Она ковыряет вилкой в тарелке уже третий час.
«Еще немного – дым пойдет из головы…».
Улыбка прилипла к лицу, но ее давно уже замучил этот день рождения.
Опять полились тосты.
Она тоже привстала, сказала приличествующие такому случаю слова, сделала несколько глотков вина. Вино побежало теплым ручьем внутри, обещая еще одну волну равнодушной эйфории.
Соседка по столу сделала комплимент ее редкому платью.
«Это так важно?».
- Спасибо, - она улыбнулась в ответ.
Она уже не пыталась поддерживать разговор, запас терпения на обсуждение барахла-отпусков-мужчин-помад исчерпался.
«Интересно, под каким предлогом уместнее уйти: срочное дело или не выключенный утюг…».
В зале ресторана громко играет музыка, вот бы она заиграла еще громче, чтобы их вообще не было слышно.
Она поочередно разглядывала присутствующих, пытаясь представить, что у каждой в голове. Вот у этой проблемы с мужем, у этой главная мысль о том, что нет мужа, а вот эта встречается с мужем первой - я случайно стала невольным свидетелем. Эта выбирает дом пятый месяц, а эта сбилась с ног в поисках школы своим только что родившимся младенцам.
«Моя компания. Примерно так же мне близки проблемы инопланетян».
Еще полчаса улыбок.
Внезапно для самой себя она резко подскочила. Теперь уж точно нужно что-то сказать:
- Дамы, я себя так неважно чувствую… Дорогая, еще раз с днем рождения, ты меня извини, но я совсем расклеилась…
Поцелуи напоследок.
Она выскочила из зала, добежала до туалета. Еле успела отогнуть ворот платья и ее вырвало в раковину.
«Пустышка».
Она бы не удивилась, если б не увидела в зеркале своего отражения.
; ; ;
Два часа кручения педалей в спортзале нисколько не расслабили. Устала зверски, но напряжение не ушло.
Она позвонила Илье. Он приехал, отвез к себе. Теперь ходил в чем мать родила по комнате, откупоривая шампанское.
«М-да... Тоже вышло немного толку».
Она лежала под простыней и лениво следила за его перемещениями.
«На какой же фабрике делают таких мужчин».
Он сел рядом с ней, протянул бокал. Два немигающих голубых глаза.
Такое ровное опустошение.
Она лежала и считала прорези в спинке кровати. И думала, наступит ли время, когда мысли перестанут лихорадочно скакать, когда перестанет все время куда-то гнать.
- Полина….
- Что?
- Почему мне все надоело?
«И не тебе одному», - подумалось ей.
- Ты каждый понедельник так говоришь. Погоди, наступит пятница. Жизнь заиграет прежними красками.
- Пятница… пятница за пятницей… дальше что?
«Что он говорит? Что должно измениться?»
- А чего ты ждешь?
Он со вздохом перекатился на спину.
- Я жду чего-то хорошего. Ты же всегда знаешь, что делать. Что делать?
«Что тебе делать… Тебя угораздило родиться красивым и ты не умеешь с этим жить. Никогда не пробовал удержаться ни от одного искушения. Да и я, в общем, не лучше. «Что тренируем, в том и преуспеваем…». Друзья, клубы, выпивка, женщины - вот это ты умеешь. Зачем что-то менять? Тебе это и не под силу... Да и что я могу сделать? Ты слишком захламлен. Повеситься - вот дельная рекомендация».
- Тебе?… Тебе ничего не надо делать, все с тобой хорошо, - она погладила его щеку.
«Всего лишь проходит жизнь».
- Почему ты со мной никогда не разговариваешь серьезно? – он схватил ее за запястье.
Она засмеялась и прижалась к нему: - Больше не надо грубостей.
«Надо ехать, - подумала она. – ехать надо, надо ехать».
; ; ;
Побег столь же стремительный и опять под нелепым предлогом.
Полтора часа в дороге. Сонливость одолевала.
Уже почти три часа ночи.
Вот она, давно знакомая деревня. Антипод привычным декорациям.
«Прям перемещение в мирах».
Она свернула на узкую улочку, подъехала к воротам, выключила свет. Вышла из машины, проваливаясь каблуками атласных туфлей в вязкую землю, едва открыла ворота. Собака залаяла, дернулась, с лязгом натянув тяжелую цепь, но, признав ее, завиляла хвостом. Полина погладила ее по носу, потом распахнула створки ворот и медленно въехала во двор. Закрыла замок. Достала из багажника пакет с одеждой и, стоя тут же во дворе, сняла тонкое шелковое платье. Подол промок от влажной травы. Ее тело белело в темноте, она замерзла. Быстро натянула свитер, штаны и ботинки. Выдернула шпильки из прически и наскоро заплела косу. Начала согреваться.
Она зашла в сарай, достала огромную серую тряпку и накинула ее на автомобиль как чехол.
Собака стояла и забавно вертела головой, глядя на нее.
