Андреева подперла румяную щеку, облокотившись на подоконник, и смотрела в окно. Бывший одногруппник Гусев летящей походкой выбежал из ее подъезда, кутаясь в тонкое пальто, два раза поскользнулся, голой рукой смахнул снег со стекол своего джипа и запрыгнул внутрь.
«Как удивительно, давненько за мои сорок четыре года у меня не ночевал мужик. Пусть и институтский товарищ».
Гусев проспал всю ночь на диване, а Танька – запершись в своей девичьей спальне, но это не мешало чувствовать себя сегодня куртизанкой, принимающей по ночам мужчин.
Гусев был случайно встречен вчера в супермаркете.
- Танька?
- Мишка?
Она толкала битком набитую тележку, он шел с бутылкой водки и банкой оливок, намеревался выпить – с горя или от радости – в честь окончания второго развода.
«У людей уже по второму разводу. А у меня еще ни одного похода в ЗАГС».
Они шли по магазину и болтали. Гусев как будто никуда не спешил, расспрашивал ее о нынешней жизни и вспоминал институтские годы, когда они учились на экономистов. Дошли до кассы, вышли на улицу.
- Ты пешком? Я тебя отвезу.
Затолкал Таньку с пакетами в машину и довез до дома. Она ехала и думала, прокатит ли ее вот так еще кто-нибудь когда-нибудь.
Оказалось, что этим субботним вечером делать ему нечего, он напросился к Андреевой домой. Танька вылезала из машины и надеялась, что весь двор отметит, что и ее катают на красивых машинах красивые джентльмены.
Сели на кухне, болтали и пили водку. Гусев поведал о двух своих бурных браках, о работе, о друзьях, о делах и еще много о чем.
«Какая интересная у людей идет жизнь».
Татьяна гордилась в жизни некоторыми достижениями – виртуозным плетением макраме и победой на выставке собак ее ныне почившего пуделя Велюра. Еще она отправляла в журнал по садоводству составленные ею кроссворды, их напечатали пару раз. Однако, Гусеву ничем из этого похвастать не хотелось. Она даже незаметно от Гусева убрала в шкаф три портрета Велюра в черных рамках. «Прости, Велюрчик».
- Да так… пишу для журналов… - сказала она, - работаю бухгалтером, ну, и личная жизнь не очень-то сложилась.
«Эти три недоразумения мужского пола не стоят нынче ни моего, ни Гусевского внимания».
Гусев сначала был весел и бодр, хорохорился по поводу развода, потом скис и начал жаловаться на вторую жену, которая оказалась такой же взбалмошной и меркантильной как первая.
- Она требовала и требовала у меня кольцо!
«Ну, и купил бы, дурак, может, разводиться бы не пришлось».
Но Танька лишь понимающе кивала.
Закончил Михаил на мажорной ноте – его адвокат по разводам оказался молодец, Гусев доволен. Он даже радостно ударил кулаком по столу.
Гусев давно сжевал свои оливки и, хотя в начале вечера заявил о приверженности правильному питанию, к одиннадцати часам без зазрений совести съел Танькины пироги, тарелку борща, голубцы и мамины огурцы.
«Тощий такой. Как в него входит?» - думала Танька, но предложила ему все, что было в холодильнике.
Откусив кусок пирога, он закатил глаза и пробурчал с полным ртом:
- Танька, пироги твои божественные, ты просто богиня пирогов.
Татьяна довольно улыбнулась, богиней (пусть и пироговой) ее никто никогда не называл.
Время клонилось к полуночи, Гусев все более напивался. Татьяну саму разморило, ей было весело.
«Какой прекрасный вышел вечер».
Она накренилась, облокотившись на стол, вдруг заметила, что грудь ее лежит на столе справа, а сама она сидит слева. «Неудобно как-то перед Гусевым», - и выпрямилась.
А ведь Гусев ей очень нравился в институте. Он был да и остался веселым балагуром, шутником и любимцем женщин. Она была рада его встретить. Да еще привнес такое разнообразие в ее монотонную скучную жизнь.
- Танька, ты такая замечательная баба! Это я тебе как дважды разведенный говорю. Ты не обижайся только, пироги твои хоть на выставку вози, но ты зря на свои пироги так налегаешь.
