Глава 7. Там, где находится рай.
Лиза проснулась, но лежала с закрытыми глазами. Приученная вставать рано, она обычно не позволяла себе разлеживаться, даже в редкие выходные. Но сегодня, как и вчера, ее пробуждение было легким и приятным, и хотелось еще на мгновение почувствовать утреннюю негу.
Как нечто далекое и нереальное вспоминались сутки, проведенные в Париже, прошедшие в постоянных переездах, встречах, людском мелькании, длинных переговорных столах, обедах, ужинах, завтраках, бесконечных кофепитиях, и постоянном напряжении. Она так устала от своей обязательной улыбки, о которой ее просил Максим, что когда вечером они добрались до своих шикарных апартаментов, где впору было разместить футбольную команду, перед тем, как рухнуть в невообразимо огромную кровать, она несколько минут терла мочалкой лицо, чтобы вернуть ему обычное выражение.
На следующее утро, выйдя из душа, под которым она стояла вдвое больше обычного, она встретила в коридоре Большакова. Похоже, тот не спал всю ночь, обрабатывая полученную днем информацию, и готовясь к новому раунду встреч. Под глазами у него темнели синяки, но лицо светилось оптимизмом.
– Я похож на усталого молодожена? – спросил он больше себя, чем Лизу, и увидев ее утвердительный кивок, добавил, – значит, через часок мы продолжим деловую часть, если, конечно, моя молодая жена не выпустила всю горячую воду Парижа.
И они продолжили. Поэтому если бы Лизу спросили, где она жила в Париже, скорее всего она не только бы не смогла описать место, но и вряд ли описала убранство и обустройство место единственного ночлега.
Только поздним вечером они вылетели из Парижа в Прагу. Той же ночью на трех автомобилях они долго ехали, поднимались в гору, пересекали границу, и, наконец, добрались до какого-то горного отеля.
Еще раз вспомнив все это, Лиза потянулась, сбросила одеяло и открыла глаза. За окном ее комнаты ветерок шевелил лапы огромных сосен, вершины которых уже ласкали ранние солнечные лучи. Лиза набросила халат и потянула за ручку: большая стеклянная дверь-купе с достоинством отъехала в сторону, и в комнату ворвалась прохладная свежесть горного утра.
Вчера, проснувшись рано, она не смогла усидеть в своей комнате. Сначала она вышла на лоджию, на которой расположились круглый дачный стол и четыре стула. Отсюда открывался великолепный вид на горные склоны, которые возвышались над зарослями соснового леса. На горных вершинах лежал снег, и хрустальными огоньками отражался в лучах утреннего света. Среди всех горных вершин возвышалась одна, на верхушке которой, виднелось какое-то сооружение, наверное, метеостанция.
Когда Лиза, облокотившись на перила, заглянула вправо вдоль здания отеля, она увидела там автомобильную стоянку. Там же за деревьями проходила дорога, по которой они ночью приехали. Справа вдоль здания был только лес, благоухающий свежим сосновым запахом и неповторимым ароматом высокогорной чистоты.
Затем она обследовала свое новое жилище и осталась им довольна. В небольшой спальной комнате расположилась двухспальная кровать с двумя бра с обеих сторон. Во всю длину противоположной стены располагался шкаф, переходящий в стол, на котором устроились и японский телевизор, и керамическая настольная лампа, и хрустальная пепельница, и целый ряд разнокалиберных бутылочек с минеральной водой. Рядом стояли красочные открытки с приветствиями о прибытии на русском и польском языке, и лежала коробка шоколадных конфет. Справа от кровати у окна во всю стену стояли два пухлых мягких кресла с низким овальным столиком посредине. В правом углу стоял трельяж с удобным высоким комодиком, на котором уютно расположились несколько цветных вазочек для косметических принадлежностей.
Из спальной комнаты Лиза попала в другую, без единого окна, со странным расположением в виде буквы "Г". Здесь в одной части между большим платяным шкафом и окрашенным в такой же цвет холодильником, разместилась маленькая барная стойка. Стена за ней была выложена зеркальной квадратной плиткой, поэтому стоящие на стойке кофеварка, электрочайник, высокие стаканы и коробка сока отражаясь от нее, создавали иллюзию переполненности. Над стойкой нависала панель с точечными светильниками, что вместе с тремя высокими хромированными барными стульями создавало атмосферу уюта и притягательности. Дверь, напротив бара, вела в туалетную комнату, а дверь из второй части комнаты, где стояли вешалки и ящики для обуви, вела в холл.
В большой туалетной комнате, отделанной розовой плиткой и потолочными панелями белые, как горный снег, сияли фаянсовые приборы, изгибалась вдоль двух стен угловая ванна, с никелированных сушилок свешивались белоснежные махровые полотенца.
Вдоль одной стены простирался белый мраморный стол с белой же раковиной в форме открывшийся лилии, на котором теснились бутылочки с гелями, шампунями, масками и другими близкими сердцу каждой женщины субстанциями, а над ним во всю стену отражало смущенную молоденькую девушку огромное зеркало.
