Я познакомился с этой девушкой спонтанно. В принципе, я никогда не жаловался на ту встречу, и как она произошла. Однако, вспоминая произошедшее сейчас, я понимаю, что такой вид знакомства как нельзя ей подходит. Она покупала у меня пластинку с панк-роком. Вроде бы, нет ничего обыкновенней встречи продавца и покупателя, тем более на гаражных распродажах. Но именно поэтому такая встреча и была необыкновенной. Серьезно, кроме шуток: вы слышали, чтобы кто-нибудь познакомился таким образом? Не банальная встреча в кафе или автобусе, не столкновение в прямом смысле этого слова, не встреча на вокзале в зале ожидания. Люди обычно знакомятся «необычно», но именно поэтому их «случайные» встречи выглядят банально. Мы же познакомились обычно, но именно поэтому это выглядело… Чудаковато?
На момент нашей встречи ей было без месяца девятнадцать лет, а мне уже неделю, как исполнилось тридцать. Я был двумя ногами во взрослой жизни, тяжести собственных решений и ответственности, а она… Ну, тут правильнее будет сказать, что она одной ногой прилипла к детству. Хотя нет, не так. Думаю, она вообще и на земле не стояла. Хотя и не сказать, что она вечно витала в облаках. Девушка, состоящая из противоречий.
Она не подпустила меня к себе достаточно близко, но при этом я узнал о ней много. К слову о дистанции в общении: у нее вообще было странное отношение к людям. Она готова была отдать все своим близким: в прямом смысле купить для них весь мир и положить его к их ногам; подражая женам декабристов, отправиться за родными на каторгу; выгрызть им путь к солнцу, если понадобится. Но, несмотря на подобную чуткость и заботу о своих друзьях, ей было абсолютно плевать на чувства других людей. Стать близким человеком этой девушки было невозможно, если она сама этого не хотела. А четкого типажа, который бы ей импонировал, просто не было. Для того, чтобы быть чьим-то другом не нужно проходить собеседование. Он выбирается чувствами, фибрами души, если угодно.
За всю жизнь, несмотря на то, как много людей с ней общались, у нее было всего два друга. Вернее, подруги. К ним она в свое время привязалась быстро, и, как оказалось, навсегда.
В общем-то, она была привязчивой. И иногда слишком навязчивой. Больше вообще походила на преданную собаку, которая всегда вертится рядом. Как-то она призналась мне в том, что она специально постоянно находится с кем-то, потому что боится, что в противном случае люди от нее просто уйдут. Один раз она действительно потеряла так подругу, с тех пор пытается, найдя «своего» человека постоянно держать его в зоне досягаемости. Тем не менее, она также говорила, что боится, что именно из-за этого люди ее могут ненавидеть.
Тем не менее, вроде ее подруги искренне любили ее. Даже несмотря на причуды.
Одну из девушек звали Софья. Ее она могла вызвонить гулять в два ночи, просто чтобы нарвать сирени или рассказать свои философские мысли. Софья всегда ворчала, но приезжала. Вообще, именно в Софье она находила свою родственную, творческую душу. Сошлись они на том, что любят все искусство в целом. Но больше всего ее радовало то, что у их вдохновения разные пути: у нее – писательство, у Софьи – фотография. Таким образом, они могли друг друга понимать, но не ревновать свое творчество к чужому.
У нее была еще одна страсть – музыка. Она играла из ее квартиры постоянно. Неважно, какая – рок музыка, индии, поп, классика. Не имел значения и способ ее проигрывания; музыка играла с колонок, пластинок, телефона, в наушниках или без них. «Я слышала, что люди, постоянно слушающие музыку, одиноки» - как-то сказала ее вторая подруга, Поля. Она тогда глупо рассмеялась.
К слову о ее квартире. Это вообще было место – склад ее противоречий. Это было просторное помещение, состоящее из совмещенной гостиной-спальни и кухни. Рядом с кухней располагалась ванная. И еще была комната, которая почти никогда не открывалась, как я позже узнал, она использовалась под гостевую.
Квартира всегда была минимально наполнена, ибо она считала, что деньги – это нечто земное. Тем не менее, все, что она покупала для квартиры – дешевым было не назвать. Чего только стоили две ее гитары – акустическая и электро. К слову, обе появились у нее в пятнадцать лет. Если кто-то предлагал их поменять, то сразу же становился нежелаемым гостем квартиры. Вообще, в ее квартире было много вещей из ее прошлого. Например, подаренная папой печатная машинка, которая вечно стояла на подоконнике. Едва ли она на ней что-то действительно писала, но машинка была прекрасной частью декораций ее жизни. Также на этом подоконнике стояла, вывезенное из родительского дома, алоэ. Хозяйка из нее была не очень хорошая, поэтому для меня оставалось загадкой, как это растение живет так долго. Она же с гордостью мне рассказывала о том, что это алоэ прошло сквозь огонь и трубы, пережило те времена, когда она использовала его катке в качестве пепельницы, и теперь черт что с этим живучим алоэ произойдет. «Он почти мой друг» - говорила она.
Над кроватью висели три гирлянды, которые путались между собой. Она также вывезла их из родительского дома. «Они всегда напоминают мне праздник, поэтому, когда мне грустно, я их зажигаю» - говорила она.
Еще она любила фотографии. Ее снимки не отличались изысканностью, как у Софьи, но тем не менее от них веяло какой-то теплой ностальгией. Думаю, она часто над ними плакала. Во всяком случае, это соответствовало ее философии жизни.
Она жила воспоминаниями. Никогда не могла насладиться настоящим из-за своей жадности. А будущее видела только в искусстве. Наверное, поэтому и мечтала о публикации своей книги.
Мне было трудно ее понять. Чем больше я с ней разговаривал, тем больше понимал, почему она мало с кем общается. Дело было не в том, что она против. Дело было в том, что другие люди не хотели принимать ее личный мир, а она не готова была ради них его перестраивать. Тогда, справедливее сказать, что скорее они другие ее не принимали, нежели она их.
Но была другая вещь, которую я никак не понимал, сколько бы с ней не говорил. Она не любила жизнь. Не хотела двигаться дальше, потому что не видела себя в ней. Не видела достойной роли для себя, не чувствовала себя значимой. Если для каждого жизнь – это театр, где он главный герой – хороший или плохой актер, то она себя чувствовала декорацией для чьих-то спектаклей. Не действующим лицом. Чьих-то спектаклей. Она верила в судьбу и теорию о том, что каждый человек, которого мы встречаем, что-то нам дает. Но она сама считала, что ее роль в том, чтобы отдать и устраниться. Она цеплялась за людей, чтобы чувствовать себя хоть малость живой. Чтобы знать, что даже как декорация, она не растворится в мире сотни других декораций.
Она не любила жизнь, но пыталась показать всем остальным ее ценность, ее прекрасные моменты, ее изящество. Об этом кричала вся ее натура, все ее поведение. Ее звонки в два часа ночи, ее преданная любовь, ее посиделки на крыше с глинтвейном, поездки в опустевшем метро, пешие прогулки с окраины до центра города с заката до рассвета и тысячи фотографий. Поездки на пляж в ливень, купание в мае месяце и завернутая в плед бутылка шампанского, лежащая на песке.
Она была неповторимой и странной. Не знаю, хорошей или плохой. А почему я о ней вспомнил? Потому что сегодня остановился на несколько минут у витрины, показавшей мне ее книгу. Она сделала это. Искусство вечно.