- Так… пациент Петрова Екатерина… - изрекла психолог, выудив из свалки бумаг папку.
«Пациент Петрова», - усмехнулась Катька, сидя напротив.
Прием происходил в квартире, там же, где психолог жил, спал и пил. Зато психолог был бесплатный.
Странный, эксцентричный и экспериментальный, но бесплатный.
Дверь комнаты опять внезапно распахнулась, на пороге стоял недавно научившийся ходить младенчик. Он был без штанов и с соской во рту.
- Коля! – вслед за младенчиком вбежала сестра психолога, испуганно покосилась на присутствующих, выдернула Колю и так же стремительно захлопнула дверь.
- Мама! – закричала психолог, - я же просила не мешать мне во время приема!
За дверью все примолкли.
Психолог поправила на носу очки без диоптрий.
«Как будто ты мне так кажешься умнее», - подумала Петрова.
Ей было неуютно на старом диване. Приемы у бесплатного психолога даже отдаленно не напоминали сцены из фильмов, где пациент лежит на стильной кушетке в изысканном интерьере и изливает душу.
«Зато бесплатно».
Судя по тому, что юного психолога звали Авдотьей Носковой, Катька считала, что родители психолога сами нуждались в услугах своей дочери.
- Екатерина, мы с вами продолжаем курс повышения самооценки…
«Куда уж выше», - подумала Катька.
К психологу настойчиво предложила пойти подруга. Подруга объясняла необходимость приемов тем, что Петрова не может оправиться после развода, а юному психологу Носковой нужно писать диссертацию по итогам работы ее экспериментальными методами.
Методы психолога были достаточно отвратительными для Петровой.
Итоги последнего эксперимента по проявлению инициативы при знакомстве вынуждали Петрову уже вторую неделю обходить стороной Макдональдс.
«Хорошо что никто полицию не вызвал… за приставания или за бродяжничество».
Петрова поежилась в предвкушении придуманного Авдотьей очередного новаторского метода повышения самооценки.
От самооценки, надо сказать, действительно, мало что осталось.
Развод с гражданином Петровым после трехлетнего несуразного супружества принес ранение, неожиданное облегчение и ощущение фрустрации. Петров как супруг был провален – не обременял себя моногамностью, денег не приносил совсем, зато исправно поколачивал жену. Последней каплей стало желание Петрова потыкать Катерину ножом, от чего остался шрам на ключице, заявление в полиции и поток проклятий от ныне поселившегося в тюрьме Петрова.
Теперь Петрова проживала одна в оставшейся ей от бабушки квартире, работала технологом на химическом производстве и не имела никакой личной жизни.
Подруга решила, что ситуацию нужно исправлять и в двадцать семь лет нельзя оставлять попыток вновь выйти замуж.
- Тебе трудно походить к психологу? – спросила она.
- Нет, не трудно, - ответила Петрова. Заняться, действительно, было нечем.
Психолог изо всех сил старалась нащупать и подровнять самооценку Катерины и из тех же сил старалась быть экспериментальной, возможно, сказать новое слово в психологии.
Несколько недель назад Авдотья предложила Петровой практиковать выплеск негатива. Исписанные Петровой страницы о том, как она бы убила своего бывшего мужа, ввергли юного психолога в ступор. После чего психолог к теме мужа и возмездия предпочла не возвращаться. Однако Катька отметила, что выплеск удался – действительно, от описания расправы над бывшим мужем Петровой неожиданно полегчало. И хотя психолог больше не просил описывать убийства мужа, Петрова регулярно набрасывала их сценарии мелким убористым почерком во втором дневнике.
Катька сидела на диване, который скрипел от каждого ее движения.
«Скорее бы уже дала свое задание, нужно бежать обратно на работу».
- Екатерина… - Катька напряглась, - теперь обратимся к следующей методе – попытаемся заставить вас почувствовать себя роковой женщиной.
«Почувствовать бы себя просто женщиной для начала», – подумала Петрова.
- Вы должны полюбить себя и свое тело. И даже пусть пока внешне вы не заявите миру, что вы роковая, внутри вам уже нужно увидеть себя именно такой.
- Давайте попробуем… - вяло пробормотала Катька. Она прямо чувствовала, что новое слово в психологии ее покоробит.
- Сегодня я вам дам, так сказать, некоторый инвентарь для придания вам рокового настроя.
«Тяжелая артиллерия пошла».
- Не воспринимайте сразу в штыки.
