Надежда на Человекоявленье

               
                (Деревенские записи пожилого человека).
Хочется сказать несколько слов о нас, людях в годах. Особенно о тех, кто не зря, не случайно думает, а иногда и вслух говорит, что ощущает: у него украли что-то важное, без чего жизнь во многом обессмысливается, становится наполовину пустой, почти никчемной. Такое ощущение бытия возникает, вероятно, от того, что разрушена легендарная страна, пусть еще несовершенная, не всегда ладная по уюту и материальному достатку, но она была своя до последней кровиночки своя, как   родная, ушедшая из жизни мама.

Лишенные надежды на возрождение прежней родины, мы, пожилые люди, присягавшие иным идеалам, волей-неволей обретаем то внутреннее свинцовое состояние, какое посещает, должно быть, вероотступников, отрешившихся из-за не ожидаемых, тяжких обстоятельств, от того, чему гласно или не гласно присягали.

Говорю, прежде всего, о тех и, в частности, о себе, кто живет в глубинке.
 
Живет  он, заложник власти, грезит всё еще о возможном счастье, о  тех переменах, которые видятся ему как родные, близкие. Живет он среди бесчисленных разборок, в  которых не разберешь, кто тут друг, кто враг. Живет в глубинке тихо и всё ждет, что его минует лихо, обойдет нечаянная беда.

Может, потому не сидится ему в городской квартире, тянет его на просторы полей, поближе к земле, к природе-матушке, где вослед русскому поэту он может тихо признаться: «С каждой избою и тучею, / С громом, готовым упасть, /Чувствую самую жгучую, / Самую смертную связь».

Только тут, среди русских полей и посветлевших летних далей, покажется ему, что изменится русло жизни и что она потечет не просто шире и вольней, но и в нужном направлении.

Каждый божий день по ТВ толкуют о загранице. О курортном рае то в Таиланде, то в Турции. Но не нужен ему «берег турецкий, чужая земля не нужна». И он чувствует не только старой своей кожей, на и всем естеством, что он русский душой, а душу изменить непросто, как было это непросто сделать лучшим русским людям прошлых веков. С ним русские шумные на ветру березы, речистые осинки, светлые ручейки, темные овраги, холмы, перелески, бесконечные степи и бескрайние синие дали…
 Природа - его спасительный Храм, где можно, не стесняясь, молиться, и знать, что здесь зарождается свет – свет доброй надежды на то, что Природа разовьет жизнь в ожидаемом направлении.

Осколок советской эпохи, он внутренне доволен тем, что не сломался вконец, не отрекся, не отбросил прошлое за ненадобностью и с новым временем ведет разговор, а иногда и несмелый  спор. Что не губит русского возвышенного слова и слога. Что ту Веру, которую носит под сердцем, не отринет никогда и ни за что на свете. Что не утратит надежду на то Человекоявленье, которое сбудется в ожидаемой  эпохе всеобщего Добра и Правды, без которых невозможно существование планеты по имени Земля.