ДЕНЬ ТРИДЦАТЬ ПЯТЫЙ
Весеннее солнышко заглянуло в окно и сразу же нарушило тягостное однообразие сонного царства. Засверкали хромированные спинки кроватей, заискрился всеми своими гранями стоявший на тумбочке директора стакан, всё мгновенно ожило, заиграло и даже хмурые серо-салатовые стены палаты стали менее серыми и более салатовыми. Народ проснулся, потянулся и окончательно сбросив с себя остатки дремоты быстро перешёл к активной жизни. День обещал быть радостным.
Однако уже утром в поведении конюха Афанасия отметились некоторые странности. Пока пробудившийся человеческий фактор приводил себя в порядок - умывался, брился и чистил зубы - он тихо сидел в кровати, внимательно уставившись в никуда. Потом ни с того, ни с сего стал тереть нос, причём сначала вертел его в одну сторону, а потом с тем же азартом в другую. Сделав небольшую паузу в этом благородном деле, он покачал головой и с новыми силами принялся откручивать эту весьма важную часть своего организма.
- Доброе утро! - приветствовал всех Гарик. Ночь он провёл в клизменной, но едва проснувшись, тут же явился в родную палату. Прикипел, так сказать, душой. - Что, чешется? - со смехом поинтересовался он у Афанасия. Тот промолчал. - Это к выпивке!
- Ни всегда... - сходу парировал Анальгин. - Хороший нос за неделю кулак чует!
- Тоже правильно! - весело поддакнул директор, намыливая правую щеку.
А тем временем у Афанасия что-то, по всей видимости, не ладилось. Самостоятельно устранить неисправность ему никак не удавалось, поэтому он встал, подошёл к Гарику и, указывая пальцем на свой, и так уже пылавший, как алый стяг, нос, громко сказал:
- На, покрути. А то что-то плохо слышно!
Если бы на голове у Гарика имелась шляпа, то она непременно бы подпрыгнула! Он настолько удивился, что протянул руку и покрутил нос Афанасия.
- Спасибо, - вежливо сказал тот, - теперь лучше... - после чего сел, закрыл глаза и противным голоском стал тихонько подвывать.
Никто на эти чудачества внимания не обратил - каждый занимался своим делом - Иван Петрович сидел на кровати и делал зарядку, Анальгин брился, директор вытирал лицо полотенцем, а Илья Афанасьевич полоскал в кружке вставные челюсти.
- Ты тут самый грамотный, - неожиданно обратился Афанасий к Гарику, и того чуть не разорвало от гордости, - вот скажи мне, что это? Сижу, всё хорошо, и вдруг в правом ухе начинает балалайка играть, а в левом - бабы петь!.. Хором!
- Глупый! - воскликнул Гарик. - Это ж стереоэффект! Ты - счастливый человек, тебе наушники не нужны!
- И громко поют? - весело полюбопытствовал Анальгин.
- Громко, - подтвердил Афанасий, - во весь голос! Иногда только загудит что-то, зашипит, нос повертишь - и опять громко...
- Так, мужики, - освежив себя огуречным лосьоном, сказал директор, - хорош языком чесать! Какие на сегодня планы? Что там у нас по ящику?
- Сейчас посмотрим... - сказал Гарик, разворачивая газету. - Так... Шахматная школа, Годы великой жизни, Спокойной ночи...
- ...А потом как колокол по макушке вдарит - бом-м! - отрешённо, не обращая ни на что внимания, пробормотал Афанасий.
- Вот! Нашёл! «Красные колокола. Фильм второй»!..
- ...Точно! Как красным колоколом вдарит - и сразу появляются ангелы...
При последних словах конюха Анальгин повернулся и внимательно оглядел его.
- Ангелы говоришь?
- Ага! Маленькие такие, зелёненькие, с тремя крылышками... Сначала один, потом два, а потом столько - как муравьёв в куче! Свет застят!.. Если не переловить - всё, хана! Вот! - Афанасий неожиданно сделал выпад в сторону Гарика и быстро взмахнул у того над ухом кулаком, словно хотел поймать муху. Гарик от неожиданности отпрянул, а Афанасий удовлетворенно проговорил: - Вот! Один есть! - потом наклонился, достал из-под кровати пузырёк, который ещё утром надо было наполнить мочой, с усилием протолкнул в него всё ещё зажатую в кулаке «добычу» и заткнул горлышко пальцем.
