Непроглядная тьма окутывала комнату. Случайному свидетелю могло показаться, что в ней идет какая-то борьба. В одной стороне что-то сопело и кряхтело, в другой сочувственно вздыхало, в третей изредка поикивало.
- Почему так темно? – вопрошал скрипучий голос Марфы Васильевны, - Ничего не вижу… Ох я верно ослепла! Я ослепла! Помогите люди добрыя…
- Граждане, без паники! Ситуация под контролем! Мероприятия по восстановлению освещения уже ведутся, - четким голосом, словно диктор из телевизора, произнес Шульц.
- Ведутся – не переведутся, только светлее нам от этого не стало, ик, - съязвил Петрович.
В этот момент вспыхнула лампочка, осветив кухню коммунальной квартиры. На миг все присутствующие застыли, как на фотокарточке. Модест Рудольфович Шульц, наконец-то заменивший лампочку, стоял, изогнувшись на столе, в одном конце которого сидел Петрович, подпирая голову рукой, в другом бабка Марфа Васильевна, отчаянно закрывала глаза ладонями.
Шульц поправил кожаный пиджак, по привычке отряхнул широкие брюки и полез вниз:
- Между прочим, в мире ежедневно перегорает до трехсот тысяч лампочек, а в нашей стране всего восемь! – сообщил Шульц.
- И все восемь именно в нашей квартире, - сказал Петрович, икнул и почесал пятно на заскорузлой тельняшке.
- А я ослепла, - вздохнула Марфа Васильевна, так и не открывшая глаза.
- В каком хоть месте, Васильевна? – усмехнулся Петрович.
- Марфа Васильевна, в самом деле, откройте глаза, и Вам сразу станет легче.
Марфа Васильевна аккуратно развела руки и медленно открыла глаза.
- Прозрела… - радостно прошептала бабка.
- Марфа Васильевна, Вы за последний месяц уже третий раз слепнете, и второй раз глохните, - напомнил Шульц.
- Может тебе в санаторий съездить, а то и еще куда подальше? Подлатаешь здоровье, отдохнешь, а мы пока твою комнату для общественных нужд определим.
- Отличное предложение, - оживился Шульц, - а я и путевку достану…
- Ослепну, оглохну, но из квартиры не выеду! – бабка показала кукиш.
- Марфа Васильевна, Вы и так из дома давно не выходите.
- Васильевна, ты хоть в курсе, что Наполеон ушел, уже можно выходить?
- Когда? - Марфа Васильевна сделала удивленное лицо, при этом нельзя было сказать наверняка, шутит она или удивляется на самом деле.
- Тьфу, - коротко выразил накипевшие эмоции Петрович.
- Товарищи, я предлагаю начать наше собрание, - предложил Шульц.
- Я за, - согласился Петрович и достал из кармана стакан, - я всегда за!
Бабка безразлично пожала плечами. Шульц нахмурился:
- Виктор Петрович, Вы как всегда о своем!
Петрович вздохнул и отставил стакан.
- Итак, - сказал Шульц, потирая руки. - Очередное собрание жильцов нашей коммунальной квартиры объявляю открытым.
Он радостным взглядом обвел присутствующих. Марфа Васильевна теребила край одного из своих бесчисленных платков, Петрович уныло глядел в пустой стакан.
- А на повестке дня у нас сегодня… - Шульц задумался, взял лежащий перед ним лист, пробежался по нему глазами, согнул пополам, еще раз оглядел присутствующих, но уже более строго.
- На повестке дня у нас… - Шульц сделал еще одну попытку завести свое выступление. Вдруг его лицо озарилось:
- А может быть у кого-то есть предложения, пожелания, обращения? Высказываемся товарищи, не стесняемся. Смелее, тут все свои, тем более что Гаврика пока нет дома, он сегодня на репетиции барабанного оркестра.
Марфа Васильевна принялась усиленно разглядывать потолок, Петрович переложил голову с одной руки на другую.
