Отречение

Наталья Мезенцева Тайна
               
Моя подруга почти оформила все документы на продажу дачи и заболела. Остался буквально заключительный момент, и её старая дача через неделю уйдёт к новым хозяевам. А пока Даша попросила меня помочь разобрать и выбросить всё, что найдётся на чердаке. Она сказала, что там только никому не нужный хлам, много раз всеми просмотренный, фотографии оставлены или совсем выцветшие, или не знакомых ей людей – всё сжечь. Чердак  (новые жильцы его называли мансардой) покупатели собирались сразу же отремонтировать и устроить там мастерскую главы семьи – художника. Вот я и освобождала пространство. Не удержалась, решила просмотреть старые фото прежде, чем вынести всё в огонь. Глядя на одну из них, вспомнилась история, когда-то поразившая моё воображение.

Высоколобый красивый мужчина средних лет с густой, богатой бородой – фотография  обрезана примерно по плечи, поэтому не видно всей фигуры. Лишь угадывается тяжёлая цепь поверх одеяния. Теперь ясно, кто это. Это отец Михаил  –  священник из Сибири, откуда происходила родня Даши по отцовской линии. Когда-то опасно было иметь даже фото, свидетельствующее о родственнике в сане, вот и обрезали крест священника, чтобы избежать лишних вопросов. Сразу вспомнились  давние Дашины сомнения, двойственное отношение к судьбе деда. Рассказали ей о нём только однажды, по секрету, шёпотом, иначе о том и не говорили. А противоречивых и тревожных мыслей родилось много, на всю жизнь хватило раздумий.  Она поделилась ими в юности только со мной. Да уж, не часто услышишь семейную тайну.

Михаил по натуре был непритязательным, скромным, добрым человеком, умел с неподдельной искренностью общаться с людьми всех сословий. Служил дьячком в сибирском селе Пепелище.  Несмотря на молодость, был очень уважаем (даже больше, чем сам настоятель церкви отец Пётр), много помогал всем в округе. О нём говорили: как святой. Ему ничего не надо было, кроме добрых дел.  Утешал приходящих, делился едой с неимущими, детей любил и опекал насколько средства позволяли. Хоть молод был, а всем казалось, что уж слишком великодушен и мудр – не по годам. Да и как-то по-особому светились его радостные глаза.  Любил читать в свободные от забот часы. Родители его погиби, когда Михаилу и братьям было от тринадцати до семнадцати лет: утонули в апреле при переправе через Тавду – река начала внезапно вскрываться, не смогли спастись, погибли все. Сибирь для сильных, край необыкновенной красоты таит в себе великую мощь  и такую же опасность. Братья были дружными и самостоятельными – так их воспитали. Старший женился, остался в селе, жил с семьёй рядом с Михаилом (он средний), а младший переехал в город Тавду и нередко приезжал проведать братьев, помогал с огородом Михаилу – любил он это дело, а в городе не было такой радости.

Михаил давно обратил внимание на очень милую прихожанку соседнего села. Катерина Лепёхина поглотила все его мысли, хотя он беседовал с  девушкой всего несколько раз после службы, видел, как она смотрела на него любящими весёлыми глазами, потом осмелился признаться ей в любви. Она сначала зарделась, потупила взгляд и тут же радостно, искренне, видно, от всей души, улыбнулась в ответ. Так  всё стало понятно обоим.

Екатерина Алексеевна была из знатного купеческого рода, известного на всю Сибирь. Алексей Петрович и Вера Ивановна Лепёхины (оба из купеческих семей) имели свой лесопильный завод в селе Журавлёво, успешно торговали, занимались лесом.  У них было двое детей: Тимофей и Екатерина. Вера Ивановна от своего отца-купца унаследовала усердие к работе и научилась вести расчетные книги, чем облегчала работу супруга.

И вот теперь незадача: посватался к их Катеньке дьячок Михаил. Влюбилась в него дочь. Не хотели родители отдавать её небогатому пономарю, хоть знали, что умён, добр и честен, и люди отзывались о нём лучшим образом. К дочке сватались многие из зажиточных семей, видные женихи, хорошую партию могли бы составить.  Но Катя всё же настояла, упросила, а ей отказа никогда не было. Не то, что сыну Тимофею – тот в строгости рос. Дочь холили, ублажали, ей не откажешь: была нежной, умной и очень сердобольной. Вот теперь плакала мать, вздыхал и всё больше молчал отец. Работы у него было много на своем заводе, а новый зять явно не помощник в лесном промысле. Алексею Ивановичу приходилось полагаться на помощь своего сына Тимофея и брата Ивана. Ясно, что каприз дочери не будет способствовать прибыли в их  крупном и пока доходном деле.  Сейчас Михаил в дьячках ходит, но видно, скоро станет священником: слишком стар и плох уже настоятель отец Пётр. Ну что взять со священнослужителя? Благословение и отпуск грехов – вот и всё, пожалуй. Жильё скромное, доходов практически никаких. Хорошо ещё, что Михаил новый сруб поставил с помощью братьев на месте старого отцовского.

