол таких…
ВТОРОЙ КАЗАК. Ай.., что тут говорить? Наше дело помалкивать, да приказы как должно исполнять. Ты прав: пути господни… Так, ты это, покамест твоя очередь, давай, волоки этого шайтана сюда (садится на скамейку), пока хорунжий с хозяином здоровкаются. Оне, видать, сыздавна знают друг друга (обсматривает комнату).
ПЕРВЫЙ КАЗАК. Ну, так тому и быть. (Выходит. Чуть погодя повторяется действие в сенях. Толкая сзади, ОН вводит в дом ЧЕРКЕСА, продолжая начатый разговор). Повезло тебе, шайтанский сын, в хорошу хату поселям. И, видно, к хорошим людям. А видел места-то здеся, а!?.. Вона каки богаты, никак райские, можно сказать: озера кругом да река прям бурлят от рыбы, и в тайге всяка дичь – сами в руки прут… А то бы топал и топал сейчас с другими арестантами во глубь промозглой Сибири, незнамо куда, или на север к белым медведям. (Показывает на сундук, сам садится на свободное место рядом с товарищем, винтовку ставит меж ног, расстегивает верхние пуговицы на шинели). Вот тут сиди пока.
ЧЕРКЕС (в папахе и бурке черной, руки спереди связаны тонким кожаным арканом, конец закручен вокруг шеи и завязан на затылке, сам обросший густой бородой. Обсмотрелся, развязал тесемку на бурке, движеньем плеч скинул на сундук, туда же кинул папаху. Остался в видавшей виды бордового цвета черкеске, у предплечья которой заметен арестантский («бубновый») знак – грязно-коричневого цвета ромб. Голос с хрипотцой, как от простуды). Ас-саляму уагалейкум! О, Аллах, дай мира хозяину этой сакли, (провел ладонями по щекам, сел, прислонился к стене головой, и тихо) бисмилляхи рахмани р-рахим!..
ВТОРОЙ КАЗАК. Хорошо натоплено. Пора бы разоблачаться, однако, не у кого разрешения испросить…
ПЕРВЫЙ КАЗАК. Быстрее отогреемся с дороги. Много терпели – малость сдюжим, успеем и раздеться. Зайдут унтер-офицер, вдруг дадут каки-то еще распоряженья… А и правда хорошо живет татарин, аккуратно, скажи? Печь, глянь, больша, беленая, а окна второй рамой утеплены, дом добротный, как у купцов в Тоболеске...
ВТОРОЙ КАЗАК. Дык, сказал же хорунжий: хозяин с караванами до Тоболеска, Ялуторовска два раза в год мотатся. Тоже купец, однако... Ну, дык вот, идут и сами, слава богу…
(В сенях движение, разговоры. Первым заходит ПАВЕЛ в зимней форме унтер-офицера. За ним, продолжая давать распоряжения своему работнику, входит БАГМАН. Увидя их двоих, казаки и ЧЕРКЕС почтительно встают, садятся по жесту ПАВЛА.).
БАГМАН (в сторону сеней). Ты, Сабир, как все сделаешь, сразу домой не уходи, понял? Понадобишься еще. И не забудь собаку с цепи...
САБИР (голос с улицы). Хорошо, так и сделаю, Багман акя. Закончу, зайду, скажу.
БАГМАН (раздеваясь, ко всем). Ну, распологайси, уважаим гости, хто где хочете, сигодня мой дом – ваш дом. Хозяйка здесь - моя Нафис. Скоро приготовит кушать, будим ужинывать. А ты, дарагой Павлуша, ни биспокойсы, мой Сабирка все сделаит, как ты сказал: лошади распригет, в канюшну завидет, сена, овса даст, (показывает у столика на саке) син утыр вот суда, да расскажи тепирича, с чем к старику Багману пожаловал. Дела нынча у сына моего друга Митрия, кажис, очин важный?..
ПАВЕЛ (не спеша, снимая портупею и шинель). Ты прав, Багман ака, дела у меня нынче, так сказать, государственной важности. Я ведь чуточку продвинулся по службе-то. Отец наверняка хвастал тебе?
БАГМАН. Этото я знай, да... Митрий говорил, сильно тосковал по вам, когды В Тобол-Тура отправил учитсы вас. И беспокоилсы, и гордилсы за твою пирлистра-тора службу, работ вить отвесвенный очин. Я вот декабре снова сбирался в Тобол-Тура с товары, обизательны заеду по путя к ему. А как жы, как всегда, сам знаишь…
ПАВЕЛ. …А вот с этого года - покамест назначен помощником уполномоченного по делам каторжников, ссыльных, пересыльных, других пришлых людей. Занимаюсь энтим делом, конечно же, не сильно-то в охотку. На почте перлюстратором от полицейского управления спокойней было, да всегда вовремя дома...
БАГМАН. Эйем, аха! Но писмя - трудный работ вить, много читать нады, глаз портить, однак. Обратны хочишь, чё-ли?
ПАВЕЛ. Это да, мороки там было хоть отбавляй, как же. И ответственность больша была. Ведь почерки-то у всех разны, иных через лупу, и то еле разглядишь, а неправильно истолкуешь, из-за тебя человек может пострадать, во как. На этой… На этой тоже хватат всякоразной бумажной работы. Сопроводиловки, мы их называм, это документы, идущие на ссыльных. Зато выезды таки вот бывают, за что и премии больши, если без побегов. …Теперь я в унтер-офицерском чине, как видишь, а это и оклад выше, ну и уважение, конечно, а как же, не без этого. Значит, справился на прежней, значит, доверят начальство. Так что придется привыкать. Опять же вот - первый же выезд мой в новом чине, и на тебе – на родину заехал, разве не удача это?!
