Мгновение... и его сознание превратилось в длинный коридор с мелькающими красными, жёлтыми и синими огнями. Тело несло куда-то вниз, всё быстрее и быстрее, пока вдруг он не выпал из коридора на какое-то поле, поросшее жухлой, пожелтевшей травой. Андерсен оглянулся... и онемел. Везде, куда ни кинь взгляд, сидели люди, а сам он находился посередине большой сцены, смутно напоминавшей Колизей. Все люди, восседавшие на разных уровнях здания, были облачены в латы, лица некоторых скрывали шлемы с забралом или причудливой формы железные маски, и, как прикинул Андерсен, ужасно тяжёлые. У каждого в руках был меч или копьё с длинными хоругвями и знамёнами на древке, некоторые прикрывались щитами, снабжёнными родовыми гербами и вязями.
"Чёрт, я же в Средневековье", - догадался Андерсен. Сам он стоял в середине той самой сцены (или арены), и что-то подсказывало ему, что он не должен был здесь стоять. Сразу вспотев от неприятной догадки, Андерсен медленно повернул голову в сторону выхода, прикрытого двумя знамёнами. Оттуда выезжали на конях два громадных рыцаря в тяжёлых латах. Один наставил пику на Андерсена и помчался на него. Каким-то чудом Андерсену удалось увернуться от страшной силы смертоносного удара, но он оказался прямо перед вторым рыцарем, держащим огромную, массивную, секиру. Адерсен затравленно оглянулся, и...
"Пом...", - мелькнула в мозгу мысль и пропала. По ребро с противным капустным хрустом вошла острая пика. Андерсен задохнулся от пронизывающей боли в груди. Слева налетел тот первый атаковавший, занёс над головой мученика свою ручищу с убивающим металлом, и ударил наотмашь...
- Божественно! - орал потный жирный Хаксли, - поверь, Йон, твой роман переплюнет всех Платонов, Сократов и Уолполов вместе взятых!
Йон Андерсен и сам был очень горд за своё последнее творение. Пять долгих лет он посвятил сбору фактов, сведений, событий, изучению биографий, пять лет он писал свой роман об истории человечества и цивилизациях. Роман носил вполне прагматичное название "От Адама до Джорджа Буша: история мира как она есть". Андерсен считал, что охватил в своём детище все ранее существовавшие и доселе известные народности мира, н уважал человечество, а ещё больше был горд за себя.
- Как думаешь, Йон - опять всплыл в сознании Джон Хаксли, заместитель редактора журнала "Красный Лев", в котором печатался Андерсен, и по какой-то несчастливой случайности его друг и близкий соратник (последнее было особенно невыносимо), - старый козёл Мэрфинс даст добро на выход твоего шедевра? Это же не просто удивительное произведение, оно должно вознести тебя до уровня бога!
Йон Андерсен, двухметровый тридцатилетний швед, улыбнулся тихой детской улыбкой, представив такие перспективы:
- Не знаю, Джон, - негромко произнёс он, - я бы очень хотел со временем претендовать на Букеровскую премию. Хотя бы.
- О чём ты, Йонни? - расхохотался Хаксли (как я ненавижу, когда меня называют Йонни!), да это Нобелевская минимум!Твоя теория цивилизаций божественна! И пусть книжные уроды засунут свои творения в свои дряблые жопы!
Конечно. Очень красиво. А что ты хотел? Ты говоришь с Джоном Хаксли, одним из самых испорченных и порочных людей Америки, которые ещё при рождении орали благим матом и описывали своих мам, а позже стояли на грубо сколоченных трибунах, держа микрофон в потных волосатых руках, и орали в него утопичный коммуно-социализм, и величие Че Гевары, а сами в это время думали как бы побыстрее свинтить с тухлого собрания к своей малышке Сью или Джулии, облачённой лишь в легкое полупрозрачное бельё, и прокувыркаться с ней всю ночь, а потом всё сначала, всё сначала...
- Знаешь, Джон, - мечтательно протянул Андерсен, - когда я писал мою "Историю как она есть", я чувствовал, будто меня кто-то ведёт, кто-то толкает под руку, заставляет писать именно то, что что е м у надо, и я пишу, не думая и совершенно не заботясь, что обо мне подумают другие. Кто-то будто направлял меня, давал мне координаты... Это так волнующе!