«Да что там? Красная помада? Каблуки? Плетка?»
- Я бы попросила вас использовать его в течение недели. Пожалуйста, продолжайте записывать все свои ощущения в дневник. Пишите все как есть, не стесняйтесь своих чувств. Ведь мы с вами ставим эксперимент.
«И так уже ощущаю себя подопытной мышью».
- Хорошо, - кивнула Петрова.
- Не говорите сразу нет… - психолог полезла под стол.
Она извлекла ужасный на взгляд Петровой кожаный бюстгальтер, в железных кнопках и с кожаной бахромой.
«Мама…».
Авдотья, заметив смятение Петровой и вытянутые в сторону двери ее ноги, подскочила, сунула бюстгальтер в руки Петровой и затараторила:
- Екатерина, это же не нужно носить при людях. Это будете видеть только вы, не переживайте. Ношение такого лифчика придаст вам уверенности в себе, вы получите совершенно новые ощущения… Мне кажется, это ваш размер, насколько я смогла разглядеть.
«Еще и сиськи мои разглядывает».
Дверь опять распахнулась. Коля без штанов радостно взирал на сеанс психологии. Вбежала и его мамаша. Увидела Авдотью и Катьку, держащих в руках садомазохистский лифчик. Ноздри у мамаши раздулись, Коля был подхвачен на руки, дверь с грохотом захлопнулась.
Психолог устало махнула на них рукой. Вопросительно уставилась на Катьку.
- Э-э-э…
- Берите и носите.
Катька закивала, судорожно спрятала лифчик в сумку и боком вышла в дверь.
- Дневник не забудьте! – громогласно проводила ее психолог. – И тысячу рублей мне за лифчик!
По дороге с работы домой Катька купила бутылку мартини.
Как она ни вглядывалась, ничто в ее квартире не гармонировало с новым аксессуаром.
Ни бабушкины салфетки, ни фотографии членов семьи, ни герань. В квартире все давно нужно было поменять, хотя и не так кардинально как лифчик, но руки не доходили.
Петрова боялась даже достать бюстгальтер из сумки.
Она посмотрела кино, выпила один мартини. Потом второй. Потом открыла сумку. Кожа и клепки сияли из нутра ее саквояжа.
Петрова зашла в ванну, разделась и нацепила его.
Из зеркала на нее смотрела маленькая кругленькая женщина в костюме садиста-полицейского.
«Озабоченная жена ковбоя».
Петрова разозлилась на психолога и подумала, что такой метод не сработал – роковой женщиной она себя не чувствует. Она даже из дома не сможет выйти.
Потом Петровой стало смешно. Она ощущает себя нероковой дурой, которая не вовремя купила костюм к Хэллоуину.
Она достала дневник, который писался для психолога, и написала:
«Ощущения дерьмовые. Я как молдаванская стриптизерша, которой неловко, но ради возврата паспорта она готова на все».
Петрова усмехнулась. Вырвала страницу и снова написала:
«Ощущения неоднозначные. Грудь выглядит красиво, но кожа, клепки и бахрома – конечно, не мой стиль. Пока не представляю, как я в таком виде выйду из дома. Мне кажется, я собралась на карнавал».
Некстати вспомнился бывший муженек Петров.
«Скотина».
Петрова неверной рукой выпившей девушки достала из шкафа другую тетрадь «дневник номер два» и написала:
«Способ 64. Петрова можно забить хлыстом. Хлыст должен быть кожаный и с железными набойками на конце».
Петрова прилегла на подушку и уснула. Роковая и ковбойская.
Наутро Катерина ужаснулась лифчику, спрятала его в шкаф и жизнь потекла своим чередом.
Она пришла на работу, поздоровалась с девушками-коллегами. В большой комнате они сидели всемером. Все выпили кофе и принялись за расчеты.
К полудню в кабинет забежала руководитель отдела с круглыми от ужаса глазами и крикнула:
- Сейчас к нам придет Егор Павлович!
Коллега, сидевшая ближе всех, пробурчала:
- У нее истерика каждый раз, как он приходит… Можно подумать, мы тут загораем. Да мы только рады, если такое начальство будет к нам почаще приходить.
В Егора Павловича на работе были влюблены все понемногу. Он был в самом расцвете сил, подтянутый, холеный и источающий обаяние. Он был не женат, отчего женская часть коллектива химического комбината вздыхала по нему еще интенсивнее. В Катеринином отделе самой ярой фанаткой была старший химик-технолог Саша. Она сразу всех предупредила, чтобы планы на него не строили.