- О-о-о, ребята, - протянул Анальгин, - видать повезло нам с постояльцем...
- А что? - с тревогой спросил директор.
- Гуляет… - покачав головой, прошамкал старик. - А это дело весёлое.
- И чё теперь будет? - растерянно спросил Гарик. - И анальгин не поможет?
- Тут одним анальгином не обойдешься... Ладно, посмотрим. Понаблюдаем. Может к вечеру и отпустит, - спокойно и уверенно добавил Анальгин, но чувствовалось, что он что-то недоговаривает.
- Может врача вызвать? - неуверенно предложил директор.
- Нынче суббота, неужто забыл? - ответил старик. - Нашей нет, а дежурному - всё до лампочки. Так что давай погодим.
Пока шёл этот разговор Афанасий ещё раз с остервенением покрутил свой нос и, очевидно, настроившись на волну, довольный лёг на кровать, мурлыкая и гримасничая.
- Угомонился, - еле слышно прошептал Гарик. - Может, обойдется?
- Да что ты! - махнул рукой Анальгин. - Это он успокоился, пока ангелов нет.
- Ангелы?! - неожиданно громко крикнул Афанасий и в одну секунду оказался на ногах. - Ух, как много! - он повертел головой из стороны в сторону, затравленно озираясь. - Ух, как много! Сейчас, сейчас! - с этими словами он схватил пузырёк, запрыгнул на свою кровать и, размахивая кулаками и ловя кого-то, стал торопливо запихивать пойманную добычу в горлышко!
Все, кроме Анальгина, ринулись к двери, причём Илья Афанасьевич оказался в первых рядах, а Афанасий, получив таким образом дополнительную площадь, утроил старания!
- Halt! H;nde hoch! Ausweis!! Feuer!!! [1] - неожиданно заорал Анальгин, и Афанасий тотчас замер, словно прибитый гвоздём к полу. - Гарик! И сюда! Да не бойся ты, не укусит! - старик руководил уверенно, со знанием дела. - Бери его, клади...
_____________________
[1] Halt! H;nde hoch! Ausweis!! Feuer!!! (нем.) - Стой! Руки вверх! Пропуск! Огонь!!!
Они взяли Афанасия, который вдруг стал очень похож на статую, ибо совершенно не двигался и даже не сопротивлялся, и положили его на кровать.
- Покрути ему нос, а то настойка, наверное, сбилась, - серьёзно сказал Анальгин и Гарик тотчас выполнил это распоряжение. Афанасий сморщился, чихнул и что-то невнятно забормотал.
* * *
Сначала Анальгин тщательно проверил тумбочку Афанасия и изъял из неё все колюще-режущие предметы. А их оказалось много - две вилки, старый, с треснутой ручкой, кухонный нож, ещё один нож, только перочинный, лезвие безопасной бритвы, ножницы и связка ключей, на которой вместо брелока болтался самодельный штопор. Потом аккуратно закрыл окно на все шпингалеты, задёрнул шторы и, сев на край кровати с покоившимся на ней конюхом, тихо сказал:
- Плохи дела.
Все молча стояли около двери и своих дальнейших действий даже не представляли.
- С ним надо сидеть! По два часа каждому! - это Анальгин произнёс таким тоном, что возражать никто не осмелился. Авторитет старика был на недосягаемой высоте - его мнению, как деятельности партии и правительства, доверяли целиком и полностью.
Первым посторожить Афанасия вызвался Илья Афанасьевич!
- Значит, так, - проинструктировал его Анальгин, - главное - чтобы он в окошко не сиганул. Остальное - мелочи. Будет выступать - разговаривай с ним, можешь на иврите, ему без разницы. Главное: он слово - ты слово, чтобы диалог был. Начнет вставать - крути ему нос, он это уважает. Ну, ни пуха! А мы пойдём позавтракаем.