БАГМАН. Этото хорошо! Вот за эт я очень рад. И папа-мам рад, думаю?
ПАВЕЛ. Точно так. Сегодня от них едем, потому и успели засветло... Беспокоился батя, говорит, не подведи руководство, не упусти... Нынче вот какое дело у меня, Багман ака. Приказано доставить до крайнего в волости магометанского села энтого вот кавказца - бубнового, как говорят, то бишь ссыльного, приговоренного в сибирску ссылку. Потому дали мне нарочных пересыльщиков в подчинение - вот энтих бравых казаков конвойными. Я сразу и подумал: пристрою-ка его к тебе, потому как все же не колодник он. А тебе работник будет, тоже выгода…
БАГМАН. Молодца, Паша, вись получился в свой отца Митрий Иброхи… Эий... никак сразу не скажу вить…
ПАВЕЛ. Иохимович он. До сих пор путашь с вашим Ибрагимом…
БАГМАН. Эйем, Ди-митрий Ио-хи-мович он, да! Он вить тоже унтер-официр служил, расказывал мне, а как кончил службу, к отставки ему амператор пинсию дал, во какой чоловек-то отиц твой. …У нас пинсия не видать, какой там!..
ПАВЕЛ. Государева служба это, Багман ака, потому и положена пенсия… И мне дадут, дай бог дослужить.
БАГМАН. Дай Аллах, дай Аллах, Павлуша!.. А получимши отставки, отиц твой из далекий город Тыверь с отцом и жена в Себер пришол, в таком же мундир, как на тибе, я жы помню. Вот так зимляком стал он мине, другом лучим стал! Каких джигитов воспитал он за эти двацать пять летов-то! Я сильны рад за него, за тибя, за твой брат Костя. А вить недавно под стол бегали, пацан были, теперича большим люди стали в Тубыл-Тора!.. Кажный раз по путя из Тора ночую у твоих родители, никогда мине, ни мой попутчикым ни отказали, за это я всегда спасибый ему.
ПАВЕЛ. Дык, знаю же, сам хорошо помню! С детства врезалось, как ты приехал с работниками, и вместе с отцом моим строили мельницу. Ты мне еще топорик подарил тогда, учил обзолы у досок строгать. Тык-тык делай, говоришь, показывая, как надо сперва подрубить боковинки эти, потом топор будто сам скользит по прямой. Хорошие уроки от тебя были, полезные на всю жизнь… Да, сколько воды утекло с тех пор… На новом месте отцу моему первыми соседями стали вы, местные. Как папа подмечат, ты ему и друг, и советчик был все эти годы, грит, поддерживашь-помогашь до сих пор, что повезло ему с первых дней. Ну как же не быть радым такому соседству-то, Багман ака?!
БАГМАН. Я очень уважаю Митрий друга. Харош он чоловек, да-а! Я всякий урус видал в Тубыл, Ялутыр... Такого, как Митри-друг нет, точна гаварю.
ПАВЕЛ. Батя мой тоже дорожит дружбой вашей. Еще когда с семьей в Сибирь прибыл, рассказывал он, первым встретился ему ты. Догнал их по пути из Тоболеска, на время приютил у себя. Затем поездили вокруг, и ты помог ему выбрать хорошее место, апосля пособил отстроиться, разве такое забывается? Он тебе большой привет передал. А еще вот... Тэк… Фрол, Агафон, сходите-ка, развяжите сзади саней рундуки, и занесите сюда.
ПЕРВЫЙ и ВТОРОЙ КАЗАКИ (Вскакивают). Бу сделано, ваше благородие!
ПАВЕЛ (Продолжая разговор с Багманом). Повезло сильно этому кавказцу, смертную казнь ему сам государь заменили вечной ссылкой в Сибирь. Но даже ссыльный, он не мед кушать прибывший сюда. Так ведь, Абдул? (АБДУЛ встает, кивает, садится) Потом расскажу, что и как он должон тут. И мы подпишем надлежащи бумаги. Сам-то он малость ослаб дорогой, наверно, простыл южных кровей человек, в тепле сейчас отойдет, тоже ведь служивый был, закаленный должон. Сейчас надо определить ему место, чтоб переспать только. Это пока до завтра, а там решишь, где он у тебя будет дни свои коротать.
БАГМАН. Эх, боюсь, Пашка, вить у мине охран нету, как я удержать буду его?
ПАВЕЛ. Не думай об этом, Багман ака. Нет ему резону убегать. Сбежит ежели, он знат, что будет расстрелян там же, на месте поимки. А от хорошей жизни не бегают, не правда ли, Абдул?
АБДУЛ. Выбор у меня есть: сбрить бороду, или аркан на шею (рукой проводит у горла).
БАГМАН (не поняв, вопросительно смотрит на Павла, и шепотом). Слушай, а он харашо по-русский, а?
ПАВЕЛ (тоже шепотом). Что есть, то есть, я именно потому и зауважал его. Сам потом расскажет тебе: в детстве был отдан на воспитание в семью какого-то русского графа, служившего на Кавказе. Брить бороду станет, если смирится, осядет. Не понравится - сбежит, эт-точно. А то и повесится. Уж такого ндраву эти горцы кавказски. Смерть их не пужат вовсе. (Во всеуслышанье) Так что давай, ты их троих накорми первыми, чем бог послал. Нам с тобой негоже с имя, потому пройдемся, обсмотрим дом, хозяйственны постройки, где назавтре его жить определишь.
Продолжение здесь: http://www.proza.ru/2018/06/10/499