Он сидел в маленьком уютном испанском ресторанчике с бокалом вина и смотрел на море. Оно было совсем близко. Он слышал его ритмичные, покойные вдохи-выдохи, отчётливо чувствовался его запах – солёный, с привкусом водорослей, йода и немножко мазута.
Ему давно хотелось побывать в Испании. Именно вот так – одному, чтобы никто не мешал, чтобы сидеть с бокалом хорошего вина, молчать, ни о чём не думать и смотреть на море.
Поэтому из того малого времени, что отвёл себе на эту поездку, он каждый день приходил именно сюда, в недорогой, стоявший на отшибе, вдали от туристской суеты, ресторанчик с открытой террасой. Берёг каждую такую минуту. Заказывал лёгкий ужин, бокал вина, курил и смотрел на море.
Из-за соседнего столика встала и подошла к нему девочка. На вид, лет шести или семи. Встала рядом и начала молча смотреть ему в глаза.
Он сразу отметил: на удивление, красивая. Но не эта почти идеальная, по земным меркам, красота удивила его. Глаза девочки – вот что оказалось самым неожиданным.
Ярко-зеленые (он видел такие только в мультике про Машу и Медведя – как раз у Маши, нарисованные художником), они смотрели на него как-то странно. Слишком уж не по-детски.
– Sorry, she is autist, – услышал он женский голос. – Excuse us please.
Подошедшая к его столику женщина тоже была красивой. Он лишь мельком взглянул на неё, но тут же отметил про себя: «Это уже земная красота».
А девочка стояла рядом и всё смотрела на него своими удивительными зелеными глазами. Без всякого напряжения, без эмоций. Взгляд её ни о чём не просил, ничего не требовал от него. Она просто смотрела.
Он вышел из-за столика. Ему показалось неправильным, неестественным, если девочка будет смотреть на него снизу вверх. Но когда он встал, ей пришлось еще выше поднять голову, глядя на него.
Тогда он присел перед ней на корточки.
– Аутист…– негромко, как бы про себя сказал он. – Ну, и что? Бывает. Аутисты тоже человеки.
– Вы – русский?! – женщина отчего-то перешла на шепот.
– Да. Это, знаете, тоже бывает.
Отвечая, он так и не повернул голову к женщине. Он пытался понять, что за сила приворожила его к этим странным зеленым глазам – немигающим, без всякого выражения, но… и не равнодушным – он чувствовал это – глазам девочки.
Про аутизм он знал не понаслышке. Его двоюродная сестра давно жила в США, они там с мужем родили двоих чудесных мальчишек, но вот младшенький оказался как раз в этой неведомой, до сих пор так и не познанной «обычными» людьми стране, имя которой – Аутизм.
Он прислушался к себе. Странно, но напряжение он уловил только от женщины. Внутри же его самого был не просто покой – какое-то умиротворение.
И вдруг он очень чётко осознал для себя, что дальше должно что-то начинать происходить. Что надо что-то делать.
– Здравствуй, малыш, – сказал он. – Меня зовут Ингвар.
Хотел протянуть ей руку и... не протянул.
Девочка молчала.
– Знаешь, мой нежданный зеленоглазый друже, а ведь я так, на корточках-то, долго не просижу – не те годы.
«Эх, ты, старый дурачина, – подумал он, – вечно сам себе какие-то сказки сочиняешь. Ну, глаза. Ну, зеленые, как в мультике. Эх, ты…»
Он опять сел за стол и взял бокал с вином.
– Энге, – сказала девочка и протянула ему ладошку.
Он успел отметить и то, как резко – опасно резко – побледнела её мать, и как сам он не сразу сообразил, что нужно делать. Потом пожал прохладную, чуть влажную детскую ладошку. Еще раз представился:
– Ингвар.
Судя по всему, женщине нужно было срочно сесть, и он предложил:
– Сударыни, а не хотите ли вы составить мне компанию? Прошу – присаживайтесь.
Он встал и подвинул кресла сначала женщине, потом девочке. Попытался как-то разрядить повисшую паузу:
– Может быть, вам что-нибудь заказать?
Во взгляде ребенка что-то изменилось (девочка всё продолжала неотрывно смотреть ему в глаза). Он никак не мог понять – что. Но она глядела на него уже как-то иначе. Если бы он умел клясться, он поклялся бы, что в странно-зелёных глазах промелькнуло… сочувствие.
– Простите, Вы так побледнели,– это уже женщине. – А что, прежде… она не говорила?
– Нет…
Теперь уже он сам очень твёрдо и пристально взглянул в глаза девочки (почувствовал при этом, что никаких особых усилий не потребовалось):
– И что, Энге? И почему же мы так долго молчали?