Выходя из палаты, Иван Петрович ощутил необычное облегчение. Только что рядом с ним на небольшом по площади пятачке находился совершенно умалишённый человек! Всё было хорошо, думал товарищ, рассказывал, соображал, и вдруг хлоп - сошёл с ума! Вот просто так - раз, и готово! Жуть-то какая! Он впервые в жизни видел сумасшедшего и вынужден был признаться себе, что впечатление от этого общения осталось неприятное и даже тягостное. Но Анальгин! Старик вёл себя так, как будто всю жизнь провел среди умалишённых. Вот это выдержка, вот это самообладание! Он, Иван Петрович, да и все остальные, похоже, тоже сразу дали бы дёру, а этот - нет! Хенде хох - и к стенке!
Столовая пустовала. Обе буфетчицы - молоденькая, худенькая Алла и полная, флегматичная Надежда Ивановна скучали.
В гробовом молчании и совершенно без аппетита съели рисовую кашу. Субфебрильный, цвета морской волны какао показался индиферентно-безвкусным. Возвращаться в палату не хотелось, но обстоятельства этого требовали - снова ближний находился в беде.
Илья Афанасьевич сидел на стуле и внимательно смотрел на Афанасия.
- Ну как? - спросил подошедший первым директор.
- Пока нормально, - ответил Илья Афанасьевич, - вроде спит.
И точно, Афанасий спал. Крепко, сладко и, по-видимому, без сновидений.
- Ладно, - сказал Анальгин, - посторожи его ещё. Твоих девятнадцать минут осталось. Кто потом? - он обернулся, но тут Гарик, сделав грудь колесом, по-военному громко и коротко гаркнул: - Я!
- Тпр-ру! - также громко воскликнул Афанасий и мгновенно сел в кровати. - Стой! Куда-а?..
- Ну вот, - ухмыльнулся Анальгин, - разбудил вулкан.
Илья Афанасьевич недовольно посмотрел на Гарика. А конюх, тем временем, продолжал:
- Н-но, пошла, Зорька... Н-но, молодуха! - при этом он во все глаза смотрел на своего древнего охранника и похоже нисколько не был удивлен тому, что перед ним спокойно сидел старый, больной человек, а не била копытом молодая, здоровая кобыла. Илья Афанасьевич смутился и обвёл всех растерянным взглядом.
- Изя, ты чего заметался? - Анальгин поставил в тумбочку стакан с чайной и столовой ложками. - Я ж тебя учил, как его успокаивать... Давай, давай, не дрейфь!
Илья Афанасьевич нерешительно протянул руку и покрутил нос Афанасия.
- У! У! У! У! У! У-у-у... - ответил тот. - Московское время...
- Ну вот, - удовлетворенно заметил Анальгин, - заодно и время сверить можно... - он посмотрел на часы и громко сказал: - Афанасий, торопишься, ещё без семи...
...Следующие два часа - с одиннадцати до часа - конюха караулил Гарик. Пройдя на всякий случай подробный инструктаж, он сел напротив затравленно глазевшего по сторонам Афанасия и приготовился к круговой обороне. Илья Афанасьевич, директор, Иван Петрович и Анальгин пошли проветриться в клизменную, где и просидели почти до обеда.
- Мужики, следующая очередь моя! - сказал Иван Петрович, когда стрелки часов уже приблизились к часу. - Я сейчас пойду быстренько пообедаю и на вахту. Ладно?
- Давай, - сказал директор, - а потом я... Кузьмич, тебя мы освобождаем. Ты у нас консультант, мозговой центр. Если уж совсем будет тяжко - тогда позовём. Лады?
- Да-да! - поддержал директора Иван Петрович. - Ты, Кузьмич, отдыхай!
- Хорошо, - согласился Анальгин, - я с ним только после обеда, если всё будет нормально, прогуляюсь...
На том и порешили. Иван Петрович быстро сходил в столовую, проглотил относительно съедобное первое-второе-третье. На обратном пути он зашёл в клизменную, откуда все четверо вернулись в палату.
Гарик и Афанасий о чём-то мирно беседовали.
- І що він каже? [2] - с порога спросил Анальгин.
______________
[2] І що він каже? (укр.) - И что он говорит?
- Да разное, - ответил рыжий соглядатай, - сначала передавал последние известия. Что-то у них там на свеклопункте не состыковалось, потом молоко скисло, потом он какую-то Варвару на хрен посылал. Затем решил передавать концерт по заявкам - Зыкиной прикинулся... Тут я на другую программу переключил. Слушаю теперь речь Генерального секретаря...