Поехал Михаил к родителям Екатерины Алексеевны свататься. Знал, что он не пара, о которой мечтает семья Кати, очень волновался, надежды было мало. Не имея родителей, испросил благословения у отца настоятеля. Просил у четы Лепёхиных руки Екатерины и неожиданно для себя получил их согласие.

Сыграли свадьбу в октябре. Катерина быстро освоилась в роли жены, стала вести хозяйство, оставалось время, чтобы и в церкви помогать, сдружилась с односельчанами. Ей нравилось на новом месте: дом светлый, ещё лиственницей пахнет, вид на Тавду прекрасный, лес хвойный, богат ягодами, грибами – в общем, привычно, красиво, всё похоже на её родное село.

В августе появился их первенец Фрол. Ребёнок был здоровым, быстро рос. Через год – появление Анастасии. В семье царил мир, светлое солнечное настроение, в общем – счастливы были. Оба неустанно благодарили Бога. Как и раньше, Катя и Михаил помогали бедствующим – в этом находили радость и видели своё предназначение.

Михаила Иконникова рукоположили, когда пришла пора сменить совсем уже немощного настоятеля отца Петра. Екатерина Алексеевна рада была новому сану супруга. Любовь и уважение всех прихожан только крепли и увеличивались. Отец Михаил стал и настоятелем храма Святителя Николая Чудотворца в Пепелище. Все понимали, что второго такого доброго, внимательного, глубокой души и ума человека не сыскать. Отец Михаил слыл бессребреником, искренне верил в Бога,  умел дарить страждущим радость, успокоение, вселять надежду.

Настал потом тяжёлый период у Иконниковых: за три года умерли двое новорожденных. Это было большим испытанием для семьи. Задумалась и Екатерина о том, за что такое горе, но не нашла ответа. Страшно было помыслить о рождении следующего ребёнка. Но Бог милостив. По прошествии времени родились Николай, Ольга, Андрей – все были здоровы, слава Богу.  Семья снова счастлива. Род Лепёхиных продолжился – сам лесозаводчик радовался внукам и счастью дочери, в тайне от отца Михаила помогал их семье. Узнай об этом отец Михаил, воспротивился бы. Бабушка, Вера Ивановна, иногда гостила у дочери, помогала воспитывать внуков.

Всё казалось благополучно в обеих семьях. Но тут свершилась Великая Октябрьская революция, и всё кругом начало трещать по швам и разрушаться. Общество погрузилось во тьму. И только неверующие и глупцы радовались.  У имущих отнимали силой то, что они заработали своим трудом – такое дармовое богатство шло в руки ленивых и неумелых само, без каких-либо  усилий. Грабежи и насилие накрыли страну.  Настало тревожное и опасное время. До Сибири доходило всё новое не сразу, но слухи доносились, что переселяют народ на сибирские земли, что идут гонения на богатых, на церковь. Люди жили в тревоге и ожидании беды. И бедствие не миновало  район Тавды.

В Сибирь пришли коммунисты. Разнузданные отряды неотёсанных хамов гоняли женщин нагайками, избивали мужчин, глумились над старыми и больными, отбирали силой скот и занимали любые дома по своему желанию. Беспредел воцарился по всей области, судя по всему, и далее. Отец Михаил произнося проповедь, старался удержать народ в вере и в мире. Просил не поддаваться на провокации и молиться Божией Матери и Спасителю – они помогут и в самой тяжкой беде. Укрыл в своём доме двух зажиточных, на жизнь которых покушались обезумевшие от алчности. Слава Богу, их удалось спасти от расправы.

