Глава девятая 1 Общительность соседей

Ольга Новикова 2
Он покачал головой, но вслух ничем не возразил мне.
- Меня зовут Джон Хэмиш Уотсон, - сказал я веско и раздельно. – Вам ни о чём не говорит это имя?
Он снова покачал головой, но мне почудилось, что солгал, потому что лицо его при этом страдальчески исказилось, насколько, разумеется, его борода позволяла мне судить об этом. Вообще, это обилие растительности – усы, борода, длинные волосы - скрывали почти всё, кроме глаз, а глаза – глубоко посаженные, серые до сизоты - заставляли меня внутренне сжиматься и терять дыхание. Называя ему своё имя, я подсознательно чего-то ждал от него, какой-то реакции и, когда увидел, что он не остался равнодушным, у меня снова сердце сжалось от неясного предчувствия, словно в темноте крадёшься вдоль стены здания и не знаешь, что тебя ждёт за углом -  верный друг, лютый враг или… ничего. Но я передохнул и постарался подавить волнение. Я попросту боялся, что обманываю себя или даже схожу с ума.
- Мне нужно будет отлучиться через какое-то время, чтобы меня не начали разыскивать, -сказал я. – Поэтому давайте сейчас займёмся вашей ногой, пока ещё есть время. Я успел увидеть, что вы терпеливы к боли, поэтому в интересах общего состояния, лучше обойдёмся без дурманящих уколов. Уверяю вас, хирург я проворный и аккуратный, лишней боли не причиню. Ну как, решитесь?
- Конечно, - откликнулся он, как о само собой разумеющемся, даже нетерпеливо дёрнув плечом, и я по этой небрежности понял, что ему, пожалуй, случалось самому, действуя только ножом, выковыривать из мякоти мышцы доставшую его пулю егерской винтовки или заклеивать смолой кровавую вспоротую сучком глубокую борозду на теле, или накладывать жгут. Поэтому , не  сомневаясь больше, я немедленно приступил к операции. Инструмент у меня был с собой, лекарства и перевязочные материалы – тоже, а воду я вскипятил на его очаге.
«Терпелив» - это было слабо сказано, оказалось, что оперировать Магона всё равно, что упражняться в хирургии на муляже. Он глухо стонал иногда и прикрывал глаза, пока я зондировал и чистил рану, но ни единым мускулом не дрогнул и ничем не помешал мне за  все те десять минут. которые я потратил на обработку.
- Останется шрам, - сказал я, заканчивая и накладывая лёгкую тонкую повязку. – Потому что я нарочно оставил выпускники – препятствовать заживлению. Когда всё очистится и перестанет болеть, можно будет наложить швы, но не раньше. Чтобы под затянувшейся кожей снова не разыгралась  инфекция – понимаете? Старайтесь не опираться на ногу, не нагружать её, хорошо? Уходя, я оставлю вам всё необходимое - так, чтобы вы могли дотянуться, а вечером или завтра рано утром приду снова проведать вас. Привезу еды, ещё лекарства, что-нибудь тёплое из одежды, если получится достать.
- Откуда вы здесь взялись? – спросил он вдруг. – У кого живёте? Вы же нездешний – вы издалека, я по выговору слышу.
- Вообще-то родом я почти из этих мест, из Эдинбурга. Но жил  всё время в Лондоне.
- Главный город… -  задумчиво проговорил он. – Да, я знаю. Читал на табличках на станции, что туда ходит какой-то из поездов. Даже была однажды мысль… Но я попросту побоялся. Иногда мне снится каменный парапет набережной и тусклые фонари в тумане, жёлтом, как дым пожара. И тогда, во сне, я тоже знаю, что это Лондон. Мне кажется, я бывал там. Река, чёрная, как смола, и отражение бликов света… Я могу почувствовать запах и услышать голоса… Но я боюсь этих снов, они приходят, как будто насильно втискиваются в мой разум… Я страдаю от этого. Мучительно страдаю, доктор, - он прижал руки к лицу, и я увидел, что его бьёт дрожь. Температура снова повысилась – он горел.
- Давайте-ка, я приготовлю вам лекарство, - сказал я. – Не думайте о Лондоне – вам нужно просто много спать и хорошо питаться. О втором я позабочусь, первое – дело ваше. Поговорим о Лондоне и тому подобных материях, когда вам станет получше. А сейчас объясните мне, как мне получить назад свою лошадь.