Афанасий закрыв глаза что-то невнятно бормотал.
- Похоже... - согласился Анальгин.
- Пошли обедать, - сказал директор.
- А тут кто? - чувствовалось, что Гарик не мог просто так оставить свой пост.
- Его очередь, - кивнул на Ивана Петровича Илья Афанасьевич, - с часу до трёх.
- Потом я, до пяти. А после ужина - опять Илья, - добавил директор, - а Кузьмича мы освободили, он у нас мозговой центр.
- Правильно! - поддержал такую идею Гарик. Анальгин чуть не задохнулся от почестей.
- Ну, Иван, давай, - сказал старик, похлопав Ивана Петровича по плечу, - не волнуйся. В случае чего - крути ручку. Но думаю, он ещё долго будет бухтеть - речи наших моральных вдохновителей, как правило, длинные... - с этими словами все четверо - Анальгин, директор, Илья Афанасьевич и Гарик, взяв с собой стаканы и ложки покинули палату, оставив новоявленную сиделку один на один с потерявшим рассудок конюхом.
Сначала всё шло нормально. Афанасий отчего-то замолчал, лежал с усилием зажмурив глаза, и шумно дышал носом. Это продолжалось минут десять. Потом он неожиданно громко чихнул и выгнал из носа огромную зелёную соплю, надув из неё большой пузырь. Это спутало все карты, ибо теперь переключить конюха на другую программу или настроить ему громкость было практически невозможно - мешали и сопля, и пузырь, который надувался в такт дыханию временно умалишенного. Словно осознав, что теперь его нос вне досягаемости Афанасий вскочил и с криками:
- И-го-го, и-го-го, и-го-го!!! - стал сидя подпрыгивать на кровати. Иван Петрович растерялся, а перевоплотившийся в молодого жеребца конюх скакал во весь опор, едва касаясь копытами земли.
Сколько бы продолжалась эта скачка неизвестно, но совершенно неожиданно для себя Иван Петрович во весь голос крикнул:
- Ложись! Ангелы!
Это произвело совершенно неожиданное действие: Афанасий мгновенно затормозил, повалился на бок и юркнул под кровать! Иван Петрович, совершенно не подозревавший о таком повороте событий и несколько даже ошеломленный, отставил стул, на котором сидел, и хотел уже ринуться вслед за конюхом, но в этот момент услышал грохот под кроватью директора. Оказывается Афанасий ловко, как кошка, уже переполз туда. Начинающий укротитель умалишенных метнулся вправо, к кровати директора, но конюх кинулся обратно и через мгновение забился в самый угол под стоявшим у окна, поперёк палаты, ложем Анальгина!
Иван Петрович нагнулся, окинул взглядом подкроватное пространство и понял, что извлечь Афанасия из его добровольного плена - задача совершенно невыполнимая! Тогда он сел прямо на пол и стал лихорадочно соображать, что бы такое предпринять. Ничего умного в голову не приходило, тем более что конюх опять стал подвывать и сбивать с мыслей, которых и так имелось отнюдь не в изобилии.
- Афанасий Степаныч! - так и не придумав ничего путного, подал наконец голос Иван Петрович. - Ты меня слышишь?
- Слышу... - неожиданно совершенно нормальным голосом ответил Афанасий.
- Иди сюда, не бойся...
- Сейчас, иду...
- Давай руку... Вот так... Вылезай...
- Спасибо, - вежливо сказал конюх, - а то голова совсем замерзла... - он потихоньку выполз из-под кровати на середину палаты, облокотился на протянутую ему руку и встал во весь свой богатырский рост, немного не доставая макушкой до плеча Ивана Петровича.
- Афанасий, ты чего испугался?
- Да Цыган меня чуть копытом не пришиб... - конюх говорил ясно и настолько убежденно, что сомнений не возникало - где-то рядом действительно пасся Цыган.
- А кто это - Цыган? - спросил Иван Петрович и на всякий случай оглядел палату - а вдруг за его спиной действительно встал на дыбы какой-нибудь случайно забредший сюда жеребец! Но в палате кроме их двоих никого не было.
- Жаль коня, - снова чисто и ясно сказал Афанасий, - цыгане увели... Ты любил, ты поймешь...- он совсем по-нормальному всхлипнул и вдруг, вздрогнув всем телом и замахав руками, закричал: - Уй, сколько ангелов! Кышь, кышь!