Но настал момент, перевернувший не только жизнь семьи отца Михаила, но и жизнь всего селения и его окрестностей. К отцу Михаилу шли люди из соседних сёл и деревень, жаловались, искали его совета, заступничества. Как мог, утешал, дарил надежду и просил затаиться, переждать злое время. Не секрет, что в сёлах, деревнях не все имущественно были равными. Именно те, у кого шатки нравственные устои, не зрелый ум, превалирует алчность и злоба, приводящие к ненависти и агрессии,  активно поддержали большевиков, проповедовавших всеобщее равенство за счет насильственного перераспределения: передачи всего нажитого богатыми бедным. С азартом и жестокостью хищников эти люди объединялись  и шли грабить. Если же кто-то вставал на их пути, они беспощадно расправлялись, чтобы достичь своей цели: награбить, восторжествовать над состоятельными и зажить жизнью, обеспеченной за счёт полного обнищания, часто гибели, других семей. Алчных завистников, одичавших в слепой злобе головорезов набралось немало и в районе Тавды. Подхлёстываемые активными действиями красных, рьяными выступлениями агитаторов, они у своих же сельчан отбирали зерно, включая даже запасы семенного фонда. Под горячую руку попадались попы, противостоящие грабежам, к тому же оберегавшие церковные ценности. Пришёл такой отряд и в Пепелище, да там и своих хватало из этой породы – они объединились, как сходятся в стаю промышляющие безродные псы. Сначала, как водится, отобрали зерно, запасы, затем решили овладеть имуществом храма. На их пути встал настоятель отец Михаил. Вот тут и начали глумиться над ним и его семейством. Силой вывели отца Михаила из церкви, приволокли в его двор к колодцу. Из дома вывели всю его семью, включая младших детей. Когда-то при строительстве нового дома отец Михаил позаботился о колодце: сам сделал новый колодезный домик, украсил его резьбой – в этом был большой мастер. И вот теперь семья и односельчане стояли во дворе под издевательскими насмешками грубой, безжалостной, оголтелой от ярости оравы.  Их главарь высмеивал Бога, плевал в сторону церкви и угрожал поджечь храм на глазах у всех, если отец Михаил не отречётся от веры. Священник сказал, что такого не будет, перекрестился, попытался вслух прочесть молитву, но был сбит с ног и оплёван. Его подняли, поволокли к колодцу и объявили, что сначала его утопят, а потом всех членов его семьи ждёт та же участь, если не отречётся: «Нам не жалко этого выводка, как котят слепых, потопим, а бабу – сам знаешь, как используем. Отрекайся!».  Дети – в плач, жена стала их обнимать, хотела убежать в дом с маленькими, её тут же пинками вернули на место, детям угрожали. Они плакали, держались за мамину юбку, звали папу. Народ собирался к дому, несколько мужчин взяли вилы и пошли на защиту священника. В них стреляли, нескольких ранили. Женский вой поднялся в толпе, гнев и страх обуяли народ. Священника связали, двое стали опускать в колодец. Когда тот уже захлёбывался, его вытаскивали за волосы и бороду, бросали на землю и требовали отречься. Отец Михаил видел детей и жену, увидел, как та упала недвижима. Его опять бросали на верёвках в колодец и держали там. Потом вытаскивали, угрожая гибелью семейства. Соседи подняли Екатерину Алексеевну, привели в чувство, пытались загородить собой детей, чтоб те не видели издевательств, но их растолкали истязатели, чтобы дети смотрели на пытку. Издевательство повторялась под дикий гогот солдат. Кто-то из них вынес иконы из дома батюшки и порубил в щепки, другие приволокли из церкви крест-Голгофу и изобразили, что распинают  на нём обессилевшего священника. Потом разрубили и Голгофу топором, еле живого отца Михаила опять погрузили в колодец. Уже стали брать одного за другим детей и подносить к колодцу. Жена в панике бросалась на извергов, женщины – вслед  за ней. Но живодёры их остановили. Отцу Михаилу дали придти в себя. Взяли за ноги младшего Андрея, угрожая бросить в колодец. Спросили его отца: «Отречёшься?» Не помня себя, жена закричала: «Да!».  Из толпы в главаря шайки бросили кол и ранили его.  Часть мучителей кинулись покарать виновного. Маленького Андрюшу стали опускать на верёвках в воду, тот кричал, потом замолк. Опять один из мучителей крикнул священнику: «А теперь-то отречёшься или всех утопить за твоего Бога?» Не выдержал, сказал: «Да». Младшего полуживого вытащили и бросили всё ещё связанного, захлебнувшегося, к ногам матери. «Ну вот и отпразднуем сегодня отречение батюшки, погорят иконки ваших заступников, посмотрим, как Бог защищает своих верных». С гоготом стали покидать двор, направляясь к церкви, где уже встали мужики с топорами, кольями на её защиту.

Так произошло отречение отца Михаила. Дети и жена уцелели, остались живы. Отец Михаил в полуживом состоянии. Он молчал, только слёзы потоком лились из закрытых глаз его. Крестился, когда мог, лежал, встать был не в силах.

