Город и село

Андрей Аливердиев
Не вдаваясь в длительные предисловия, сразу озвучу основные тезисы, которые буду защищать. Они могут показаться странными, и именно поэтому они однозначно нуждаются в защите.

Тезис 1. Корни в большом городе – это не отсутствие корней.
Это самое краткое определение, которое стоит хорошо запомнить и в которое надо вникнуть. Корни в большом городе – это не отсутствие корней. Можно также дополнить, что примат в самоидентификации общероссийского (а, по большому, общемирового) над местечковым – само по себе также не является злом. Не случайно, относительно недавно в Астрахани Владимир Владимирович Путин поддержал предложение разработать закон о российской нации. Но, возвращаясь, к тезисам:

Тезис 2. Больше всего для создания позитивного образа Дагестана в литературе и искусстве не достает образа городского дагестанца без анекдотических штампов.

К этому мы еще вернемся. Несколько штрихов, проясняющих ситуацию.
Небольшой исторический экскурс. Если на время ограничиться русскоязычным пространством, то в 19 веке и вплоть до 1917 года мы видим крайне ограниченный круг, как писателей, так и читателей. Большая часть населения страны – неграмотно или полностью или функционально. Просвещение идет, но медленно. Крестьяне жестко эксплуатируются. Де-факто они не могут быть целевой аудиторией как для элитарной, так и для бульварной литературы. Но, разумеется, иногда выступают героями произведений. Кто-то (даже часто справедливо) описывает тяготы жизни на селе и беспросветность крестьянской доли, кто-то (и этого больше, потому что на это всегда есть социальный заказ) создает пасторальные образы счастья и трогательного единства народа с хозяевами. Это ведь наш народ! Самый лучший народ на земле, где как-то (с божьей помощью) все само собой сложилось правильно. Это не только в России. В Германии то же самое. Достаточно почитать размышления их классиков 18-19 веков.
Этот идеализированный пасторальный образ проникает даже в сатиру. Помните Салтыкова-Щедрина, сказку о том, как один мужик двух генералов прокормил? Вроде бы хорошо генералов пропесочил. Знаем мы этих генералов, какие они бывают, и за что звезды на погоны и на грудь ложатся! Но вместе с тем, идеализированный образ простого народа так входит в подкорку «интеллигента обыкновенного», что столкновение с действительностью неизбежно приводит к когнитивному диссонансу. Так вот, мало кто и тогда и после осмелился над этим самым диссонансом открыто посмеяться. Из ближней памяти приходит разве что Чехов. Если кто не читал, обязательно прочитайте его рассказ «Новая дача». Он смеялся над всеми. И ему это простили. Но это скорее исключение.
При советской власти ситуация изменилась качественно. Это изменение – тема для большого и отдельного разговора. Можно вспомнить письма Максима Горького начинающим литераторам. Скажу сразу, было сделано много хорошего. Это очень важно. И я с этим ни в коей мере не спорю. Я акцентирую внимание на другом. И в годы советской власти социальный заказ на идеализацию «простого человека» (рабочего и крестьянина) относительно интеллигенции (которой всё норовили добавить какой-то неприятный эпитет вроде «вшивой» или «гнилой»), так вот этот социальный заказ не только не исчез, но и усугубился. И это не могло не привести к ясному и осязаемому крену в сторону «почвенничества» в «высокой» прозе, то есть той, что публиковалась огромными тиражами с хорошими гонорарами, дополняемыми всяческими премиями, дифирамбами и льготами.
Для развлекательной же литературы оставалось ничтожно мало вакансий, и драчка за место под солнцем там была та еще. Один очень известный детский фантаст как-то рассказывал в приватной беседе, как он стал детским фантастом. Дело в том, что большая часть его работ – отнюдь не детские, но ему прямо сказали, что вакансий нет. Все портфели всех издательств забиты на годы вперед хорошими фантастами, и если хочешь издаваться – пиши для детей. Там вакансия есть. Это не совсем по теме, это к тому, что там вообще было очень мало места. И, к сожалению, Дагестан отметился в этом самом месте существенно меньше, чем мог бы. И явно, и неявно.