Закончив осмотр своих владений, Лиза выбралась в большой холл, посреди которого лежал огромный красивый ковер. Вдоль стен стояли диваны, кресла, вазоны с растениями, громадный телевизор. Сюда же выходили двери, наверное из таких же апартаментов, как и те, которые она только что покинула. Одна сторона холла заканчивалась таким же окном во всю стену, как и в Лизиной спальне, другая заканчивалась массивными двойными дверями.
Выйдя за эти двери, Лиза почувствовала легкое волнение. Она впервые была одна в чужой стране, в незнакомом месте. Все время до этого ее окружали люди Большакова, и она чувствовала себя лишь статисткой в долгой постановке с шикарными декорациям. Сейчас же она осознала, что именно она, Лиза, идет по широкому коридору заграничного отеля, с одной стороны которого выстроились большие двойные двери, а с другой стороны за огромными стеклянными стенами по прежнему приветливо махали ветками темно-зеленые сосны. От волнения Лиза даже не запомнила номер на двери, из которой она вышла. Правда, ей бы это все равно не помогло, дверь мягко закрылась, а магнитной карточки от замка у нее не было.
Мужчина в такой ситуации повел бы себя, наверняка, предусмотрительнее: впервые за границей, не зная языка, вряд ли он бы пустился в путешествие даже по отелю без обсуждения этого с соотечественниками. Но женское любопытство – другое дело. Отогнав волнение, Лиза пошла дальше.
В конце коридор переходил в лестницу, спустившись по которой Лиза попала в типичный гостиничный холл. За стойкой немолодой мужчина в очках что-то читал. Увидев Лизу, он снял очки.
– Дзень добры.
– Ммм, здравствуйте…
– Слухам, пани.
– Я так, посмотреть, - смутилась Лиза.
– Так. Понятно, - растягивая слова с небольшим акцентом сказал он, вставая, - там есть бар и ресторант, - он сделал движение рукой, - там есть склеп, то, по вашему, магазин, там есть сауна и бассейн, а там есть бар и ресторант.
– Ой, а можно в бассейн? – не выдержала Лиза. Еще когда она была в детском саду, папа начал приучать ее к воде – водил в «лягушатник», где она научилась плавать, а в первом классе она уже могла без отдыха пересечь «Садко» - самый большой бассейн города Новополоцка, куда они каждое воскресенье ездили из военного городка всей семьей.
– Так, можно. Марек! – позвал он, и откуда- то из-за пальм, которых здесь было множество, появился рослый худощавый парень в джинсах и черной шелковой сорочке. – Проводи пани до бассейну. А пани хорошо плывет?
– Очень. Я переплывала Днепр. А ведь редкая птица долетит до его середины. – От волнения Лиза попробовала пошутить. Но из-за стойки на нее по-прежнему смотрели серьезно. – Я могу Вислу переплыть.
– Так. Но Вислы здесь нет. Бассейн хотеля только дзесять метров. Больший бассейн – в другом хотеле, рядом, Марек может проводить.
– Если можно…
– Так, можно.
– Спасибо большое.
– Не ма за что.
– Марек, я только сбегаю за купальником, ладно?
– А ключ у вас есть? – у Марека, похоже, совсем не было акцента. – Лешек, нам без тебя не справиться.
– Пани приехала с Большаковым? – скорее утвердительно, чем вопросительно сказал Лешек.
– Да, я его жена. – Смутилась Лиза.
– Пан Макс женился? – Надо было видеть, как засияло радостным теплом лицо пожилого Лешека. – Пшепрошам, как же имя пани?
– Лиза. Елизавета.
– Пани Лиза, я поздравляю вас всем сердцем. Пан Максим Большаков очень достойный пан. Я очень рад витать вас в нашем хотеле.
– Спасибо, - еще больше покраснела Лиза. - Сколько же еще ей придется играть эту роль, роль, которую хотелось бы не играть, а прожить по-настоящему.
Вчерашняя история закончилась тем, что Марек проводил ее в свой номер, который он открыл универсальной гостиничной карточкой и тут же встретился с Большаковым, который уже начал поиски пропавшей жены. Мужчины обнялись и слегка похлопали по спинам друг друга. Потом втроем они отправились в расположенный неподалеку отель «Скальный», где с удовольствием посидели в финской бане и поплавали в бассейне. Все это время Максим украдкой поглядывал на Лизу, которая была в достаточно открытом купальнике. Было видно, что ее вид доставляет ему удовольствие, которое, однако, он не хотел явно показывать. Он рассказал Мареку о своей молодой жене, причем сделал это и смешно и трогательно нежно, так, что Лиза несколько раз смеялась, когда он останавливался на некоторых подробностях ее жизни, о которых она рассказывала ему еще в Минске. С Мареком они обсудили политическую жизнь Польши, Белоруссии и России, прогнозы на соотношение курса доллара и евро и очень удивили Лизу, когда перешли на искусство. Новые книги, спектакли, выставки, кинофильмы: когда Максим успевает не то что читать или смотреть это, а просто узнавать названия?
