В последнее время дочка часто спрашивает: «Когда вернётся папа?» Кажется, такой простой вопрос, но я не знаю, что ответить. Потому что муж сидит в тюрьме. Срок большой. Когда он выйдет на свободу, наша дочка будет взрослой женщиной. А пока ей только десять лет, и она хочет знать правду. Больше всего боюсь, что найдутся «доброжелатели», не умеющие держать язык за зубами. Поэтому однажды, когда дочка в очередной раз спросила про отца, я обняла её и призналась:
– Лиза, наш папа в тюрьме. И вернётся не скоро.
– Я уже знаю.
– Откуда?!
– Бабушка сказала. По секрету.
– Какой же это секрет, если она проболталась?
Лиза враждебно посмотрела на меня и ничего не ответила. Я подумала, что некрасиво втайне от меня говорить такие вещи ребёнку. И вечером заявила матери:
– Зря ты рассказала Лизе об отце. Она невесть что подумала.
– Лучше уж от меня узнала, чем от чужих. И нечего меня обвинять. Это ты должна была поговорить с Лизой.
– Я боялась её травмировать.
– Какие мы чувствительные! Избаловала девчонку до безобразия. Она уже из тебя верёвки вьёт. А приструнить некому. Не к добру такое баловство!
– Как ты не понимаешь, мама! Лиза тяжело переживает разлуку с отцом. Часто плачет. К тому же, детство бывает только раз в жизни…
Невольно вспомнила, как мне доставалось от мамы. Нет, она не била меня, но постоянно внушала, что я «мала ещё, чтобы иметь своё мнение». Вот и теперь, увидев мой удручённый вид, мать заявила:
– Что бы ты без меня делала? Учись, пока я жива.
– Почему ты такая упёртая, мама? Как будто только твоё мнение правильное.
– Так надо. Иначе в доме воцарится хаос. Спрашиваешь, почему я такая? Наверно, все мы родом из детства. Послевоенные годы, разруха. Нас у матери было четверо. Я старшая – и единственная, кто помнил отца до возвращения…
– Дедушка воевал, да?
– Воевал, а потом попал в плен. Тогда это считалось предательством. Папу судили – за то, что не покончил с собой и сдался врагу. Дали десять лет. После смерти Сталина отец вернулся другим человеком – хмурым, нелюдимым и озлобленным. Стал выпивать. Помню, как он издевался над мамой, а нас, детей, бил за малейшую провинность. Я его ненавидела! Помню, укусила за руку, когда он посмел поднять её на маму. Тогда папаша ударил меня ногой. Я убежала в сарай и спряталась там. Отец пришёл меня искать. Бранил последними словами, удавить обещал. Лёжа под охапкой соломы, я подумала, насколько лучше было бы всем, если бы отец не вернулся или исчез. В тот год мы травили крыс, и я знала, где мама хранит яд. В ту же ночь я насыпала отраву отцу в бутылку. Умер он в страшных мучениях.
– И тебя не терзала совесть, мама?
– Наоборот, я чувствовала себя героиней за то, что избавила мать и братьев от страданий. Позднее, конечно, думала об этом. Но каждый раз убеждала себя, что поступила правильно, потому что отец – плохой человек.
Рассказ мамы перевернул во мне всё. Прежде, когда я выспрашивала её о дедушке, она отвечала уклончиво: мол, умер от язвы желудка. И вдруг такое признание!
Ночью долго не могла уснуть. Лежала и думала: как плохо я знаю свою мать! Всегда считала её человеком суровым, но справедливым. Как могла она отравить собственного отца, но не чувствовать вины? И даже считать себя героиней…
Потом подумалось, а как бы поступила я на её месте, если бы кто-то обижал тех, кого я люблю? Например, угрожал моей дочери. Разве могла бы я остаться в стороне? Конечно, нет. Кроме того, я понимала, что не имею права судить маму. Она сделала то, что считала нужным – выполнила свой страшный долг.
Мой долг – сделать всё, чтобы никто не посмел обидеть мою дочь. Надо будет завтра же поговорить с Лизой. Предупредить, что могут найтись нехорошие люди, которые будут рассказывать ей о папе. Пусть не верит! Её отец – лучший человек на свете. Почему тогда он пошёл на преступление? Я уверена в том, что муж взял на себя чужую вину. Выгородил брата, пожалел его юные годы. Теперь нужно объяснить это дочке.
Утром вышла на кухню – а мамы нет. Обычно она встаёт раньше всех и готовит завтрак. Что случилось? Бросилась в комнату – а там Лиза.
– Тихо! Бабушка спит. Не буди её.
– Это почему же? Мама проснись, уже утро!
Никакого ответа. Я поняла, что стряслась беда. Вызвала «скорую». Маму едва откачали. Убийственная доза снотворного. «Неужели запоздалые муки совести?» – подумала я. Нет, всё не так просто. Не похожа моя мать на самоубийцу. Почему же она отравилась?
Вдруг что-то дёрнуло меня обернуться. За мной стояла Лиза. Когда я повернула голову, она отвела глаза.
– Ты что-то скрываешь, дочка. В чём дело?
– Не волнуйся, мам. Но лучше тебе знать: это я подсыпала бабушке снотворное.
– Почему, Лиза?! Ведь она могла умереть.
– Я слышала, что вы вчера говорили. Бабушка рассказала, как отравила своего папу. Ей можно?
– Никому нельзя убивать!
– Но ведь мой папа… он тоже кого-то убил.
– Нет, он взял на себя чужую вину.
– Я чувствовала, что папочка не виноват! А бабушка сказала, что он преступник. Обманула.
– Всё равно. Даже зная, что человек не прав. Убивать нельзя.
– Я понимаю. Просто хочу быть там, где папа…