Иван Петрович опять растерялся, а конюх проворно схватил с тумбочки пузырёк и принялся снова заполнять его только ему одному известно чем!
...Когда минут через двадцать сытая и довольная компания явилась в палату, оба в полном изнеможении лежали на кроватях, причём каждый от своего: Иван Петрович - от жуткого нервно-психического перенапряжения, а Афанасий - от сознания честно выполненного долга - к моменту прихода соседей он практически полностью очистил палату от ангелов, наловив этой нечисти целый пузырёк.
* * *
- Так, да-ка я с ним займусь, - Анальгин поставил на тумбочку принесённые с собой хлеб и тарелку тушёной картошки. Гарик держал в руках два стакана - один с компотом, другой - с супом.
Увидев стаканы, Афанасий почему-то обрадовался. Он мгновенно выхватил у Гарика тот, который был с супом, и залпом осушил его!
- Умница! - похвалил Анальгин. - Знаешь толк... Теперь давай второй.
Конюх принял компот. Наверное, вкус напитка его несколько разочаровал, потому что он как-то сморщился и даже, пожалуй, обиделся.
- Картошку будешь? - Анальгин спросил громко и строго. За его спиной стояли все остальные и молча таращились на происходящее.
- Буду... - робко, но ясно ответил Афанасий.
- Губа не дура, - прошептал Гарик.
- Ага, - в знак согласия кивнул директор.
Под настороженный шёпот Анальгин скормил конюху с ложки всю картошку.
- Так, а теперь - пойдем прогуляемся! - снова строго сказал старик и взял Афанасия за руку. - Бери ёмкость - по дороге ангелов наловим!
Конюх послушно взял пузырёк и увлекаемый Анальгином неловко вышел из палаты.
- Кузьмич! - крикнул вдогонку Иван Петрович. - Тебе помочь?
- Ничего, - ответил Анальгин, - сам справлюсь, не впервой!
* * *
- Ну вот, ребята! - примерно через полчаса весело воскликнул Анальгин, входя в палату и ведя за собой Афанасия. - Теперь можете дышать свободно! Всех ангелов переловили! Их особенно много оказалось в нефрологии. Просто кошмар какой-то! И что им эта нефрология так приглянулась?
Афанасий хотел что-то сказать, но только загадочно улыбнулся.
- Ложись спать! - строго сказал Анальгин конюху и тот покорно разделся и лёг.
- Так, Иван, - сказал директор, глядя на часы, - тебе осталось сорок три минуты. Посиди, а мы пока пойдём покурим.
...Когда наблюдать оставалось минут пятнадцать, дверь в палату приоткрылась, и в образовавшуюся щель Иван Петрович увидел старшую дочь. Сзади стояла жена. Обе помахали ему руками, и хотели уже войти, но он опередил их. Неожиданно сорвавшись с места, он подлетел к двери и, даже не поздоровавшись, с лицом заговорщика тихо прошептал:
- Тихо! Афанасий спит!.. Подождите меня в холле... Сейчас нельзя! Минут через десять, не раньше...
Обе с расширившимися от удивления глазами отступили и послушно присели в холле на край кресла.
Ровно в 15.00 явился директор.
- Ну что? - шёпотом спросил он.
- Пока всё тихо, - ответил Иван Петрович
- Хорошо, иди. Там твои уже сидят, - директор аккуратно отодвинул стул и неслышно сел.
Иван Петрович вышел к своим с чувством, какое, наверное, испытывает космонавт, вернувшись из опаснейшей экспедиции по меньшей мере с Плутона.
- Что там у вас? - вместо «здравствуй» почему-то тоже шепотом спросила жена.
- Афанасий с ума сошел, - серьёзно ответил Иван Петрович. - Сторожим.
- А этот дед вонючий? - прощебетала дочь. - Умер уже?
- Ты что! - воскликнул отец и огляделся. - Выздоровел!.. Вон он сидит, - Иван Петрович незаметно кивнул в сторону внимательно читавшего газету Ильи Афанасьевича.
- Иван! - строго и в то же время с тревогой сказала Анастасия. - Ты можешь мне толком объяснить, что происходит?