Андреева аж поперхнулась такой наглости.
- Ну, прости-прости, Танька, - он засмеялся и притянул рукой ее голову к себе, поцеловал в лоб. – Я пьяный и говорю всякую ерунду.
Танька вздохнула и решила не злиться на него, она, действительно, не модельной внешности.
Они все болтали и болтали, время бежало. Вспомнили и поездки в колхоз в самом начале учебы, и курьезы при сдаче госэкзаменов.
- Андреева, - вдруг сказал Михаил, - а куда я сейчас поеду? Я видел, у тебя там диван стоит в гостиной. Давай я у тебя заночую? Ты не переживай, - он поднял ладони, - я приставать не буду, честное слово.
«Да лучше б ты не давал своего честного слова».
- Оставайся, конечно, - Андреева ради такого случая достала новые простыни, которые десять лет лежали в ожидании непонятно какого грандиозного мероприятия. И спрятала еще два портрета Велюрчика.
Гусев смеялся, про разводы уже не вспоминал, разделся до трусов прямо при ней. Она ошарашенно отвернулась. Через две минуты Гусев уже похрапывал, не отягощенный думами о досадивших ему женах.
Татьяна прошла в спальню, закрылась на замок, но надела новую ночную рубашку.
Всю ночь провела в полудреме, ненадолго забываясь сном.
Проснулась от пения Гусева, этот весельчак залез в ванну, мылся и пел.
«Какой самостоятельный гость», - подивилась Андреева, быстро оделась, причесалась и вскипятила чайник. Со злостью посмотрела на стоящую на столе тарелку с идеальными пирогами.
«Поменьше налегать…».
Гусев вышел уже одетый. Благоухал как майская роза.
«И как ему удается? Я выпила в пять раз меньше его, но как же мне худо».
Он радостно чмокнул Андрееву в щеку, выпил две кружки чая и опять восхвалял пироги.
«Забыл еще кое-что добавить», - мрачно подумала Татьяна.
Вскоре он засобирался, тепло попрощался с Андреевой, с комсомольским задором и с песней вышел в дверь.
«Как все неожиданно вышло…», - теперь думала Танька, облокотившись на подоконник.
Гусев прогрел джип и уехал из двора.
Танька залезла в ванну.
«Тут только что стоял голый Гусев, кто бы мог подумать…», - подумала она.
Она снова легла спать, включив телевизор и попивая таблетки от головной боли. Так и прошло воскресенье.
Вечером позвонила подруга Нина. Видимо, у Татьяны был столь загадочный голос, что подруга сразу почуяла неладное. Выпытав подробности вечеринки, она ахнула и развеселилась, подшучивая над Андреевой и обвиняя в распутстве. Танька только смеялась в ответ и велела не раздувать из мухи слона.
Так и уснула. Веселая и таинственная.
Пролетела неделя. О гусарском визите Гусева у Татьяны остался легкий флер воспоминаний. Подруга все спрашивала про их дальнейшее общение, а рассказать-то было нечего.
«Ну, развелся человек, переживал и хотел поговорить. Все-таки приятно было встретить давнего приятеля».
Закончилась пятница, Татьяна после работы зашла в магазин и двинулась в сторону дома. Вдруг раздался звонок, и телефон высветил имя Гусева.
- Танька, привет! – он как обычно был «мистер позитив года», - как дела? Что делаешь?
«Что я делаю… Плесневею я. Налегаю на пироги, Гусев».
- Да ничего особенного, Миша.
- Я понимаю, что сегодня пятница, у тебя, наверное, куча планов, и ты, скорее всего, не дома… но, может, ты все-таки свободна сегодня? Может, я к тебе заеду и снова устроим вечер дегустации спиртных напитков?
Андреевой даже улица показалась розовее.
- Как раз сегодня никаких планов нет, приезжай, - улыбнулась она.
- О-кей! – попел Гусев, - буду через полтора часа.
Татьяна развернулась обратно в магазин за водкой и оливками.
Нынешний вечер прошел как и первые посиделки. Теперь уже не говорили об институте (ведь обсудили вдоль и поперек), теперь болтали о книгах, о фильмах, о событиях в мире и обо всем, что приходило в голову.