- Эх, дружище, - Хаксли хлопнул его по плечу своей огромной потной лапищей, - если бы во время трахания с моей старушкой Дженной, кто-то меня толкал сзади, поверь, я был бы половым гигантом Руфельдта и всех его грёбаных отверстий и окраин!
Вот и поговори с таким идиотом. А, впрочем, Йонни, сам виноват, сам напросился...
Андерсон добрался домой под проливным дождём. Люди в автобусе, в котором он ехал, были похожи на нахохлившихся мокрых куриц, автобус с мягким поскрипыванием шин затормозил, и Андерсен вышел, снова в промозглую сырость и плачущий дождь.
Зашёл всвою маленькую холостяцкую квартирку. Включив свет, Андерсон обнаружил, что в холодильнике повесился отряд мышей, и на ужин ему придётся довольствоваться лишь полузасохшими оливками, банкой кока-колы и фаст-фудом,... если только он отважится зайти за ним в соседний ресторанчик в т а к у ю погоду. Но Андерсона не очень волновал этот вопрос. Сняв холодный, как саван, дождевик, он сел за стол, взял рукописи своего романа и погрузился в чтение. Он всегда работал именно так - собирал материал, писал, читал, исправлял и корректировал, снова читал, снова исправлял. И так, пока произведение не приобретало конкретную форму, радующую глаз Андерсона и согласную с его придирчивым мнением.
Андерсон решил пропустить времена "От Адама", ведь он и сам не был уверен в силе своих религиозных убеждений. Начал с последних десятилетий до нашей эры, Конфуция, династии Минь, не забыв, однако, одарить вниманием истории Рамзеса и Имхотепа, Клавдия и Нерона. Его взгляд скользил по строкам, рука с авторучкой хищно нависала над аккуратными записями. таившими в себе историю создания мира, историю многих поколений и человечества в целом (да простится мне подобная суровая тавтология).
Он смотрел сухими воспалёнными глазами на написанные мелким, убористым почерком буквы, и ему вдруг начало казаться, что он т а м, в том вымышленном мире, с т о й стороны книги.
Андерсон вздрогнул. И действительно, было от чего! Вместо неряшливо заправленной кровати, грубо сделанного на скорую руку шкафа с нестиранным бельём, дешёвеньких обоев за три бакса он вдруг увидел, что находится в нескончаемом поле, уходящим далеко вдаль и сливающемся с небосводом где-то очень-очень далеко от него. Отовсюду Андерсона обволакивал хмельной, пьянящий своей свежестью аромат, на поле, очевидно, росла кукуруза или хмель. Далеко у самого горизонта виднелись какие-то тёмные пятна, наверно, лесопосадки или деревянные дома.
Но обернувшись, Андерсон оторопел ещё больше. Шагах в ста от него располагался огромный дворец, архитектура которого казалась подозрительно знакомой, но...одновременно он готов был поклясться, что видел такую красоту впервые. "Где я", - чуть было не сорвались с губ Андерсона крамольные слова. Он подошёл ко дворцу, и заметил, что вход осуществлялся только через огромную кованую дверь в каменном, выложенном из огромных плит дворце или... "Что это?" - возникла мысль. Андерсон подошёл к зданию. Чем бы оно ни было, крепостью или замком, выглядело оно очень внушительно.
Ворота, казалось, уходили в небо, заканчиваясь фигурами каких-то мифологических полуптиц-полулюдей с распростёртыми крыльями. Андерсон подошёл к воротам, и несмело постучал в них. Холод от стальных дверей как будто передался в самое сердце. Никто не отвечал. Постучав сильнее, Андерсон услышал чей-то грубый хриплый голос:
- Кто там, чёрт вас раздери?
- Я... Ээээ....странник из далёкой страны. Впустите меня, пожалуйста, - промямлил Андерсон.
Лязгнул зпмок. Из ворот выглянула заросшая длинной чёрной бородищей рожа со злыми поросячьми глазками.
- Чего тебе надобно?
- Я, очевидно, заблудился. Позвольте мне зайти.
- К кому? Мы не любим иноземцев, чужих и, тем более, - он скользнул по фигуре Андерсона недовольным взглядом, - рыжих дьяволопоклонников!
- Я не рыжий. Блондин. Разрешите мне войти! Пожалуйста!