- А я напоминаю, что безынициативность на собраниях у нас ведет к дополнительному дежурству по квартире, - сказал Шульц. - Все об этом помнят, так ведь, Виктор Петрович?
- А, дык это, - оживился Петрович. – Эт-самое… а лампочку уже меняли?
- Меняли, - отрезал Шульц.
- А так это… Пусть Васильевна выскажется, она давно ерзает, все сказать собирается.
- Марфа Васильевна? Вам слово.
Бабка нахмурилась:
- Спасибо большое за доверие, но я говорить не буду. У меня уважительная причина. День у меня сегодня такой.
- Какой? – удивились Шульц с Петровичем.
- Стиральный, - сказала бабка и вытащила из под стола таз с бельем.
- Васильевна, так ты же не языком стираешь. Плескайся себе на здоровье и разговаривай по делу, - предложил Петрович.
- Я так не могу. Это Вам не лампочки менять, тут дело серьезное, сосредоточение особое нужно, - бабка принялась интенсивно шоркать белье.
- А вот Юлий Цезарь, мог делать несколько дел одновременно. Вы так не можете? – поинтересовался Шульц.
- Нет, - ответила бабка. – Поэтому ваш Юрий слесарь грязный и ходит, а у меня все чистехонько.
- Давайте ближе к делу, - сказал Шульц. – К большому сожалению, в силу обстоятельств, не зависящих ни от кого из нас, и в первую очередь от меня, я уполномочен констатировать факт
Половину сказанных слов Петрович не понял, но на всякий случай принялся аплодировать. Бабка вообще ничего не поняла, или не расслышала, или и вовсе не собиралась слушать и понимать, но присоединилась к Петровичу.
- Спасибо, - поблагодарил Шульц. – Тем не менее, товарищи, без повода нам собрание вести никак нельзя!
- А тык это, не было бы пусто, а повод мы всегда найдем, - встрепенулся Петрович и схватил стакан.
- Петрович, ты о чем-нибудь другом думать можешь? – спросила бабка. – Попей вона из моего таза, сразу мозги на место встанут.
Петрович брезгливо посмотрел на мутную жижу и спрятал стакан.
- Товарищи не отвлекаемся, - сказал Шульц. – Вот уже 12 лет мы каждую неделю собираемся здесь на кухне, чтобы обсудить события, произошедшие на территории нашей квартиры. И каждую неделю находилось, что обсуждать: пожары, потопы, Рыбкиных из крайней квартиры. Да хотя бы взять непристойное поведение некоторых присутствующих…
- Виноват, исправлюсь, - отчеканил Петрович.
- Это я не Вам, Виктор Петрович, это я про Марфу Васильевну.
- Было дело, - сказала Марфа Васильевна и кокетливо улыбнулась, чуть опустив голову.
- А эти пьяные дебоши, - продолжил Шульц.
- Да, да, а ведь уже не молодая, - поддержал Петрович.
- Да это я уже про Вас, Виктор Петрович!
- Виноват, не скрою.
- Ну, так почему же на этой неделе, ни пожаров, ни погромов. Пьяных дебошей зафиксировано нуль!
- Виноват, исправлюсь.
- Да, да, зря только самогон на себя переводит, - проворчала бабка.
- А я может быть новую жизнь начал! – заявил Петрович.
- Он новую жизнь начал, а у нас собрания срываются, - сказал Шульц. – Какой пример Вы подаете молодежи?
- Ой да, у нас в квартире из молодежи только Гаврик, да и тот Морозкин, - сказала Марфа Васильевна.
Петрович суетливо поглядел по сторонам и прошептал:
- Не вспоминай этого маленького барабанщика. Не буди в нем чекиста.
- А вы помните, как на прошлой неделе в соседнем подъезде окно разбили? – так же шепотом произнес Шульц.
- И что?
- Так вот Гаврик сообщил куда надо и кто надо приехал…
- И что увезли виновного?
