Художник Томас Арнольдович Каспери почесал в затылке, изучая белый холст, когда дверь в мастерскую приоткрылась. Каспери в недоумении обернулся - закадычный друг Олесь Лукашевич ушёл в запой, Берген Абаев отправился на Байкал за вдохновением, а Эдуард Казаков в такое время и без приглашения не приходит.
На пороге возникло юное создание в лёгком и прозрачном платье.
- Ой, это вы, Томас Арнольдович? Можно к вам? -
(Если скажу "нельзя", тебя это остановит?)
- Я как-то увидела ваши картины... и моё сердце разбилось! Это просто восхитительно! -
- Хм... А что в них такого? -
- Эта палитра, это воздушное ощущение... Я так хотела вас увидеть! -
- Ну, положим, вы меня увидели. -
- Поговорить... -
- Говорите, ну! -
- А как вам в голову приходят такие идеи? -
- Увы! В последнее время я ничего не пишу. -
- Ой, как жалко! А что вы читаете? -
- Вон, на полке стоят книги. -
- Лондон, Ремарк... О, Хэмингуэй! Мой любимый... "По ком звонит колокол". -
Создание вытянуло томик с полки и принялось листать.
- Вечно вас на любовь тянет. -
- Нет... - и создание залилось румянцем, пролепетав. - Мне интересна диверсионная операция по подрыву моста. Жаль, что такая удачная, и так плохо закончилась. -
- Смертью главного героя? -
- Срывом наступления... -
Создание запихнуло томик на место, правда, не на своё.
- А что вы слушаете? -
- У меня специфические вкусы. Вы не поймёте. -
- Так посвятите же меня в них! -
- Я слушаю дэт флоридской школы. Ну, и вообще дэт. -
- Вы извращенец! Там же один рык и бас-бочка отбивает чардаш. Вот я слушаю блэк. Вот там - красота и мощь!.. Особенно старый норвежский. -
- Это издевательство над музыкой! Сиплый визг и барабанная дробь. А текста... -
- В дэт текста хуже! -
Входная дверь приоткрылась, заглянул Эдуард Казаков. Поправил берет, оценивая диспозицию.
- Скажите, что лучше - блэк или дэт? - бросилось создание к гостю.
- Фьюнерал-дум. Шведский, - ответил Казаков.
- Да как вы смеете! Это же тягомотина! -
Казаков усмехнулся.
- Вот, Фома, я тебе этюды старые принёс. От нашего учителя, - и исчез за дверью.
* * *
Через три года Томас Каспери стоял в ужасе перед испорченным холстом. На нём красовались каракули, намалёванные цветными карандашами.
- Через три года здесь, пожалуй, появятся подписи - мама, папа, я... И силуэты, отдалённо напоминающие людей... -
Каспери вздохнул, и решил выставить картину. Не пропадать же добру.