ДЕНЬ ТРИДЦАТЫЙ
Утро, которым незаметно закончилась ночь, выдалось туманным, пасмурным и нервным. Все трое сбились с ног. Первым делом разделили сферы влияния: Ивану Петровичу выпало следить за капельницей и уткой, Гарика назначили старшим по судну, а также ответственным за кормление старика, директор взвалил на себя всю медицинскую помощь - в круг решаемых им вопросов входило обеспечение быстрого поиска и доставки в палату врачей, ибо Анальгина наблюдали не только терапевты, но и хирурги и даже уролог! Однако от всех этих наблюдений старику становилось только хуже. Он морщился, тихонько стонал и слабым голосом просил пить, чего ему, естественно, не давали - это строго запретили ещё со вчерашнего вечера. Единственное, что разрешалось - так это осторожно смачивать губы Анальгина влажной ваткой, что старательно и делали по очереди Иван Петрович с Гариком.
В обед все трое ненадолго покинули старика - Иван Петрович помчался в столовую, а Гарик с директором решили немного перекурить.
Столовая встретила теплом и уютом, однако Ивана Петровича бил озноб. Все чувства как-то притупились - есть совершенно не хотелось. Еда казалась холодной и безвкусной, и любитель вечернего чая не мог бы сказать точно, каким в этот день выдалось меню.
Над душой висело ощущение приближения чего-то жуткого, чёрного и безобразного. Иван Петрович неожиданно вспомнил свои похождения в реанимации - как он ждал смерти, как, наконец, увидел её, и как победил эту беззубую... кто она там?
Но если уж быть совершенно точным, то вернул его к жизни не кто иной, как Анальгин! Именно он! Своим оптимизмом, своим юмором, своей потрясающей волей к жизни! И теперь эта звезда медленно угасала!
Неужели нет способа продлить жизнь личности? Неужели медицина настолько бессильна, что опустив руки, может лишь стоять в стороне, тихонько ожидая конца?
* * *
Без чего-то три директор, выполняя свою гуманную миссию, принёс из торакальной хирургии заведующего и из урологии ординатора. Именно принёс, ибо и тот, и другой наотрез отказывались идти на консультацию, мотивируя причины отказа каждый по-своему. Заведующий упорствовал из-за того, что у него де, как у организатора здравоохранения, и так дел по горло, ординатор-уролог тоже что-то невнятно лепетал о том, что он, мол, дежурил, сутки не спал, а от того вот уже весь сегодняшний рабочий день почти ничего не соображает.
Но директор оказался непреклонен и принёс обоих. По дороге ему попался ещё и заведующий отделением функциональной диагностики, хотелось прихватить и его, но свободных рук не оказалось, поэтому специалисту в области извлечения диагнозов из изогнутых линий неслыханно повезло.
В палате каждый сразу занялся своим делом - уролог проверил работу трубки, выходившей из уже отсутствующего живота Анальгина и констатировал, что дренажная функция катетера вполне удовлетворительная. Специалист в области легких сначала выстукал старика, всего, от шеи до живота, потом всё это выслушал, и заявил что, по его мнению, с такими легкими пациент должен жить ещё, по меньшей мере, лет четыреста!
- А с моей стороны - тут вообще придраться не к чему! - в палату вошла, вернее влетела, и сходу вспылила Юлия Ефимовна. - Я его ещё вчера выписать собиралась!
- Выписывайте... - как эхо простонал Анальгин. - Я согласен...
- Да подождите вы! - Юлия Ефимовна топнула ножкой, обутой в тёмно-вишнёвую французскую туфлю и, обращаясь к консультантам, строго спросила, вернее напористо поинтересовалась: - Так куда его переводить? - и для пущей важности уточнила: - В торакальную хирургию или в урологию?
Оба консультанта враз очнулись и запричитали хором, выражая, таким образом, полное несогласие с мнением лечащего врача.
- Ах так? - Юлия Ефимовна подбоченилась и засверкала глазами. - Тогда я зову нашего и мы устраиваем консилиум! Не хотите по-хорошему, так давайте...
- Ой, пишите посмертный эпикриз... - прошелестел Анальгин и Юлия Ефимовна мгновенно встала на дыбы, как пришпоренная лошадь!
- Как одуванчик - так ко мне!.. Девочки! - она выглянула из палаты и крикнула сестрам: - Скорее зовите этого! Как его? Нашего! И пусть сам разбирается!..
В этот момент Анальгин, потянувшись за куском хлеба, уронил с тумбочки тарелку, которая со звоном раскололась на множество кусков. В палате возникло некоторое замешательство, которое консультанты проворно использовали в корыстных целях - оба мгновенно с позором ретировались!
* * *
К вечеру старику стало хуже. Дыхание его из шумного сделалось едва слышным, лицо ещё больше побледнело, под глазами появились тёмные, почти чёрные круги. Весь он как-то заострился - локтями, подбородком, кадыком - и враз стал изнемождённым и угловатым. По всему угадывалось - развязка совсем скоро...
И всё же, не смотря ни на что, в это не хотелось верить! Глядя на умирающего Анальгина Иван Петрович скрипел зубами от бессилия. На его глазах умирала личность, и так выходило, что ничего поделать с этим невозможно!
Жизнь и смерть, две противоположности, всегда идут бок о бок, а уж тут, в больнице - и подавно. Всё выглядело вполне естественно - умирал пожилой, тяжело больной человек, но вот именно эта естественность и воспринималась как дикая и кощунственная! Поражало равнодушие врачихи, больше в палату не заходившей, удивляла безразличие медсестер, с каким они обходили старика, раздражал звон пятаков в кармане халата санитарки Вали.
На ночь решили установить дежурство - сидеть со стариком по очереди. Первым выпало Гарику, второму - директору. Ивану Петровичу предстояло заступить утром, если до него, конечно, дойдёт очередь...
* * *