Был март. Сырой туманный. По ночам ещё подмораживало, днём таяло. И может от того, что весна была уже близка, а может от желания её приблизить, казалось, что сырой мартовский ветер уже чуть-чуть пахнет весной. Днепр был ещё скован. Потрескивал будто пробовал силы.
На левый берег вели проложенные прямо по льду доски. Мы одноклассники. Задуман поход за вербами. Мы- это я, Борис и Ромка. Там на левом берегу их было много. Места мы знали. Не в первый раз. По дороге берём с собой мальчонку. Пацан ещё совсем. Почти плачет. Просит взять с собой. Говорит, если не возьмём, пойдёт сам. Этого ещё не хватало. Взяли, конечно. На обратном пути сильнейший туман. Друг друга почти не видим. Кажется этим доскам не будет конца. Но вот, наконец, желанный берег. Дома.
И вот тут случилось то, чего не забыть никогда. Мальчонки среди нас не было. Просто не было, как будто и не было его вообще. Но ведь он же был, был..
Мы пошли назад, мы вглядывались изо всех сил, пытаясь что-то увидеть, но дневной свет стремительно угасал. Да ещё этот проклятый туман. Кричали, звали. Может услышит, может откликнется? Может, может?
Долго снился мне потом один и тот же сон. Как будто я стою на маленькой, маленькой льдинке, а она всё тает, тает. И вот уже нет её совсем. От собственного крика просыпаюсь. Колотится сердце. Долго не могу уснуть. Но всё проходит, как известно. Забылось и это или казалось, что забылось. Откуда же было знать тогда, что этой истории суждено продолжение. И где? В Израиле.
Как-то, проходя мимо играющих в шахматы, остановился. Стал следить за игрой. Оба играли хорошо, но один из них явно лучше. Позиция его партнера с каждым ходом становилась всё безнадёжнее. Скоро тот и сам это понял. Сдался, ушел. А мы остались. Сыграли партию, познакомились. Оказалось земляки.
Не обратить на него внимание было трудно. Умный, чуть насмешливый взгляд выдавал сильную волю и только где-то в глубине чуть прищуренных глаз угадывалась глубинная, затаённая тоска. Начитанный, немногословный- полная моя противоположность.
О себе рассказывал мало, скупо. Рано овдовел. Случилась трагедия. Единственный сын - тихий, ласковый мальчик ушел однажды из дома и не вернулся. Через полгода не стало и жены. Не смогла она жить с этим. С тех пор один. В Израиле давно. Инженер. Работал. Воевал. Теперь на пенсии. Всё. Не густо. Что ж делать? Не тянуть же из него насильно. Встречались часто. У него, у меня. На день его рождения решили устроить холостяцкий пир. Деньги были.
Для начала на трезвую голову сгоняли партию. Он, как всегда, выиграл.
Пили много, на равных. Казалось, он не пьянел вообще. Только светлели глаза, разглаживались черты, как будто что-то тяжелое, мучительное уходило, отпускало. А меня несло. Болтал без умолку, хохотал, острил, говорил чепуху, читал стихи. Свои, чужие. Он слушал, молчал, смотрел своим всепонимающим взглядом ласково, по-доброму, как на расшалившегося ребёнка.
Черт знает почему вздумалось мне вдруг рассказать эту историю. И вот тут-то и произошло то, ради чего я и пишу. Буквально на глазах менялось его лицо, заострялись, темнели, как будто обугливаясь, черты. Потом он долго молчал. О чем-то думал, казалось забыв обо мне вовсе. Вдруг спросил: "А когда это было?" Я ответил. Дикая, мучительная боль, как огнём, полоснула по его лицу и почти одновременно мелькнула у меня страшная догадка. Тот мальчик был его сыном. Тихий, ласковый, единственный. Это мы - дураки убили их всех троих тогда, в тот трижды проклятый день. И нет нам прощенья и никогда не будет.
Что было потом помню смутно, вернее, почти не помню. Потемнело в глазах, сдавило грудь и всё исчезло. Очнулся в больнице. Спасли. Зачем? Кто знает?
Больше мы не встречались. К тому же я редко бывал дома. Много ездил. Нигде не оставался надолго.
И ещё вот о чем хочется сказать. Рассказ ведь не только об этом, а ещё о том, что так вдруг захотелось мне вспомнить или хотя бы попытаться вспомнить сырой, предвесенний мартовский Киев, слежавшийся, почерневший снег на обочинах, подземный переход на Крещатике с его запахом молотого кофе и вкуснейших маленьких эклеров, серебристые бархатные почечки верб, тишину над скованным Днепром и ещё тысячу разных вещей, что так и не удалось вспомнить. А жаль.