Предыдущая глава: http://www.proza.ru/2018/05/08/2118
«Если не можешь помочь кому-то вернуть то,
что у него было украдено,
ты должен дать ему силу,
чтобы наказать этого вора».
«Сердцебиение». Али-Асаф Денизоглу
Локи отвёл взгляд. Было что-то такое в словах Ангрбоды, отчего все заготовленные аргументы испарились сами собой. Йотунка говорила правду, и это была довольно неприятная правда. Никто в золотом Асгарде никогда не сомневался в том, что война – единственное достойное занятие для настоящего мужчины. С самого раннего детства Один внушал сыновьям, что кровь, пролитая в сражениях, очищает мир. Захватнические войны сопровождали всю обозримую историю асов, утвердив, в конце концов, непререкаемое господство Асгарда над всем Иггдрасилем. Обзаведясь совершенным оружием, способным легко уничтожить любой из миров, переступив через тысячи и тысячи смертей, через битвы и ненависть, обманы и вражду, асы уверились в том, что властвуют над всеми обитаемыми мирами по праву. Ибо прав всегда тот, кто побеждает.
От неприятных мыслей царевича отвлёк голос Ангрбоды.
– Ох, какая же я невнимательная и скверная хозяйка. Одними байками сыт не будешь, – тихо засмеялась она низким, бархатистым смехом. – Дорога сюда была долгой. Поди, проголодался, асгардец? Кабанчик-то так на вертеле и остался. Ну да ничего, сейчас всё исправим.
Не успел Локи и глазом моргнуть, как стоявший у камина дубовый стол каким-то неведомым образом покрылся изобилием тарелок, плошек и кувшинов, наполненных простой, но сытной едой – хлебом, сыром, жареным мясом, мёдом, хмельным пивом.
Фенрир, первоначально словно уменьшившийся в размерах под хищным взглядом мантикоры, почувствовал себя увереннее и начал постепенно, сантиметр за сантиметром, перемещаться в сторону стола, откуда доносился умопомрачительный запах жаркого. Уловив манёвры незваного гостя, лежавшая неподвижно, словно сфинкс, крылатая кошка в тот же миг приоткрыла свой опаловый глаз и молча оскалилась, показав острые, крепкие зубы. Прожигаемый насквозь мрачным взглядом Уны, Фенрир бочком, по стенке проскользнул под стол и улёгся там в ожидании.
– Прошу к столу. Угощайся, – Ангрбода сделала приглашающий жест, а затем лукаво подмигнула. – Хороший разговор возможен только на сытый желудок.
Локи осторожно присел на ближайший стул, вежливо улыбнувшись и настороженно наблюдая за тем, как хозяйка неспешно усаживается напротив. Девушка сидела вполоборота к камину, и лицо её словно бы разбилось на две части: одна была скрыта в тени, а другая освещена колеблющимся пламенем, вычерчивающим на её гладкой щеке причудливые узоры. Мгла и свет смотрелись очень контрастно, создавая странное впечатление, что одна половина лица улыбается, а другая скрыта безликой маской.
Царевич отдавал себе отчет, что за этой сияющей молодой красотой скрывается бесконечно древнее существо, рождённое ещё до начала миров. И тот облик, что он сейчас видел перед собой – всего лишь иллюзия. Но, несмотря на это, прекрасное лицо Ангрбоды выглядело непостижимо реальным – могучая колдунья умело использовала сокровенные тайны своего рода для того, чтобы время не касалось её облика.
Поймав себя на том, что пристально рассматривает хозяйку дома, Локи смутился и почувствовал, что заливается краской, хотя никогда не отличался застенчивостью. Спас положение Фенрир, подобравшийся к ногам царевича и настойчиво тыкающий его носом в сапог.
«Эй, хозяин, про меня не забудь. Я просто умираю от голода», – услышал он в голове знакомый голос с умоляющими нотками.
– Прости, Ангрбода, – оправившись от смущения, обратился маг к колдунье. – Не найдется ли у тебя чего-нибудь перекусить для моего волка? Он вечно голодный.