- Фимка, Фимочка, дуреха, пойдем спать со мной, - она отстегнула цепь с шеи собаки и, подгоняя, помогла ей забраться по неудобной лестнице на чердак.
На чердаке было еще темнее, чем на улице. В нос ударил запах сена, он ей нравился. Они с собакой на ощупь пробрались в угол сарая, Полина закопалась под сено, Фимка долго кружила и улеглась, прижавшись одним боком.
Полина замерла.
Ей показалось, она замерла впервые за несколько недель.
Стояла пронзительная тишина.
Темнота такая, что хоть глаз выколи.
«Вот так выглядит вакуум».
Спать расхотелось. Мысли о прошедшем дне полезли в голову. Она лежала с открытыми глазами, смотрела в пустоту, ничего не видя вокруг. Начало мерещиться, что чердак полон каких-нибудь чудовищ, ей даже стало страшно как в детстве.
И опять затошнило.
«Неужели думы о собственной жизни ничего кроме тошноты не вызывают?».
Она достала из кармана кем-то заботливо скрученную и врученную сигаретку и зажигалку. Чердак на несколько секунд озарился маленьким пламенем, пока она затягивалась. Фимка насторожилась, повернула к ней голову, втянула ноздрями незнакомый запах и уткнулась носом в сено. Полине показалось, что собака даже фыркнула.
«Еще неизвестно, кем ты была в прошлой жизни», - усмехнулась она.
В темноте чердака светилась красная точка. Она курила, закрыв глаза. Истома медленно заполнила тело и голову, стало легче, мысли воспарили и запутались, складываясь в причудливые узоры. Ей стало даже жарко. Она подумала, что все не так уж плохо, что многие проблемы надуманны, что живут же припеваючи сотни таких людей.
И еще она с огорчением подумала, что весь этот подъем вызван подожженной травой.
Она затушила сигарету, спрятала окурок в карман.
«Не дай Бог, дед найдет…»
Свернулась в клубок, спрятав ладони между коленями. Фимка сопела рядом, довольная как всегда.
«Почему же я не такая довольная дуреха?».
Она провалилась в сон.
; ; ;
Проснулась в девять.
Вся деревня уже давно была на ногах. Деревня кукарекала, стругала, колотила и пела песни.
Она повалялась минут пять. Потом встала, стряхнула соломины. Распахнула косенькое окошко. Переплела косу, стоя у окна чердака и думая, чем там внизу заняты бабка, дед и ее дочь Славка.
Полина слезла по крутой лестнице во двор.
Фимка с высунутым набок языком опять болталась на цепи и приветствовала ее хвостом. На автомобиле поверх чехла уже были разложены нитки, на которые нанизаны неведомые ей грибы. Она улыбнулась.
Прошла в дом через сени, со стуком открыла дверь в комнату, прислонилась к косяку. Бабка стояла у стола и, закатав рукава, энергичными движениями месила тесто своими сильными руками.
- Вот и проснулась Поля! - и добавила сердито: - Ты почто собаку затащила на крышу? Она с утра еле вывалилась оттуда.
- Скучно мне было, Варвара, - улыбнулась Полина, прошла в комнату и села напротив бабки на скамейку.
- Скучно ей было… Дело себе найди. А не Фимку или Ефимку, - она шутливо постучала мучным пальцем ей по лбу. – Давай пельмени лепи. Криво опять налепишь, конечно… Но все-таки подмога, – бабка улыбнулась, – Славку уже видала?
- Нет еще… А где она?
- Где-то по деревне с ребятишками носится. Видела твою машину, сказала, прибежит скоро.
Полина умылась и стала помогать бабке.
- А что, Варвара… скучает она по мне?
Варвара помолчала.
- По правде… меньше уже скучает. Хоть и плохо это… – Она снова замолчала. – Но все равно лучше тут пусть остается, чем там с тобой.
- Да, ты права…
«Конечно, тебе неохота с ней расставаться…».
Какое-то время прошло в делах, забавных для Полины. Она что-то мыла, что-то подметала, рубила грибы в странной ступке, бабка гнала ее и кричала, что все придется переделать, но ей уж очень хотелось поделать чего-нибудь эдакого.
Прибежала с улицы дочь, бросилась со смехом Полине на шею:
- Ма-ма!
- Славка моя, - Полина прижала ее к себе, потом отстранила, чтобы лучше разглядеть дочь. Слава показалась ей выше, взрослее и красивее. – Такая ты большая….
«Время летит… Независимо от того, рядом я или нет…».
- Мам, да я такая же, - засмеялась Славка. – А вот ты у меня настоящая красавица. – Она с благоговением погладила ей волосы. – А это тебе, - Славка протянула ей бусы, собранные из рябиновых ягод. Полина с удивлением их потрогала, откусила одну ягоду и скривилась - та была очень горькой. Девочка рассмеялась, надела бусы на шею, и они пошли гулять, за ворота, по дороге, в лесок.