Вокруг церкви было побоище, даже из Тавды прискакали усмирять бунт в защиту храма. Иконы в дорогих окладах похитили, над иными надругались. Унесли серебряную крестильную купель, кресты. Нагулялись, наглумились, а потом и след их простыл, видно, продолжили бесчинствовать в других местах. А те пепелищинские, что были своими в селе, как же у них-то рука поднялась на такое, где же их вера была? Ведь раньше ходили в церковь, крестили детей своих, отпевали умерших, на Пасху христосовались… Сейчас ошалелой бандой носились по своему родному краю.

Что было дальше с семьёй? Даша знала одно: Михаил Андреевич стал учителем в сельской школе, где проработал совсем недолго и скончался, всё ещё уважаемым сельчанами, несмотря на позор отречения и унижение. Сам себе не простил предательства. Родные помнили, что он часто повторял слова из Евангелия: «Сберегший душу свою потеряет ее; а потерявший душу свою ради Меня сбережет ее». После пережитого сильно заикался, дома говорил мало, но оставался до конца добрым и ласковым с домочадцами и местными жителями.

Линия священников Иконниковых всё же продолжилась: младший Андрей (кого пытались утопить в колодце) стал монахом, по окончании школы  ушёл в чудом уцелевший монастырь по благословению своей матери Екатерины. Екатерине Алексеевне Бог послал дожить до глубокой старости в окружении внуков. О её родителях Даша ничего не знала.

Даша всегда хотела понять, как же отнестись к поступку Михаила Андреевича. Считать ли его  вероотступником и предателем веры, как обычно трактовались подобные отречения. Или понять мотив и смириться, зная, что на самом-то деле он не предал Бога, а только лишь произнёс требуемые извергами страшные слова. И кого считать страстотерпцами, мучениками за веру?  Принято уважительно вспоминать только тех, кто не отрекались,  несмотря на пытки и угрозы жизням  их родных. Их причисляют к святым. Нередко упорство истинных верующих приводило не только к их собственной гибели, но и к гибели других людей. Считалось, что Бог к ним особо милостив и уготовал им истинный свет, блаженство. Библия  учит отречься ради Христа от жизни своей и жизни близких, родных, от отечества во спасение своей души. Кто не жалеет жизни земной ради Бога, получает потом награду – жизнь вечную, душа его не погибнет. Ради этой-то награды люди жертвуют всем. Всё непросто. Можно ли назвать мучениками таких, как отец Михаил, тех, кто после отречения страдал весь остаток жизни и за себя, и за членов своей семьи, считавшихся вероотступниками? Отречение-то было мнимым, не отрёкся от Бога отец Михаил, это же ясно. Не был он вероотступником. И семья продолжала верить, молиться, хотя и тайно. Рассказывать о таких семейных историях считалось позорным из-за устоявшихся взглядов в обществе. 

Множество вопросов, толкований породила эта история. Не раз мы с подругой Дашей возвращались к этой теме, спорили и о поругании веры, и о предательстве, и о духовенстве, и об идеалах… Проблема мнимого отступничества не давала покоя, она бередила нашу совесть, заставляла возвращаться к проблеме. Помню, Даша задавалась вопросом: чем могла помешать приходу всеобщего благоденствия, обещанного большевиками, вера людей в то, что они созданы высшим разумом? Вера в Бога сама по себе не должна была вредить большевикам, если судить именно по объявленным ими высоким идеалам. В творениях пришедших к власти «классиков» вред самой веры не объяснялся. Я на этот вопрос ответа не имела, мне виделось, что борьба шла не с верой, а с теми, кто имел духовное влияние на верующих: с церковниками. Новые вожди, вопреки их заявлениям, были кровожадными и лживыми. И средства в достижении провозглашённой цели, мягко говоря, не соответствовали идеалам равенства, справедливости и братства. Это потом, много позже описываемых событий, уже после войны, большевики поняли роль веры в защите всего нашего отечества и прекратили так рьяно глумиться над верой, священников уже не уничтожали как класс и церкви не взрывали.  Вот в зрелые годы мы и сошлись во мнении: была сотворена чудовищная несправедливость по отношению к вере людей. Бессмысленная и жестокая. Мы с Дашей иногда возвращались к этому событию, с годами обнаруживались новые ракурсы в обсуждении, открывалось то, что ранее мы не понимали.

Фотографию отца Михаила я взяла себе на память. А кому после меня она достанется – Бог знает.


Июнь 2017г.