Верхушка березы под ветром раскачивается, точно кто-то кистью беличьей по небу рисует. Каштаны отцветают, лепестками их цветов засыпаны дорожки во дворе, кажется: всю ночь метелица бушевала. Шелестят тополя на ветру, липы о своем шепчутся, сороки раскричались до невозможности…
- Смолкни, оппозиция дворовая, - ругается на сорок дворник Лукич, шаркая метлой по тротуару и старательно заметая мусор под лавки.
Возле второго подъезда с утра кучкуется мужская команда пенсионеров. В спортивных костюмах с вытянутыми коленками, выгоревших футболках и джинсах, из которых давно выросли внуки, они горячо обсуждают цены на бензин, пойдет ли наконец обещанный синоптиками дождь и последнее выступление президента.
Лукич, сам не очень понимая почему, обходит соратников стороной, хотя в иные дни может дискуссировать с ними часами, и, зажав орудие труда между коленями, присаживается на лавочке у четвертого подъезда.
Сморщенный, словно перезревшая, засохшая на дереве груша, в широкополой соломенной шляпе, фирменной зеленой жилетке ЖЭСа, надетой на голое тело, с короткими кривыми ногами, обтянутыми спортивным трико, Лукич сам себе кажется старым ковбоем, только что спрыгнувшим с необъезженного мустанга.
Скамейка возле четвертого подъезда притулилась к раскидистой шелковице. Там, где обычно собираются бабушки для обсуждения своих животрепещущих проблем, на краю лавочки сидит сухонькая старушка. Лукич вольготно раскидывает руки по спинке скамьи, словно пытается объять необъятное и бросает в воздух:
- Как думаешь, Анна, чемпионат по футболу кто выиграет?
- «Арсенал», кто же еще, - собеседница, не задумываясь, называет команду, за которую болеет зять, и удивленно смотрит на дворника:
- С каких пор, Лукич, мы на «ты» перешли?
Анна Ионикиевна, так зовут старушку, одета соответственно возрасту: во что-то совершенно непонятное и бесформенное, седой пучок на голове удерживается дешевой заколкой. Зато на ногах, скрюченных артритом – единственная обувь, которая налезает: внучкины кроссовки с мигающими при ходьбе огоньками. Соседки, скучающие днем на скамейке, обычно провожают Анну сочувственным:
- Наша-то, инопланетянка, ишь, так и полетела в магазин, так и полетела…
Лукич, смущенный вопросом, озадаченно чешет затылок:
- Так ведь возраст у тебя подходящий, да и живем на одной площадке. Не достаточно, что ли?
- Ну, не знаю…
Анна Ионикиевна задумчиво гладит кота, которого вывела на прогулку. Толстый рыжий Васька лежит на коленях, прикидываясь самым добродушным котом на свете.
- Того гляди, помрем скоро, а все «выкаем» друг другу, - неожиданно добавляет Лукич, - что, и на том свете так будем?
- Думаете, и там на одной лестничной площадке поселимся? – улыбается собеседница.
Но дворник неожиданно обижается:
- Ты, Анна, значит, считаешь: меня в ад, на сковороду потянут? Напрасно ты так, не сильно уж я и грешил. Ну, выпивал. Так может, и Он, - поднимает Лукич глаза к небу, - иной раз, когда совсем уж расстроится, что такими непутевыми нас создал, себе позволяет.
- Нет, нет, что вы, - пугается старушка: она совсем не хочет обижать соседа, а еще больше не желает разговоров «о Нем». Выросшая в атеистические времена, Анна верит по-своему, как умеет, но ни с кем обсуждать эту тему не собирается.
- Если вам… тебе, - с усилием исправляется Анна Ионикиевна, - так хочется, давай попробуем…
К Лукичу подбегает Василиса, успевшая искупаться в фонтане возле ближайшего магазина, и, отряхнувшись, разваливается возле его ног. Лукич разлетевшиеся во все стороны брызги не замечает, старушка с огорчением незаметно пытается стряхнуть грязные капли с цветастой юбки, а рыжий Васька напрягается, словно сжатая пружина.
