***

Отрываясь от Земли, он понял, как много не успел сделать. Позвонить другу, обещал две недели назад, убрать с балкона старую дверь, внушить соседу сверху, что громко топать по ночам не входит в его обязанности, а посему делать этого не стоит. Он не успел рассказать племяннице, как из страшной гусеницы получается такая красивая бабочка, а бабушке не успел отнести очки, она на днях оставила их в поликлинике, он забрал. В голове фиолетовыми волнами проносились нужные и ненужные воспоминания, причиняя резкую боль уставшим глазам. Та жизнь, которая скачками проносилась перед ним, уже не имела никакого смысла, опустошённая безразличием и ненужной гонкой. Очертания становились более размытыми, теряя свою красоту и значение. Боль в голове утихла, забрав с собой слух и зрение. Больше не видно ничего, лишь фиолетовые вспышки, как те дни, мелькали перед слепым взором, окрашивая чёрную вселенную слабыми проблесками надежды. Всё закрутилось, образовывая огромную воронку, в которой крутилась вся та жизнь, которая теперь никому не нужна. Он не успел покормить кота, балбеса черномазого, будет теперь орать дурниной. Не успел разобрать старые фотографии, мама просила... Мама! Он не успел попросить у мамы прощения за всё: за отсутствие звонков, за её рано поседевшие волосы, за то, что так подвёл её ожидания. Не успел... А фиолетовая вспышка ослепила прозревшие глаза, воронка закрутилась сильней, выплюнув все короткие дни в пустоту вселенной, окатив диким холодом. Боль в голове снова застучала, отталкиваясь о стенки черепа, разбивая вокруг себя слабые шарики разума. Ветром швырнуло с такой силой, что фиолетовые волны на миг поменяли цвет на ярко-жёлтый, резкая боль пронзила уставший организм, а потом взрыв...
Открыв глаза, он увидел светлое пятно, которое медленно превращалось в окно. Потолок, стены, много стекла. Опять потолок, стены, кот. Уставился немигающим взглядом, потом равнодушно зевнул и отвернулся. Лёгким сквозняком сдуло лист бумаги со стола, он спланировал на на пол рядом с котом. Шорох, шлёпанье босых ног по паркету.

- Витька! Твою мать, чего разлёгся? Господи, что ты разбил?

Голос сестры оглушил, вернув на миг фиолетовые волны. Сделав усилие, он сел. Комната приобрела чёткие очертания, память медленно стала возвращаться, придавая некий смысл происходящему. А потом вернулось осознание сегодняшнего бытия. Судя по всему, поменять лампочку не удалось из-за сломанной ножки стула, и он, падая, задел собой стеклянный столик. Падение, видимо, вышло не очень удачным, ибо сознание он потерял знатно.

- Витька, я вообще пришла спросить, останешься сегодня с Юлькой или нет, мне позарез надо на съёмки.

Кот, Юлька, дверь, гусеницы и бабочки... Мама! Ему надо позвонить маме. А потом познавательные беседы с племянницей.

- Приводи, - сказал он, с трудом поднимаясь на ноги, - я пока маме позвоню.

Сестра странно на него посмотрела, испуганно закрыла рот ладонью. Он остановился.

- Что?

Она нервно провела ладонью по волосам, потом дотронулась до его лба.

- Вить, тебе плохо? Сильно ударился? Мама умерла два года назад. Ты не помнишь?

Воронка снова стала затягивать его в себя, но голос сестры вернул его назад.

- Вить, она ушла легко, ты должен помнить. Не надо себя винить, она ушла легко.

Он сел на пол. Он вернулся, вселенная отпустила его, а вот маме позвонить так и не успел.

- Веди Юльку, - сказал он сестре, - мы будем гусениц изучать.

Кот подошёл, потёрся о его колени, коротко мяукнул и снова отошёл, равнодушно уставившись в окно...