«Как будто у него есть планы на тебя», - подумала Катька.
Катька тоже признавала, что Егор Павлович очень импозантен и заманчив. Но Катька себя не считала персоной, которая могла бы привлечь такого мужчину, во-вторых, Петров с его семейной жизнью настолько выбил ее из душевного равновесия, что она в принципе не помышляла об отношениях.
При воспоминаниях о Петрове в голове Катьки тут же начал набрасываться план мести, на этот раз, например, с введением в него каких-нибудь химикатов. Чтоб ему стало худо. Чтоб хоть частично так же худо, как ей бывало от побоев.
А лучше б сдох, чего лукавить.
От мыслей оторвал озаривший кабинет своим сиянием Егор Павлович. Он был весел, легок и элегантен. Катьке показалось, что по кабинету даже прокатился стон.
- Здравствуйте, дамы! Нина Ивановна, не забудьте, в пятницу мы с вами идем в цех с представителями делегации.
Нина Ивановна кивнула. Павлович всем поклонился и отплыл.
- Ну и стоило нас готовить к такой эпохальной встрече? – коллега обратно сгорбилась.
Химик-технолог Саша с сожалением сказала:
- Нина Ивановна, чего ж он вас, а не меня в цех таскает?
- Вот наберешься моего опыта, и будет водить, - не отвлекаясь от монитора ответила Нина Ивановна.
- Когда я наберусь вашего опыта, Нина Ивановна, меня только пионеры через дорогу поведут, - грустно изрекла Саша.
В пятницу утром зазвонил телефон.
Катька посмотрела на экран и с сожалением отметила, что можно было спать еще десять минут. Звонила психолог:
- Екатерина, извините, вы еще спите? Ах, еще раз извините… но раз уж все равно вставать, скажите, каковы успехи в эксперименте с нашим эээ… атрибутом?
«Блин, атрибут, будь он неладен».
- Авдотья, да, эксперимент идет, я все записываю в дневник. Сегодня я весь день на выезде, я обязательно свяжусь с вами в ближайшее время, как освобожусь! Да, до свидания…
Сон как рукой сняло.
Атрибут-то еще ни разу и не послужил своей цели поднятия самооценки, а случай с распитием спиртного в лифчике и в одиночестве, наверное, психологу был неинтересен.
Перед психологом было все-таки неловко.
Катька прособиралась на работу и перед выходом надела злополучный лифчик.
«Ужас какой. Видели бы коллеги», - замерла перед зеркалом Катька.
Она натянула водолазку, чтобы закрыться от шеи и до запястий.
«Просто не буду о нем думать, так и день пройдет».
В транспорте и по дороге на работу все прошло достаточно спокойно.
Лифчик не вызвал превращений в ковбоя или в падшую женщину. Катьке казалось, что он скрипел, но она надеялась, что это лишь казалось.
На работе выяснилось, что Нина Ивановна серьезно заболела. Химик-технолог Саша все утро технологично наносила на лицо в два слоя косметику в предвкушении похода в цех с Егором Павловичем, а также последующей свадьбы и счастливой семейной жизни.
Все посмеялись и продолжили работать.
Катька думала, с какой радостью вечером снимет кожаный клепаный панцирь, напишет психологу в дневник что-нибудь типа «изменений в поведении пациента не отмечено».
В кабинет зашла секретарь Егора Павловича и сказала:
- Раз Нина Ивановна заболела, то с Егором Павловичем сопровождать делегацию идете вы, Екатерина.
Катька даже не поняла, что секретарь обращается к ней. Но когда все головы повернулись к ней, а особенно вывернутая в ее сторону шипящая голова Саши, Катька сказала:
- Я?
- Да-да, скорее, - секретарь взяла ее за руку и потащила по коридорам, - Нина Ивановна сама сказала ему, что идти должна ты.
- Мда?...
Делегация была большая, но Катька не растерялась, собралась с силами, громко и с выражением рассказывала о производстве. Павлович одобрительно кивал.
Поход по цеху был долгий, Катька говорила много. Вопросы задавали долго, пришлось всем ответить.
Наконец, пролетели три часа. Делегацию повезли на банкет.
Егор Павлович пожал ей руку и обаятельно улыбнулся.
«Я бы даже подумала, что симпатична ему, если бы не видела, что он всем так улыбается и что ему все симпатичны».