Магон отвёл руки от лица, усмехнулся:
- Ну, зная моего Чёрта, очень может быть, что у вас теперь уже две лошади. Однако, обождите, - и он, сунув пальцы в рот, засвистел каким-то совершенно жутким, диким, разбойничьим свистом, от которого мне заложило уши. И тотчас ему откликнулось негромкое аккуратное ржание поодаль.
- Сейчас они будут здесь, - сказал Магон. – Выбирайтесь, только, уезжая, хлопните Чёрта по крупу, чтобы он понял и ушёл.
- Я скоро вернусь, - сказал я. – Выпейте микстуру и спите. Поесть и попить я вам оставил, про естественные надобности сказал, вернусь - всё вынесу, а вы не выходите отсюда и не нагружайте ногу.
Я снова протиснулся в узкий лаз и увидел, что белогривый Чёрт уже пригарцовывает на поляне, а моя распутница стоит в стороне, опустив глазки, несказанно довольная.

Глава девятая
Общительность соседей, как повод насторожиться

Пока я добрался до дома Идэма, настал уже белый день, и за меня беспокоились.
- Как съездили, кузен? – нервно окликнула Рона из окна. – А вас тут спрашивали.
- Кто? – встревожился я, памятуя о своих преследователях. Но и Рона помнила о них.
- Нет, - покачала она головой. – Отец Ози приезжал с парочкой егерей.
«Ещё того не легче! На кой чёрт я им понадобился?»
- Спрашивал, какая конфессия ближе моему сердцу?
- Не совсем. Спрашивал, что нам обоим понадобилось здесь, в глуши Северной Шотландии
- Надеюсь, вы удовлетворили его любопытство?
- Да, я объяснила, что мы гостим у родственников, попутно изучая этнические особенности Хизэленда.
- Какое ему, собственно,  дело? Мы не представлены, да я и не горю желанием познакомиться поближе. Он что, как духовный пастырь, отслеживает всех живых существ, в округе, стараясь понять, волки или агнцы?
-Он сам на агнца не слишком похож. И взгляд у него, - Рона поёжилась. – Мне почудилось, что он меня глазами не то, что раздевает – шкуру спускает с меня.
- Я с ним лично не сталкивался, - вмешался вездесущий Вернер, - но странно, что священнослужитель якшается с егерями. Сами, наверное, обратили внимание. доктор, эти молодчики чрезмерным благочестием не отличаются. И не думаю я, что Клуни набирал их среди учеников воскресных школ. С другой стороны, само появление его у нас примечательно – я помнится рассказывал, что случилось с его предшественником: таинственная смерть в лесу – совсем, как с тем беднягой, что вы обнаружили, только была она для отца Ози удивительно кстати. Прямо как по заказу.
- Как по заказу? – остро, прищурив свои пронзительные серые глаза, повторила Рона, только изменив интонацию на вопросительную.
- Ну, едва ли отец Ози делал такого рода заказы Магону, - улыбнулся Вернер.
- Я не верю, что к этим таинственным смертям в лесу хоть как-то причастен Магон, - с жаром заспорил я.
- А вы у него сами не спросили? – продолжая улыбаться, провокационно спросил Вернер и, глядя на мою вытянувшуюся физиономию заулыбался ещё шире. – Доктор-доктор, конспиратор из вас никакой: натолкали в сумку снеди, скупили все медикаменты в порту, а возвращаетесь с пустой сумкой, пропахший дымом и зверем, со следами крови у манжет и копоти на щеке, да ещё надеетесь, что все ваши похождения будут шиты-крыты. Хорошо ещё, что вас никто из этих следопытов не увидел – они успели убраться вместе с его клятым преосвященством. Но зато они увидели раскуроченный капкан и прекрасно поняли, что Магону помогли освободиться. Возможно, кстати, отсюда и их визит.
- А почему они не решили, что это были дьявольские силы? - ехидно усмехнулась Рона. – Серьёзно, почему нет, раз уж, по их мнению, Магон – чуть ли ни сын дьявола?
