- Нина Михайловна, у вас вызов на Горького, дом четыре.
«Горь-ко-го че-ты-ре», - с ужасом произнес внутренний голос Нины Михайловны. Восемь букв и цифра адским пламенем горели в ее воображении.
Плечи поникли, глаза округлились.
В этом доме проживал бывший муж Нины Михайловны с его новой женой. Дом обходился стороной, да еще какой дальней стороной.
«Я так боялась, что меня туда вызовут… И вот!».
Нина Михайловна участковый врач, и ее участок, к ее несчастью, охватывает и пресловутый дом четыре по улице Горького.
«Улетела бы я подальше, хоть на Луну, только на какие шиши».
До пенсии оставалось совсем чуть-чуть, менять больницу и коллектив не хотелось. Да и бывший супруг вряд ли бы воспользовался бесплатной медициной, особенно в лице бывшей супружницы. А вот дедушка – ровесник Бородинской битвы - из дома «Горького- четыре» жаждал лицезреть государственного врача.
«Дедушка, будь ты неладен».
Нина Михайловна со страхом представила, что придется, мало того, что к ненавистному дому приблизиться, так еще и войти в него.
«А если я вдруг встречу кого из святого семейства, меня вообще удар хватит!».
Она закрыла лицо руками и думала, как же ей набраться сил туда пойти. Все события развода пронеслись перед глазами как вчерашние.
- Нина Михайловна, с вами все хорошо? – добрая медсестричка положила руку на плечо.
- Да, спасибо, нормально все. Устала что-то.
Голова и ноги стали такими тяжелыми и ужас, ужас снова сковал затылок. Такое состояние уже было ей испытано: в день, когда не приняли в институт, в день, когда умер ее отец, и в день, когда муж объявил о разводе.
«А ведь всего лишь вызвал пациент», - с кривой улыбкой подумала она.
Свинцовыми руками она собрала сумку, еле надела чугунную куртку и пудовыми ногами отправилась на вызов.
Как во сне прошла путь в пару километров.
«Боже, за что же…».
Она подбадривала себя как могла: и напоминаниями о клятве Гиппократа, и мыслями о малой вероятности встретить мужа или его нынешнюю жену.
Какими бы мелкими ни были шаги, дом вырос перед ней.
«Насмешка судьбы… дедушка-сосед… дедушка, ты не мог обратиться в платную клинику, проживая в таком-то доме?».
Нина Михайловна с печалью вспомнила свою косую пятиэтажку, взирая на новый красивый дом, обнесенный витиеватым забором.
Дедушка ждал, и ей надо было прорваться за забор.
«Вот бы сейчас дед позвонил и отменил вызов? Вот бы чудо было».
Но из больницы не звонили, вызов не аннулировали.
Нина Михайловна увидела, что из калитки в заборе выходит женщина с коляской, собралась с духом и побежала ей навстречу с криком «подожди-и-ите».
Оказавшись во дворе, она быстро нашла второй подъезд и позвонила в домофон. Дедушка все еще не потерял надежды ее увидеть и открыл дверь.
«Чего я волнуюсь, может, это вообще не их подъезд».
Лифт отвез наверх.
Дедушка уже встречал ее в дверном проеме.
«Редкий мужчина в моей жизни ждал меня, как ты, дорогой дед… По крайней мере, первая часть пути преодолена, какое счастье. Сейчас его реинкарнирую и быстро обратно пробегу».
Дедушка боялся за свое давление, к приходу врача он был уже очень неплох.
Нина Михайловна уверила, что он вполне бодр для очевидца отмены крепостного права. Выписала ему некоторых таблеток, отказалась от чая, потому как рот был таким же чугунным, как ноги, совершенно не хотелось вливать чай в чугунный рот.
«Я и так как в тумане».
Нина Михайловна представила, как сейчас прибежит домой, доест оладьи и будет читать книжку, пока не уснет. А завтра выходной, можно пересадить фиалки и даже отдать два куста соседке.
С этими мыслями она опять надела свинцовую куртку, вызвала лифт и со вздохом облегчения поехала вниз.
Вздох облегчения был прерван остановкой лифта – зашли женщина с мальчиком.
Поехали ниже, но недолго. Внезапно лифт замер.
- Да что такое, - сказала женщина, - уже третий раз за неделю!
«Застряли что ли?! – оцепенела Нина Михайловна, - только застрять не хватало в этом вонючем доме!».
Ее соседка по лифту судорожно тыкала кнопки.
Мальчик начал хныкать.
Нина Михайловна взглянула на него, мальчику было года три. Она улыбнулась, чтобы ободрить его, но он заныл еще громче.
«Видимо, теперь я успокаивающе действую только на дедов».
Дама в лифте без устали жала на кнопки, эффекта пока не было.
Загробным голосом с эхом как из ведра, наконец, ответил диспетчер, и женщина крикнула ему:
- Это уже третий раз за неделю, вы издеваетесь? Мы застряли в лифте с больным ребенком!
«Че же болен? Не Эболой же?!» - Нина Михайловна снова покосилась на мальчика. Он выглядел нормально.
«Белки глаз нормальные, взгляд фокусируется, поза устойчивая. Мамаша, что с сыном?».
Мать ребенка продолжала беседу с диспетчером:
- Срочно пришлите кого-нибудь! Мы спустились в аптеку на пять минут за лекарством, а тут такое. Мы совсем не можем ждать! За что мы платим?!
Нина Михайловна с сожалением подумала, что придется стоять в лифте вместо того, чтобы отдыхать дома.
«В доме с таким адресом все вкривь и вкось… и жильцы дрянь!» - злорадно подумала она.
Мамаша нервничала и обнимала сына.