- Катерина, вы молодец, выручили меня в отсутствие Нины Ивановны, спасибо вам, и премия с меня.
«О, прекрасно», - подумала она.
- Пойдемте, я вас провожу.
- А вы что же, вы не спешите на банкет?
- Да, сейчас поеду. Пойдемте, я провожу вас, вот тут короткая дорога через склад.
Петрова пошла за ним.
Они обогнули несколько рабочих столов и нырнули в неприметную дверь в цехе, ведущую на склад. Павлович говорил по телефону и ловко лавировал между стеллажами и ящиками, Катька шла, опустив голову и думая о своем.
Вдруг Павлович неосторожно толкнул один стеллаж, склянки на нем качнулись, одна из них упала на бок, крышка слетела, и жидкость из банки полилась как раз на Катьку, следующую за ним по пятам.
Катька замерла, уставилась на стекающую по плечу и груди жижу и вскрикнула.
Егор Павлович остановился, обернулся и в ужасе всплеснул руками. Он отбросил телефон и в два прыжка оказался около нее.
- Снимайте скорее, чтобы не было ожога!
Катьке стало страшно, и вправду, что за жижа, пока разберешь…
Егор Павлович быстрым движением схватил Катькину водолазку на край и стянул ее через ее голову.
- По крайней мере, опасности нет! О! Екатерина…
Катька облегченно выдохнула.
Но, увидев его остекленевший взгляд, ужаснулась.
«Я же в этом чудовищном лифчике!».
Она боялась даже поднять на него глаза.
Молчание затянулось.
Она взяла с полки какую-то картонку и прикрыла грудь.
Егор Павлович быстро стянул свой пиджак и раскрыл перед ней, помогая продеть руки в рукава.
- Можно я сейчас уйду домой? А то неловко так возвращаться в офис.
- Да… конечно, Екатерина… Идите сейчас..
Катька запахнула пиджак на груди и убежала со склада.
«Стыд-то, стыд-то какой, - думала она, попивая дома мартини, - он точно подумал, что я с приветом. Нимфоманка!».
Никаких ожогов на коже не осталось.
Пиджак как черное пятно висел на спинке стула. Если бы не пиджак у нее дома, Катька вообще бы подумала, что этой истории вовсе не было.
Она завернула пиджак в бумажный сверток, чтобы в офисе никто ничего спрашивал.
Психологу сказала, что уехала в командировку.
«Ни лифчик, ни эту историю я ни с кем сейчас обсуждать не готова».
- Ну и как вчера прошла встреча делегации? – ехидно спросила Сашка, когда Катька пришла в офис.
Петрова вздрогнула.
- Нормально.
- И это весь рассказ?
- Рассказала им про материалы и технологии, а потом Егор Павлович меня пораньше домой отпустил.
- Везучка ты, - Сашка отвернулась и остервенело застучала пальцами по клавиатуре.
В одиннадцать часов Катька с непринужденным видом поднялась, взяла сверток и направилась в приемную. Она помялась перед входом, потом с деловым видом решительно подошла к секретарю, положила перед ней сверток и попросила передать его Егору Павловичу лично в руки.
Осталось забыть об этом недоразумении.
«Пусть думает, что хочет. Может, я просто чокнутая сотрудница».
Дверь кабинета Павловича вдруг распахнулась, он проводил какого-то посетителя, увидел Катьку и сказал:
- Екатерина, зайдите ко мне. И пакет возьмите.
Она взяла сверток и понуро прошла внутрь.
Павлович закрыл дверь и друг схватил Катьку в объятия и что-то быстро зашептал, она сначала даже не разобрала слов.
- Екатерина… я и не ожидал… вы такая… я всю ночь о вас думал…
«Ничего себе эффект…».
- Егор Павлович, да вы чего это?..
А он все тараторил шепотом:
- Не откажите, прошу вас, в семь часов заеду.
«На свидание зовет что ли?!». На ум ей пришло укоризненное лицо технолога Саши, недовольной выбором Павловича.
- Да? Скажите «да»? – округлые и молящие глаза Павловича мелькали и прыгали перед Катькиным взглядом, он тискал ее как куклу.
«Работы столько сегодня, - подумала она, - а тут такое внезапное предложение».
- Да, хорошо, да.
Он сразу расслабился, улыбнулся и стал похож на обычного уверенного в себе Егора Павловича.
- Я заеду в семь.