– Сегодня для него всё найдется – и еда и тёплое место, поскольку вы – мои гости. Но хочу тебя сразу предупредить, асгардец, мои звери сами добывают себе еду. Уна познакомит твоего волка с традициями этого дома.
При этих словах мантикора лениво посмотрела на четвероногого гостя, навязанного хозяйкой ей в подопечные, словно прикидывая, может ли считаться ужином этот нахальный пришелец или же стоит наладить с ним дружеские отношения.
Девушка встала и, выйдя в сени, вернулась с освежёванной тушкой зайца. Аккуратно положив угощение перед Фенриром, она вернулась за стол, из-под которого тут же раздался хруст и довольное чавканье. Локи закатил глаза, а Ангрбода весело рассмеялась, закинув голову.
Нежная зайчатина пошла по горлу, как по маслу. Фенрир даже зажмурился от этого чудесного ощущения. Однако, открыв глаза, он внезапно натолкнулся на презрительно сощурившуюся Уну, которая смотрела на него с нескрываемым осуждением.
«С виду – волк, а ведёшь себя, как дворовый пес», – услышал он фыркающий голос у себя в голове и чуть не поперхнулся.
«Сама-то на себя в зеркало давно смотрела? – Не остался в долгу волк. – Ты, знаешь ли, тоже не образец совершенства. С виду – кошка, а крылья, как у вороны. Фрикаделька летающая».
«Ах, вот так, значит! – Уна вздыбила шерсть на загривке и глухо заурчала, приоткрыв крылья и став сразу в два раза больше. – Сейчас откушу тебе нос по самые уши, будешь знать!».
Фенрир, в свою очередь, вскочил, нахохлился, сощурив загоревшиеся зелёным светом глаза, растянул губы в хищной улыбке и зарычал, не собираясь уступать крылатой задаваке.
– Уна!
– Фенрир!
Строгий окрик в два голоса тут же поставил обоих забияк на место. Фамильяр, поворчав для виду, вернулся к прерванной трапезе, а Уна, не теряя достоинства, с гордо поднятой головой удалилась в угол, где уселась, словно вырезанная из камня статуэтка. Локи незаметно, под столом, показал Фенриру кулак.
– Не обращай внимания, принц, – заметила его жест Ангрбода. – Сами разберутся. Уна добрая, только прикидывается злюкой.
– Откуда у тебя мантикора? – спросил Локи.
– Я купила её у торговца редкими животными из Утгарда*. Она была совсем крошкой, еле живая от истощения и болезней. Видимо, с ней очень плохо обращались, поскольку она никого не подпускала к себе, только шипела. Я надеялась, что щенная волчица сможет выкормить малышку, но она с завидным постоянством пыталась убить любое приближавшееся к ней существо, угрожая ядовитым жалом, спрятанным в кисточке её хвоста. Мне ничего не стоило подчинить её, связать заклинанием неподвижности и в таком состоянии лечить и кормить, но я хотела завоевать её доверие. Мантикоры чрезвычайно умны, хотя понять их сложно: разум этих хищников принципиально отличается от разума любого из жителей Девятимирья. Глядя в глаза кошке, решившей лучше уморить себя голодом, чем принять мою помощь, я испытывала жгучее чувство вины и стыда за всех тех, кто столетиями истреблял этих волшебных животных, поставив весь их вид буквально на грань исчезновения. Я просила прощения и обещала ей защиту. И внезапно поведение Уны изменилось, словно она услышала меня. Не сразу, понемногу между нами возникло доверие, и она начала принимать еду из моих рук. Хотя поначалу из-за слабости даже не могла есть самостоятельно. Мне приходилось пережевывать кусочки мяса и буквально проталкивать ей в горло. Но с тех пор Уна пошла на поправку, мы подружились, и теперь она – мой самый верный друг и бессменный страж моего дома. Она одна может заменить целую свору цепных псов, самый сложный замок или хитросплетённое охранное заклинание.
– Но ведь мантикоры – беспощадные хищники, ты не боишься, что однажды в ней проснутся древние инстинкты?