Полина выспрашивала дочь про житье, про отношения с бабкой и дедом, которые были дальними родственниками и просто хорошими людьми, которым хотелось внуков в доме. Они взяли Ярославну пожить к себе, когда Полине показалось, что ребенку лучше будет здесь. А Полина вот так наезжала, давала деньги на ее содержание, которые старики так и не тратили, оплачивала приезжающих учителей, привозила вещи.
Восьмилетняя Славка жила тут второй год. Из нее вылетела капризность. Она стала какой-то более цельной.
Полина увезла свою дочь из города, не зная, к чему это приведет, но результаты ей нравились.
Такие наезды в деревню умиротворяли и ее саму на некоторое время.
«Кому я ищу спасения?»
Она не знала, на сколько еще оставит ее здесь. И не хотела сейчас этим озадачиваться.
Они присели на сломанную березу.
Листва деревьев шуршала, колыхаемая ветром.
Щеки и нос замерзли. Ветер приносил сырые лесные запахи, которых в городе не бывает.
«Все такое незнакомое…».
Город показался далеким и ненастоящим.
Слава легла головой ей на колено.
У Полины вдруг так сильно защемило в груди, она поняла, что ей очень не хватает в повседневной жизни вот такого существа, которое запросто придет и положит тебе свою голову и свое сердце, и ты в ответ сделаешь то же самое, не ожидая подвоха, не боясь, с чистыми намерениями, не рискуя быть осмеянным или отвергнутым. Такой человек не окажется тебе внезапно чужим, потому что ему «так вдруг захотелось».
«Это же моя дочь! Захочу – заберу к себе».
- Слава, а домой не хочется? – осторожно спросила она.
Слава помолчала немного.
- Мам, к тебе хочется. А домой не хочется… Дел у нас много. Да и интересно тут. Друзья здесь у меня. Хорошо тут, спокойно. Да и бабу и дедом я люблю, они без меня никак.
Слава помолчала и продолжила шепотом:
- Знаешь, они мне говорят многое. Такое никто больше не говорит. Они знают все, ответ на любой вопрос.
- Да?
- Да. И так порой просто все объяснят, что я думаю: ну как раньше я такую простоту не поняла сама? А ты… Ты то смеешься, то грустишь. Жалко мне тебя… - Слава поцеловала ее в коленку.
Полина подняла лицо выше, чтобы слезы не скатились по щекам.
«Господи, как худо. С каждым днем все хуже. Слезы просто не останавливаются. Что же делать…».
Слава смотрела в небо.
«Если я увезу ее сейчас из своих эгоистических побуждений, ничего хорошего опять не выйдет. Притащу себе новую игрушку в город».
- Мам, я пойду, ты не обижайся. Посиди тут. Потом приходи, кушать будем. И я тебя люблю. – И не глядя на нее, Слава поднялась и быстро-быстро убежала в сторону домов.
«Она права, моя мелочь во всем права».
У Полины защипало глаза. Она достала недокуренную сигаретку из кармана. Хотела прикурить, но выбросила ее в траву и разревелась.
; ; ;
Бабка уложила Полину с девочкой на полатях.
Полина лежала, закрыв глаза, слушала дыхание Славы, которая иногда дергалась во сне, наверное, ей опять снились лошади.
Полине и самой снились то коровы, то деревня, то летящие по небу лошади зеленых и фиолетовых цветов с самокрутками в зубах, то дед Андрей, который весь вечер вел с ней беседы, выспрашивал про житье и качал головой.
«Не заплатишь сейчас, расплатишься потом». Расплачиваться не хотелось никогда. Его слова совсем не веселили.
«Делай, что должен, и будь что будет».
Дед говорил-говорил весь вечер, она слушала, даже не пыталась ничего отвечать. Кивала головой, слушая его.
«А это и не просто понять, - сказал дед. – На то мы и человеки. Написано же – «Спасутся немногие»…».
«Спасутся, спасутся… Мы точно не в составе группы «немногих».
К ночи чувствовала себя уставшей и сонной, но умиротворенной. Сама себе показалась глупой и суетной, запутавшейся мушкой. Дела и действия выглядели никчемными, мысли пустыми.
Она сидела и «клевала носом», пока дед не загнал на печь.
Слава опять дернулась, и Полина проснулась. Печка была теплая-теплая. В доме все спали.
Сон Полины улетучился, она полежала с открытыми глазами. Потом поцеловала дочь в лоб и слезла с печи.
Она уедет, никто не удивится, она часто так делает.
Вышла во двор, поежилась от внезапного морозца, неприятно забравшегося под одежду, завела автомобиль, выехала за ворота.
Минуту посидела на корточках перед Фимкой, прижавшись к ее сырому носу.
Поехала в город.
; ; ;
«Здесь чужая. Там чужая. Держись, держись, мой тоненький кокон неуязвимости».