- Не то слово – весь подъезд забрали.
- А вы Рыбкиных из крайней квартиры давно видели? – таинственно прошептал Петрович.
- Я последний их видел, - раздался голос из-за спины Петровича.
На свет высунулась гладко причесанная голова юного пионера Гаврика Морозкина.
- Я все вижу, все слышу и все записываю, - сказал Гаврик, обводя взглядом присутствующих.
- А, Гаврик, проходи, присаживайся, - услужливо произнес Шульц. – А ты почему не на репетиции?
- А у нас руководитель оркестра антисоветские пластинки вчера слушал. А сегодня его забрали.
- Куда? – невпопад спросил Петрович и сам удивился своей глупости.
Повисла тяжелая тишина.
- Так товарищи, продолжаем собрание, прервал паузу Шульц. – На чем мы остановились?
- Ни на чем мы не останавливались, мы никуда и не ушли, повода у нас не оказалось, - сказала бабка.
- А международное положение уже зачитывали? – поинтересовался Гаврик.
- Международное положение? – удивленно переспросил Шульц.
- Как, на собрании советских граждан нет доклада о международном положении?! - возмутился Гаврик и начал что-то писать в своем блокноте.
- А-а-а, международное положение! Виктор Петрович, это же Ваш доклад, - Шульц посмотрел на Петровича.
Быстро сориентировавшийся Петрович резко встал, отряхнулся, пошарил по карманам и достал завернутую в газету рыбу. Затем кашлянул в кулак, вытряхнул рыбу под стол и начал читать:
- Как пишет газета… - Глаза Петровича зашарили по странице. – Газета «Советский Спорт», на прошлой неделе в одной из дружественных стран прошли соревнования по футболу. По итогу наша сборная, эх, – Петрович тяжело вздохнул. – Одним словом, лучше бы прошли соревнования по хоккею. Ну, ничего, еще немного потренируемся и совсем скоро заиграем как надо, вот увидите, нам просто чуточку везения не хватает. Время еще покажет.
- Молодец, Виктор Петрович, - похвалил Шульц. – Замечательный доклад. Коротко, емко, по делу. Берите пример товарищи, Виктор Петрович, всегда порадует нас интересным рассказом, печатной заметкой…
- Непечатным словом, - не удержалась Марфа Васильевна.
- А ты, Васильевна, нас вообще ничем не радуешь, - заявил Петрович. – Главное пришла на собрание, молчит, место занимает. Развела тут стирку не к месту. Гаврик запиши.
- А я пишу, пишу.
- Марфа Васильевна, что Вы там все стираете, - спросил Шульц, глядя в таз. – Вы же с революции в одном и том же халате ходите?
Бабка сама с интересом покопалась в тазу и достала из воды попавшуюся одежду – в одной руке черный фрак в другой полосатая тельняшка.
- Зато я за собой свет в туалете выключаю! – заявила бабка.
- Виноват, не скрою, - сказал Петрович.
- Да я не тебе. Я Модесту Рудольфовичу.
- Действительно, - поддержал Петрович. – Как не зайдешь с утра в туалет всегда уже светло.
- А Вы не путайте туалет с балконом, - ответил Шульц.
- А что Вы все командуете? – вскипела бабка.
- А кто-то сахар в варение не докладывает, – вмешался Гаврик.
- А кто-то на всех докладывает, – ответила бабка.
- На что это вы намекаете? Советский пионер – самый честный пионер в мире! – заступился за Гаврика Шульц.
- Гаврик, а где твой Папа? – спросил Петрович.
- Ушел за хлебом.
- Вот он как ушел, ты сразу куда-то позвонил и он пока не возвращался. Три года уже как не возвращался. Сходил за хлебом на три года, видать магазин далеко, в Сибири где-то.
Сидящие за столом начали спорить, перебивать друг друга. Собрание выходило из-под контроля.