- Егеря, может, и суеверны. – ответил уже серьёзно Вернер. – Те, что из семей попроще и победнее. Но ни Клуни, ни патер Ози, я думаю, суеверием не отличаются. Не знаю я, что у них на уме, а хотел бы знать. Клуни живёт за каменным забором. и гости к нему приходят не только с парадного крыльца, а в распоряжении отца Ози старая церковь с обширным каменным подвалом. И кажется мне отчего-то, доктор, а, может, и не кажется, и основания у моих подозрений более материальные, что в этом подвале с абсолютной звукоизоляцией отец Ози вполне себе успешно изгоняет бесов из некоторых строптивых и маловерных прихожан. А помощь Магону, уж верно, самые, что ни на есть, строптивость и маловерие. И кроме вашей, драгоценной, конечно, во всех отношениях персоны, не забывайте о том, что в этом доме мои отец и мать – старики, не очень-то способные постоять за себя.
- Что-что? – растерялся я. – Вы упрекаете меня в том, что я подвергаю вашу семью опасности? Так что же мне сделать теперь? Я мог бы, в принципе, съехать, если только вы порекомендуете мне такое пристанище, где я буду в достаточной мере предоставлен сам себе без вопросов и дотошных глаз. Вы только девочку приютите, потому что уж она-то вам, точно , родственница.
- Но я вовсе не собираюсь… - возмущённо начала было Рона, но Вернер тут же перебил её:
- Да не говорите ерунды, – досадливо поморщившись. проговорил он. – Вы близкий друг Шерлока, и у кого-кого. а уж у вас-то оснований находиться здесь ничуть не меньше, чем, скажем, и у самого меня. Я только не хочу, чтобы вы поверхностно отнеслись к тому, что тут, у нас, в Хизэленде происходит, чтобы не думали, что все истории о Магоне  и трупах в лесу – просто выдумки недалёких необразованных селян, и чтобы не подвергли из-за своей наивной небрежности серьёзной опасности ни себя, ни кого-то другого.
- Подождите, - насторожился я. – Так вы что-то определённое знаете? Не хотите сказать яснее?
- Я пока не знаю яснее, - покачал головой он. – Я уже сказал, что в Клуни-Ярде бывают нездешние люди. А уж слухи и сплетни… - он махнул рукой. – И ещё я понимаю вот что: будь ваш Магон хоть семи пядей во лбу, одному в лесу ему не выжить. Кто-то ему ещё помогает, и посущественнее, чем парой краюх и куриной ножкой. Препятствовать вам я ни в чём не собираюсь, наоборот, буду во всём помогать – хотя бы в память о Шерлоке. Но вы сами, прошу,  будьте осторожнее. Если заподозрят вас – из местных жителей сочувствующих этому похитителю овец и совратителю прекрасных девушек немного найдётся – как бы вам не очутиться в подвале церкви на жертвенном алтаре отца Ози.
- Совратителю прекрасных девушек? – удивился я. – За ним и такое водилось?
Вернер кивнул:
- В первую весну после его появления. Он тогда не особенно заботился об одежде. И однажды его заметили наблюдающим за дочкой нашего пасечника. Притом, его физиологический интерес проявлялся настолько недвусмысленно, что… прости за такие подробности, сестрица, но ведь ты, кажется, мнишь себя медичкой, так что ничего вопиющего, кроме профессионального и не услышала. И он не просто смотрел – он попытался к ней приблизиться с какими-то словами. Понятно, юная леди завизжала так, что этот звук сделал бы честь любом перепуганному поросёнку. из дома на шум выскочил её отец и два брата, Магон – наивный дикарь - и им попытался что-то объяснить, но они, понятно слушать не стали, а похватали палки и принялись его избивать, да так основательно, что, сочтя убитым, бросили в овраге. Что, несомненно, было их ошибкой, потому что добить они его всё-таки не добили, и из оврага он как-то уполз, а уже через пару недель объявился снова, но уже учтя прошлые ошибки и с людьми в переговоры вступить не пытаясь.
- Со странной интонацией вы всё это рассказываете. – вслух заметил я. – Не могу понять, то ли вы сочувствуете Магону, то ли насмехаетесь над ним…
- Над ним? – брови Вернера взлетели вверх изумлённо, а глаза широко раскрылись и, возможно, от этого их выражение сделалось агрессивным. – Я насмехаюсь над людской тупостью и людским лицемерием, доктор, а Магон… на месте Магона я бы тоже не очень-то доверял местной публике. Дикарь он, безумец или вообще зверь, такого неотступного  оголтелого гонения, такой постоянной травли никто не заслуживает И то, что в этих условиях он не просто выживает, но и не начал убивать направо и налево, ей-богу, вызывает к нему уважение.