– Да, мантикоры опасны. Они могут убивать мгновенно и бесшумно. И даже такой маг как ты или я может оказаться перед мантикорой бессильным по той простой причине, что она гораздо быстрее нас. Но если тебе удастся заслужить её доверие, у тебя не будет более верного и нежного друга. У нас с Уной совершенно особая связь, ведь эти животные – прекрасные эмпаты, они могут считывать эмоции и истинные намерения любого существа не только по ауре, но и по мимике, жестам, интонации.
– Уна – твой фамильяр?
– Нет. Мантикора слишком свободолюбива для того, чтобы я рискнула привязать её к себе навечно, – Ангброда потянулась через стол и налила в бокал царевича янтарно-жёлтый напиток. – Уна – моя подруга, хотя к посторонним относится настороженно и сдержанно. Она понимает меня, как никто другой, и предана мне до последней шерстинки. Мы можем общаться телепатически, но решения она всегда принимает сама. Делает так, как считает нужным. Как, по её мнению, будет лучше для меня.
– И ты доверяешь кошке свою жизнь?
– Без сомнения. Животные никогда не предают, в отличие от людей. Тебе ли этого не знать, принц.
Ангрбода сделала длинную паузу, словно ожидая от собеседника следующего вопроса. Но Локи молчал. Взяв в руки тяжёлый кубок, выточенный из цельного куска горного хрусталя, он бездумно крутил его в пальцах, наблюдая за искрящимся в нём густым золотистым напитком. Его лицо не покидало выражение какого-то отчаяния, задумчивости и отрешённости. Вопросы у Локи были. Причём, множество. Однако он так до сих пор и не решил для себя, хочет ли знать на них ответы.
– Ну что же ты, – мягко и с улыбкой произнесла девушка. – Угостись дарами Железного леса. Это медовое вино я готовила сама. Попробуй.
Локи осторожно поднёс кубок к лицу и принюхался. Запах напитка был сладок с лёгким свежим оттенком горечи. Царевич посмотрел сквозь вино на огонь. Оно меняло цвет от ярко-жёлтого до янтарно-оранжевого и оставляло на стенках бокала сочные, будто маслянистые, потёки. Царевич осторожно пригубил хмельной мёд, и он прокатился по языку тягуче-сладкой горячей волной с привкусом карамели и трав. Колдунья, не отрываясь, смотрела на сидящего перед ней юношу со странным, одновременно и жёстким, и чувственным выражением в раскосых глазах. И от этого пристального взгляда по загривку Локи пополз холодок. Нет, он не боялся Хозяйки Ярнвида, напротив, тонкий аромат трав, исходящий от неё, кружил ему голову, а колдовские кошачьи глаза притягивали, как магниты. Пожалуй, впервые в жизни он испытывал смутный трепет перед женщиной. И дело было даже не в странной и дикой её красоте, непривычной глазу асгардца, а в той манящей, тихой страсти, животной привлекательности, которая медленно растекалась по венам, словно густой мед, перетекала по телу чем-то тягучим, волнующим и неотвратимым.
Ангрбода пыталась поймать взгляд царевича, но он упрямо рассматривал янтарную жидкость в своём кубке, избегая смотреть в глаза этой красивой женщине – так отчётливо виделась в них притягивающая его тьма, озаряемая всполохами внутреннего огня.
– Ты ведь не о мантикоре хотел спросить меня? – Ангрбода наклонилась вперед и, коснувшись кончиками пальцев подбородка, заставила Локи посмотреть себе в глаза.
Тот раздражённо дернулся, лишь на мгновение позволив себе встретится взглядом с колдуньей. Это было прикосновение, которое он позволял только своей матери. Той, которая воспитала его, а не той, которая родила и оставила умирать на ледяном полу йотунского храма. Локи ощутил какую-то затягивающую холодную пустоту внутри. Кто была эта женщина и почему поступила так со своим сыном? Это был тот самый главный вопрос, который он собирался задать с самого начала. Но Ангрбоде хватило этой короткой секунды, чтобы прочитать его тайные мысли, вспыхнувшие на миг в сияюще-изумрудных глазах.