Она так и спросила его об этом, на что он ответил, что если бы не его друзья, такие как Марек, например, он бы не догадывался бы, какие прекрасные вещи есть на свете. А так, они встречаются, беседуют и рассказывают друг другу о вещах их покоривших, будь это книга или песня. И другой, узнавший об этом, целенаправленно ищет книгу, диск или видеофильм, не размениваясь на пустышки. «Обязательно послушай», «обязательно посмотри» или «обязательно почитай» говорят они друг другу, и это лучшая из рекомендаций.
Лиза тоже удивила Максима, когда сказала, что любит классическую музыку в современной обработке. Оказалось, что он тоже любит это направление и у него очень много дисков такого плана. А когда они выяснили, что им обоим нравится пятая симфония Бетховена в исполнении рок-гитар, их восторгу не было предела.
Наблюдая за ними со стороны, Марек заметил, что если они еще будут болеть за одну футбольную команду, то развод им никогда не грозит. Но тут же оказалось, что футбол оба смотрят только раз в четыре года – по телевизору на чемпионате мира.
Потом они, не спеша, завтракали за традиционным гостиничным шведским столом. Лизе еще никогда не приходилось так завтракать. Вдоль длинной боковой стены ресторана тянулись застланные белоснежными скатертями столы с разными видами явств. На одном было разложено десяток сортов сыра, на другом два десятка колбас и мясных деликатесов. Под крышками ждали полтора десятка салатов, среди которых Лизе сразу понравился капустно-ореховый. А дальше рыба, соленая и копченая, горячие сосиски и котлеты, воздушные багеты белого хлеба, ряды разнообразных соков в хрустальных графинах и, наконец, разнообразные пирожные, как по размеру, так и по виду.
Надо было только взять одну из горы чистых тарелок, подойти к любому блюду и положить себе, сколько захочешь. Причем проделывать это можно бесконечно, пока не лопнешь.
Максим пояснил, что для завтрака ресторан открыт с семи до одиннадцати часов утра, поэтому если встать в шесть, то четыре часа можно провести с пользой, на что Лиза ответила, что чревоугодие у христиан является одним из смертных грехов.
Но тут Максима защитил Марек, заметив, что чревоугодие, это когда еде отдается предпочтение перед другими времяпрепровождениями, что на них, как на молодоженов, это не распространяется. При этих словах молодые слегка покраснели, а Марек тут же вспомнил, что обещал отцу помочь разобраться с бухгалтерией и, быстро доев, откланялся. Не сговариваясь, молодые люди молча продолжили трапезу. Покончив с ней, так же молча, они поднялись к себе, где столкнулись со слегка опухшим
Борисом Сергеевичем.
– Сколько времени, Максим? – Спросил, зевая, тот.
– Половина одиннадцатого.
– Я еще на сутки залягу, ладно?
– Валяй, валяй. Но послезавтра ты мне будешь нужен.
– Усе будет добре, шеф! – И он, развернувшись, исчез за дверями своего внутреннего номера.
– Ты не обидишься, если я последую его примеру? – Спросил Максим у Лизы. – Эти перелеты и ночь за рулем так вымотали, что я просто чуть на ногах стою.
– О чем ты говоришь. Ты вообще не обязан меня развлекать. Все выглядит достаточно достоверно, поэтому если ты поспишь, а я просто посмотрю телевизор…
– Нет, нет. Вечером мы пойдем на дискотеку, а весь завтрашний день будем вдвоем. Я очень хочу тебе все показать и обо всем рассказать. Только дай мне чуть-чуть прийти в себя. Да, дорогая?
– Конечно, дорогой.
А вечером после ужина с красным вином они лихо отплясывали быстрые танцы на дискотеке и даже позволили себе два медленных. Но это было чертовски трудно, чувствовать друг друга, и осознавать, что это не может быть твоим.
Стоя сегодня у открытой двери, ведущей на балкон, Лиза вновь представила себя в объятиях Максима, как вчера, на танцах, приподняла руки, как бы положив их на его сильные плечи и от наслаждения закрыла глаза.
– Тук-тук-тук. К вам можно? – Вдруг услышала она такой родной бархатный голос прямо перед собой.
Она открыла глаза и увидела заходящего с балкона к ней в комнату, того, о котором только что грезила. Вид у Максима был слегка смущенный, а в руках у него был букетик фиалок.
– Я забыл предупредить тебя, что у нас общий балкон, и что мы можем ходить через него друг другу в гости. Я не напугал?
– Мог бы предупредить раньше, - чуть с холодком ответила она ему, - а если бы я была неодета, или занималась гимнастикой…
– Не надо дальше, - он патетически закрыл рукой глаза, - я и так трепещу от страсти, а картины, которые ты мне рисуешь… Ах, почему я не халат на твоем кресле и не могу как он обвивать твои стан!
– Перестань, болтунишка, - она уже смеялась, - умеешь же ты вывернуться.
– А это тебе. – Он протянул ей букет фиалок. – Кажется, любимым женам полагается дарить цветы, не так ли?
Его серо-голубые глаза искрились весельем, и ей почему-то не захотелось спорить с ним насчет любимых жен.
– Ну, какие планы на сегодня? – Только и спросила она.
– Мы должны обозреть окрестности. Ты готова?
– Как пионер, всегда готова.
– А ты была пионеркой?
