АвтоБиоВрафия часть первая. стр 3

Дмитрий Антошин
Осмотрев снимок, врач, с явным неудовольствием констатировал всего лишь закрытый перелом боковой кости, больше похожий на трещину, но все- таки решил прописать моей ноге гипс и покой. В процедурной, веселая медсестра быстро загипсовала мою ногу и отправила домой. В напутственной речи она подчеркнула, что вообще - то, чтобы сохранить в целости гипс и ногу, все нормальные люди ходят на костылях и прикрепляют под гипс какую- нибудь обувь. Я ответил, что сойдет и так, и она тут же потеряла ко мне всякий интерес. Как только я вышел на улицу, осторожно припадая на загипсованую пятку, небеса изрыгнули из своих недр проливной дождь. Я стал ловить попутку, но за пятнадцать минут ни одна сволочь не остановилась, и весь километр до дома мне пришлось шкандыбать по лужам. Надо сказать, что в гипсе моя скорость снизилась с полутора до одного километра в час. Когда ровно через час я добрался до дома, то обнаружил, что весь гипс размок и абсолютно не фиксируя ногу просто болтается на ней. Послав небесам страшные проклятия, я потащился назад, и ровно через час был в травмпункте. Врач встретил меня недостаточно радушно и попытался сделать вид, что не понимает чего я от него хочу. Однако мне все же удалось убедить его в необходимости повторной гипсации просто вынув ногу из размокшего гипса. Веселая медсестра, завидев меня без гипса и выслушав мои требования, резко помрачнела, и минут пять ругалась, проклиная неких абстрактных идиотов, с которыми ей постоянно приходится сталкиваться в силу своей профессии, и которых она предупреждала, что нужно было идти домой на костылях, чтобы гипс не соприкасался с асфальтом. Отведя душу, медсестра снова принялась гипсовать мою ногу, время от времени тяжко вздыхая. Затем она велела мне посидеть в коридоре пока гипс не затвердеет, и злодейски ухмыляясь добавила, что на этот раз ноге, и всему мне в целом, будет очень жарко из- за каких - то там таинственных термопроцессов. Я ей конечно не поверил. А зря. Минут через десять мне показалось, что мою ногу опустили в кипящую лаву, настолько горячо стало внутри гипса. Я сидел весь взмокший и тревожно озирался по сторонам в поисках спасения, но коридор был пуст, а двери кабинетов закрыты. Когда я уже собрался заорать, из приоткрывшейся двери процедурной высунулась голова вновь повеселевшей медсестры и со злорадством в голосе поинтересовалась, не очень ли мне припекает. Я не хотел давать ей возможность насладиться своей местью, поэтому приосанившись, заверил ее, что моей ноге еще никогда в жизни не было так комфортно, и что по ней разливается приятное, успокаивающее тепло. Голова сестры огорченно скрылась в дверном проеме, а я стал ожесточенно трясти ногой, пытаясь хоть немного затушить пожар полыхавший внутри гипса.
