Нет, не готов еще, недостоин я... как он умереть - под камнями! Не все еще мною выстрадано! И не все до конца искуплено! Надлежит послужить/пострадать... в опасностях! Надлежит совершить/довершить... течение! Нет, не готов еще, недостоин я... как он умереть - под камнями! Муж веры он был – бескомпромиссный, святой и искренний! Не убегал от Голгофы! Не от мира сего он был - чужой для юдоли земной, чистый сердцем мученик! Не лицемерил, не лебезил, не фарисействовал! Не чета я ему, не дорос еще, не достоин страдальца смиренного! Дух Святой был на нем, и мудрость... и вера живая/некнижная, не по возрасту! И не могли противостоять мудрости и Духу, Которым он говорил! Не могли даже спорить с ним – пустые/безблагодатные! И сердцем горел и служил он пламенно, и утешения народа родного жаждал отчаянно! И покорялись “по слову его”, в послушание Христу – даже самые духом слепые/глухие/черствые/мертвые! Даже самых “элитных” и знатных – обличал он с любовью, слезами и ревностью/чистою! Veritas pro Christo et Ecclesia! Ради Истины, ради Христа и Церкви - от всего он отрекся пожизненно! За прах почитал – достиженья земные/тленные! Великие чудеса и знамения - совершал он в народе! Муж веры он был – бескомпромиссный, святой, искренний! Помню, помню... как побивали его камнями! И рвались на него сердцами! Взрыв фанатизма! Помню, помню, как на коленях стоял он... и как молился в агонии искренне: “Господи Иисусе! Господи Иисусе! Не вмени им греха сего! Не вмени! Не вмени!” А потом на меня посмотрел и сказал/прошептал... в агонии... “И ему не вмени, не вмени... пожалуйста... И его Ты прости, прости... пожалуйста...” - голос Ангела слышал я тогда, и сияло лицо его истинно! За Голгофой - всегда воскресение! Помню, помню...
Нет, не готов еще, недостоин я... как он умереть - под камнями! Не все еще мною выстрадано! И не все до конца искуплено! Надлежит послужить/пострадать... в опасностях! Надлежит совершить/довершить... течение! Продли еще сроки, Господи! Не дай умереть за городом! За стан меня, как его тогда - гневно выволокли, забросали камнями, мятежные... и “почтили” усопшим уж... умершим! Но не больно мне вовсе, Господи, и не страшно совсем под камнями! Как вспомню о нем, так совсем боль и страх исчезают! Помню, помню... как побивали его камнями! Как скрежетали на него зубами, и как делали из него посмешище/зрелище! И рвались сердцами! Взрыв фанатизма! В синедрионе священном, на святом месте, прямо в эклессии! Толпу возбудили/склонили “на свою сторону” - интригами/играми всякими! И заанафемствовали! И заголосили! “Хульные слова говорит он на святое место сие и на закон! И не перестает, неустанно глаголит! “Вопиющий в пустыне” он... и не понимает! Разрушение храма нашего несокрушимого/вечного – предрекает! Обычаи и традиции наши вековые/всеми признанные – переменить призывает!” Гул проклятья пронзил даже прежде живых и искренних! Помню, помню...
Нет, не готов еще, недостоин я... как он умереть - под камнями! Не все еще мною выстрадано! И не все до конца искуплено! Надлежит послужить/пострадать... в опасностях! Надлежит совершить/довершить... течение! Помню, помню... как оклеветали его словами оскорбительными/хульными – лжесвидетели/старейшины/книжники! И напали на него, и схватили, и повели, и потащили - куда не хотел, за стан, на пустырь, на Голгофу, под камни больные/смертные! “Что ж больно так бьете, кидаете, жалите... братцы/братия?! За что ж так сурово/безжалостно?! На смерть осудили... мужи/братья/братцы/братия, отцы и наставники! И мне Бог явился – недостойному/наименьшему самому! И я благодать получил, и призвание – не по делам, как и вы, по милости, незаслуженно! Христа самого я вижу! Прямо сейчас вижу, братья мои/братия! И небо открытое! И Ангелы! И слава Божия!” - голос Ангела слышал я тогда, и сияло лицо его истинно! За Голгофой - всегда воскресение! Помню, помню... Хулитель, гонитель, предатель и изверг я – бывший грешник!
Нет, не готов еще, недостоин я... как он умереть - под камнями! Не все еще мною выстрадано! И не все до конца искуплено! Надлежит послужить/пострадать... в опасностях! Надлежит совершить/довершить... течение! Продли еще сроки, Господи! Помню, помню... Угрозами и убийством дышал я на учеников Господа! Терзал я не только церковь, и не только мужчин и женщин влачил по судам и преследовал! Христа гнал безумно/неистово! Его рвал/терзал - распинал безрассудно! И уши свои затыкал вместе с ними/злодеями! И кричал на Стефана я... с громким хором: “Анафема!” Соучастником стал - убиения злобного! Сторожил я одежды злодеев/свидетелей ложных, широкие! Одобрял убиение невинногог мученика! И Ты видел меня, Шауля - у одежд, у камней, у его Голгофы! Помню, помню, как на коленях стоял он... и как молился в агонии искренне: “Господи Иисусе! Господи Иисусе! Не вмени им греха сего! Не вмени! Не вмени!” А потом на меня посмотрел и сказал/прошептал... в агонии... “И ему не вмени, не вмени... пожалуйста... И его Ты прости, прости... пожалуйста...” - голос Ангела слышал я тогда, и сияло лицо его истинно! А потом и меня, за стан, как его тогда - гневно выволокли, забросали камнями, мятежные... и “почтили” усопшим уж... умершим! Но не больно мне вовсе, Господи, и не страшно совсем под камнями! Удостоился чести Стефановой! Как вспомню о нем, так совсем боль и страх исчезают! Помню, помню... как побивали его камнями! Нет, не готов еще, недостоин я... как он умереть - под камнями! Не все еще мною выстрадано! И не все до конца искуплено! Надлежит пострадать мне более! За Голгофой - всегда воскресение!