– Ты хочешь знать, кто была твоя мать и почему бросила тебя, не так ли? – губы колдуньи дрогнули и приоткрылись в грустной, понимающей улыбке.
Мать Волков выпрямилась и приняла царственную позу. В наступившей внезапно тишине стало слышно, как завывает за окном ветер. Даже Фенрир перестал хрустеть костями под столом. Локи молчал. Скрипнув зубами, он запрокинул голову, впившись взглядом в деревянный потолок. Захотелось рассказать всё: об отце, который отцом не был, о брате, который никогда не был братом, о лжи и предательстве, с которыми жил всю свою жизнь. Царевич зажмурился, чтобы сдержать накатившие эмоции, сделал над собой усилие, а когда открыл глаза, Ангрбода увидела, как они потускнели и покрылись мутью, точно стоячая болотная вода.
– Тебе многое предстоит узнать, Локи, – вздохнув, тихо начала свой рассказ хозяйка волков. – Твоя мать была не наших кровей. Она происходила родом с одного из островов, рассыпанных вдоль йотунхеймского побережья, что протянулось за западными горами, на самой границе двух миров – Йотунхейма и Ванахейма. Йотуны никогда не любили асов, но с ванами поддерживали довольно тесные торговые отношения. Острова эти – своего рода перевалочные пункты для йотунов, продающих ванам рыбу в обмен на дары их земель и лесов.
На одном из этих островов, расположенных в непосредственной близости от восточного побережья Ванахейма, жила твоя мать. Её звали Лаувейя, и она была земной богиней, прекрасной и величественной повелительницей Лиственного острова. Многие сравнивали её с могучей богиней Ёрд*, и молва о её красоте, распространялась в обе стороны далеко за пределы Лиственного острова. Множество женихов из ванов, турсов и этинов пытались добиться её благосклонности. Но Лаувейя отдала своё сердце могучему и сильному вождю клана Молний из Железного Леса по имени Фарбаути, потомку огненных этинов, который увидев однажды госпожу Лиственного острова, потерял голову и не мог больше думать ни о чём и ни о ком, кроме неё. Ходили слухи, что Фарбаути буквально сразил Лаувейю огнём своей любви, подобно тому, как его огненные предки поражали молниями своих врагов. Несмотря на то что были они из разных миров, богиня дала согласие стать его женой.
Локи, слушавший с напряжённым вниманием, сделал недоверчивое лицо. Увидев поползшую вверх бровь, Ангрбода усмехнулась и решила пояснить.
– В те времена, когда ещё не было войны между нашими народами, смешанные браки не были чем-то особенным. Возможно, ты мне не поверишь, но ваш Асгард строился руками йотунов. Асы часто брали в жёны наших девушек, а асиньи не могли устоять перед мужеством и могучей силой этинов, и это никого не удивляло.
Принц растеряно пожал плечами, но промолчал. Колдунья выдержала паузу, в течение которой она терпеливо ждала, надеясь услышать от него какой-то вопрос. Однако Локи только подпёр кулаком подбородок, всем своим видом давая понять, что готов слушать дальше. И она вновь продолжила свой рассказ.
– Любовь заставила Лаувейю покинуть родной остров и отправиться вместе с любимым в Йотунхейм. Они построили дом на окраине Железного Леса и зажили в любви и согласии. Но счастье их длилось недолго. Молва о необычайной красоте чужеземки долетела до слуха предводителя клана инеистых великанов – Лафея. В то время он только пришел к власти после смерти своего отца. Лафей был чрезвычайно сильный воин и маг. Никто не осмеливался спорить с ним, ибо в то время ледяные великаны владели источником великой силы нашего мира – Ларцом Вечных Зим. Этот артефакт всегда был сердцем Йотунхейма и хранился в самой холодной части нашего мира – в Утгарде у инеистых турсов в Доме Высокой Зимы. Его тщательно охраняли жрецы, поскольку он обладал огромной силой и мог как разрушить мир, заморозив в нём всё живое, так и оживить его. Ларец мог отнять жизнь, а мог и спасти умирающего. Всё зависело лишь от желания того, кто им владел. В первый день зимы месяца крови* инеистые великаны привозили Ларец в Храм Солнца, где Жрецы с помощью древнего обряда выпускали северные ветры, сковывавшие землю льдами и заметавшие снегами. Ларец оставался в Храме до дня весеннего равноденствия, когда ветра возвращались, унося с собой зиму и позволяя земле оттаять и насладиться солнечным теплом. Жрецы запечатывали его и передавали вновь на хранение инеистым турсам.
