Они нашли его в в сарае, чудом уцелевшем во всей деревне, на улицах которой торчали одни трубы начисто сгоревших домов.
Он лежал на куче перепревшей соломы и сладко посапывал во сне.
- Эй, пацан! – крикнул сержант Егоров и слегка дернул его за ногу. – Просыпайся, через полчаса здесь фрицы с танками будут!
Мальчишка открыл один глаз, равнодушно оглядел им здоровенного сержанта и повернулся на другой бок.
- Я кому сказал! – заорал Егоров – Вставай!
Но и эта его команда осталась без ответа, и тогда Егоров решил сменить тактику.
- Жрать хочешь? – ласково спросил он. – У меня вот тушенка в «сидоре» завалялась, могу угостить
Пацан подскочил на соломе, как подстреленный:
- Свиная или говяжья?
- А ты какую больше любишь?
- Я обе люблю. Только свиную я люблю с хлебом, а говяжью без хлеба.
- И кто же тебя приучил тушенку есть?
- А у дяденьки майора Буркова было ее целых два ящика. Он в нашей хате жил, когда немцы в первый раз наступали. Потом он уехал на полуторке и тушонку увез, а нашу хату разбомбило. Мамка моя в ней погибла, а старшую сестру Галю немцы угнали к себе в Германию, чтобы она там работала на них. Вот я один и остался.
Пока мальчишка рассказывал свою горькую историю, сержант ловко вскрыл ножом банку свиной тушенки и достал краюху черного хлеба:
- На, ешь! Тебя как зовут-то?
- Мишкой…
- А меня – дяденька сержант Егоров … А лет тебе сколько?
- Седьмой пошел …
- А как же ты жил один, когда немцы пришли и сеструху твою угнали?
- Соседи по очереди кормили … Да кое-кто из немцев иногда давал чего-нибудь поесть… Только тушенка у них хуже нашей, я тебе точно скажу. Да и хлеб тоже никакой, даже хлебом не пахнет.
Мишка съел полбанки тушенки, загнул крышку и сказал:
- Больше не буду. Можно, я себе ее на вечер оставлю?
- Оставить ты ее себе, конечно, можешь. Только я советую тебе с нами уйти. Мы сейчас вот на те высотки зайдем, окопаемся там и будем фрицев ждать. А эти немцы, что сюда придут, не из тех, что наших пацанов тушонкой кормят. Танковая дивизия СС, ты слышал про такую?
- Это которые все в черном?
- Да форма у них сплошь черная, и душа тоже …
- Я согласный … Только я окапываться еще не могу …
Егоров улыбнулся:
- А тебе и не надо … Ты будешь у капитана Лихоносова в блиндаже жить… Он у нас добрый мужик, и жратвы у него навалом. Так что не заскучаешь …
Капитан Лихоносов сидел на капоте «джипа» и изучал карту местности, когда сержант с мальчишкой подошли к нему.
- Товарищ капитан, разрешите обратиться? – откозырял ему Егоров. – Я вот мальчишку в сарае нашел, из местных …
- Ну, и что? – хмуро спросил его командир.
- Можно, он у нас будет сыном полка?
- У нас не полк, а батальон …
- Ну, пусть будет сыном батальона …
- А ты не забыл, какой у нас батальон?
- Ну, штрафной, что из того?
- А то, что мы должны удержать те высотки во что бы то не стало. А за ними наши заградотряды[i] стоят, которые ни одному из нас не дадут отступить. Они не знают, что у нас в штрафбате пацан объявился, которому ещё жить да жить. Так что бери своего пацана под мышку и тащи обратно в сарай. Авось, Бог не выдаст, свинья не съест …
- Так ведь сюда эсэсовцы придут! – возмутился Егоров.
Капитан задумался и взглянул исподлобья на мальчишку:
- Ладно… Сажай пацана в машину, я отвезу его на позицию. Завтра я еду в штаб и возьму его с собой. Пусть там решают, что с ним дальше делать. А нам надо к бою готовиться. Разведка доложила, что немцев на правом фланге попридержали наши танкисты. Так что будут они здесь не раньше, чем дня через три. За это время нам надо подходы к высоткам заминировать и хорошенько окопаться. Собирай свой взвод и скорым маршем веди его к окопам. Твоя задача – не дать танкам обогнуть нас слева. Там склон пологий, и они это уже по карте прочитали.. Будут лезть туда изо всех сил …
Через час Мишка сидел в уютном блиндаже капитана Лихоносова и пил чай с абрикосовым вареньем.
Пожилой старшина с многочисленными наколками на руках сидел напротив него и подкладывал ему в миску варенье из большой металлической банки с яркой иностранной наклейкой.
- Союзники помогают, - ворчал он, - шо б им на том свете так помогали…
Капитан, сидевший за большим столом с расстеленной на нём картой, прикрикнул:
- Степаныч, отставить разговорчики! Пацан в первый раз такое вкусное варенье ест, а ты союзников хаешь, которые его нам прислали. Давай укладывай его спать, а я пошел на позиции. Сейчас связисты сюда телефон приволокут, так ты им скажи, чтобы они зря не орали. Так им и скажешь, мол, ребенок у нас спит.