Левой задней лапой Василиса ожесточенно чешет бороду и раздумывает о женской сущности. «Филькина грамота вся эта любовь, если разобраться. Наговорили с три короба: и жизнь без нее - не жизнь, и счастье, и горе… Да зачем оно вообще нужно: то, от чего пользы нет? Что ни говори, а странные эти люди. Вот когда у нее, Василисы, течка – разве она про любовь думает? Ну, играют гормоны, ну, дурь всякая в голову лезет, так ведь преходяще все … Слава богу, на втором-то десятке Василиса это уже усвоила».
Василиса – крупная лохматая дворняга, которую Лукич щенком подобрал у мусорных ящиков. Лапы у нее тонкие, почти голые, зато длинные шерстяные лохмы свисают с боков и падают на нос, полностью закрывая умные глаза. Вопреки ожидаемому, шерсть Василисы мягкая, шелковистая, а еще у нее тонкая душевная организация. Василиса любит стихи и тайком от хозяина, когда внук Лукича бросает свой ноутбук на столе, заглядывает на сайт «Зверьемое.ру».
«…Твои драные джинсы и монгольские скулы», - неожиданно громко вздыхает Арбенина.
«Ты была моей тайной, зазнобой моей», - гремит на весь двор смартфон выскочившего из подъезда пятиклассника.
Васька вздрагивает и расширенными зелеными зрачками пялится в глаза Василисы.
Василиса - тайная Васькина любовь. Нетрадиционная ориентация, скажете вы. Ну да, нетрадиционная. Зато совершенно бескорыстная: он любит ее все триста шестьдесят пять дней в году, а не только в период течки. А еще Васька зарегистрировался на сайте «Зверьемое.ру» под ником «Золотой», и теперь упорно шлет Василисе сердечки и солнышки, в надежде, что она все-таки догадается о его чувствах.
Вернувшись домой, Анна долго скептически рассматривает свое отражение в зеркале, потом решительно встряхивает головой, вытаскивает из похоронных денег две десятки и отправляется в парикмахерскую.
Жизнь во дворе идет своим чередом.
Школьники, возвращающиеся с экзамена, громко обсуждают диктант:
- Восклицательные предложения наша Елена читала вот так, - девчоночка с золотистыми кудряшками, падающими на лицо, копирует учительницу.
- Мы рады школе! - в конце предложения тонкий голосок взвивается к немыслимым высотам, а девочка еще и подпрыгивает, бросив на землю ранец, почти превращаясь в требуемый знак препинания.
Мама ведет из детского садика дочку. Двухлетняя красавица, вся в розовом, толкает перед собой кукольную коляску с голышом внутри и канючит, не выговаривая половину букв:
- Ма-ам, помохи… Тяжео…
Мама вздыхает и берет на одну руку дочь, другой волочит коляску.
Через арку, соединяющую корпуса, во двор заходит стройная женщина. Лицо скрывают широкие поля малиновой шляпки, такого же цвета юбка струится до самой земли, переливаясь по подолу огоньками, светлый тонкий шарф прикрывает плечи.
Василиса бросается к незнакомке, чтобы облаять, но на полпути резко тормозит всеми четырьмя лапами, пораженная открывшейся ей красотой: на тонком кожаном красном поводке женщина ведет большого огненно-рыжего кота.
- Р-р… гав, это ты? - Василиса смущенно размахивает длинным, похожим на метелку, хвостом.
- Мур… мяв, - потягивается и выгибает спину дугой апельсиновый красавец.
Лукич искоса наблюдает за происходящим, наконец несколько неуверенно приближается:
- Простите, гражданочка, вы что-то ищете? Может, помочь вам надо?
- Мы же на «ты» перешли, - смеется Анна Ионикиевна, и добавляет, - а «Манчестер Юнайтед» твой и в подметки «Арсеналу» не годится.
Иллюстрация http://relaxic.net/dogs-and-computers/