Так было до тех пор, пока царь ледяных великанов не возжелал править всем Йотунхеймом. Вместе со своим войском он вошёл в столицу Трюмхейм, убив верховного короля йотунов – Трюма и заморозив с помощью Ларца почти половину его жителей. А затем провозгласил себя царем Йотунхейма. Он перенёс столицу в Утгард, завалил снегами все горные тропы, ведущие к нему, чтобы никто не мог туда добраться. После прихода к власти новый царь решил, что отныне он лично будет распоряжаться силой Ларца Вечных Зим. Жрецы Храма, один за другим, внезапно скончались от какой-то неизвестной, быстро развивающейся болезни, и Лафей окончательно утвердился в своем праве. Никто не решился оспорить его решение, ибо никто не предполагал тогда, к каким страшным последствиям это приведёт.
Лафею всегда было мало – власти, богатства, женщин, земель. Услышав об удивительной красоте Лаувейи, он страстно возжелал девушку для себя. Надо тебе сказать, что у ледяных великанов очень мало своих женщин, а дети рождаются ещё реже. Их род вырождается, поэтому у них вошло в привычку похищать невест из чужих племён – горных и островных этинов. Но нередко их жертвами становились ванки и асиньи. Правда, последние, изнеженные в своих созданных богами мирах, очень быстро погибали, не в силах вынести суровых условий и главное – ледяных прикосновений инеистых турсов.
Зная, что Лаувейя является супругой могучего Фарбаути, коварный Лафей замыслил похитить её. Дождавшись, когда этин вновь отправился в плавание между островами, Лафей выпустил из Ларца Северный ветер, приказав ему унести Лаувейю. Ветер подхватил девушку в свои объятия, когда она собирала цветы на берегу реки Слит*, и понес на север. Как ни кричала богиня, никто не услышал её, ибо Северный ветер заглушил девичий голос своим диким воем.*
Безутешный Фарбаути повсюду искал свою пропавшую супругу, но никто не мог сказать ему, куда она исчезла. И тогда он пришел ко мне, преодолев свою гордость, поскольку, в своё время, мы сражались за место Вождя над Вождями Железного леса, и он проиграл. Зная, что я обладаю пророческим даром, Фарбаути обратился со смиренной просьбой узнать о судьбе Лаувейи. То, что я увидела в своем видении, подкосило великана и одновременно привело в дикую ярость.
Лафей заточил Лаувейю в своих ледяных пещерах, куда не проникал ни один луч солнца, и держал её там, пока она не разрешилась от бремени младенцем – мальчиком. Богиня Лиственного острова родила сына, отцом которого был не потомок огненных этинов, а ледяной великан. Жаждущий мести Фарбаути со своими воинами отправился в царство холода, но вместо Лафея встретил там страшную битву, разыгравшуюся между асами и ледяными великанами.
Ледяные великаны могущественны, но не слишком умны. Всегда лезут на рожон. Вот и гордый, высокомерный Лафей, решив, что ему недостаточно земель, чем те, которыми он владел, замыслил силой захватить новые территории. Связываться с горными великанами, морскими этинами или народом Железного Леса он не решился. И тогда выбор его пал на слабый и беззащитный тогда Мидгард. Проникнув туда со своими войсками, он выпустил из Ларца силу десяти тысяч зим. Пробудившись в мгновение ока, Ларец едва не превратил Мидгард в единый огромный ледник. Оставшиеся в живых люди воззвали к Одину Всеотцу, и тот, всегда покровительствовавший Мидгарду, не остался в стороне. Жадность и непомерные амбиции Лафея привели к тому, что разразилась кровопролитная война. Асы захватили Ларец Вечных Зим и прогнали ледяных великанов из Мидгарда, продолжая добивать уже в Йотунхейме. Войска эйнхериев безжалостно истребляли йотунов, сражавшихся с упорством обречённых, не имевших никаких шансов против хорошо вооружённых асгардийских воинов. В той страшной битве погибло немало достойных сынов снежных равнин, души которых до сих пор взывают к справедливой мести. А те, кому удалось выжить, забились в самые глубокие ущелья гор.