Произнёс это с улыбкой, но не с той – «для маленьких», а с иронией, вполне взрослой.
– Мама, вот, смотри, как переживает за тебя. А ты всё молчишь. Давай уже, Энге, колись, в чём дело-то.
И вот тут ему стало по-настоящему страшно. Чужая страна. Чужие люди. Ребёнок аутист, семь лет молчал. Мама в шоке – первое слово дочь произнесла. И тут – ты: здрассьте-пожалуйста, колитесь, с чего всё началось, сейчас, мол, начнём лечиться, и всё у вас будет в шоколаде.
Ах, как ему стало не по себе…
– Ты не переживай, – очень ровным голосом по-русски сказала девочка. – Всё будет хорошо. Тебе сейчас сколько полных биологических лет?
Странно, но как раз с этого момента он перестал волноваться.
– Ну… если до октября доживу, будет пятьдесят семь.
– Да, всё верно.
Он и хотел бы хоть один взгляд бросить на сидящую рядом женщину – как она там, нужна ли помощь, но, оказалось, ему уже не до неё. Откуда-то изнутри появилась уверенность: с ней будет всё нормально.
Всё его внимание переключилось на девочку. На явное, жуткое, бьющее по нервам несоответствие: ребенок, аутист – и вдруг такие недетские интонации. Совсем не детские.
– Что означает твое «всё верно»?
– Что пятьдесят семь.
– И… что?
– Ничего. Как человек, еще поживёшь. Выполнишь это задание – будет другое.
И тут он вспомнил. Уже не раз ему приходили в голову такие мысли, но он их гнал прочь: «Это всё от твоей пьянки, допился, дурачина! Лучше, возьми и напиши очередной стиш на эту тему. Как ты умеешь – и с самоиронией, и с сарказмом».
Он вспомнил, что не раз думал об этом. Что он – Странник, транзитник в этом мире, на этой планете.
Подумалось: «Может, это «белочка»? Или чей-то глупый розыгрыш?» Но нет, всё было на месте: вот пахнущее водорослями и мазутом море, вот сигареты на столе, вот он сам – и даже не в запое сейчас. Вот эта странная девочка с ярко-зелеными глазами.
Неожиданным было только тихое умиротворение внутри. Такого с ним прежде не было.
– А какое у меня будет другое задание? – спросил он.
– Не знаю. Это не ко мне. У меня другие функции.
В это время он боковым зрением увидел, что женщина сидит рядом, на диване, и улыбается. Расслабленно так. Как под воздействием гипноза.
Он решился.
– Малыш, скажи: я… человек?
– Нет.
– А ты?
– Нет.
– Прости… а кто я?
– Сущность.
– И ты – тоже?
– Да.
– А что это означает?
– Я не знаю. Это не входит в раздел моих функций. Я, как и ты, просто выполняю задание, прописанное программой. У всех сущностей свои функции.
– Так, значит… Мы что – роботы?
– Нет. Мы – сущности.
«Вот те на! Полвека жил и думал, что человек, а тут – какая-то сущность».
– Скажи, а что это за «другое задание»?
– Не знаю. Это не моя функция.
– Ладно, а хотя бы… где я его буду выполнять? Здесь, на Земле?
– Ответа нет. Я знаю только, что ты удовлетворительно выполняешь это задание – ты сборщик информации. Поэтому ты больше тридцати местных, земных, лет был журналистом. Еще знаю, что тебе начислено семь баллов. Поэтому следующее задание, скорее всего, будет сложнее. Не спрашивай – какое. Я не знаю этого.
Он взглянул на женщину. Она всё так же сидела рядом, на диване, и тихо улыбалась. «Отключили», – понял он.
– Скажи, а что будет с ней… с твоей «мамой»?
– Через месяц – по местному календарю – я попаду в ДТП. Моё биологическое тело, как здесь принято, закопают в землю. Эта женщина полтора года будет в депрессии, потом уверует в бога, но монашкой не станет. Она больше не выйдет замуж, усыновит двоих чужих детей и умрёт счастливой.
Он помолчал. Прислушался к себе. Внутри по-прежнему царил непривычный покой.
– А ты здесь, сейчас, со мной – не случайно?
– Да. Я здесь для того, чтобы ты узнал: твоё задание выполнено.
– Послушай. А когда?..
– Когда закончится твой земной цикл? Когда сам решишь. Тебе что-то вроде отпуска предоставлено. Как только допишешь это эссе, запустится новая программа. А эта закончится.
Недопив свое вино и забыв сигареты, он поднялся из-за столика и пошел в сторону моря. Он начал думать, как завершить это странное эссе.
И никак не мог сочинить последнюю фразу…