Мадонна. Глава 4. Нераскрытое преступление

Лидия Федякина
 Как-то раз ночью, когда Аня на кухне мыла посуду, Виктория приказала

 ей:

- Иди в свою комнату, приготовься и жди, к тебе придёт клиент.

- Но у меня сегодня свободный день! – пыталась возразить она.

- Я много из-за тебя таких «свободных» дней потеряла, - крикнула Виктория. - Иди и работай!

И Аня пошла. Она ждала недолго, лёжа на кровати почти обнажённой. В комнату вошёл средних лет мужчина атлетического телосложения с маской на лице. Он несколько минут смотрел на Аню, потом сорвал с лица маску, сунув её в карман.

- Что бы я с тобой ни делал, молчи, - приказал он. - Если пикнешь, я тебе выколю глаза! Поняла?!

 Он разделся догола, потом достал из кармана небольшую ремённую плётку с чем-то острым на концах ремешков и со всей силой стегнул девушку по животу. Аня дёрнулась от боли, закусив зубами простыню, чтобы не закричать. Из раны выступила кровь. Это возбудило его ещё больше, и он начал на-носить удары всё чаще по груди, животу и рукам. Аня извивалась от боли, по-вернувшись животом вниз, тогда удары посыпались на спину и ягодицы. Вскоре её тело превратилось в кровавое месиво, и она от болевого шока потеряла сознание. Тогда он грубо овладел ею, торопливо смыл под душем кровь со своего тела, быстро оделся, натянул на лицо маску и почти бегом вышел через чёрный ход. Виктория, которая следила за ним, тут же вошла в комнату Ани и увидела её окровавленную без признаков жизни. Она выбежала и через минуту привела с собой парня в чёрной куртке и такой же кепке на бритой голове.

- Сию же минуту заводи свою тачку и увези её подальше, брось этот кусок мяса где-нибудь и возвращайся, тогда и расплачусь с тобой.

- Но я на мокрое дело не договаривался, ; возразил парень. - Ночь-то холодная, помрёт она нагишом, пока её найдут.

- Ты что?! Снова за решётку захотел?! – прикрикнула на него Виктория. - Я мигом могу это устроить!

Парень подхватил бесчувственную Аню и скрылся с ней в дверях чёрно-го хода. Виктория проследила в окно, как уехал  автомобиль, увозящий израненную жертву, и принялась сама отмывать следы крови в комнате, окровавленную простыню замочила в холодной воде, сменила постель, ещё раз осмотрела комнату и увидела оставленные на тумбочке сто тысяч рублей. Она быстро спрятала в карман деньги и не найдя больше никаких следов преступления, закрыла дверь на ключ и прошла на кухню, устало опустившись на стул. Руки её дрожали.

- Только бы всё обошлось, - шептала она. - Наконец-то я избавилась от неё, всё время жила как на иголках с этой деревенской дурой.

А в это время шофёр пикапа, в котором находилась Аня, услышал тихий стон.

- Ну, уж дудки, - тихо проговорил он. - Эта ведьма повесит на меня ещё одно убийство. Эту девку надо спасти.

 Он бережно уложил Аню на скамейку возле парка, отъехал к таксофону, вызвал «скорую помощь» от имени прохожего, назвавшись вымышленным именем, и проследил, спрятавшись за угол дома, как санитары «скорой» погрузили девушку на носилки и увезли.

Утром, когда проснулись девицы и сели завтракать, Виктория с гримасой ужаса на лице объявила им, что Аня сбежала, и сокрушалась о том, как бы с ней чего плохого не случилось. Девицы восприняли эту новость по-разному: некоторые молчали, другие сказали, что так ей и надо, что такая работа не для неё, если не сумела воспользоваться подвернувшейся ей удачей.