– Успела, немножко. А ты?
– Конечно. Только вот комсомольцем уже не довелось. Ты будешь переодеваться?
– Я быстро. А что надо одеть?
– Что-нибудь спортивное. Носки потолще и кроссовки.
– Я буду готова через пять минут.
– Хорошо. Я жду тебя в холле номера.
Вскоре они встретились и спустились на улицу, где их ждал автомобиль с одним из парней Агеева. Началось путешествие по извилистым улочкам маленького горного городка Карпач.
– По легенде, – начал рассказывать Максим, - еще в четырнадцатом веке здесь поселились золотоискатели. Но так как золота и серебра они находили немного, город особенно не вырос за это время. А теперь, в связи с тем, что истинное золото появляется здесь только в моем сопровождении, - он игриво поклонился Лизе, - город Карпач стал курортом и одним из центров горнолыжного спорта. Здесь живет немногим более шести тысяч жителей, а в курортный сезон численность возрастает почти еще на десять. Здесь много подъемников, без которых невозможно развивать горные лыжи, причем разных устройств: есть для подъема в гору на лыжах, есть типа канатной дороги с сиденьями. Масса спусковых лыжных трасс, на любой вкус, причем есть даже с искусственным освещением и снегом. Так что даже в самую жару можно кататься на лыжах.
– А это что? – перебила его Лиза, указывая в окно. Там с горки летели по блестящему желобу сани с детьми и взрослыми.
– Это летняя санная трасса. Наверх сани со специальными роликами тянет подъемник, а вниз они сами летят по желобу. Правда, у них есть тормоза, поэтому скорость спуска можно выбирать самому. Может, хочешь прокатиться?
– Нет, потом. Я сначала хочу все тут увидеть. Здесь так интересно!
– В Карпаче, - продолжил Максим, - есть все, что должно быть в настоящем городе: почта, телеграф, три банка, кинотеатр, много магазинов и кафе. Есть даже железнодорожная пассажирская станция. Конечная. Жаль, только поезда больше сюда не ходят.
– Почему?
– Экономика. Теперь большинство людей в Польше, которые могут позволить себе горный отдых, имеют автомобили. И, естественно, приезжают на них. Организованных туристов привозят на автобусах, без них тоже многого здесь не увидишь. Жители Карпача в большинстве тоже моторизированы, поэтому спрос на поездки упал, поезда стали нерентабельны, и их отменили.
– Жаль. Что-то уходит из нашей жизни.
– Ну, не совсем из нашей…
– Я в общечеловеческом смысле. Знаешь, а, наверное, здорово было бы приехать на маленький вокзал в Карпаче на старинном поезде, где много разных медных ручек, табличек и зеркал. И чтобы поезд тащил паровоз, медленно втягивая его в гору. И чтобы жизнь, хоть ненадолго стала спокойной и размеренной, как в прошлом.
– А что, над этим можно подумать! Представляешь, тур сезона: «На горный курорт, как сто лет назад»! Девушка, у вас есть богатая фантазия, так необходимая нам, деловым людям.
– Ладно, смеяться, лучше расскажи, как сам-то сюда попал? Я ведь вижу, ты здесь не первый раз.
– Второй. А первый раз я сюда попал случайно. Это было в те далекие времена, когда только мы начали выбираться за границу. Мы – это тоже в общечеловеческом смысле. Я накопил тогда первую тысячу долларов и решил съездить посмотреть на заграницу. Не за автомобилем, как многие, а просто посмотреть. И в каком-то левом турагенстве мне всучили путевку в Карпач! Я в апреле, в несуразной шубе приехал на поезде в Варшаву и с кучей поляков туристическим автобусом добрался сюда. Жил в отеле «Скальный», это куда мы в бассейн ходим. Номер с телевизором и двуспальной кроватью, шведский стол, бассейн, горы, абсолютная свобода и какое-то ощущение новой жизни. И я решил, - подвернется случай, или захочется кому-нибудь сделать подарок, - повезу его непременно в Карпач! Пусть почувствует себя так, как я когда-то, вольным и счастливым.
– И ты отсюда ничего не привез?
– Только подарки домашним, мы с тобой в этот магазинчик тоже заедем. И ощущение свободы. И желание работать, чтобы это повторилось вновь и вновь. Весь следующий год я жил под впечатлением десяти дней в Карпаче. И, поверь, за этот год я сделал больше, чем за пять предыдущих.
– Но ведь ты бывал в разных местах за границей.
– Да, но первое впечатление, наверное, самое сильное. И, потом, я никогда больше не отдыхал по десять дней. Дай бог, чтобы пару дней где-нибудь бродил. Все больше переговоры до полуночи и пару часов до самолета по улицам походишь. Ну вот, приехали.
Они вышли из машины возле дороги, поднимающейся к деревянной церкви, рядом с которой возвышалась каменная башня. Максим рассказал Лизе, что здесь, на самом высоком месте города расположена церковь Ванг. Это деревянное сооружение было построено в тринадцатом веке в Норвегии и в девятнадцатом перевезено сюда. Они зашли в церковь, и Максим объяснил, что коридоры вокруг главного зала выполняют функцию термоса, потому, что даже в самые лютые морозы здесь не топят, а температура в зале поддерживается от собравшихся верующих. Церковь до сих пор выполняет свою прямую роль, и здесь регулярно проходят службы.