«А Гусев не такой тупой, как казалось вначале», - подумалось Таньке.
С ним было весело и интересно.
Андреева подумала, что Нинка бы охренела, увидев в ее ромашковой кухне Гусева – холеного и модного – восседающего среди салфеток и графинов. Это ж насколько ему осточертели его жены и подружки, что он готов провести пятничный вечер в компании потрепанного жизнью сорокачетырехлетнего бухгалтера Андреевой?
«Вероятно, я еще ничего», - предпочла подумать Татьяна.
Пироги снова зашли на «ура», она постаралась не думать о данном им ранее совете на их счет.
Несмотря на все ее смутные надежды, несмотря на надетый ею новый халат, Гусев по прежнему сценарию веселился и пил, а потом стремительно упал спать.
Татьяна некоторое время сидела напротив дивана и смотрела на него. Какой же Гусев красивый мужик, ее диван больше никогда не увидит такого прекрасного мужика. Как жаль, что Гусев с одинаковым энтузиазмом смотрит и на диван, и на Андрееву.
Таким образом повторились три ночевки Гусева.
Татьяне вдруг показалось, что она очень старомодна на фоне своего одногруппника. Сначала она купила новый диван, потом наняла бригаду переклеить обои в квартире, переделать за неделю ванную комнату и купила новый кухонный гарнитур. Татьяна радовалась, что Гусев с его водкой очень кстати встряхнул весь ее мирок, подернутый паутиной.
Еще через неделю она пошла к парикмахеру, постриглась и выкрасилась в светлый цвет.
Душа ее пела. Жизнь заиграла новыми красками. Она ощущала себя обновленной и взбодрившейся.
А Гусев объявлялся с периодичностью раз в неделю, влетал в дверь как ветер, рассказывал о своих делах и своих женщинах - что очень ее задевало - и так же стремительно улетал. Он заметил все перемены и хвалил Андрееву.
- Мм, новая прическа? – Михаил жевал пирог и показал ей кулак с поднятым большим пальцем, - очень круто!
- Ой, спасибо… - заулыбалась она.
Он приносил пакеты продуктов и даже небольшие презенты, например, духи на восьмое марта. Такого у Андреевой не бывало очень давно.
Нинка грызла ногти, слушая ее рассказы про таинственного ночного посетителя.
Через неделю у Андреевой был юбилей – сорок пять лет.
Она впала в депрессию, но заказала ресторан и назвала двадцать человек гостей: родню, коллег и некоторых друзей.
- Михаил, - неуверенно начала она, - я буду праздновать день рождения и хочу тебя позвать. Понимаю, ты можешь отказаться, ведь мы просто общаемся…
- Танька, ты что, я приду, обязательно приду, ведь мы теперь закадычные друзья! – засмеялся он и поцеловал ее в щеку.
«Что ж, прекрасно», - улыбнулась она.
- Нина, да нет же, он не идет как мой кавалер, и не вздумай это на банкете никому брякнуть! – взмолилась Татьяна, - ну, все, до завтра, не опаздывай, в семь часов.
Татьяна посмотрела на свое лиловое платье на вешалке и подумала, что оно не очень-то похоже на подиумное, но на чаше жизненных весов были или пироги, или подиумные платья. И до завтра чашу весов вряд ли удастся склонить в другую сторону.
Она перепроверила список гостей.
- Мама и папа… Игорь Иванович и три коллеги из отдела планирования… Нинка.. Ритка!
«Ритка…» - тревожно подумала Татьяна.
Ритка была ее сестрой. И она как раз сидела на чаше жизненных весов с надписью «подиумные платья». И чаша весов нисколько не накренялась, потому что Ритка весила килограмм пятнадцать, на взгляд Татьяны. Сестра работала фитнес-инструктором.
Они виделись ровно три раза в год – на рождество у родителей и на днях рождения друг друга. Ритка иногда звонила и вещала из какой-то неведомой Таньке жизни: то из ресторана, то с виллы из жарких стран, то с лошадиных скачек. «В семье не без урода», - подумалось Татьяне, но уродом как раз казалась не Ритка, а вся родня.