В это время Аня находилась в операционной, где хирурги сшивали разодранные клочки кожи на её теле. Состояние пациентки было критическим. Она потеряла много крови, и её трудно было вывести из шока. Во время операции несколько раз у неё до нуля падало кровяное давление и пропадал пульс. Тогда ей делали укол адреналина прямо в сердце, и оно «заводилось». Операция продолжалась три часа, после чего её отправили в реанимацию. Двое суток Аня находилась в коме, а на третьи сознание вернулось к ней, но было спутанным, и она ничего не могла толком рассказать врачам. К тому же послеоперационный период осложнился воспалением лёгких, и жизнь её буквально висела на волоске.

 В местной газете была напечатана заметка о найденной возле парка не-известной девушке, которая стала предположительно жертвой маньяка, и теперь врачи борются за её жизнь. Прочитав это, Виктория пришла в ужас. Что, если Анька выживет, и выдаст её?! Она немедленно должна её видеть, и если ей суждено выжить, то Виктория должна увидеть её первой до посещения следователей, а то, что они пожалуют к потерпевшей, у неё не было сомнений. Виктория по телефону вызвала к себе Линду, рассказала ей о побеге Ани, и предположила, что в реанимации находится именно она.

- Я сию же минуту еду к ней в больницу, - сказала Виктория, - а тебя прошу никому не говорить о том, что она жила у меня. Поняла?! – добавила она, грозно посмотрев на Линду.

Линда отлично всё поняла и ради отца обещала молчать. Она забрала Анины вещи и паспорт и после занятий решила заявить в деканат о несчастном случае со студенткой Анной Каргиной.

Виктория лихорадочно собиралась в больницу, одеваясь как можно скромнее.
- Живучая сука! – бормотала она. – Не могла до утра подохнуть! Не было бы у меня теперь проблемы.   
В больницу Виктория явилась от общества благотворительности, умоляя врача дать ей свидание с больной хоть на пять минут.

- Но её только что перевели в отдельную палату, и она ещё очень слаба, - возражала врач.

- Умоляю Вас, доктор, я сама недавно потеряла дочь её же возраста, - рыдала Виктория, - и если я сейчас не увижу её, то не знаю, что будет со мной.
 
- Проходите, - разрешила врач, - но только на несколько минут.

Аня лежала бледная, вся забинтованная, но в полном сознании. Она вспоминала своё свидание с матерью.

- Я хочу, мама, чтобы ты пожила без забот, была бы здоровой и благополучной, - говорила Аня матери, передавая ей пачку денег.

- Тогда, доченька, мне умирать не захочется, - отвечала та, - страшно умирать, когда всё в жизни хорошо. А вот если в жизни одни страдания, то смерти ждёшь, как избавления, и умирать тогда не страшно. Тем более, если долгов больше нет. А у меня нет долгов: тебя я вырастила, ты на хорошей дороге ты, и я спокойна. Вот если бы ты была не пристроена, или малолеткой была, то я за жизнь и при больших страданиях цеплялась бы.

И тут вместо материнского лица она увидела перед собой ненавистную физиономию Виктории и внутренне собралась в комок.

- Слушай, у нас мало времени, – тихо говорила она. - Если будешь молчать обо мне и о том, что с тобой случилось, я куплю тебе жильё и отпущу тебя. Говори, что погулять вышла из дома, где ты прописана и живёшь там, а на тебя напал маньяк, и чуть было не убил. Ну, как? Согласна?
 
Аня кивнула головой.

- Смотри, если подведёшь меня, расправиться с тобой мне ничего не стоит. Поняла?! Ты дура дурой, а башка у тебя варит. Ну, бывай! Ко мне больше ни ногой, и у меня ты не жила. Вещи твои забрала Линда.

И Виктория вышла из палаты, вытирая сухие глаза.

Аня впала в забытьё. Ей привиделась её дочка. «Бог даст, мы с ней увидимся, и ради этого стоит согласиться на условия Виктории», - думала она сквозь дремоту.