Стражники, охранявшие Лаувейю и её сына, вынуждены были покинуть свой пост и вступить в сражение. Воспользовавшись этим, она сумела незаметно выбраться и бежать из царского дворца вместе с младенцем. Фарбаути, ворвавшийся туда со своими воинами чуть позже, нашёл только разрушенные, опустевшие ледяные покои. Измученная долгим заточением в холодных пещерах ледяных великанов без тепла и солнечного света, лесная богиня воззвала к Хеймдалю, чтобы он открыл ей путь в ваш мир. Она плакала и умоляла, но всевидящий Страж не отозвался, поскольку на руках у женщины был наследник Лафея.
В отчаянии пытаясь спасти своё дитя, Лаувейя бросилась в Храм Ларца Вечных Зим, чтобы спрятать ребенка там. Бедняжка считала, что это самое безопасное место, защищённое могучей йотунской магией. Она не знала, что Лафей присвоил Ларец себе, избавился от жрецов, и храм давно стоял заброшенный и опустевший. Богиня завернула младенца в свой зелёный плащ – единственное, что оставалось у неё на память о Лиственном острове, и надела ему на шею подаренное Лафеем драгоценное ожерелье. А сама попыталась пересечь Ледяную пустошь, чтобы попасть в Железный лес и позвать на помощь. Но для слабой женщины этот путь оказался не по силам. Волки-оборотни, которых я послала на помощь Фарбаути, нашли её, едва живую от холода, и принесли в мой дом. На ней была одна сорочка, в которой она бежала из плена. Жизнь еле теплилась в истерзанном теле, сплошь покрытом шрамами от ожогов, которые причиняли ей прикосновения Лафея. Женщина была изранена, измучена и обморожена. В бреду она постоянно твердила: «Маленький мой, сокровище моё, только не плачь. Не дай им тебя найти, любимый мой сыночек. Никто не посмеет тебя коснуться. Моя любовь укроет тебя от холода и мороза, мой ледяной принц».
Несмотря на все усилия, мне не удалось её спасти – Лаувейя была слишком чиста для тёмной рёккской магии. Да и организм её был настолько истощён, что уже не мог регенерировать, а разбитое сердце не выдержало боли от расставания с сыном. До последнего вздоха она шептала как любит его, как любит...
Фарбаути, которому тоже пришлось вступить в бой с асами, вернулся, получив известие от моих оборотней о том, что его жена у меня. Но было уже слишком поздно, и он успел только услышать последнюю просьбу Лаувейи – спасти её дитя. Никогда не видела я, чтобы могучий муж плакал, как ребёнок, над телом женщины. Смерть жены сломила его. «Огонь моего очага погас», – сказал он с горечью и отправился на Лиственный остров, где и похоронил свою несчастную супругу среди дорогих её сердцу зелёных рощ и цветов. Он так и не вернулся больше в Йотунхейм и отказался даже слышать о сыне ледяного великана.
Норны сыграли с Лафеем злую шутку. После того, как Один разбил его войско, бывший царь остался на руинах своего былого величия, один на один со своим позором, окружённый жалкой горсткой инеистых великанов, выживших после той страшной битвы. От безумия Лафея пострадал весь Йотунхейм. Один забрал Ларец Вечных Зим. Мне понятны мотивы Всеотца, но простить его я не могу. На его руках кровь тысяч йотунов, а наш мир без Ларца погас, погрузившись во тьму и холод. С тех пор северные ветра властвуют здесь безраздельно. Лето приходит к нам ненадолго. Оно всегда холодное и короткое. Слабые солнечные лучи не в силах растопить льды и снега, покрывшие нашу землю. Йотунхейм медленно умирает без своего сердца.
