Каждый раз, как только у нас появлялось свободное время, а его у нас было «хоть — отбавляй», я с моими одноклассниками Толиком Шаульским и Толиком Бобельчуком, уходил в лес, где мы занимались только одним делом, искали всё, что имело отношения к боям в Великую Отечественную в нашей местности. Мы каждый день находили столько разного и интересного, что его хватило бы на хороший музей боёв за Харьков в 1941-43 и боёв при освобождении нашего посёлка Эсхар в августе 1943 года 152 стрелковой дивизией.
Все ученики в нашем классе, да и многие в школе, знали о нашем увлечении «поиском патронов» (так это называлось), но особенно не распространялись, во всяком случае до наших родителей и до учителей сведения не доходили, хотя иногда кто-нибудь из учителей нас подлавливал на какой-нибудь мелочи.
Однажды моя одноклассница и соседка по коммунальной квартире Близнюкова Рая увидела у меня в портфеле снаряжённый патрон от противотанкового ружья и крикнула: - А у него граната!
Но пока учительница подошла, я незаметно для Раи передал патрон Толику Шаульскому, который сидел на следующей парте, а он вложил его в портфель своей соседки Касьяновой Раи. Та, конечно, тоже испугалась, но нас не выдала. Учительница начала разбираться нашла у меня в портфеле пару бронебойных винтовочных пуль и сказала, что передаст директору, но как-то всё забылось, хотя запись в дневнике о нарушении дисциплины у меня появилась.
Более того, у меня дома был основной склад патронов разного назначения и разного калибра и более того, предназначенных для оружия разных армий и разных систем. Это были и винтовочные патроны и автоматные и револьверные и даже крупнокалиберные и для противотанковых ружей. Были патроны советские, немецкие, венгерские и даже румынские. Прятал я их в проеме между двойной стеной, отгораживающей соседнюю комнату. Когда проводили паровое отопление, то били дыры в стенах, а когда заделывали, то осталось такое открывающееся окошко, о котором никто, кроме меня, не знал. Вот я этим и пользовался. И у меня там хранилось в сухом укромном месте килограмма два разной всячины из патронного арсенала.
Самое ценное из всего этого были трассирующие пули, которые мы запускали вечерами на стадионе из рогатки. Расковыриваешь донышко пули, поджигаешь горючую смесь и выстреливаешь из рогатки. Пуля безопасная и летит, как выпущенная из ствола, но медленнее, а значит зрелище более длительное и более красивое. Но чаще всего у нас эти пули выменивали более взрослые ребята, которые хвастались фейерверками перед своими подругами. А чего не сделаещь для более взрослых ребят, если они попросят.
Но больше всего мне нравилось вычислять, где можно отыскать интересные вещи военного «скарба». Часто на место будущего поиска я приходил один и внимательно его обследовал. Иногда даже издалека. Например, оборону правого берега, более крутого, реки Северский Донец я исследовал с левого берега и наоборот. Затем рисовал схему, ещё заметных, ходов сообщения и первой линии обороны, отмечая, где могли располагаться наблюдательные пункты, а где могли быть пулемётные точки.
Всё это я придумывал не сам, мне было всего 12-13 лет, а вычитывал из книг. Поскольку и один Толик и второй не очень любили читать, а мне всё было интересно о военном деле, то я внимательно изучил книги Э. Казакевича «Звезда» и «Весна на Одере», а также О. Гончара «Знаменосцы» и В. Некрасова «В окопах Сталинграда» и пользуясь ими, как инструкциями, рисовал схемы обороны взвода, роты, батальона и даже доходил до полка. А вот дальше как-то не получалось, знаний не хватало, да и этого было достаточно, чтобы добыть множество интересных вещей. Хотя были попытки рисовать схемы дивизионной артиллерии, даже поиски были удачными, но на это у нас времени уже не хватало.