Она с удовольствием не позвала бы Ритку на праздник, но это было невозможно. Все-таки их отношения были добрыми.
Но даже нахождение Гусева и Ритки в одном списке уже вызывало смутную тревогу.
С тем она и уснула.
День юбилея был суматошным. Поздравления, визит к парикмахеру, организация вечера.
Наконец, в семь часов все расселись, полились приятные слова юбилярше. Нинка многозначительно подмигивала Татьяне, косясь на Гусева. Татьяна шикала на нее.
Гусев явился с цветами и подарочным конвертом, сидел среди гостей, веселился, пил и ел. И даже сплясал один танец с Нинкой, отчего та совсем разомлела и поплыла. Татьяна улыбалась.
Ритка в свойственной ей манере не явилась, хотя часы уже показывали десять.
«Это просто прекрасно», - тихо радовалась юбилярша.
Часть гостей уже разъехалась, часть развеселилась и танцевала. Андреева сидела в окружении Гусева и Нинки, они болтали и смеялись.
- Ой, Танька, кто это? – вдруг выпрямившись и протрезвев, спросил Гусев.
От досады Татьяна чуть не прослезилась – к ней через зал направлялась Ритка с букетом наперевес.
- Это моя сестрица Ритка, - сказала она, в этот миг желая выколоть Гусеву глаза.
Она как пружина шла им навстречу, казалось, даже копна ее темных волос подпрыгивала в такт.
«Почему она все еще такая красивая?», - со злостью подумала Андреева.
Ритка в узком платье приблизилась к ним, вручила букет и подарок сестре, обдав запахом каких-то волшебных духов, извинилась за опоздание, кивнула Нине. Потом обернулась к Гусеву, протянула ему узкую ладонь в кольцах и браслетах и низким голосом изрекла:
- Я Марго.
«Марго?! Какая ты Марго? Ты просто Ритка!».
- Да, Миша, это моя сестра Ритка.
Но ее уже никто не слушал. Михаил тут же пригласил ее потанцевать.
Татьяна была готова откусить себе локти.
«Это что ж такое? Я с ним общаюсь месяцами, проблемы его выслушиваю, всю свою жизнь ради него переменила, обои ради него переклеила?!… А тут явилась эта черноволосая коза, и он идет за ней как баран на заклание?...».
Подвыпившая Нинка раздула ноздри, мстительно глядела на танцующих и сочувственно хлопала Татьяну по колену. Таньке от бессилия хотелось заплакать. Они с Нинкой молча уставились на танцующих.
Очарованный Гусев присел рядом на стул:
- Танька, а ты чего молчала, что у тебя есть такая сестра?
«Вот потому и молчала!».
- Да как-то речь не заходила.
- Танька, она такая… она такая… - дышал ей в ухо Гусев. Меньше всего ей сейчас хотелось слышать «какая она». Она была даже не против, чтоб он снова назвал ее «пироговой богиней». А Михаил не унимался: - Ты видела, да у нее попа как орех!...
«Бельчонок, мать твою».
Остаток вечера для Татьяны был испорчен, как был испорчен сам юбилей да и последующая ее жизнь.
Несколько недель Гусев не приезжал, но регулярно звонил, болтал по-дружески, восторгался сестрой, отчего Татьяна впадала в ступор.
- Танька, твоя сестра - огонь! - воодушевленно напевал Михаил.
«Рита-огонек… Он вообще не допускает, что он мне нравится? Зачем он мне это говорит? Ах, да, я же его друган, у которого можно переночевать и с которым можно выпить водки…».
У Таньки щемило в груди, как только она думала о Гусеве и о своей сестре, а так как думала она о них постоянно, то и щемило круглосуточно.
Зато, изменив регулярности общения три раза в год, в гости прикатила Ритка.
- Таня, как у тебя дома стало красиво… ты молодец.
«Ложка меда в бочке дегтя», - уныло подумала Андреева.
- Та-дам! – с улыбкой Ритка извлекла из сумки бутылку вина.
«Да что вы все с бухлом ко мне едете? Лицо у меня, что ли, располагающее…».