Катька с гримасой, которая, как ей казалось, изображала улыбку, вытянула ладонь из его рук и быстро выскочила в коридор.
Несмотря на стремительное оголение Катьки в подсобке, Павлович вел себя очень даже по-джентельменски – следующие несколько недель исправно водил ее в рестораны, на выставки и на прогулки. Он заезжал за Катькой, любезно открывал двери и подавал ручку, снимал пальто, говорил комплименты и целовал в щеку при прощании.
Катька удивлялась такому его вниманию, но не сопротивлялась.
«Трудно мне что ли…».
На работе Егор Павлович блюл нейтралитет, заходил в их отдел реже, а если и заходил, то ничем не выдавал особенного отношения к сотруднице Петровой.
Катька сходила и к своей психологической надзирательнице - пояснила, что бюстгальтер возымел некоторое действие на его носителя, мол, удалось раскрепоститься, но не чрезмерно. Психолог была удивлена, что сей предмет не поимел феноменального успеха, и пообещала непременно предпринять еще более новаторские шаги в нелегком пути поднятия самооценки.
Катька не стала пояснять, что бальзамом для души неожиданно стал второй тайный дневник с перечнем способов умерщвления или хотя бы нанесения вреда ее бывшему муженьку. Самые кровожадные приемы были писаны в вечера распития спиртных напитков, так что Катерина иногда диву давалась, позже перечитывая написанное.
«Петров бы сам позавидовал этакому разнообразию. А то что у него за ассортимент? – кулаки и ножик только. Так любой дурак может», - грустно думала Катька.
Павлович исправно дописал к одиннадцати часам вечера свои ежедневные телефонные сообщения, как обычно, ничего неприличного, благодарность за проведенный с ним вечер.
«Ничего особенного я в очередной раз не сделала».
Катька достала свой дневник «номер два», вывела ручкой слова «способ номер сто пятнадцать».
Она рассеянно гладила пальцем шрам на ключице. На ум ничего не шло. Хотелось бы сегодня забить его палками или плетками, но это уже столько раз описано в дневнике.
«Повесить за ноги на березе около улья, постучать по улью палкой», - написала она.
«Знал бы Петров, сколько я о нем думаю, пусть и негативно, да еще и целую книгу написала.. Он бы прямо приосанился!»
Катька легла спать.
«Скотина Петров. Пороть тебя надо даже в тюрьме», - последнее, что она подумала перед сном.
Катька шла домой с работы. На улице было тепло и пели птицы, Катька зажмурилась и почувствовала себя почти счастливым человеком.
- Гадина ты, гадина! – Петрова даже вздрогнула. Из кустов на нее смотрела мать Петрова, ее бывшая свекровь.
- Что, гадина, ходишь и улыбаешься? Сынок мой знаешь где? – мать Петрова шипела как змея.
- Жаль, что он не в аду! Я сейчас полицию вызову! – крикнула Катька и побежала домой.
Запыхавшись, закрылась в квартире. Набрала ванну воды и погрузилась в нее, оставив на поверхности лишь ноздри. Голова как будто оказалась в вакууме, в ушах был только шум воды.
«Притащилась же… а в больницу ко мне ни разу не притащилась».
Катька заплакала от жалости к себе.
Слезы стекали в ванну, и без того полную воды.
«А притащилась бы ко мне на могилку?».
Павлович что-то писал в телефон, но не было сил ни прочитать, ни ответить.
Катька переползла в кровать.
Шрам после ванны побагровел и набух.
Павлович не отступал от идеи выгуливания Катьки – а больше ничего и не происходило – несколько месяцев. И, похоже, его рвение только усиливалось – сводил Катьку к стилисту, вручал наряды со словами «сегодня, пожалуйста, надо надеть вот это». А со словами «что-то ты сегодня опять грустная, Катенька» заталкивал в салон на массаж.
«Павлович очень хороший мужик. Ему б еще женщину нормальную».
- Спасибо большое… - говорила Катька, ну, не объяснять же ему, что в психологическое равновесие приводит только заполнение дневника «номер два».
Катька пошла дальше – с трудом нашла остатки фотографий Петрова, распечатала их пачку и изничтожала по одному снимку: то порежет, то спичками сожжет, то глаза иголкой выколет. Значительно легчало минуты на полторы.
С содроганием Катька думала, что будет, когда Петров выйдет из тюрьмы.
«Скотина».