 Аня пролежала в больнице около месяца. За это время её несколько раз допрашивал следователь, подверглись допросу и Линда, со своей домработницей, но все трое придерживались навязанной им легенды, и следствие зашло в тупик. Виктория, убедившись в том, что её не выдали, сдержала обещание и купила на имя Ани комнату гостиничного типа. Линда принесла Ане для подписи документы купчей, а вскоре и ордер на комнату, сказав, что из больницы она должна придти прямо туда. В институте было сказано, что комнату студентке, потерпевшей от маньяка моральный и физический ущерб, купил спонсор по благотворительности. Администрация института тоже не захотела остаться в долгу, и из фонда содержания студенческого общежития обставила её простенькой мебелью.
 
За время болезни Ани была для неё и печальная новость. Когда она ещё находилась в реанимации, на адрес домработницы Линды пришла телеграмма, извещавшая о том, что у Ани умерла мать. Линда по совету куратора группы и Аниного лечащего врача решила скрыть от неё эту печальную новость до улучшения её состояния. В настоящее время Аня чувствовала себя значительно лучше, уже ходила по палате и даже выходила к столу. Этому немало способствовало сознание, что она теперь имеет жильё, что теперь и близко не подойдёт к коттеджу Виктории. Всё это переполняло её радостью и надеждой, что со временем она вернёт свою дочь. Несмотря на глубокую осень, сегодня даже солнышко было особенно ярким. И к концу такого замечательного дня к ней пришла Линда. Лицо её было печально.

- Не знаю, как тебе сказать, - начала она.

У Ани сразу замерло сердце, и холод предчувствия беды пополз по спи-не.

- Видишь ли, - продолжала Линда, - пока ты находилась в коме, нам пришла телеграмма, но твой врач разрешила передать её тебе только после улучшения состояния.

 И она протянула Ане телеграфный бланк. Та пыталась прочесть текст телеграммы, но руки дрожали, и рябило в глазах. Когда же смысл слов, напечатанных на бланке, дошёл до неё, палата огласилась тоскливым воплем: «МА-МА!!..» На этот крик  прибежали врач и медсестра. Ане ввели в мышцу успокоительное средство, но она, кажется, и не заметила этого. Повалившись на по-душку, девушка тяжело и глухо рыдала:

- Мамочка моя! Как я перед тобой виновата, не надо было мне уезжать от тебя! Ведь видела, что болеешь… Так и не пожила ты без забот и волнений! Не отдохнула от непосильной домашней работы!

Под влиянием введённого лекарства Аня смолкла, и только глухо стонала, уткнувшись в подушку. Никого у неё не осталось из родных по крови, толь-ко маленькое существо ; её дочь, которая теперь неизвестно где.

Её выписали из больницы в глубокой депрессии. Даже крохотная комнатка, обставленная простой, но необходимой мебелью, её не радовала. Не хотелось ходить на занятия, читать книги, даже есть не хотелось, а только лежать на старой железной кровати лицом к стене, чтобы не видеть дневного света и ни о чём не думать. Линда, навещавшая её почти ежедневно, сказала как-то раз:

- Возьми на год академический отпуск или совсем брось учёбу, ты и так сильно отстала.

Эти слова отрезвили Аню. Как! Дать себе погибнуть, чтобы торжество-вала Виктория?! Чтобы её дочь осталась круглой сиротой?! Нет! Она соберётся в комок, снова переломит себя! И переломила.

 С утроенной силой взялась за учёбу, быстро нагнала упущенные знания, недосыпая, недоедая из экономии времени. Она снова стала отличницей, к тому же её взяли на работу лаборанткой на свою же кафедру. Получая повышенную стипендию и, хотя и небольшую, но зарплату, Аня откладывала деньги на то, чтобы улучшить своё жильё и найти дочь. Теперь она приведёт её в собственную комнатку, хотя и очень маленькую, но это всё же лучше, чем детский дом.