Потом охранник сфотографировал их на фоне церкви, на фоне лежащего под ними Карпача и на фоне сияющих вершин, хорошо видных отсюда. Лиза разглядела подъемник, тянущийся почти к самой вершине самой высокой горы. Максим заплатил несколько злотых, и стоящий неподалеку человек настроил для нее свою подзорную трубу. Лиза увидела, как по канатной дороге вверх и вниз двигались сиденья с людьми. И ей, конечно, захотелось туда же.
Дорога не заняла много времени, и вскоре они были на нижней станции канатной дороги. Максим купил себе и ей по солнцезащитным очкам и по черной бандане с какими-то пиратскими знаками. Он отпустил машину и купил два билета на канатную дорогу. Билет надо было вставлять в щель специального пропускника, но у Лизы сразу это как-то не получилось. Два кресла поэтому перед ней уехали пустыми. Но никто никак не среагировал на это. Не получилось у человека сразу, – получится потом.
Максим, прошедший сразу за Лизой, помог ей устроиться в кресле, и подъем начался. Сначала ей было немного страшновато, трос поскрипывал, сиденье немного раскачивалось, и высота под ним была не маленькая. Но понемногу Лиза успокоилась и начала рассматривать окружающий мир, все больше и больше находя его прекрасным.
Она обернулась, и увидела, что Максим уселся поперек кресла канатной дороги, что позволило ему смотреть не только вверх и на склоны горы справа и слева, но и вниз, туда, откуда они поднимались. Не раздумывая, она последовала его примеру и, усевшись так же, помахала ему рукой. Он с одобрением кивнул ей и показал большой палец.
Разговаривать не хотелось. Трос чуть поскрипывал, а проплывающие под Лизой сосны и елки медленно опускались затем вниз, туда, где оставалось все остальное. Солнце ласково грело, а воздух, казалось, можно было пить, такой он был свежий и вкусный. С каждой минутой все призрачнее, как уплывающая вниз долина, казалась Лизе прежняя жизнь, со всеми ее трудностями и тревогами, обыденностью ежедневных обязанностей и мелкими переживаниями. Казалось, что с этим подъемом поднимается настроение. Лизе хотелось петь, и она потихоньку начала мурлыкать заезженную мелодию модного весь прошлый год французского мюзикла.
Небо над ее головой становилось все синее, а уплывающая вниз земля потихоньку покрывалась дымкой. Город, где она недавно была, становился все меньше, а вершина горы с непонятным строением все ближе. Лиза почувствовала, что теперь она лучше понимает Максима. Она, наверное, теперь тоже сможет многое сделать по-другому и многое изменит в своей жизни. Она уже знала, что ей тоже захочется вернуться сюда снова. А для этого она будет работать с еще большими усилиями.
Не прошло и сорока минут, как они поднялись на верхнюю станцию. Отсюда надо было идти пешком, чем они и занялись.
– Мы поднимемся на самый верх? – Лиза очень хотела попасть туда.
– На Снежку? Конечно! Мы же и идем туда.
– А что эта гора называется Снежка?
– Да, это самая высокая гора в Судетской гряде.
– Красивое название.
– Но чтобы до нее добраться, нам надо сначала пройти по этой ложбине и обойти вершину под названием Копа, это вон там.
– Там впереди здание какое-то.
– Заметь, трехэтажное.
– А что там?
– Комплекс «Под Снежкой». Пограничная застава, медпункт и, конечно, кафе.
– Интересно, а как все сюда доставляют?
– Здесь есть автомобильная дорога, правда, проехать по ней можно только летом и когда не идут дожди. И ехать по ней из Карпача надо чуть больше двух часов.
– Откуда ты это все знаешь?
– Я же был здесь когда-то целых десять дней. И без тебя. Поэтому облазил все здесь до последней пещеры.
– А здесь и пещеры есть?
– Есть, не зря же здесь золотоискатели жили. Нарыли много пещер, есть теперь что туристам показывать.
– Неужели когда ты здесь был, то только по горам лазил. Не поверю, что не вскружил голову какой-нибудь местной паненке.
– Наоборот. Это меня пытались изнасиловать пьяные немецкие туристки, после чего я стал стороной обходить ночные заведения. – Максим замолчал, понимая, что перешел к не совсем дозволенной теме. Но не он же начал ее.
– Так чего же ты испугался, - не отставала от него Лиза, - неужели они были такие страшные или может быть старые?
– Не в этом дело, - спокойно ответил он, - я из той породы мужчин, что привык сам выбирать женщин. И мне никогда не нравились ситуации, когда меня начинают выбирать как бычка для спаривания. Я этого никогда терпеть не мог. Люди тем и отличаются от животных, что относятся друг к другу не только по экстерьеру, хотя и внешний вид не самое последнее дело. Главное – человеческие отношения. Ведь бывает так, что даже уродства человека не замечаешь, когда у него прекрасная душа, веселый нрав и добрый характер.