- Товарищи, товарищи! – Шульц застучал ложкой об металлический таз Марфы Васильевны, призывая к порядку. – Давайте прекратим эти ненужные дебаты. Мы все здесь цивилизованные культурные люди.
Бабка задумчиво посмотрела в таз, Петрович почесал тельняшку на пузе, Гавлик отметил что-то в блокноте.
- Предлагаю в качестве психологической разгрузки устроить творческую паузу. Может быть, кто-нибудь прочтет стих, споет, или даже станцует? – спросил Шульц.
- Знаю я один стишок, но эт-самое… при детях и женщинах его читать… - Петрович замялся и почесал затылок.
- А я бы станцевала, – заявила Марфа Васильевна.
- Ты чего Васильевна, хочешь, чтобы на твой хруст костей все дворовые собаки сбежались? – ухмыльнулся Петрович.
- Еще спеть могу, - предложила бабка.
- Во! Я анекдот хороший знаю, - перебил Петрович и начал было смеяться, но покосился на Гаврика и смутился. – Хотя он не очень хороший. Можно сказать плохой. Можно сказать статья.
- А я предлагаю послушать интересную пластинку, – вдруг предложил Гаврик и достал из портфеля пластинку в ярко раскрашенной упаковке. Надпись на ней сразу ударила по глазам всем присутствующим – «Рок-н-ролл хитс».
Шульц звучно сглотнул и произнес шепотом:
- Это же антисоветская…
- А может и нет, - сказал Петрович.
- Антисоветская, антисоветская, я ее лично 3 раза прослушал, - сказал Гаврик, протирая пластинку рукавом. – Не была бы антисоветская, тогда руководителя нашего оркестра за нее не забрали.
- Ну, у нас все равно других вариантов нет, - радостно подытожил Шульц и ушел за патефоном.
На кухне громко и задорно зазвучали иностранные напевы.
Back in US, back in US, back in USSR.
Петрович первым начал похлопывать рукой по коленке в такт музыке. Марфа Васильевна подергивала плечами все сильнее. Шульц боязливо поглядывая в сторону Гаврика, кивал головой. А Гаврик не удержался и пустился крутить ногами, весело вытанцовывая заграничный танец. За ним пустились и остальные. Музыка словно шаманское заклятие ввергло в неистовство всех присутствующих. Мелькали руки, ноги, тряслись головы, крутились тела. Но вот мелодия кончилась, и собравшиеся попадали на стулья. Только Марфа Васильевна продолжала выплясывать.
- Васильевна, прием. Музыка уже кончилась! – попытался остановить ее Петрович.
- Какая музыка? – спросила бабка.
- Которую слушали.
- А мы что-то слушали?
Петрович махнул рукой.
- А ведь это тоже антисоветский поступок! – сказал Гаврик, испытующе обводя взглядом присутствующих.
Петрович сухо сглотнул. Бабка села.
- Ой, посодют нас, за такие делы, - запричитала бабка.
- Но ведь никто ж про него не знает, - воскликнул Шульц.
- Никто ничего не видел, - поддержал Петрович.
- Если никто никому не расскажет, - закончила бабка, и они все уставились на Гаврика.
- А я чего? – Гаврик сделал невинное лицо. – Я ничего не видел, ничего не слышал, я вообще сейчас на репетиции.
- Которую отменили… - напомнил Петрович.
- Ничего не видел, ничего не слышал, но все записал, - сообщил Шульц.
- Блокнотик-то ликвидировать бы, - сказала бабка.
- Гаврик, отдай блокнот, - предложил Шульц.
- Отдай по-хорошему, - сказал Петрович.
- Я тебя плюшками угощу, - миролюбиво произнесла Марфа Васильевна.
- А то хуже будет, - Петрович начал потирать руки.
Взрослые начали надвигаться на юного пионера.
Гаврик попятился, оглянулся и понял, что допустил тактическую ошибку, отступив в угол и бежать ему некуда.
- Стойте! Я сам! – Гаврик резко порвал блокнот на части. – Я с Вами, теперь мы все вне закона!