Отлично сдав летнюю сессию, Аня поехала домой, навестить могилу матери. Дом был закрыт; по словам соседей, отчим выполнял какой-то дальний рейс. Говорят, он стал меньше пить и больше внимания уделял хозяйству. Аня и сама увидела разведённый возле дома сад. «Наверно, жениться задумал», - решила Аня. Ей стало обидно за мать, и она направилась на погост, набрав в саду отчима огромный букет пионов. Стараниями соседок могила матери была в порядке: большой, выкрашенный лаком деревянный крест, ограда из штакетника и бархатцы, посаженные на могиле.

В этот же день Аня возвратилась в город, уплатив соседке вперёд, чтобы она ухаживала за могилой матери. Теперь все её мысли были заняты хлопотами по возвращению дочери. Идти в родильный дом искать следы пребывания ребёнка, она боялась: вдруг её дочь за это время была удочерена и находится в семье, называет мамой чужую женщину… Этого Аня не перенесла бы. Поэтому она начала поиски дочери с посещения юридической консультации.
 
- Подписав документ об отказе от ребёнка, Вы лишаетесь всех родительских прав, а также прав на удочерение покинутого Вами ребёнка ; объясняла юрист. - Но Вам можно удочерить её при условии благоприятной бытовой обстановки и полной семьи. А вы, как я поняла, незамужняя.

От этих слов Аня горько заплакала прямо в кабинете юриста.

- Я слышала о том, в каких условиях живут дети в детских домах. Если я создам своей дочери бытовой комфорт, неужели ей будет у меня хуже, чем в детском доме? Да, я не замужем и, вероятно, никогда не выйду замуж, потому что была изнасилована и изуродована маньяком, едва не умерла. И теперь боюсь всех мужчин, даже если знаю, что они порядочны.

- Да, я помню, об этом писали, - ответила юрист, внимательно вглядываясь в лицо Ани. - Так значит, это были ВЫ. Что я могу для Вас сделать, это найти Вашу дочь, и если её не удочерили, дать санкцию, чтобы кроме Вас, её никто не удочерял. Но предупреждаю, испытательный срок после подачи заявления на удочерение исчисляется временем около года - если за это время в семье остаётся благоприятная обстановка, и приёмные родители не передумали усыновлять ребёнка, то процедура усыновления (удочерения) вступает в силу.

- А к чему такие строгости? – спросила Аня.

- А к тому, что ребёнка нельзя травмировать. Ему легче переживать режим детского дома, к которому он привык с рождения, чем, познав родительскую заботу и домашнюю обстановку, возвратиться снова в этот дом. И ещё: учитывая Ваши обстоятельства, я дам Вам неофициальный совет – прибегнуть к помощи влиятельного лица, чтобы Ваш отказ от ребёнка выглядел как временный.

- Мне можно написать заявление об удочерении прямо сейчас? – спросила Аня.
 
- Нет. Я ещё должна найти Вашего ребёнка и узнать о нём все данные. Зайдите ко мне через месяц. Кстати: сколько Вам лет? Уж очень не по-взрослому вы ведёте себя.
   
- Скоро будет девятнадцать, - покраснев, ответила Аня.

- Вот видите! А заявление об удочерении можно подавать только в девятнадцать, плюс год испытательного срока. Так что ждите и надейтесь, дорогая.

И Аня ждала. За это время она обратилась к Линде с просьбой том, чтобы её отец помог считать отказ Ани от ребёнка временным. Когда она, заручившись помощью отца Линды, через месяц пришла к тому же юристу, та была в отпуске до начала сентября. А сегодня было пятнадцатое августа – день рождения её дочки. Ей исполнился год. Наверное, уже ходит, тащит в рот игрушки и ничего не знает о своей маме.

 В сентябре Аня снова наведалась к юристу, и та обрадовала её тем, что дочка её жива и здорова, зовут её Надеждой. Удочерять её никто не собирается. И на неё уже дана пока устная заявка на удочерение. Правда, юрист не сказала Ане о том, в каком из детских домов находится её дочь, из опасения, что та раньше времени установит с ней контакт, но Аня и такой информации была рада.