– Какой вы у нас правильный, Максим Леонидович. Или только притворяетесь, боясь обидеть молодую жену? А сам, наверное, в молодости давал небу копоти!
– Знаешь, мы когда-то договорились, что если тема будет не совсем приятно одному из нас, достаточно будет сказать: «Это мое дело».
– Я тебя обидела?
– Нет, но мне, почему-то, кажется, что ты стремишься обидеть себя. Зачем ковыряться в прошлом, его все равно не исправить, какое оно ни было бы. Зато мы можем пропустить счастье сегодняшнего дня, а это, по-моему, недопустимо. Не так ли?
Он молодец, Максим Большаков, увел Лизу от опасной темы. Хотя она раз за разом давала себе клятву, что не будет интересоваться его личной жизнью, ее любопытство было сильнее любых клятв. Ей было ясно, что этот молодой красивый мужчина не мог жить монахом до своих двадцати восьми лет. Но ей ужасно не хотелось узнать, что он пресыщен женским вниманием и что стоит ему только свиснуть, как вокруг соберется стая любовниц с горящими глазами. Хорошо бы, чтобы по какой-то необъяснимой причине он бы принял обет безбрачия и остался до сих пор девственником! Хотя такой красавец – и до сих пор девственник! В это даже Лиза поверить не могла и, глянув еще раз на своего спутника, хрюкнула от сдерживаемого смеха.
– Ты чего? – Удивился тот.
– Ты никогда не хотел стать священником?
– Не понял.
– Ну, ты так все умеешь переиначить, объяснить. Из тебя, по-моему, получился бы замечательный батюшка. Да и голос подходит.
– Дочь моя, да уж не тронулась ли ты умом от высокогорья? – Шутливо забасил Максим, и они оба рассмеялись.
– А к какой конфессии ты меня бы причислила?
– Конечно, к католической, - нечаянно вырвалось вдруг у нее. Он посмотрел на нее внимательно, но ничего не ответил. Он понял, почему она хотела бы, чтобы он был католическим священником. Но он давно нарушил обет безбрачия, хотя это произошло с ним, не так страшно и гадко, как с ней.
Разговаривая, они поравнялись с каменным трехэтажным комплексом, на котором висели разные вывески на польском языке и указатели направлений с расстоянием в километрах. На лавках с солнечной стороны сидели молодые солдаты-пограничники. В рубашках с коротким рукавом и шортах, положив свои автоматы на колени и спустив панамки на самые глаза, они загорали. Стайки туристов вокруг щелкали фотоаппаратами. И было что снимать. Как не сфотографироваться на фоне загорающих пограничников? А у пограничного столба, стоя одной ногой на земле Речи Посполитой, а другой – на земле Чешской республики. А на фоне такой уже недалекой Снежки?
Лиза с интересом все это рассматривала. Она еще никогда не была на границе вот так – прямо у пограничного столба. В национальном аэропорте, откуда она улетала, никаких линий и столбов не было, только стойка паспортного контроля и таможенного досмотра. И остальные границы были такими же, и только одну они переезжали ночью, поэтому она ничего и не видела.
– А что если пойти туда? – Она махнула в сторону, противоположную той, откуда они пришли.
– Часа через полтора спустишься в чешское селение.
– А они? – Она кивнула на пограничников.
– Если им ты не покажешься подозрительной, они даже не шевельнутся.
– А в селении?
– Тебе расскажут, как выбраться обратно без лишних проблем.
– Так что, можно просто так ходить туда-сюда?
– А кто мешает? Здесь, вообще-то, масса лыжных трасс и они проходят как по польской, так и по чешской стороне. Главное – не злоупотреблять. Граница отсюда поднимается прямо к вершине Снежки, и мы ее не раз еще при подъеме пересечем. В кафе я тебе идти не предлагаю, потом будет труднее подниматься. Ну, готова?
– А сколько идти туда?
– В среднем, около часа. В зависимости от степени подготовки и желания.
– Желания хоть отбавляй. Ну, вперед.
И они полезли на Снежку. Подъем местами был очень крут, и Лиза не отказывала себе в удовольствии воспользоваться сильной рукой своего спутника. Иногда им приходилось идти по снегу, который, несмотря на лето, лежал на тех местах, где солнце бывало меньше. Иногда они останавливались, чтобы передохнуть и снова любовались видами, расстилавшимися под ними. Они обгоняли некоторых туристов, которым было не так как им легко подниматься. Часть туристов, уже побывавших на Снежке, спускалась им навстречу. Наконец, они добрались до самой вершины, на которой было также многолюдно, как и у пограничной заставы. На самой вершине горы расположилось круглое здание высокогорной метеорологической обсерватории, на первом этаже которой за стеклом окон просто зазывало к себе небольшое кафе. Здесь Максим просто взял Лизу за руку и молча повел ее за собой внутрь. Лиза не сопротивлялась, - она порядком устала от этого трудного подъема. И только после того, как они позволили себе по рюмке хорошего коньяка, а потом закусили горячим мясом, Максим вывел Лизу на смотровую площадку.
