В семидесятых в Питере проживали тетка по отцу и дядька по матери.
Теткин, современной постройки, девятиэтажный, с двумя лифтами и мусоропроводом. Рядом находился стадион для спидвея, и это поначалу представлялось весьма заманчивым. Но туда запретили настрого, поэтому навестил мотоциклы пару раз, инкогнито.
Дядька квартировал на Петроградской. Семикомнатная коммуналка, дореволюционная. Соответственно, семь семей плюс блаженная Люба, подселенная в помещение для прислуги. Одна из соседок подкармливала дворовых кошек - варила рыбьи хвосты. С долгоиграющими ароматами. В каждый наш визит соседи наперебой делились трудностями совместного быта и очевидной невозможностью общего дальнейшего проживания.
Остановились у тетки, которая лихорадочно собиралась замуж. Там обнаружил пластинку "Hey Jude" и журнал "Америка", где на сверкающих глянцем страницах пластиковая мебель, швейцарские часы и модные одежды твердо заявляли о скором покорении последней колонии.
Какой мир, господа, какой букет. Нева, Петропавловка, Адмиралтейство. Битлз, Эрмитаж, Америка.
Но подростков больше интересуют корабли Военно-Морского, рыцари Эрмитажа и динозавры Палеонтологического. Ну, и места, где можно вытрясти игрушечный пистолет или мороженное. Пассаж, Детский мир, Норд.
Там мог пропадать днями напролет, если бы не мама. Она свято полагала, что спать и питаться нужно по часам, лечить зубы по талончикам, покупать одежду впрок, и совершать массу других совершенно нелепых, скучнейших действий.
Попав в Исаакиевский, наблюдал исключительно за маятником, не обращая никакого внимания на материнские восклицания об окружающей красоте. И поездка в Петергоф удалась только потому, что туда, хвала небу, полетели на подводных крыльях. Сам Петергоф, увы, остался за кадром, так как хотелось получше изучить Ракету, а не рассматривать купидонисто-дамские фонтанчики со статуями и завитушками. Тем более, неработающие. А на дядькин вопрос, понравилась ли мадонна Бенуа, скупо молчал по сторонам, поскольку дальше рыцарского зала идти отказался.
Но кончились лето и Ленинград, пришли осень, новая школа и прочие скучные обыденности. Воспользовавшись отъездом бабушки с дедушкой, родители решились на вечеринку. Собрали друзей. Выпили, закусили, покурили на кухне. Включили проигрыватель.
"Can't buy me love". С той пластиночки, ленинградской, хей-джудовой.
Вдарило, опрокинуло, подбросило. Завладело. Всем существом. Без остатка.
Да так, что тело, действуя совершенно самостоятельно, без всякой команды или одобрения старших, на протяжении многих часов выписывало неимоверные кренделя.
И правда, когда захваченной музыкой душе отвечает тело, танец выступает пластическим воплощением воспринятой музыкальной мысли именно в момент присутствия. Здесь и сейчас без всякой включенности в иную мысль, канон или традицию.
Тогда, изумленно наблюдая за самодвижущимся телом и находясь в состоянии безудержной радости, еще не знал, что именно это и есть танец. Только теперь, когда уже сам не знаю сколько, понял, что на той вечеринке танцевал по-настоящему. Первый и, к сожалению, последний раз в жизни.