Весь вечер прошел в противном для Татьяны русле беседы – расспросы и восторги по поводу их кавалера. Танька пила вино и как робот отвечала на вопросы. Да, экономист, да, знаю с восемнадцати лет, нет, не кретин. Танька подумала, что придется вытерпеть эту повинность, потому что признаться сестре в симпатии к Гусеву не хотелось. Гусев бы тоже удивился такому повороту. У них же дружба.
Ритка рассказывала, что Гусев водит ее в рестораны.
«А меня ни разу не водил, все дома на кухне. Неправа была банщица, сказав, что бывают женщины-рыбки и женщины-кошки. Бывают пироги и орехи».
Выпили Риткино вино, выпили еще и найденную у Татьяны бутылку.
- Танька, - Рита захмелела и жаждала общения с сестрой, - у меня ж такая бессмысленная жизнь… Вот ты – такая образованная… потрясающий человек… И все время совершенствуешься. Ходишь в библиотеки, театры, на выставки. И ходишь потому, что тебе это интересно, - она хлопнула по столу. - Я же туда иду, потому что модно и там надо показаться… А ты такая самодостаточная, не зависишь от этих мужиков.
Она отхлебнула из бокала.
«Я бы с удовольствием от кого-нибудь позависела. Даже паспорт бы отдала».
- А моя жизнь? – продолжала раскрасневшаяся Ритка, - моя жизнь несется со скоростью света, некогда остановиться. Доучилась-то с грехом пополам. Мальчики, мальчики… Как будто внешность - это главное…
- Ритка, ты дура, ты такая красивая с самого детства, - Татьяна поставила ей щелбан.
- Ха, теперь и не такая уж это естественная красота, Танька, чудеса хирургии и магические мази – вот теперь моя красота… Я в этой круговерти не думала и о детях, а теперь? Как ни погано говорить, но это ж только испортит мне фигуру и расписание. Я ж привыкла так жить. Я ничего не умею, кроме ф-фитнеса и ф-флирта… А мужики? Они ж слились в один многоликий образ… Вот ты, ты же можешь себе позволить не быть меркантильной. Твои мужики - скорее всего, какие-то неординарные люди, о которых мне остается лишь мечтать.
«Неординарные – вот самое то слово», - Андреевой даже стало смешно при воспоминании о своих очень неординарных мужиках.
- И все-таки ты дура, Ритка, - Татьяна подлила вина в оба бокала. – Ты такая яркая и легкая… и с годами, зараза, становишься только лучше! Жизнь твоя полна страстей, и желания исполняются по щелчку, - Танька щелкнула пальцами для наглядности, отчего Ритка вздрогнула. – А моя жизнь – это ж фильм «Моль-3»! Твое присутствие рядом только усиливает мою дурноту, и не спорь! – она подняла руку. - А что мне оставалось делать? Я училась как заведенная, да кому нужны эти знания? У меня нет мужа и нет детей. У тебя тоже их нет, но вообще по другим причинам…
Танька вздохнула.
- А эта квартира от бабушки? Бабушка была моим единственным многолетним сожителем, да и той не стало. Теперь живу с этими горами мертвых книг и зарослями цветов… А нормальные мужчины мне встречались только на страницах женских романчиков.
Она снова выпила.
- Но я рада, что в своем калейдоскопе ты не забываешь про сестрицу.
Они даже сплели руки, зачем-то выпив на брудершафт.
Сестра предусмотрительно привезла пакет замороженной брокколи, сварила ее и грызла весь вечер.
«Зараза, и ведь ни одного пирога не съела…», - грустно думала Татьяна, поедая свои идеальные выставочные пироги. Некстати вспомнился пудель Велюрчик. Велюрчика на выставку и пироги на выставку. Только не саму Таньку. Нет такой выставки.
- Смотри, я еще орехи привезла, - сестра высыпала в тарелку смесь фундука, кешью, арахиса и фисташек. Танька автоматически покосилась на зад Ритки, которая спросила: - будешь?
- Нет!!
Как привет из ада перед Танькой лежало приглашение на свадьбу Гусева и Ритки.
То есть «Михаила и Марго».
Андреева пила вино в одиночестве, так как больше к ней никто не заглядывал:
«Как же все у людей быстро и просто, всего четыре месяца знакомы. Еще и этот юбилей так некстати наступил… ».