В девяностые положение опять круто изменилось. Тиражи «высокой прозы» упали до минимума. Но падение остановилось (и слава богу!), однако (что уже не слава богу) социальные заказы остались те же. К сожалению, так проще «цементировать». И к еще большему сожалению, это само по себе не способствует, а препятствует развитию, как таковому, потому что идеализация патриархального крестьянского уклада в целом обязательно приводит к идеализации множества однозначно присущих ему негативных моментов (не буду уточнять каких, могу посоветовать внимательно послушать монолог лже-самурая из знаменитого фильма Акиры Куросавы «7 самураев») и, главное, низводит ценность образования как какого-либо преимущества. От «иная наша бабка иного их профессора в ином деле за пояс заткнет» быстро переходится на «любая наша бабка любого ихнего профессоришку в любом деле, даже по его специальности, просто плюнет и разотрет». А значит, зачем вообще учиться? Более того очень часто этот самый «вшивый интеллигент» начинает верить в свою ущербность. На что нет никакого основания. И это все отнюдь не способствует прогрессу.
Так вот, чтобы не впадать в сие заблуждение, повторяю, надо просто прочно усвоить, что корни в большом городе – это не отсутствие корней. И не надо давать себя обмануть.
Подчеркиваю, не против того, чтобы кто бы то ни было гордился своим рождением где бы то ни было, я против того, чтобы кто-то, кто родился в большом городе в семье потомственных интеллигентов считался на этом основании недостаточно «укорененным». А городской менталитет, уж во всяком случае, не хуже сельского. Хотя это опять-таки тема для отдельного разговора.
Теперь о втором тезисе. Какие мы видим образы дагестанцев и Дагестана в литературе (хоть высокой, хоть бульварной), а вместе с ней во всяческих телевизионных экранизациях сегодня? Их вообще не так много, а те, что есть, делятся в основном на: 1) совсем плохо, и 2) вполне забавный национальный колорит. И то и другое построено на штампах и, по меньшей мере, в русскоязычном пространстве воспринимается как нечто чуждое как России, так и цивилизации. Но это не отражает действительности. Даже сейчас, с учетом того, что произошло, начиная с 90х. Одна моя хорошая знакомая (не из Дагестана, и даже не из России, дело было в дальнем зарубежье), так вот, одна моя хорошая знакомая, прочитав до середины мою повесть «Лукоморье» вдруг сказала: «До меня только сейчас дошло, что действие происходит в Дагестане. Но ведь так не должно быть!»
- А я похож на анекдотического кавказца? – спросил я.
- Нет, но…
- Вот и мои друзья, и основной круг общения тоже.
Очевидно, меня она воспринимала каким-то исключением, поэтому и вырвавшемся из дикого восточного места вроде Афганистана. И самое страшное, что это всё на подсознательном уровне.
Вот этому надо противостоять. Это непросто, так как негативные штампы уже живут, негласный «социальный заказ» даже чисто коммерческой литературы резко против «нормального» дагестанца, не раскрашенного этими самыми штампами. Редактор (продюсер, издатель, спонсор) скорее всего вам лениво скажет: «Если персонаж нормальный, без колоритов, зачем тогда дагестанец? Или исправь, или дверь там».
Любая помощь любого понимающего сейчас важна. Как и любой донесенный до читателя или зрителя хотя бы второстепенный персонаж дагестанского происхождения без колоритных атрибутов (как, например, «Вовчик из Махачкалы» с Салманом и Казбеком в фильме «Фанат»). В «бульварном» искусстве это не менее, а даже более важно, чем в «высоком», потому что главное здесь – охват.
Так же важен и объективный образ Махачкалы 50х-90х, действительно являвшейся нормальным (и совсем не восточным) городом и «плавильным котлом». Вообще, педалировать общность и единство со всей страной, а не отличие. Как это делал относительно всего цивилизованного мира Радж Капур. В иные моменты его лучших фильмов не сразу и видно, что действие происходит в Индии, а не где-то в южной Европе. Это нужно Дагестану, и это, уж во всяком случае, не пойдет во вред России в целом. Очевидно, что очень сходные проблемы, связанные с гиперболой национального колорита, присущи не только нам, но едва ли где-то вопрос стоит острее.