- Всё-таки они назвали мою дочку тем именем, которое было написано мной на листке бумаги в родильном доме, - шептала Аня, уходя от юриста. -Наденька, моя Наденька – повторяла она.

Кончилось лето, а с ним и отпуск. Начались занятия в институте и работа на кафедре. Аня уже училась на третьем курсе, разрываясь между учёбой и работой. Незаметно наступил Новый Год, за ним – сессия, короткие зимние каникулы, весна, летняя сессия, снова каникулы и отпуск. Как только Ане исполни-лось девятнадцать лет, она подала заявление об удочерении девочки Незвановой Надежды Ивановны, так окрестили её дочь в родильном доме, когда пере-давали её в дом ребёнка. Через две недели к ней в комнату пришла комиссия – проверить её бытовые условия. Она сочла их неудовлетворительными: слишком мала была площадь комнаты, не было кухни и даже плиты, не на чем было приготовить пищу для маленького ребёнка, не говоря уже о том, что будущая мать удочеряемого ребёнка была одинока, а значит, семья была неполной.
 
После посещения комиссии Аня совсем пала духом. Где она возьмёт денег, чтобы купить хотя бы однокомнатную квартирку с удобствами. Она и сама понимала, что в комнате гостиничного типа невозможно соблюсти все правила ухода за маленьким ребёнком. И Аня решила ждать. «Будь что будет», - думала она.

Аня находила забвение в учёбе и работе. Она работала до изнеможения, приходила к себе в комнатку, чтобы свалиться от усталости и забыться тяжёлым сном. Так прошло ещё два года. На летние каникулы она ездила ненадолго на могилу матери, чтобы привести её в порядок, а к отчиму даже не заглядывала, услышав от соседей, что он снова запил.

 Аня уже училась на последнем курсе и готовилась к защите диплома, когда ей пришла телеграмма, из которой она узнала, что её отчим попал в автокатастрофу и умер на месте, не приходя в сознание. Взяв на десять дней отпуск, она поехала в родное село. Отчима похоронили рядом с могилой матери. Теперь дом с садом и всё имущество принадлежало ей. Разбирая вещи, Аня нашла спрятанные матерью деньги, не найденные отчимом. Это была её пачка в двадцать тысяч, которые она отдала ей при последнем свидании, и ещё пять тысяч, скопленные на похороны. Держа в руках эти деньги, Аня расплакалась:

- Бедная мама, всю жизнь прожила она, бедствуя, отрывая от себя копейки. Никогда она не была хорошо одета, никогда не отдыхала, стараясь всё сберечь для неё, для своей единственной дочери, а она, угорев от городской жизни, так мало уделяла ей внимания.

- Мама! Мама, прости меня, - повторяла Аня, заливаясь слезами. - смогу ли я так же, как ты отдать всё для своей дочки?

И она принялась действовать с утроенной энергией. За хорошую цену продала родной дом, распродала имущество. Вернувшись в город, Аня нашла выгодный квартирный обмен. Свою комнату гостиничного типа она обменяла на однокомнатную хрущёвку, но зато с удобствами. На оставшиеся от доплаты деньги обставила её недорогой, но удобной мебелью. В первую очередь она ку-пила подростковую деревянную кровать для Наденьки, не сомневаясь, что дочка будет жить с ней. Красиво убрала её и даже посадила на кровать шикарную куклу с закрывающимися глазами. Покончив с оборудованием квартиры, Она незамедлительно подала заявление на удочерение Незвановой Надежды, после чего всецело углубилась в учёбу, с отличием окончила институт и поступила на работу в одну из школ, где она проходила практику и зарекомендовала себя с лучшей стороны. Занятия в школе начинались с первого сентября, но на работу нужно было выйти с двадцатого августа, и оставшееся время Аня решила по-святить хлопотам по удочерению Наденьки.
 
Наконец её сочли вправе на удочерение и разрешили свидание с ребёнком.