- Ладно, - бородач замолк, явно размышляя о чем-то, - хорошо, иди за мной. Но помни, король Генрих не терпит дерзких нагоецов м фарфаронов.
- Генрих? Какой Генрих?
- Ты что, с ума сошёл? Наш августейший правитель Генрих IV.
"Черт, я что в средневековье?" - обожгла Андерсона внезапная мысль. "Я в Наварре".
- А какой сейчас год? - спросил он у идущего впереди бородача, и сразу пожалел о своём вопросе. Тот смачно сплюнул, и злобно прошипел:
- А ты и вправду помешанный, - но он смягчился немного, увидев чистый взгляд Йона. - одна тысяча пятьсот шестедят восьмой от рождества Христова.
Андерсон проследовал за неотесанным стражником, проклиная свою любознательность. Они вошли в замок, но пошли не вверх, а куда-то в подземелье, откуда пахнуло сыростью и гнилью.
- Послушайте, - Йону стало не по себе. - Куда вы меня ведёте?
- Ну ты же хотел увидеть людей и отведать пищу?
- Да, хотел...
- Сейчас ты отведаешь пищи, - ему показалось, что провожатый издевательски усмехнулся, однако в кромешной тьме это не было понятно.
Андерсон спустился ещё на одну ступеньку и вдруг ощутил сильнейший удар в спину чем-то железным. Не успев сказать ни слова, он полетел вниз по ступеням в какую-то маленькую комнату, где пахло затхлостью и крысами. Андерсон упал на пол, и последним, что он услышал, был издевательски хохот бородатого.
Очнулся он, как ему показалось, через несколько часов. В комнате воняло ещё неприятнее. Ужасно болела спина и правая нога.
Он застонал от боли. И вдруг услышал чей-то старческий, надтреснутый голос., прошамкавший:
- Как ты, сын мой? Очнулся?
- Да...вроде да, - осторожно ответил Йон. - А ты кто такой?
- Кто я такой? - раздался смешок и лязг цепей в темноте. - раньше я был мудрецом при дворе Генри, храни Господь его душу, а теперь я никто...узник.
- Понятно, - ответил Андерсон, - что же со мной случилось?.. А, вспомнил!
Он увидел предшествовавшие события как в кадре фильма: и как начал читать свой роман, именно на страницах, где рассказывал о правлении Генриха Наваррского, и как очутился тут, на поле около замка.
И вдруг снова раздался голос невидимого соседа:
- А я знаю о чем ты думаешь, парень. Я раньше был колдуном. Ты попал сюда нечаянно, сам того не желая. И теперь ты смущённо и не знаешь, как выбраться отсюда.
- С чего ты взял, старик? - с раздражением спросил Йон.
- Твоя одежда, твоя манера говорить... Все это не наше. Не из нашего времени. Ты из будущего, да? Спроси меня обо всем, о чем только желаешь.
- Для начала: как тебя зовут, старец?
- Меня зовут Арчибальдо. Но это неважно. Ты хочешь спросить другое.
- Я Йон. Йон Андерсон. Писатель,- Йон решил, что союзник в этом грубом мире ему не помешает. Он рассказал Арчибальдо о том, как начал читать собственный роман и вдруг потерял сознание и очутился на страницах своей книги.
- Интересно, - прошамкал мудрец,- Скажи, Йон, ты закончил свой роман?
- Нет, - честно ответил Андерсон, - мне осталось совсем немного.
- Плохо. Это очень плохо, Йон. Видимо, твой роман - портал в то время, о котором ты писал. И раз ты читал о Средневековье, то тебе нужно начать читать там, где ты жил, про своё время.
- Но как это сделать? - спросил Йон.
Но его прервал лязг замка, и с противным пронзительным скрипом открывшаяся дверь. В тёмном проеме возник уже известный бородач. Йон хотел было кинуться к нему с кулаками, но был очень слаб и не смог даже встать на ноги.
- Ну как поживаешь, чужак? - с противным смешком спросил бородач, - надеюсь, тебе не скучно здесь со старикашкой?
- Что я тебе сделал? Зачем ты держишь меня здесь? - воскликнул Андерсен.
- Я не дурак, - холодные нвглые глазки буравили его насквозь. - я начальник тюрьмы Сворд. Мне нужны люди в тюрьме, иначе король спросит с меня. А королю нужны рекруты. Ты наглец,
Продолжение следует