- Но может быть. – снова вмешалась Рона. – трупы в лесу – это и есть «направо и налево».
- Уверен, к трупам в лесу Магон непричастен, - ещё раз повторил я. – Он… он… я пока не знаю, что он такое, но подозреваю, что на его счёт фатально заблуждаются все – и недруги, и заступники.
- Все. кроме вас? – сощурился Вернер
- Надеюсь, что так и будет. Но пока… нет. Пока я не могу ничего сказать иного, кроме того, что этот человек болезненно интересен мне.
 - И вы вернётесь в лес?
- Безусловно, и как можно скорее. То, что вы заметили кровь на моих руках, Вернер, как нельзя красноречивее свидетельствует о необходимости моей скорейшей отлучки.
Я отправился в дом, где привёл себя в порядок, поел и немного отдохнул – ночью мне снова предстояла вылазка в лес. Я очень боялся хозяйских расспросов, но ни Идэм, ни Ида даже виду не подали, что заметили моё отсутствие. За столом, когда я утолял голод, они , как подобает радушным хозяевам, дружелюбно обсуждали со мной ничего не значащие темы, да и потом, вечером, когда я отправился седлать кобылу, Идэм внезапно утратил к моим передвижениям всякий интерес и скрылся в сарае, а Ида , сделав наивное лицо, протянула мне плетёную корзину , исходящую из-под салфетки ароматами простой, но упоительно-вкусной деревенской снеди:
- Вы забыли, доктор. Вы же на долгую прогулку – подкрепиться будет не лишним.
Зато от Роны мне досталось весьма. Напрасно я, укрывшись в своей комнате, старательно притворялся спящим – она проникла туда и учинила мне допрос с пристрастием. А потом потребовала, чтобы я взял в логово Магона и её тоже.
- Рона, я даже не о твоей безопасности пекусь сейчас, - постарался втолковать я, не особо даже кривя душой. – Подумай о Магоне – что он-то будет чувствовать, когда я приведу постороннюю девушку. Он не доверяет людям. Он болен теперь. Ну, имей терпение, ты ещё увидишь его, потому что, просто оставив его здесь, я никуда уже не уеду. Значит. вы всё равно рано или поздно встретитесь.
- Я должна его увидеть, - упрямо повторяла она. – Поверь мне, Джон, я даже при одном-единственном взгляде увижу куда больше тебя. Ты говоришь, что он человек-загадка, но так не бывает. Любую загадку такого рода можно разгадать - главное, правильно выбрать, куда смотреть.
Почему-то при этих словах мне вспомнился Холмс в годы нашей молодости во время одного из расследований в родовой усадьбе лорда Баскервиля.   Свеча в руке, другая рука, согнутая в локте, прикрывает пышный парик и бакенбарды, нарисованные на старинном портрете, а глуховатый высокий голос наставляет меня: «одно из первейших умений сыщика – проникать   взглядом под маскировку…» Я постарался как можно яснее представить себе лицо Магона, мысленно вынеся за скобки всё это буйное обилие растительности на его голове и лице. Теперь я уже другими глазами смотрел на него. Холмсу сейчас должно было быть сорок пять лет, Магон выглядел на шестьдесят, но это могло быть из-за седины и сухой, перегоревшей на солнце коже. Серые глубоко посаженные глаза… Загар, густой, коричневый. Кожа Холмса была бледной, даже зеленоватой – от квартирного воздуха и почти постоянного вдыхания табачного дыма. Однако, когда мне удавалось правдами и неправдами вытащить его на природу, загорал он легко и быстро красивым бронзового цвета загаром. «В Швейцарии тела так и не нашли, - думал я. – Что, если… Но нет, нет, не тешь себя иллюзиями, несчастный алкоголик, это просто белая горячка у тебя . И о чём ты думаешь? Пойми: ведь тем больнее будет падать».
Я очнулся, потому что почувствовал, как Рона теребит меня за рукав:
- Что с тобой, Джон? Тебе плохо?
- Пока не знаю. – честно ответил я. – Я на распутье, застрял, как Данте, между двух хищных зверей. Пожалуйста, дай мне немного поспать