- Ой, посодют нас за такие делы, - снова заохала бабка.
- Да что ты Васильевна все свое, все краски сгущаешь, кто нас посадит? – спросил Петрович.
- А вот приедут компетентные органы на черных воронках и заберут всех, - сказал Гаврик.
- Да ну… кто их вызовет, здесь ведь все свои, - добродушно сказал Шульц.
- Тут такое дело… я их заранее вызвал, - сообщил Гаврик.
- Ой, посодют нас, - застонала бабка.
- Да я тебя! – Петрович потянулся к горлу Гаврика.
- Виктор Петрович, это же ребенок! – остановил его Шульц.
- Согласен, это жеребенок, а не человек! - Петрович сплюнул.
- Без паники граждане, мы обязательно что-нибудь придумаем, - Шульц встал и заходил по комнате.
- По законам этой страны нас ждет заслуженное наказание, - обреченно заявил Петрович и встал из-за стола. – Я пошел складывать сухари.
- Мы что-нибудь придумаем, что-нибудь придумаем, - все повторял Шульц.
- Да что мы придумаем, страну, что ли свою придумаем? – в сердцах воскликнул Гаврик.
- А что, - Шульц остановился. – Это выход. Своя страна со своими законами!
- Ну дела… Я переживал, что белка ко мне придет, - сказал Петрович.
- Вот и Шульц с горя тронулся, - поддержала бабка.
- Я как никогда в своем уме. Послушайте! Мы образуем свое независимое государство в нашей коммунальной квартире!
- А вот енто молодец, - сказала бабка. – В его ситуации прикинутся полудурошным самое то.
- Может мне тоже симулировать полоумие? – сказал Петрович.
- Да чего тебе симулировать, - скривилась Бабка. – У тебя как раз с этим все в порядке!
- А я за! – сказал Гаврик, скривил глаза и начал пускать ртом пузыри.
- Послушайте меня, это реальный выход, - оживленно заговорил Шульц. – Эта квартира формально является нашей землей, которую мы вправе объявить независимой от нашей страны.
- Вроде все ясно объясняет, но ничего не понятно, - сказала бабка. – Погоди Рудольфыч, я очки побольше надену.
- Мы проведем референдум, - продолжил Шульц. – Все на нем единогласно проголосуем за независимость, отделимся, установим государственную границу от лестничной площадки до балкона. Создадим свой герб со своим серпом и молотом. Примем свою конституцию, свои законы…
- И сами будем их нарушать, - встрял Петрович.
-И никто нас за это не тронет, - Шульц поднял вверх палец. – У нас будет своя милиция!
- А можно без милиции? - попросил Петрович.
- Да можно и без милиции, в крайнем случае, ее никогда не поздно переименовать в полицию.
Шульц продолжил строить планы:
- Своя столица, свое метро, красная площадь…
- А я первым в нашей стране полечу на Луну, - заявил Гаврик.
- А я открою ликероводочный завод своего имени, - сказал Петрович и тоже погрузился в мечты. – И вход на него будет свободным всем желающим. Так я прославлюсь на всю страну. Богатый и знаменитый я женюсь на «красавице года».
- А я стану «красавицей года», - Марфа Васильевна и подвинулась ближе к Петровичу. Петрович задумался.
- Ну а я буду генсеком нашей страны, - объявил Шульц.
Гаврик сделался очень серьезным и начал перечислять:
- Товарищ генсек, нам в срочном порядке требуется создать кабинет министров, разделить полномочия законодательной и исполнительной власти, определить приоритеты внешней политики, исключить прорехи во внутреннем устройстве и самое главное, укрепляя вертикаль не забывать об инициативе на местах.
У присутствующих от удивления открылись рты. Петрович икнул и сказал:
- Разрешите обратиться, я хотел уточнить чего там с прорехами в вертикали инициатив, не совсем уловил?