На левом берегу составлять схемы обороны было и просто и сложно. С одной стороны на левом берегу были укрепления наших войск и проще было составлять более подробные схемы. С другой стороны, левый берег всегда заливало во время половодья и постепенно ходы сообщения, стрелковые ячейки, окопы и блиндажи заносило илом, они быстро заростали травой так как были почти у самой воды и было сложно находить и откапывать основные точки обороны. Тем более, что через 10 лет после боёв левый берег был настолько подмыт, что часть окопов обрушились в воду.
На правом, высоком берегу немецкая линия обороны была далеко от реки (50-500 метров) и сохранилась значительно лучше, хотя в этих местах начались стройки, распахивание полей, что тоже приводило к постепенному исчезновению чёткой линии обороны, особенно в жилой зоне, где окопы первой и второй линий обороны проходили по хозяйским огородам и совхозным полям.
В соответствии с чёткостью нарисованных схем и находки разных вещей были разные. Так, на левом берегу в наших окопах мы нашли банку из-под тушенки, в которой были набиты какие-то листочки с мелко напечатанным текстом, которые оказались листовками. Их было семь видов, в каждом был напечатан конкретный рассказ и была чёткая, как в журнале картинка, где были изображены люди в немецкой полицейской форме. В листовке рассказывалось, как отдыхают те, кто сдался немцам. В другой рассказывалось, что бойцу Катюшину после тяжёлого ранения немецкий доктор ампутировал ногу, затем его вылечили и он, как инвалид работает у немцев. Еще на одной рассказывалось, как воюют бывшие бойцы Красной Армии на стороне немцев и была фотография, на которой тоже люди в полицейской форме ехали в вагоне типа «теплушка». И в каждой листовке был призыв переходить на сторону немцев и пароль для перехода: «Сталин капут, штыки в землю».
Несколько листовок я принёс в школу и показал нашему военруку Сергею Трофимовичу Крессову. Он сказал, чтобы я принёс ему все листовки, что я добросовестно выполнил. Ещё он сказал, чтобы мы никому об этом не рассказывали. Но мы об этом сами быстро забыли, так как мы нашли ещё более интересные вещи.
Уже через неделю на правом берегу Донца в 100 метрах от Второй плотины мы нашли несколько совершенно новых пулемётных лент. Одна лента с окрашенными патронами была в диске пулемёта МГ, а несколько лент в футляре для противогаза, таком цилиндре с крышкой с одной стороны. Чтобы было более удобно и незаметно нести эти патронные ленты, мы, два Толика и я, перепоясались ими как революционные матросы. Был конец марта, ещё прохладно и мы были в пальто, но патроны выглядывали в районе воротника и пришлось застегнуть верхние пуговицы.
Чтобы не попадаться на глаза прохожим мы пошли не по дорожке, а через лес. Но нам не повезло, в лесу мы натолкнулись на Николая-рыбака, так на посёлке называли Николая Овчаренко, который и днём, и ночью мог рыбачить между Первой и Второй плотинами. Он очевидно готовил дуги для «паука», так как в руках был топор и две длинные палки. Он нас подозвал, деваться нам было некуда, отобрал у нас пустой футляр из-под лент и пустой диск от МГ, отругал нас, за то что бродим по лесу с каким-то оружием, вместо того чтобы учиться и сказал чтобы мы быстро бежали домой. Мы же радостные, что основная находка, патронные ленты, остались у нас, побежали уже на тропинку, которая и вывела нас недалеко от Первой плотины.
Спрятав наши находки в яру около Первой плотины мы побежали домой, рассуждая, как мы распорядимся этими патронами. Учились мы тогда во вторую смену а времени до начала занятий у нас было ещё достаточно.
Так мы проводили наше свободное время, особенно весной, когда ещё купаться было нельзя, а было уже тепло и интересно было пойти в лес, на речку, посмотреть на разлившийся Донец или вообще побродить по нашим злачным любимым местам, где можно было найти интересные предметы времён войны, которая ушла с этих мест менее десяти лет назад.
Фото из Интернета