Вид, открывающийся оттуда, был сказочным. По ярко-синему небу плыли белые пушистые хвостики облаков. Яркое горное солнце освещало расстилающийся перед ними мир, с возвышенностями и впадинами, снегом и лесами, маленькими точечками лыжников и бесконечной землей, горизонта которой нельзя было увидеть, потому что он терялся в дымке. Отсюда был хорошо виден Карпач, но только каким маленьким он был! Вдали, теряясь в дымке, были видны очертания еще одного города, но он был очень уж далеко.
Лиза, замерев, не могла налюбоваться открывшейся перед ней красотой. А Максим украдкой любовался Лизой. Ее раскрасневшееся от подъема и коньяка лицо было подставлено горному ветерку, а большие зеленые глаза, казалось, старались впитать в себя эту сказочную красоту высокогорья.
– Нравится? – Нарушил затянувшееся молчание он.
– Очень. Теперь я понимаю, почему рай расположен где-то высоко. Потому, что оттуда такой же божественный вид.
Она чувствовала то же, что и он. Именно это пришло ему в голову, когда он поднялся на Снежку еще в первый раз.
– Меня тоже не покидает ощущения рая, но по другой причине.
– По какой? – Она подняла на него свои зеленые прожектора глаз.
– Вокруг меня порхают ангелы. И один розовощекий своими удивительными зелеными глазами смотрит сейчас прямо мне в душу.
– И что же он там видит?
– Удивительную умиротворенность, покой и счастье.
– Странно, но ангел чувствует то же самое.
– Значит мы в раю?
– Не знаю. Мне кажется, что рай, - это когда в душе у тебя, как это ты сказал, удивительная умиротворенность, покой и счастье. И еще любовь. И эти чувства можно испытывать не только здесь, на вершине. Они могут быть с нами и там, внизу. И даже глубоко под землей, например, в метро. Ведь это не зависит от высоты, это зависит от людей, которые нас окружают, которые любят нас, и которых мы любим. Но, все равно, спасибо тебе Максим за то, что я смогла все это сегодня увидеть и почувствовать. Как бы не сложилась моя жизнь, из нее уже никогда не вычеркнуть наш с тобой подъем на Снежку и эту божественную красоту. Ты просто подарил мне кусочек рая. И большое тебе за это спасибо.
– Погоди-ка. – Максим слегка повернул ее к себе и крепко обнял. – Кажется, из нашего отеля россияне идут.
И пока она ничего не сообразила, прикоснулся губами к ее слегка обветренным губам. Кто только что испытал наслаждение раем, вряд ли откажется от райского нектара. Лиза совсем не сопротивлялась. Наоборот, от разряженного ли воздуха, от выпитого ли коньяка, а может просто от того, что она уже успела полюбить этого проклятого Большакова, ее губы сами собой открылись для этого затяжного поцелуя, в который она вложила всю свою любовь. Они целовались до тех пор, пока на смотровую площадку не высыпала куча немцев со своими традиционными сосисками и пивом.
– Максим, ты же мне обещал? – с легкой укоризной обратилась она к своему спутнику.
– Показалось, извини. – Ответил тот, но озорные чертики в его серых глазах говорили о том, что с ним надо быть очень и очень осторожной. Но как, черт побери, это сделать, когда она сама очень хотела поцеловать его там, на площадке!
– Ну что, будем спускаться?
Он подал ей руку, и так, не выпуская рук, они гораздо быстрее, чем поднимались, спустились к кафе «Под Снежкой». Здесь они прошлись по пирожным и кофе и отсюда, не спеша, направились по плато к верхней станции канатной дороги.
– Скажи Максим, кто такая Тамара? – Явно используя его расслабленность вдруг спросила Лиза. – Я слышала краем уха ее имя на банкете, и потом еще говорили, что ее мать туда приезжала.
Максим ответил не сразу. Он не ожидал, что Лиза так скоро узнает о его партнере и подруге. Но скрывать от Лизы он ничего не хотел.
– Мы учились с Томкой вместе с первого по четвертый класс школы. И даже сидели за одной партой целых два года. Потом ее родители переехали, и она перешла в другую школу. Но мы жили в маленьком Новополоцке и, конечно, виделись, встречались. В старших классах школы у нас была одна компания. Мы дружили, вместе летом шлялись по озерам, хулиганили в меру сил, таскались по дискотекам. И всегда мы с ней понимали друг друга даже лучше, чем парни меня, а девчонки ее. У нас не было друг от друга секретов, и даже первые любовные приключения мы обсуждали между собой по-товарищески. Томка в молодости просто мне была как сестра. Потом я уехал в Минск, и наши пути разошлись. А потом мы встретились в Минске и ужасно этому обрадовались. И у меня и у нее уже был печальный опыт компаньонства, когда твой партнер спит и видит, как бы только тебя кинуть. А друг другу мы доверяли полностью. Мы основали компанию «Нефтяной дом», я стал директором, она – первым заместителем. Все, что сегодня достигнуто компанией – это наше общее достижение. Мое и ее. И имущество компании также наше общее – мое и ее.
– Вы были близки? – Неожиданно для себя самой спросила вдруг Лиза, мгновение спустя испугавшись, что знает ответ.