Мишка вскочил с лавки и закричал:
- Дяденька капитан Лихоносов! А можно я с вами пойду? Я еще ни разу на этих… ну, на позициях не был!
- Ну, коли не был, так пошли! Будущему бойцу надо знать, что такое позиция.
Он вышли из блиндажа, от которого сразу начиналась длинная и глубокая траншея, и направились по ней вниз по склону.
Траншея виляла вдоль горы из стороны в сторону, и на одном из поворотов сидела, покуривая, группа бойцов. Они не встали, как положено, при появлении командира, а один из солдат, чернявый парнишка с золотой фиксой во рту, запросто предложил:
- Товарищ капитан, сидайте с нами, покурим! А то мы уже пол-горы изрыли, пока вы у себя в блиндаже стратегию и тактику боя определяли.
Капитан отнесся к эту неуставному обращению спокойно. Он достал из кармана портсигар, закурил и только после этого сказал:
- Половина горы – это мало, боец Шкурко. Вот когда ты всю гору окопами изроешь, тогда я тебе смогу с уверенностью сказать, что ты завтра живым останешься.
Чернявый стушевался и решил перевести разговор на другую тему, воскликнув:
- А откуда у нас такой хороший мальчик появился? Неужто товарищ капитан разрешил ему быть сыном батальона? Тогда, товарищ капитан, надо срочно обращаться в штаб армии и просить о нашем переименовании. А то как-то нехорошо звучит: «сын штрафного батальона».
Конечно же, он, как и все бойцы в батальоне, уже знал, что сержант Егоров нашел в разрушенном селе мальчишку и как командир распорядился насчет него, но его натура балагура и весельчака не давала ему возможности обойти эту тему.
- Мальчик, - обратился он к Мишке, - а хочешь я тебе на губной гармошке детскую песенку сыграю?
- Жора, не надо, - остановил его другой солдат, высокий мужчина со шрамом на всю щеку. - Ты же, кроме «Мурки» ничего другого играть не можешь.
- Гриша, ты глубоко ошибаешься, если так думаешь, - ответил ему Жора. – Ты, вероятно, не знаешь, что я тоже был когда-то ребенком, и у меня была мама, которая пела мне на ночь песню, которая называется «Колыбельная» композитора Моцарта. Она начиналась с таких прекрасных слов: «Спи, моя радость, усни…» Вот, ты снова не веришь, что я мог быть чьей-то радостью, и совершенно напрасно… Ты, пацан, не обращай внимания на этого дядю… После того, как его порезали в одесском кичмане, он перестал верить людям, даже мне, Жоре Шкурко, который за свою жизнь не сказал ни одного обманного слова, благодаря чему и оказался в штрафном батальоне. Поэтому ты лучше послушай, как я сыграю эту песню, и тогда ты поймешь, что я совсем не такой, как думает обо мне этот дядя.
Он достал из кармана красивую губную гармошку и заиграл мелодию, при звуках которой все замолчали и задумались …
На следующий день капитан Лихоносов отвез Мишку в штаб полка. Там была полная запарка в связи с предстоящим наступлением немцев, и его отправили в ближайший госпиталь, где над ним взяла шефство медсестра Соня. И только через неделю за ним приехал толстый майор из штаба со смешной фамилией Вигулясов.
- Собирайся, Михаил, - бодро сказал он. – Едем с тобою в глубокий тыл, в столицу нашей Родины Москву. Меня туда в командировку по военным делам направили, ну, и заодно поручили тебя определить в детский дом. Сейчас заскочим на минутку на высоту номер сорок восемь и сразу на станцию…
Высотой номер сорок восемь оказалось то место, где Мишка гостил в батальоне капитана Лихоносова.
У подножья холма, где остановилась машина майора, строилась небольшая группа бойцов, чуть поодаль ходили саперы с миноискателями.
И тут мальчик услышал знакомый голос:
- Мишка! Ты как тут оказался?
И он увидел бегущего к нему сержанта Егорова. Подбежав, он выдернул мальчишку из машины и обнял.
- Я в Москву с дяденькой майором еду, в детский дом - объяснил Мишка.
Фамилию майора ему выговорить не удалось.
- Это хорошо, что в Москву, - сказал Егоров. – Там, я думаю, детские дома не такие, как у нас в Урюпинске.
- А дяденька капитан Лихоносов где? – спросил Мишка.
Егоров отвернулся, чтобы мальчишка не увидел, что он соврал, но потом решил сказать правду:
- Погиб товарищ капитан … Как говорится, смертью храбрых…
- А дядя Жора?
- Дядя Жора? Какой дядя Жора?
- Он на губной гармошке играет…
- Жора Шкурко? Он тоже погиб … От всего батальона у нас осталось всего ничего … Только те, которые вот там строятся … А ты памятливый хлопец, оказывается … Всего один день сыном нашего батальона побыл, а запомнил, однако…
Он повернулся и пошел прочь, тяжело ступая по изрытой снарядами земле …