Он пришел к калитке дома и начал звать хозяев. Дома была только Манечка.
Она вышла, завернувшись в платок, и спросила: чего надо? Он ее испугал, потому что выглядел совсем как пьяный, но поторопился ее успокоить: не пьяный, говорит он, я просто мертвый. Оттого и не могу хорошо выглядеть. На, сама посмотри – и протянул ей руку. Она посмотрела - действительно, совсем мертвый.
Что тебе, мертвый, надо, спрашивает его Манечка. А он говорит, есть хочу, страшное дело. Проснулся от голода и никак уснуть не могу. И вставать-то не хотел, только вот голод не тетка.
Манечка отвечает, что есть надо идти в специальное заведение, в ресторацию там, или хотя б в кафетерий. А Мертвый смеется – кто ж меня в ресторацию-то мертвого пустит? Однако в кафетерии был, и даже не в одном, но наесться нигде не смог. Подумал, как мог и пошел за домашним чем-нибудь. А что ж ты, спрашивает Манечка, за домашним не ходил к своей родне? Отчего же, говорит, ходил. Пришел, а там все зеркала позанавешаны, а жена по-вдовьи под чОрным одеялом лежит и плачет. А в прихожей на вешалке чОрная шляпка с вуалью висит. Ну думаю, плохо дело. Иду на кухню, а там еды-то и нет! Только мухи и яблоко одно, да такое мертвое, что никак мне его не съесть, хоть я и тоже не живой. Решил прийти к тебе, думаю, накормишь.
Действительно, отвечает Манечка, отчего б не накормить? И думает, то-то вчерашние макароны с грибами никто есть не хочет! Насыпала их в баночку, сунула в баночку ложечку и дает ему: ешь мол. Только ложку верни, на крыльцо положи.
Ложку, однако, мертвый не вернул. Он иногда еще приходил в гости, оправдываясь, что голод опять спать не дает, и рассказывал что сначала, конечно же, ходил поесть к жене, но не наелся, и потому опять шел к Манечке.
Знаешь, Маня, только после смерти понял, что жена совсем не умеет готовить! Не могу я есть ее стряпню, ну никак не могу. При жизни терпел еще как-то, оправдывал, а теперь…
И уходил, прижимая к сердцу баночку макарон. При Мане он никогда не ел, потому что стеснялся доставать заимствованную у нее ложку.