Нина Михайловна посмотрела на ее лицо и чуть не упала навзничь:
«Это же наша новая жена!!!»
Нина Михайловна сглотнула, отвернулась и замерла с остекленевшим взглядом.
«Мымра, мымра, это же ты! Откуда ты тут взялась именно сейчас? Еще и с вашим сынком. Не могли на пять минут раньше или позже выйти? Боже мой…».
Она запустила руку в сумку, зачем-то вытащила солнечные очки, надела их.
«Зачем я надела солнечные очки в лифте?? Вот дура…».
Нина Михайловна подумала, что сейчас она стоит как терминатор.
Но чугунная рука не могла подняться снять очки и убрать их обратно.
«Пусть думает, что хочет. Мне ярко светит эта тусклая лампа. Действительно, как будто этой дуре есть дело до моих очков. Ей не было до меня дела, даже когда развалился мой тридцатипятилетний брак. Живет теперь с моим муженьком. Ездит в лифтах».
В голове всплыли события пятилетней давности – как гром среди ясного неба ударило сообщение мужа о встрече любви всей его жизни. Нина Михайловна считала, что она и есть вот эта самая любовь. Оказалось, что есть более новая и более любовная. «Как нечестно… а у меня нет никакой новой любви. И что теперь делать?». Делать ничего и не пришлось – Нина Михайловна осталась в их квартире, муж удалился в свою счастливую жизнь. Взрослые дети поддержали как могли – оберегали («Следили, чтоб не повесилась?») и опекали, но все же жили своими заботами. Дневные ужасы Нины Михайловны разбавлялись работой и были не такими изнуряющими, как ночные ужасы. Ночью страх одиночества бросался на нее, запрещал спать и велел-таки повеситься. Так и пролетело пять лет.
Как же это легко произнести – «пролетело пять лет».
Нина Михайловна подумала, что очень хорошо, что новая жена не знает, как выглядит старая жена.
«Лифтер дорогой, жду тебя даже сильнее дедушки, ожидавшего врача государственного поликлинического отделения».
Мальчик ныл, мамаша причитала, Нина Михайловна с претензией на Оскара играла роль статуи.
«Адский лифт. Просто кабина сатаны».
- Женщина, - вдруг обратилась к ней мамаша, - дайте телефон, пожалуйста, мне нужно позвонить! Мы выскочил на пять минут за лекарством, я забыла телефон дома.
- У меня нет.
«Мужа нет и нет телефона!».
Мамаша просто не поняла, что Нина Михайловна нынче статуя.
- Как нет?
- Телефона нет.
«Блин, я точно робот. Еще и очки эти идиотские. Она заметила очки?!»
- Как нет? У всех есть телефон.
«Дура, очки могу дать. Боже, катапультируй меня отсюда хоть как-нибудь, умоляю… я просто хотела доесть свои оладьи. А вот это все вообще не хотела!».
- А у меня нет, – и добавила, - я тоже забыла.
- Вот черт… у Саши астма, мы вышли за лекарством!
Мамаша уже сидела на полу и сама ревела, мальчик разнервничался и уже довольно шумно хрипел.
«Долбаный случай… А в моем саквояже участкового врача, клявшегося Гиппократу, как раз есть то, что вам надо! - ингалятор. А вы лежите на моем участке, границы которого заботливо очертил Минздрав! Разве у Бога нет чувства юмора?!...».
Нина Михайловна решила, что сегодня она больше терминатор, чем врач. Терминатор хоть кого-нибудь спас хоть раз от астмы? Нет.
Мальчик сполз на пол под причитания мамаши, его дыхание стало свистящим. Он сидел, наклонившись вперед, оперся локтями на колени, поднял плечи и ловил ртом воздух.
Лифтер так и не являлся.
Нине Михайловне казалось, что прошло трое суток, как они здесь закрыты.
«Какое счастье, что они не всей семьей к фармацевту пошли! Я бы замертво упала, мои нервы бы не выдержали».
Мамаша долбала рукой по кнопкам лифта, громко переругиваясь с диспетчером. Мальчик стал синюшным и кашлял.
Нина Михайловна понимала, что ему нужно помочь как можно скорее, каждая минута на счету.
Однако чугунная рука не может ни снять очки, ни вынуть лекарство. Чугунная не только рука, чугунная вся Нина Михайловна. Очугунела лет пяток назад. Откуда тут взяться состраданию или профессиональному долгу.
«Мамаша, твоя смерть еще недавно была пределом моих мечтаний. Про ребенка твоего мечт не было. Ну, почему, почему именно здесь, именно сегодня так здорово мы с вами собрались? И почему я в силах вам помочь? Почему я стою перед этим выбором? Боже, дай мне исчезнуть отсюда».
Ей казалось, что ручка саквояжа горит в руке.
В подъезд из кабины доносились ужасные звуки: хрипы, вопли и стук по кнопкам.
Лифтер пришел, наконец.
Нина Михайловна уже была готова причислить его к лику святых.
«Скорее же. Скорее, пожалуйста».
Лифтер раздвинул двери лифта, Нина Михайловна первая быстро выпрыгнула на пол.
«Гори все синим пламенем».
Она сбежала по лестнице до первого этажа, толкнула подъездную дверь.
Сердце бешено стучало.
«Это же надо было такому случиться? Надо же?!».
Внезапно она остановилась в нерешительности, сделала шаг назад, потом опять вперед. Потом чертыхнулась и понеслась обратно наверх. Добежала до лифтера, блокирующего двери лифта. Мамаша все еще сидела внутри.
Руки и ноги перестали быть чугунными, Нина Михайловна вытащила ингалятор из сумки и бросила мамаше внутрь лифта.
Мамаша подняла на нее удивленный взгляд, но Нина Михайловна была уже далеко.