Максим помедлил, внимательно взглянул на Лизу, но увиливать не стал.
– Да. Но это было нашей самой большой ошибкой. Мы месяцами работали бок о бок. Мы знали друг друга, как никто. Мы, порой, угадывали, что хочет сказать другой. Мы доверяли друг другу, больше, чем себе. Мы заботились друг о друге больше, чем о себе. Это нас и погубило. Никогда, запомни, никогда не обманывай себя. Никогда не путай одну любовь с другой. Мы любили друг друга как брат и сестра. Но мы решили, что мы любим друг друга как мужчина и женщина. Я понял свою ошибку почти сразу. Тамаре это далось намного труднее, но она это тоже, в конце концов, поняла. Вот тогда то и проходила перерегистрация нашей компании. И она настояла на внесение пункта в устав, по которому все переходит мне в случае женитьбы.
– Прости, но мне кажется, что в отличие от тебя, она любила по-настоящему. И надеялась, что когда-нибудь ты станешь полным владельцем компании, а она – просто твоей женой.
– В тот период ей действительно так казалось. И я не стал ей мешать. Я был виноват перед ней. Ведь если бы мне хватило ума разобраться в наших отношениях сразу, мы не причинили бы друг другу столько боли. Но я, как и она, был так замотан работой, что просто подумать об этом мне как-то не довелось. Тем более, что я знал, перерегистрация – не последняя. Мы тяжело пережили нашу ошибку, и, наверное, даже потеряли что-то из наших былых отношений. Тамара стала пытаться заниматься другим бизнесом, несколько отойдя от дел компании. Потом у нее случился бурный роман с одним парнем, Русланом. Похоже, он и сейчас продолжается.
А потом ее арестовали.
– Как? За что?
– Кто-то захотел попользоваться нашим нажитым добром. Ее взяли якобы за ее новый бизнес, но цель была другая – «Нефтяной дом». К счастью для нее же, да, впрочем, и для меня, в последнюю перерегистрацию ей хватило ума записать все на мать. Так что конфисковать ничего родное государство у нее не может, а теперь доля матери по учредительному договору в связи с моим бракосочетанием и вовсе перешла мне. Так что наши враги просчитались по крупному. И теперь, после наших французских контрактов мы выдерем Томку с Володарки как миленькую!
– Сколько она уже там?
– Почти четыре месяца?
– Что я могу для нее сделать?
– Ты и так сделала очень многое. Благодаря нашему контракту у меня развязаны руки и до полной победы нам осталось совсем немного. И все получат свое. И недруги, и любимые люди.
– Так ты все же любишь ее?
– Конечно. Но совсем не так, как тебя. И ее, и своих родителей, бабушку и дедушку, брата и все его семейство я, конечно, люблю. И готов многим пожертвовать ради них. Это все мои родные люди. Но когда я смотрю на тебя, я понимаю, что это совсем другое. Ты сама вытащила меня сегодня на этот непростой разговор. И мне тяжело, как никому, рассказывать тебе об этом. Наверное, это потому, что ты мне очень нравишься. Как женщина. Меня очень влечет к тебе. И если бы не наш контракт, черт бы его побрал, я уже бы, наверное, охмурял бы тебя изо всех сил. Ведь ты мне за последние дни стала очень дорога. И чем больше я тебя узнаю, тем больше мне хочется быть с тобой. Прости за откровенность. Но ты сама ее вызвала.
– Ничего. – У нее на душе было радостно и печально одновременно. Она узнала, что хотела, и это добавило горечи к ее любви. Но он был честен с ней и ничего не скрывал. Он даже признался, что она нравится ему как женщина. Но что произойдет потом? Не прозреет ли он, как с Тамарой? Может быть, она тоже ему как сестра? – Ничего. Это ты прости меня, что я своим любопытством сделала тебе больно. Но я не нарочно. Я ведь тоже очень хорошо к тебе отношусь и теперь, когда знаю, ради чего играю свою роль, я еще более уверенна, что делаю все правильно. И спасибо тебе за откровенность. Знаешь, не каждый может так открыто признать свои ошибки. На это способен только сильный и добрый человек. И я рада, что знакома с таким человеком.
– Лиза! – В его голосе появились хриплые нотки. – Лиза, - ты прелесть! Я, честно говоря, просто не ожидал такой реакции. Я думал, это тебя обидит, сомнет. Но ты сильная и добрая девушка. Ты еще и поддержала меня! Нет, ты редкое сокровище, и я буду большим дураком, если посмею его потерять!
– Большаков! У нас еще много дел. У тебя контракты с французами, со мной, разборки с врагами, подруга в тюрьме. А ты тут дифирамбы поешь. Соберись и за дело. А будущее покажет, что ты потеряешь, и что ты найдешь. Не так ли? – Она перенимала на ходу его повадки и его фразы. Она была так хороша, что он снова захотел ее поцеловать. Но она почувствовала это и припустила к находящейся уже вблизи станции канатной дороги.
Всю дорогу, спускаясь вниз, они думали о произошедшем разговоре. И тревога в их душах все более заменялась другим чувством, которому они пока еще боялись дать точное определение.