Глава 5. Размышления о главном

Александр Бурлаков
Вереницу воспоминаний прервала какая-то странная возня возле его ноги: что-то пушистое и тёплое потрогало его. Вокруг было всё так же темно, но после двух литров «пепси», обострились все прочие органы чувств. Слух различил подозрительный шорох – уж не змея ли заползла погреться под тростниковые маты. Он сел, прислонившись к стене,  и увидел два тёмно-красных огонька, потом последовал хлопок по тростниковым листьям, придавленный писк. Два огонька вмиг переместились сантиметров на тридцать правее. Писк повторился, но уже с примесью отчаяния и боли. По всей вероятности, представитель семейства, совершенно не нуждающегося в дополнительной подсветке, изловил заплутавшую среди тростника мышку. Он запустил в их сторону опустевшую баклажку. Тем не менее, это событие, присоединившись к тому, о чём он вспомнил из вчерашнего, дорисовало картину реальности: они втроём попали в самое логово Стервочек. Более того, пока все разумные люди ожидали: когда же любовницы или гражданские жёны миллиардера начнут грызться, деля добытое мужем,– подросло новое поколение Стервочек – и они пробуют свои крылья да точат коготки! Сейчас они страдают от гнёта своих мамаш, заблудившихся в лабиринте улочек древнего городища, пытающихся возродить дух амазонок … только яблоки сами далеко от сада не откатываются! Девочки-стервочки такие же своенравные, привыкшие к роскоши. Даже не суть важно – в результате чего он и его помощники очутились в этом подземелье: Гарри и Джези где-то тут – его слух различил в темноте ещё чьё-то сопение,– они нужны юным для шантажа старших!

И эти малолетние Стервочки быстро переняли у своих мам главное: как надо провоцировать мужчин, чтобы ими после манипулировать.

- Сейчас наши мамочки напарятся, и мы сможем вздохнуть с облегчением, – заметила Изабелла.

- Вы пока угощайтесь, а я вам прочитаю фрагмент из рукописи папиного однокашника,– предложила Валентина:

Предгорная равнина притаилась в глубоком мраке. Замысловатые потоки ночного воздуха зловеще клубили тьму. Лишь четыре лунных серпа вяло караулили стаи звёзд. На них высоко над землёй злобно надвигалось рваное облачное покрывало. Далеко отлетевший от него совсем ветхий ласкутик, порябил уголок крайнего полумесяца. В тусклом свете хребты, проступавшие черными массивами на севере, казались спинами диковинных чудовищ, А поблёскивавшие там вершинные снеговики добавляли картине каплю фантастического ужаса.

жизнь не обращала ни малейшего внимания на всякие там видения, заполнив собой всё, отведённое ей Создателем пространство. Одиноко или хором покрикивали разные ночные твари, в плавнях плескалась гуляющая рыба, за ней периодически ныряли проворные выдры, за ними тут же охотились некрупные крокодилы, водящиеся здесь. В прибрежных зарослях раздавалось увлечённое ёрзание и чавканье крупного зверя – наверное – это платибелодон уплетает сочные коренья болотных растений. Забывшись от удовольствия, он не подозревал, что, возможно, уже подкрадывается к нему прожорливый рысарх. Ночное небо также кишело жизнью. Стремительно носились эскадрильи летучих тварей: везде сущих мышей, маленьких ящерок крылозавров. Однако за этими отважными летунами, увлёкшимися погоней за вкусной насекомой мелюзгой, высоко выпрыгивали из разросшихся кустов ещё более кровожадные создания – пархающие коты. Они яростно махали своими недоразвившмися полукрыльями и, в случае удачной охоты, радостно планировали вниз с добычей трепещущей в острых безжалостных зубах залитых остывающей кровью. Ну а в густой траве красочно мерцали бесчисленные огоньки светлячков всех оттенков, излюбленного лакомства жаб и хамелеонов.
Между длинных стеблей полевика, предпочитающего распускаться в темноте, искусно сплёл сеть паук.
 