 Через полчаса, когда температура нагрева гипса снизилась примерно до семидесяти градусов, я стал собираться в дорогу. На этот раз я действовал более рационально. Я вытащил из ненужного кроссовка шнурок и привязал им кроссовок к гипсовой подошве. Затем, я извлек из мусорного контейнера четыре пары использованных бахил и поочередно надел их на гипс, тем самым полность обезопасив его от влаги. Когда я вышел на улицу, дождь уже кончился… Так всегда бывает. По крайней мере со мной. Через час я был дома, где наконец - то смог рухнуть в кровать, полностью обессиленный многочасовым хождением со сломанной ногой, и переполненный впечатлениями от Алых парусов. Кстати говоря, фестиваль “Окна открой” мне, почему-то, почти не запомнился…

 Кажется я отвлекся и сильно забежал вперед. Пора снова вернуться в счастливое голожопое детство. В детстве я питался очень странно. Все, что готовили мама и бабушка, я как правило игнорировал, кроме самых вкусных вещей, от которых невозможно было отказаться, а “подсел” я совсем на другую “ еду “. Другого мне и даром не нужно было. Дело в том, что бабушка зачем-то ежедневно покупала мне следующее: аскорбиновую кислоту, в полиэтиленовых упаковках по 10 таблеток, похожую на большую конфету; глюкозу, в маленьких картонных коробочках, по 10 таблеток в упаковках, обернутых прозрачной пленкой; гематоген. Дополнял этот список чайный гриб, под названием “вырви глаз”, который я пил запоем. Все это я потреблял ежедневно, в огромных количествах. Кстати, пленка на упаковках глюкозы тоже была очень вкусная, поэтому я сначала съедал содержимое коробочки, а потом саму пленку. Когда родители однажды застали меня за поеданием пленки, то накормили меня так, что я не мог передвигаться самостоятельно. Однако, другое питание я перестал признавать. Если родители пытались угостить меня шоколадом, я мрачно хмурясь доставал из кармана гематоген, молча предъявлял его, и родители недоуменно отступали до следующего раза. Кроме этого меня кормила улица. Летом наши дворы утопали в зелени. Под окнами домов разрастались целые сады, и граждане сажали в этих садах все, что только можно было. Мы с друзьями целыми днями лазали в этих зарослях и обжирались дарами природы до зеленого поноса... Здесь было все!: Яблоки, сливы, крыжовник, малина, черная и красная смородина, черноплодная рябина и даже вишня. Естественно все это было недозрелым и имело вкус “ вырви глаз, оторви руку “. Однако в таком питании содержалось столько витамина С и антиоксидантов, что я в детстве был просто железным человеком. На мне все заживало как на собаке и меня было никому не сломить. Помню случай, произошедший когда я учился в первом классе. На перемене, ко мне подошли два шестиклассника, ростом вдвое выше меня, и поинтересовались, есть ли у меня старший брат. Я сказал, что старшего пока нет, но имеется недавно родившийся младший, и если им очень надо, то я могу немедленно принести его из дома и отдать им, совершенно безвозмездно.
 Тут я должен пояснить. В это время только что родился мой младший брат Сашка, и наши с ним отношения сразу же не заладились. С первых же дней я пытался с ним общаться, но он меня совершенно игнорировал, целыми днями лежал в кроватке, с мрачным выражением лица, и не говорил ни слова. Когда же я пытался его тормошить, чтобы наконец поговорить с ним  по душам, он начинал на меня орать, и сучить руками и ногами. Неудивительно, что я готов был сбагрить его первому встречному идиоту, который заинтересовался бы этим “ сокровищем “.
 Однако, как оказалось, шестиклассников совершенно не интересовал мой брат. Впоследствии я догадался, что они спрашивали о старшем брате чтобы быть уверенными что их не ожидает суровое возмездие за содеянное. Итак, один из них, вдруг ни с того ни с сего, неожиданно, заехал мне кулаком в челюсть. Напомню, что он был вдвое больше меня, но против их ожидания я не отлетел на несколько метров назад, и даже не покачнулся, а продолжал спокойно стоять, недоумевая, чего этим кретинам от меня надо. Кретины как-то странно посмотрели друг на друга, потом на меня, потом опять друг на друга, и не сказав ни слова, очень быстро куда-то исчезли. Я же, пожав плечами пошел на урок.   
 Эта история к тому, что меня, по моему глубокому убеждению, крепко закалила та необычная еда, которую я употреблял в то время. Я вот думаю, не перейти ли мне опять на подобную диету?
 Кроме таблеток, гематогена, чайного гриба и недозрелых ягод, я еще с удовольствием питался вкуснейшими кукурузными палочками в картонных коробках, щедро посыпанными сахарной пудрой. Так же, дома я запасался хлебом, из которого получались отличные сухари, которые я складировал в своем “штабе”. Штаб находился в бабушкиной комнате, под столом, и был сооружен из пары стульев и старого одеяла. Когда мой склад сухарей был обнаружен, родственники стали прятать от меня хлеб, выдавая за обедом строго по одному куску, чтобы я не умер с голоду. Из разговора мамы с бабушкой, случайно подслушанного мной, ( я в это время сидел в шкафу, за грудой одежды ) я понял, что меня подозревают в подготовке побега. Якобы я собираюсь навсегда покинуть родное гнездо и с этой целью запасаюсь сухарями в дорогу. На допросе, последовавшем вскоре после этого разговора, я все отрицал, и уверял, что дома мне безумно нравится, никуда бежать я не собираюсь и готов жить в этой прекрасной, удивительной квартире хоть до скончания века. Видимо мой фальшивый тон насторожил родителей и я был надолго посажен под домашний арест, без права выхода на улицу. 