Она корила себя за то, что позвала их на празднование. Но все-таки смогла взять себя в руки и позвонить обоим с выражением радости за брачующихся. Впрочем, они не заметили траура в заунывном голосе Андреевой, ведь оба были увлечены друг другом.
«Какое отвратительное стечение обстоятельств, - думала Татьяна, - впрочем, мне не привыкать, ведь уже не раз мне предпочитали какой-нибудь орех».
Наступил день свадьбы, который черной дырой зиял в календаре Татьяны. Она выпила антидепрессантов, на том и продержалась.
Мама и папа сестер Андреевых были очень рады за сестру-фитнес-инструктора, регулярно промокали глаза платочками и не забывали напомнить Татьяне, что «и ей уже давно пора».
«Мне много чего уже давно пора, - равнодушно взирала на праздник Татьяна. – Какие милые люди придумали антидепрессанты, полагаю, их жизнь целиком прошла счастливо и безоблачно».
Как только разрезали торт, Татьяна попрощалась и уехала.
Дома все-таки взгрустнулось, она поплакала, лежа на диване, на котором когда-то спал Гусев.
Прошло полгода, закончилось лето, стоял ноябрь, уже выпал снег.
В жизни Андреевой ничего не изменилось. От Гусева в последние недели не было вестей. С сестрой она почти не общалась – та, как и прежде, так же позванивала с вилл и скачек.
«Сколько ж можно отдыхать и скакать?».
Она шла с работы, держа в руке пакет с продуктами.
Было довольно прохладно. Татьяна представила, что сейчас придет домой, съест что-нибудь вкусное, потом залезет в ванну, чтобы согреться, и будет смотреть фильмы, а завтра можно спать сколько угодно – завтра суббота.
На крыльце подъезда неожиданно обнаружился Гусев. Он стоял в пальто и туфлях, сшитых на солнечную итальянскую зиму, подняв ногу, как воробушек. Он еще более отощал, нос у него был красный от холода.
«Зачем явился, орехожор?».
Но сказала:
- Привет, Гусев, давно дежуришь?
- Танька, привет, как я тебе рад! – Гусев обнял ее, она тоже его обняла, руками пересчитав чуть ли не все его ребра.
Он подхватил ее пакет, поднялись в квартиру.
Извиняясь, Гусев вытащил из полы пальтишки бутылочку водки.
- Чего ж еще от тебя ждать, - усмехнулась Андреева, - что нынче отмечаем? Как Ритка? Давно не звонила.
Он вытащил из шкафчика рюмки, выпил залпом два раза. Печальными глазами спаниеля уставился на Татьяну.
- Ну? – она пододвинула к нему тарелку с пирогами.
Печаль из его глаз не пропала, но он остервенело начал жевать пирожок за пирожком.
- Тебя что ж, фитнес-инструктор не кормит?
Он вдруг как будто очнулся и затараторил:
- Не кормит! Не кормит, Танька, представь себе! Не кормит и не слушается, и не уважает, и не любит… Как у одних родителей могли родиться такие две разные дочери?!
И опять сник на стуле, как будто в нем закончился бензин.
«Ничего себе неожиданный поворот…», - оторопела она.
Рассказ Гусева о третьем неудачном браке полился потоком. Танька тоже выпила рюмочку, размышляя о коварстве судьбы, которая так ненадолго столкнула ее сестру и симпатичного Таньке одногруппника.
- Третий же развод… Не сработала даже поговорка про троицу, которую любит Бог! – ныл Михаил.
«Эх, ты… грустный Щелкунчик…».
- Танька, ты меня извинишь? Извинишь за то, что у меня с твоей сестрой ничего не получилось? Я ведь старался, Андреева, я даже женился, я ведь все по-серьезному хотел!
«Я давно всех простила».
- Да, - ответила она.
Сидели, пили и разговаривали.
- Танька, такая ты хорошая женщина. Полная противоположность твоей сестры… Ты и умная, и добрая, и пироги вон какие печешь…
«Полная противоположность».
- А можно я у тебя останусь, а?
- Да оставайся, жалко, что ли.
2018