Место выбрано расчетливо крупные жёлтые бутоны, распространяющие нежный аромат, привлекут наивных мотыльков. Невероятным кошмаром полыхают три красные точки на спине чудовища: Адский треугольник отвлекает внимание, что делает невидимой тонкую нить ловушки – и вот один пестрокрылый, в жаркой любовной перепляске с сородичами вокруг благодатного растения, неудачно зацепился кончиком крылышка за невесомую погибель. Поначалу беда казалась поправимой – всего одно лёгкое касание, но: рывок, ещё рывок и не тут-то было, Тогда жертва отчаянно забилась,  силясь разорвать тонюсенькую ниточку смерти. Но она смерть не – оставила никаких шансов. Паук сноровисто набрасывал на бархатные крылышки новые и новые кольца. Вот уже вместо мотыля виднеется белый кокон из которой только чернеют точечки – конечности в ужасе цепляющиеся за его краю Последние мгновения глаз из-под страшной пелерины видит желтеющий бутон, обещавший сладкий нектар. Жало паука с нетерпением и блаженством впилось в глаз и стало втягивать в себя полупереваренную массу, от жадности брызгая ядовитой слюной. В такие минуты способны содрогнуться даже безмолвные лики серпов. Но в укромном уголке паучьего жилища, под загнутыми листиками, рядом с пожухлыми саванами высосанных насекомых притаились иные шарики из паутины. Вскоре оттуда вылупятся крохотные паучки, и юс тоже ждёт упорное балансирование меду жизнью и смертью с первых секунд рождения и до неизбежного конца. Ведь местная оса с загадочным прозвищем «синий кучер», вскармливала своих осят исключительно пауками. Представительница этого славного семейства уже кружила пососедству, осматривая ближайший стебелёк. И синенький фонарик колебался на маленьком хохолке заглядывал под каждый листик Два упругих, звенящих крыла уверенно рассекают воздух, Словно сказочный доблестный фрегат, проверяющий вверенные морские владения, корсар полон желания покарать подлого членистоногого. Один еле уловимый взмах, полосатого брюшка, и острое парализующее жало пронзит покров восьмилапого чудовища, Тогда оно беспомощным комком повиснет подхваченное мощными челюстями, поблекну некогда свирепых факела на кровожадной спине? Честь и хвала удалому защитнику мотылей.

А в зарослях бурно разросшихся колючих калганов диковинная, птица-локатор вскармливала своих птенцов личинками и улитками. Её лоб имел специально утолщение способное излучать пучок яркого света.

Так было заведено от начала всех начал – Тироя жила обычной ночной суетой, где каждое из тысяч движений предопределено задолго до сотворения этого укромного уголка огромного Мира. Всё выглядело таким мирным, хотя и закономерно жестоким – сотни тысяч таких наполненных жизнью и смертью картинок».

- Ну, скажите: зачем девушке читать про инопланетных животных? Тоска берёт!

- А вот из другой главы фрагмент,– папку взяла Элеонора – это были уже не каракули, наспех набросанные на бумагу, пока открылось вдохновение: здесь были собраны отпечатанные на принтере, отредактированные листы.

«После того как тяжёлые парадные ворота королевской усадьбы «Кедровый бор» закрылись за чёрным лимузином Вольгии, Нитоль на руках внёс свою Марию, свою ненаглядную, свою – самую, самую, самую, в особняк, и каждая деревяшка мозаичного паркета, каждый камешек фундамента быстро впитали в себя ту сказочную нежность с какой волшебные, в силу того что влюблённые, молодые тела соприкасались друг с другом.

Стены зданий умеют хранить молчание, но их память куда глубже памяти людей. Они умеют хранить в трещинах, каменных морщинах самое главное, то, что почему-то весьма часто выпадает из сознания людей: их искренние чувства друг к другу. Духом человеческих отношений они и живут: и радуются, и грустят, и плачут, улавливают оттенки человеческих настроений вот почему, по какой причине некоторые из них рушатся сразу, иные же стоят тысячелетиями!
Как восторженно распахнулся «Кедровый бор» перед двумя такими же влюблёнными. Как казалось, ласково прогибались его плиты вместе с настилом пола, как мерещилось, что они ликовали от того, что могут соприкоснуться с изумительным шёлком кожи округлых половинок Вольгии, когда она в любовном порыве иногда вылетала за пределы кровати, и к главным сокровищам воштонской короны они отнеслись очень и очень бережно!» – Такое разве можно читать девушкам, которым мамочки не разрешают заводить парней?– риторически спросила Элеонора.
Это была чистая провокация: семнадцати летняя особа, чуть покрасневшая, от представившихся картинок, в обществе троих мужчин…

Но им не повезло: Гарри и Джези были не такой ориентации.

- Вы хотите, чтобы мы собрали компромат на ваших матерей?– напрямую поинтересовался Гарри.

- Ну – не совсем чтобы…

- Мы хотим их припугнуть,– более определённо высказалась Изабелла.

- Вы можете показать нам: как снимать, и мы сами…– попросила Александрина.

- Вот ваша камера – мы её достали, она уже достаточно подсохла. Покажите: как надо с ней обращаться?!– это была вторая ещё более коварная невинная искусительница: от неё исходил такой чарующий, восхитительный аромат, что руки сами потянулись.

Самуил объяснил: как надо держать, как наводить – при этом они стояли слишком близко, и его пальцы, как бы случайно несколько раз прикоснулись к её груди.
Они отсняли часть комнаты вокруг обеденного стола.

- По-моему, получается!– похвалила Валентина, – пойдёмте, мы покажем, что бы мы хотели…

Они втроём – Гарри и Джези остались с Элеонорой и Александриной, прошли по коридору, потом по ещё одному, и ещё по третьему, в итоге попали в жарко натопленную комнату.