 Вот уже много лет я не пью ничего кроме светлого пива, с содержанием алкоголя не более 4,5%. Крепкие напитки, такие как водка, коньяк или балтика девятка даже не предлагайте. Обижусь. Начну махать ручками, топать ножкой, могу в сердцах даже плюнуть. Не спешите приписывать это таинственное пристрастие банальному пивному алкоголизму, ибо истинные причины скрываются в глубокой, непроглядной дородовой тьме.
 Однажды моя мама, будучи на последних неделях беременности, пошла к ближайшему пивному ларьку, чтобы оттащить от него моего папу и загнать его домой. И тут, маме неожиданно, очень захотелось этого самого разливного пива из ларька. Найдя папу в длинной очереди, эта красивая молодая женщина, с укладкой на голове, в модном пальто, растянутом большим беременным животом, пристроилась за папой, оказавшись единственным ярким пятном среди сине-серой, похмельной массы трудящихся. Теперь уже папа, стал безуспешно пытаться оттащить маму от очереди, трагическим шепотом призывая ее не позорить его в кругу алкоголиков. Но мама стояла как вкопанная. С беременными женщинами такое случается. Одним, хочется пожевать оконную замазку, другим, селедки с клубникой, а ей вот захотелось пива из ларька. Получив липкую, замызганную кружку, из которой за минуту до этого пил неизвестно кто, мама под гробовое, недоуменное молчание окружающих отошла в сторону. Сначала она долго и с наслаждением вдыхала сомнительный аромат разбавленного, бледно-желтого напитка, а затем, с неменьшим удовольствием стала отхлебывать из кружки, радостно глядя на яркое, весеннее солнце и умывающихся в луже воробьев. Когда кружка опустела, мама с сожалением вылила пену на мокрый асфальт, отнесла тару в окошко и снова пристроилась в конец очереди. В последующие несколько дней уже папа, сгорая от стыда ходил отлавливать маму у ларьков, и читал ей дома нотации, дескать, порядочные женщины, пусть даже и беременные, так не поступают. Алкаши в очередях уже знали про этот мамин бзик, пропускали ее вперед, уважительно называли “ Петровна “ и любезно предлагали к пиву воблу. Несведущим гражданам они терпеливо объясняли ситуацию, мол, “ организм требует “.
 К счастью, через неделю, выпив несколько ведер, мама утолила свою странную потребность в пиве и переключилась на воблу. Вскоре благополучно родился я. Как видите, моя таинственная страсть к светлому пиву имеет свое логическое объяснение. Кто-то, во время беременности слушает классическую музыку, и ребенок вырастая становится горячим поклонником классики, а у меня вот такие своеобразные привязанности...
 Надо сказать, что моя любовь к светлому пиву появилась не сразу, и прежде чем найти свою слабоалкогольную стезю, моя пытливая натура прошла тернистыми и ложными путями, на которых встречались такие напитки как: вино сухое ( кислое ); вино крепленое ( сладкое-отвратное ); портвейн ( без комментариев ); водка разнообразная ( в том числе и спирт “рояль” ); коньяк ( он же бренди ); шампанское ( передозировка, и как следствие - глубокое отвращение по сей день ). К счастью, к двадцати пяти годам я нашел - таки единственно верный для меня слабоалкогольный путь, и с той поры неуклонно ему следую, вглядываясь в будущее с радостью и надеждой.
 
 Я почти уверен, что мои королевские родичи делали попытки меня разыскать. Об этом говорит хотя бы такой случай. В возрасте двух с половиной лет, меня отправили в детский санаторий, чтобы подлечить изрядно пошатнувшееся в деревне здоровье. Я оказался в санатории Солнышко, который до сих пор находится в курортном поселке Солнечное, ленинградской области. Помню романтическую расцветку пижамы, пластиковые мензурки и вкус лекарства, которое нам подавали в этих мензурках. В один из дней, ко мне в опочивальню заявилась нянька и радостно объявила, что мое пребывание в санатории окончено. В ответ на мою удивленно приподнятую бровь она сообщила, что в приемной меня ожидают родители, и не соблаговолил бы я, дескать, облачиться в свои королевские одежды и поскорее убраться вон. Видимо от моих благородных повадок притомилась даже челядь.