- Я тоже про кабинет не разобрала, - сказала бабка. – Но свою комнату ни под какие кабинеты освобождать не буду. В туалете заседайте!
- Виктор Петрович, Вы, как министр ликероводочной отрасли, могли бы взять на себя больше полномочий, - сказал Гаврик.
- Какие ему еще полномочия и так лыко не вяжет толком - начала было бабка.
Петрович возмутился:
- Марфа Васильевна, давайте не будем нарушать регламент выступлений нашего форума, время Вашего выступления еще не подошло, - А затем тихо добавил: - А то я тебе все белье с балкона посрезаю, будешь в одних панталонах ходить «красавица года».
- Да-да, больше полномочий, - продолжил Гаврик. – Как лицо непосредственно заинтересованное, Вы могли бы взять в свои руки ценообразовательную политику нашего государства.
- Да это мы могем, - сказал Петрович. – Тут делов-то… А, эт-самое… Чего конкретно-то делать?
- Ну, надо установить госрегулирование цен на продукты внутреннего рынка.
- Так, это могем.
- Исключить сговор монополистов.
- Так, это тоже.
- Ну и свести к минимуму влияние мирового банковского сектора.
- Дык, это вообще самое простое, - махнул рукой Петрович. – Все понятно, тутова регулируем, тутова сводим, а эт-самое, как его… Конкретно-то чего делать?
- Можно взять какой-то конкретный продукт и установить на него цену, которая не будет меняться.
- А! Вот! Знаю! – Воскликнул Петрович. – Водку! Водку по два-шесят надо сделать!
- Вообще-то она и так два шестьдесят, - заметила Марфа Васильевна.
- Это она по старому два шестьдесят, в предыдущей советской стране, а в нашей она по нашему два шестьдесят, - объяснил Гаврик.
- Тогда нужно продумать спецобслуживание для чиновников - сказал Шульц. – И прочие льготы для бюджетников. Ну и по мелочи – бесплатное образование, медицинское обслуживание, социальные гарантии.
- Я предлагаю проезд для пенсионеров сделать бесплатным, - сказала бабка.
- Это не так просто, тут нужно подумать, посводить, подрегулировать, - сказал Петрович.
- А можно мороженое детям бесплатно выдавать? – голос Гаврика снова стал более детским, как и выражение его лица.
- А вот это можно, - Петрович улыбнулся и поотечески погладил Гаврика.
- Итак, подведем предварительные итоги, - предложил Шульц. – Я генеральный секретарь, глава нашего коммунального государства, Петрович министр какой-то там отрасли, Марфа Васильевна «королева красоты», Гаврик летит на Луну. Так что еще?
- А еще скоро приедут воронки и всех нас упекут, - произнесла Марфа Васильевна, вырвав всех из облаков обратно на кухню коммуналки.
- Никто не приедет, я пошутил, - сказал радостно Гаврик. – Давайте лучше подумаем, на какой стороне Луны мне поставить флаг нашей страны.
Присутствующие второй раз за вечер почувствовали к Гаврику целый набор не самых добрых чувств.
- Какой страны, Гаврик? – спросил Шульц.
- Как какой? Нашей, коммунальной, - ответил Гаврик. – В которой образование и медицина бесплатные, мороженое детям, внимание к пенсионерам.
- Есть уже такая страна, - сказал Шульц.
- Какая? Коммунальная?
- Советская.
- А как же наша собственная страна?
- А она и есть наша и ничего придумывать не надо. И медицина у нас самая лучшая, и образование, и космонавты.
- И водка по два-шесят, - задумчиво добавил Петрович.
- И придумывать ничего не надо, - сказала бабка.
- Значит другая нам не нужна? – спросил Гаврик.
- Ну, если воронки не приедут, то выходит, что нет.
- А я уже так прижился в ней. Ладно, уговорили, возвращаемся обратно в СССР, - сказал Гаврик и снова включил пластинку.
Back in US, back in US, back in USSR.