Май 1988 года в Чернобыле выдался жарким и сухим, всё цвело и пылило. В два часа дня наш рабочий день закончился и в самое пекло мы пошагали с третьего блока до КПП станции по бетонному полю. Шли не налегке, каждая пара несла по пластиковому ящику с двадцатью бутылками минеральной воды или пепси. Это был ежедневный обряд, всё питьё мы получали на станции и везли на свои квартиры. В Чернобыле, где мы жили, воду пить из под крана не рекомендовалось, а в кормоцехе выдавали противные соленые Есентуки.
И вот мы у цели. За колючкой стоит наш ПАЗик, между нами только «чучмеки» из внутренних войск с автоматами, да наряд ментов. ПАЗик — это маленький советский автобус-внедорожник, внешне очень похожий на эти корейские тэшки, что шныряют по Питеру сегодня. Но тут мы замечаем, что у КПП расположилось отделение «партизан», изнывающих от жары. Их командир, какой-нибудь молодой лейтенант, только что закончивший училище химических войск, бросил этих дедов на самом солнцепеке, а сам при штабе, в прохладном помещении, ждет дальнейших распоряжений. Сколько раз за этот месяц мы натыкались на таких «партизан» на третьем и четвертом блоках станции. Один дозиметр на всех и тот у лейтехи, сидят по стенкам коридоров, ждут приказа. Попросят измерить фон, да не жалко, поводим штангой ДП5А, а вокруг пятна 5-10 мР. Нашли место на уровне фона, переместили солдат, а у них так каждый день в течение трех месяцев воинской службы.
Только мы собрались предъявить наши пропуска и покинуть территорию ЧАЭС, как один из «партизан» спросил.
- Мужики, дайте водички попить!
Немая пауза. Мы оторопели и сильно растерялись. А он опять:
- Да, что вам жалко воды что-ли?
Эх, да не жалко. А просто каждая третья бутылка в тех ящиках была не с водой, а с чистым спиртом. И кто ж теперь помнит, когда наливал в эти бутылки спирт, которая с водой, а какая со спиртом. А то, что на ЧАЭС и в 30-ти километровой зоне отчуждения введен сухой закон и что будет с нарушителем, знал каждый ликвидатор. А при таком количестве свидетелей, тем более будет не отвертеться.
Но спирт и водка в Чернобыле были. И мы инженеры и ученые ВНИИПИЭТ, прикомандированные к Комплексной Экспедиции Курчатника, были допущены к одному из таких источников огненной воды, алкали из оного и делились с ближними. А открыл этот источник один московский доктор наук, наши ученые за глаза его звали то ли Литр Иванович, то ли Фреон Иванович. И в ту мою командировку, я даже познакомился с ним и много услышал от него интересного и познавательного за «чашечкой» спирта. Так вот, этот доктор придумал технологию дезактивации электронных плат с помощью фреон-этаноловой смеси. Этих плат на БЩУ четвертого блока было много, их хотели вернуть в народное хозяйство, тем более, что третий блок в то время уже вышел на полную мощность. И в нашей смене, два специалиста головного отделения ВНИИПИЭТ были специально выделены для этих работ. Сколько спирта и фреона они расходовали на отмывку плат я не знаю, но к концу рабочего дня они были здорово под «мухой», а мы выливали из бутылок минеральную воду, заполняли их спиртом и аккуратно запрессовывали крышки.
Пауза затягивалась, это могло привлечь внимание охраны. Да и нас стало легонько потряхивать. Вдруг, старший нашей группы, резко выхватывает одну бутылку из ящика и протягивает солдату. Мы оцепенело смотрим, как тот срывает пробку и начинает жадно пить. Угадал, проносится в голове. От такого глотка спирта любой бы задохнулся. Вода. Старший ещё дергает одну, другую бутылку из ящика и протягивает другому «партизану». Что творит. Тот жадно пьет. Опять угадал. «Партизаны» благодарят, у нас отлегло, менты поражены нашей щедростью. Проходим КПП, садимся в ПАЗик, нас не поймали, домой.
И только позже до меня дошло, я понял тот фокус нашего старшего группы. Да и не фокус это вовсе, а знание предмета и скорость мысли. В той группе все мы были выпускники Техноложки разных лет, я самый молодой. Надо же было сообразить, что растворимость углекислого газа в воде при повышении температуры падает. Встряхнул бутылку, побежали пузырьки, значит минералка, а спирт тряси не тряси, ничего не увидишь. Увы, только не вспомнить мне ни имени, ни фамилии старшего нашей группы той Чернобыльской командировки в апреле-мае 1988 года.