- Нет! Толком не могу... - Иван Петрович замялся. - Это только Кузьмич может. Он всё может. Короче, он опять поступил, на этот раз в хирургию, вчера после обеда приходил, отчитал этого деда и тот сразу оклемался! Теперь как огурчик! В палате опять можно нормально жить! И вчера же вечером Кузьмича к нам перевели...
- Так Кузьмич опять с вами! - в один голос радостно вскричали мать и дочь.
- Да! Только теперь Афанасий сбрендил...
- Господи, какой Афанасий?
- Да конюх один. Весь день ангелов ловит...
- Ладно, чёрт с ним, с этим конюхом вашим, ты лучше скажи, как твоё сердце! Не болит?
- А? Сердце?.. - растерянно проговорил Иван Петрович. - А-а, сердце! - добавил он увереннее. - Нет...
В холле показался Анальгин. Увидев Ивана Петровича с его родными, он подошёл и галантно поздоровался с дамами, поцеловав ручку сначала старшей, потом младшей.
- Как ваше здоровье, Николай Кузьмич? - спросила супруга Ивана Петровича.
- Спасибо, Анастасия Дмитриевна, - ответил Анальгин, - поправляюсь.
- А папа говорит - у вас тут кто-то с ума сошел? - спросила дочь.
- Да, конюх один...
В этот момент в холл вошла целая толпа посетителей. Гарик, прочертив красной молнией пространство, подлетел к пришедшей его навестить матери. Ещё несколько больных, среди которых оказался и Илья Афанасьевич, каждый разобрали своих родственников. Жена директора остановилась около лифта и осматривала холл, пытаясь отыскать мужа.
- Ну вот, - как-то особенно грустно сказал Анальгин, - ко всем пришли... Я только один никому не нужен. Пойду-ка, отпущу директора, - он встал и направился в сторону палаты.
- Кузьмич, подожди! - воскликнул Иван Петрович. - Мы тоже пойдём. Афанасий ещё спит. И мои заодно, - он повернулся к сидевшим с округлившимися глазами жене и дочери, - на сумасшедшего посмотрят.
- А это ничего?.. Не опасно? - в один голос растерянно спросили женщины.
- Да что вы! - убежденно воскликнул Анальгин. - Нисколько! Он у нас - лапочка... Идёмте!
Жена и дочь Иван Петровича взяли Анальгина под руки, и в таком обворожительном эскорте старик двинул в родную палату. Замыкал шествие совершенно забывший о своем больном сердце верный муж, любящий отец, добрый зять и почти профессиональный санитар психиатрической клиники.
- Иди, - сказал старик директору, когда все зашли в палату, - там к тебе жена пришла. А мы тут пока посидим.
Поскольку Афанасий всё ещё спал, никто особенного внимания на него не обратил. Разговаривали минут тридцать. Между делом Анальгин поставил чай. Анастасия Дмитриевна преподнесла старику восемьсот граммовую банку малинового варенья.
- Да это мне одному много! - воскликнул Анальгин и у него отчего-то неожиданно затрясся подбородок.
- Не беда Кузьмич! Бери, будешь чаи гонять, - ободряюще сказал Иван Петрович. - Знаешь, как малина хворь выгоняет!
Расстались перед самым ужином. Точно в назначенный срок явился Илья Афанасьевич и заступил на дежурство. Иван Петрович вместе с Анальгином проводили женщин и пошли в столовую.
После ужина, который Афанасию также скормили с ложки, сознание конюха несколько прояснилось. Он уже не помышлял ловить ангелов или прятаться под кроватями. Взгляд его стал более осознанным, он перестал затравленно озираться и внешне производил впечатление совершенно нормального человека. Это вдохновило всех обитателей двести восемьдесят седьмой палаты. Опасность, казалось, совсем миновала.
На всякий случай, чтобы ночью чего не вышло, конюха изолировали со всех сторон. До окна он дотянуться не мог - мешал Анальгин, выход в дверь блокировал Гарик - он пришёл в палату и заявил, что ляжет на раскладушке шестым. Ломиться в стены Афанасию не имело никакого резона - с его конституцией дело это получилось бы явно проигрышным. Для страховки дверь закрыли ещё и на совок. С тем и, пожелав друг другу спокойной ночи, отошли ко сну.
* * *