Даже терпению Егора Павловича пришел конец и однажды вечером он сказал:
- Катерина, мы довольно долго с тобой встречаемся.
«Да не говори».
- Я хотел бы показать тебе, где я живу, ты хочешь посмотреть?
- Да, конечно, - ответила она и про себя подумала: «Ко мне не пойдем, герань ты что ли не видел».
Всю ночь Катька проворочалась. Никакого сближения с Павловичем она не жаждала, но и терять его не хотелось – он был интересным, веселым, да и вообще был единственным нормальным мужчиной в ее жизни.
Катька понимала, что причиной внезапного интереса к ее богатому внутреннему миру был злополучный лифчик.
«Значит, возьмем его с собой в сумке».
В гостях у Павловича Катька нервничала, сразу выпила вина, это уняло бешено стучащее сердце.
Егор Павлович был радушным хозяином, демонстрировал свой прекрасный дом и добросовестно пытался накормить гостью ужином.
От выпитого Катька развеселилась, поддерживала беседу и почти чувствовала себя нормальной женщиной на свидании.
Он вышел на кухню, Катька зашла за ним, чтобы подлить вина. Павлович стоял с ножом в руке – Катька внезапно отшатнулась, округлив глаза.
- Катерина, ты что?
«Хотел бы – уже пырнул бы?»
- Извините… Извини, Егор…
- Ты что, что такое? – он посмотрел на нож и убрал его в шкаф. – Пойдем обратно.
Они просидели два часа на диване, просмотрев какой-то смешной фильм. За окном было совсем темно, наверное, она как приличная девушка должна теперь попроситься домой.
«Сейчас будет приставать», - поняла по лицу Павловича Катька и отпросилась в ванную. Там она нацепила свой клепаный лифчик.
«Вероятно, надо спросить у Авдотьи, где находится бутик с этими прекрасными садо-мазо товарами».
Павлович, действительно, начал приставать, что, в общем-то, ее даже порадовало и страха не вызывало.
«Вино пришлось очень кстати».
- Катерина… - неуверенно начал он, глядя на подарок психолога.
«Неужели ему и вправду нравится? Даже не прыскает со смеху…».
- Значит, ты любишь всякие такие вещи?
- Конечно! – выпалила она на всякий случай.
Павлович взял ее за руку и повел по дому, они зашли в какую-то кладовку и он включил свет.
«Мать моя, - подумала Катька, - а ведь тут все атрибуты из моего дневника!».
Она разглядывала стенд с масками, палками, плетками и неведомыми ей предметами.
«А Павлович-то у нас с изюминкой! Я со своим лифчиком просто добрый эльф».
Он наблюдал за ней.
Катька подумала, что ее психолог дура – не могла догадаться, что именно в такой комнате пациентка и нуждалась. Перед глазами понеслись картинки дневника «номер два».
«Петрова не хватает! Уж я бы…».
Неровной походкой она прошла в кладовку, взяла плетку, назначение которой ей было хотя бы понятно. Павлович млел в дверном проеме.
Катька проснулась и не сразу поняла, где она.
В комнате был полумрак, Павловича рядом не было.
Голова очень болела, но еще более ощутимым было чувство неловкости за вчерашнее. Катька натянула одеяло на голову и решила больше никогда не вылазить отсюда.
«Где он? Я что, убила его что ли…».
Такого прекрасного эффекта у нее не было ни от одной психотерапии. Вот уж отвела душу. Извини, Павлович, но в первый наш интимный вечер я представляла другого, так уж вышло.
Она услышала, что в комнату зашел Павлович.
«Жив, уфф».
Стянул с нее одеяло, поцеловал Катькины закрытые глаза.
Через две недели Катька из чувства благодарности написала психологу развернутый отчет по ее лифчику: о его влиянии на носителя, о раскрепощении, о поднятии самооценки, без описания истории с Павловичем. И закончила словами:
«Главное в жизни – встретить свою жертву».
Порвала лист и снова переписала с концовкой:
«Главное в жизни – встретить свою любовь».
Технолог Саша ожесточенно грызла кончик шариковой ручки.
- Знаете, Нина Ивановна, я никогда вас не прощу за то, что вы не меня послали в цех с докладом перед делегацией. Я бы тоже свой шанс не упустила. Сейчас бы я, а не наша смешная Катька, выходила бы замуж за Павловича.
Нина Ивановна пожала плечами и мечтательно произнесла:
- Просто между ними произошла любовная химия.