 Войдя в приемную, я увидел незнакомых мне мужчину и женщину, довольно  царственной наружности. Радостное предчувствие овладело всем моим существом. Неужели мои подмененные в роддоме родители наконец нашли меня в этом убогом уголке? Однако родители не спешили признавать своего потерянного отпрыска. Они долго и недоуменно меня разглядывали и о чем-то тихо шептались. Посовещавшись они заявили, что я вовсе не их сын, и потребовали привести им другого, более качественного ребенка. Такой удар судьбы выбил почву у меня из под сандалий и ранил в самое сердце, хотя я и понимал, что годы проведенные в семье простолюдинов изменили мой облик до неузнаваемости, и огрубили мои, некогда безупречные манеры.
 Нянька увела меня обратно в спальню и оставила наедине со своими горестными думами. Мысли, одна мрачней другой, проносились в моей светлой голове. Я пытался переосмыслить весь жизненный путь, чтобы понять, где и когда я совершил непоправимую ошибку, приведшую к такой трагической развязке. В этот момент, в спальню снова ворвалась неугомонная нянька и с радостными воплями поволокла меня в приемную. Там меня ожидали мои фактические родители, которые имели весьма благородный бледный вид, и находились в полуобморочном состоянии, так как за несколько минут до этого им всучили, для отбытия из санатория, совсем другого ребенка. Я мрачно посмотрел на непутевую няньку и недовольно спросил: - Старая, ты чего меня туда-сюда тягаешь?.
 Родители моментально опознали свое золото и кинулись мне на шею. На их плечах рыдала счастливая нянька. Я брезгливо высвободился из родительских объятий и не оглядываясь проследовал к выходу. Так рухнула еще одна моя призрачная надежда воссоединиться с королевским родом и занять то высокое положение, которое я должен занимать по праву.

 Я упомянул о наших непростых отношениях с младшим братом, в первые месяцы после его рождения. О его надменном молчании и полном игнорировании меня, а также о немотивированной агрессии по отношению ко мне. Однако, года два спустя, когда брат наконец заговорил, обнаружились новые проблемы в его общении как со мной, так и с остальными родственниками. Дело в том, что никто не понимал, что именно пытается донести до нас Сашка. Произносимое им, отдаленно напоминало человеческую речь, и даже вызывало смутные ассоциации с действительно существующими в русском языке словами, но в целом было невозможно пробиться сквозь темные потоки сознания к пониманию смысла выкрикиваемых им фраз и отдельных слов. Очень часто мы собирали по данному вопросу семейный консилиум. Мы садились за круглый стол обложившись словарями Даля, Брокгауза и Ефрона, малой советской энциклопедией, и все вместе пытались разобрать записанные на бумаге слова, которые Сашка произносил на днях. В конце концов, после упорных стараний, предельного напряжения умственных и моральных сил какие только доступны человеку, бессонных ночей, проведенных в мучительных раздумьях сопровождавшихся мигренями, нам удалось составить список расшифрованных слов, при помощи которых мой брат общался с этим миром. В этом списке было несколько десятков слов. Приведу лишь некоторые из них, с оригинальными вариантами произношения и последующей расшифровкой.
 Итак: драська (здравствуйте); досинаня (до свидания); дайкаповаита (дай пожалуйста); ифо’чу (не хочу); базий (кот Базилио); игоевня (Антонина Егоровна. Вторая наша бабушка, по маминой линии.); мишини’ (не шуми); нияй (не лай) И так далее.
 Это напоминает мне теперешнее общение молодых (и не очень) людей в соцсетях, со всеми этими “пасиб”, “пазязь”, “дя”, “неть”, “холёсё”, “зы” и тому подобное. Не приходится сомневаться, что и уровень мышления этих людей не сильно отличается от того уровня мышления, который был у моего брата в двухлетнем возрасте...
 Со временем, сверяясь со списком переведенных слов (у каждого из нас был свой экземпляр), мы стали вполне понимать Сашкину речь, и наше общение существенно облегчилось.