Что стало с ребенком Лаувейи, так и осталось неизвестным. Лафей не пытался разыскивать своего наследника, считая, что он погиб, погребённый под руинами разрушенного храма. А возможно, просто не хотел его искать, ибо слабым и нежным для наследника ледяных великанов был сын прекрасной ванки. Из уст в уста передавались расплывчатые легенды, смутные предсказания и сумрачные пророчества. Так было до того момента, когда норны открыли мне видение, в котором я узрела, что вернется Дитя Зимы – Сын Северных ветров, рожденный в Йотунхейме, выросший в Асгарде, чужой для обоих своих родных миров. Подобно Северному ветру, он будет свободнее всех на свете. И вернёт отнятое сердце и утраченное достоинство своего народа. Наш мир возродится. И прославит имя своего спасителя во всех Девяти мирах и за его пределами.
Норны никогда не ошибаются. Тот юноша, которого я увидела в этом пророчестве, был ты – Локи Асгардский, сын ванки и ледяного великана, зачатый в ненависти, но спасённый жертвенной любовью своей матери, похищенный и воспитанный врагом своего народа.
Ангрбода замолчала, видно, вспоминая те времена. За её напряженной позой чувствовались охватившие колдунью сильные чувства.
Локи слушал молча, уставив неподвижный взгляд в крышку стола, сжимая побелевшими пальцами хрустальный кубок. Он думал, что больнее, чем в тот день, когда он узнал о своем йотунском происхождении, ему уже не будет. Глупец. То, что он чувствовал сейчас, было во сто крат хуже. Отчаяние, боль, безысходность. Внезапно какое-то новое чувство, словно волна тёмного пламени, охватило его: гнев. Локи медленно, с трудом оторвал взгляд от стола и, глядя куда-то поверх головы Ангрбоды, в пылающий за её спиной огонь, произнес:
– Вот как, значит. Ко всему прочему я ещё и незаконнорождённый полукровка, получивший в наследство от своих родителей лишь толику столь презираемой в Асгарде магии, – сквозь стиснутые зубы вымолвил царевич. Голос его звучал ровно, слова падали глухо и тускло, словно свинцовые капли.
– Ни себя. Ни его. Ни... этих. Не прощу. Ваш Фарбаути – трус и слабак. Он должен был убить Лафея и отомстить за смерть матери. Я приму эту виру. Я уничтожу Лафея, и душа Лаувейи обретёт покой в чертогах Хэлы.
Следующая глава: http://www.proza.ru/2018/06/24/1191
Пояснения к тексту:
* Месяц крови (Gor-m;nu;r), или «месяц забоя скота» – у древних скандинавов название первого месяца зимы, всегда начинавшегося в субботу. По нашему календарю это соответствует примерно 21 октября.
* Утгард, Город Утгард (название которого буквально означает «внешняя крепость») – самое крупное йотунское поселение во всех Девяти мирах. Если чертоги Асгарда можно уподобить Парижу или Риму Девяти миров, то Утгард – это что-то вроде Нью-Йорка или Лос-Анджелеса: гигантский и продолжающий непрерывно разрастаться вширь, не всегда опрятный и беспрестанно бурлящий котел уличной торговли и драк в подворотнях. В мирах, подвластных йотунам, это место – самое «цивилизованное», но безопаснее от этого оно не становится.
* Ёрд – земная богиня, мать Тора.
* Река Слит – река, служащая южной границей Железного Леса. В древнескандинавских мифах воды этой реки состояли из острых, как бритва, стальных ножей, служащих дополнительной магической защитой, созданной жителями Железного леса.
* – за основу я взяла древнегреческий миф о бурном северном ветре Борее, похитившем дочь афинского царя Эрехтея Орифию, родившую ему Бореадов Зета и Калаида, Хиону и Клеопатру. Борей считался родственником афинян.
Следующая глава: http://www.proza.ru/2018/06/24/1191