Александровское. Динь-бом

Юрий Леонтьев
АЛЕКСАНДРОВСКОЕ. «ДИНЬ-БОМ»

Днём нещадно пекло солнце. Нагревшийся гравий, перемешанный с жёлтым мелким песком, вылетал из-под колёс машин и вызывал резь в глазах. Иногда, нежданно, гравийная плакировка заканчивалась, и тракт дарил нам асфальтовое покрытие. Но, к сожалению, ненадолго. И тогда мы сворачивали на просёлок, проложенный параллельно основной дороге.

К вечеру въехали в село Александровское и остановились около огромного двухэтажного каменного здания. Это был бывший знаменитый Александровский каторжный централ, в котором разместилась психоневрологическая больница.
Обшарпанные стены больницы, «раскалённые» дневным солнцем и окружённые блеклой природной средой, подчёркивали специфическую преемственность этого дома.

Вдоль Александровского тракта шёл человек. Он явно направлялся к нам. Это был пожилой мужчина в очках, одетый в чёрный пиджак, украшенный гвардейским знаком и какой-то медалью. В руках у него была папка.
- Тычина Аркадий Степанович, директор школы, - представился нам человек в чёрном пиджаке. – У нас сегодня интересное мероприятие, приглашаю вас.
И мы потихоньку поехали за Тычиной.
Просторный класс был полностью заполнен сельчанами. Аркадий Степанович под одобрительный шум прошёл к учительскому столу, за которым его уже ждали серьёзный мужчина в очках и миловидная женщина в зелёном платье, а для нас внесли стулья.
Серьёзный мужчина оказался Добрыниным Александром Васильевичем, главным врачом лечебницы для душевнобольных, а женщина в зелёном платье учительницей Журавлёвой Лидией Ефимовной.
- У нас сегодня гости из центра, интересуются историей нашего села и декабристами. Приехали на велосипедах, - представил нас зрителям Тычина, и класс ещё раз уважительно загудел.
- Лидия Ефимовна, начинайте, - и директор передал слово Журавлёвой. Она исполняла роль ведущей мероприятия.
- Прежде чем открыть композицию специально для гостей расскажу об истории Александровска (так часто называли Александровское его жители).
Учительница встала из-за стола, взяла в руки указку и подошла к доске, на которой висела  географическая карта Иркутской области.
«Надо же, как будто ждали нас», - подумал я (оказалось, действительно ждали, так как им позвонили из Урика).

- В 1767 году в 76-ти километрах от Иркутска в болотистой местности, окружённой густой тайгой, был выстроен Александровский винокуренный завод, названный в честь императора Александра I, - хорошо поставленным учительским голосом начала Лидия Ефимовна, показав указкой путь, который мы только что преодолели.
 - В дальнейшем часть тайги была вырублена и расчищена для пашни. Болота высохли. Вокруг завода появились избы ссыльных, выходивших после отбывания каторги на поселение. Они обзаводились семьями и занимались сельским хозяйством. А завод работал почти исключительно за счёт труда каторжан. В начале XIX века на заводе  «выкуривали» по 200 тысяч вёдер водки ежегодно.
- Лида, ты им про декабристов расскажи, - выкрикнул кто-то из класса.
- В 1826 году сюда по пути на Нерчинскую каторгу привезли декабристов: Артамона Муравьёва, Василия Давыдова, Андрея и Петра Борисовых (вообще-то привезли, но не по пути - авт). В ожидании дальнейшей отправки они здесь не работали и пробыли в Александровске недолго.
И учительница стала рассказывать о том, как братья Борисовы «вели регулярные метеорологические наблюдения, которые впоследствии позволили определить средние ежемесячные температуры для Сибири».
- В то же время, - продолжила Лидия Ефимовна, - купец Илья Оглоблин построил здесь спичечную фабрику. А потом проиграл её в карты и застрелился. Но фабрика продолжала работать вплоть до 1891 года.

«Любят же учителя даты», - вспомнил я свои школьные годы и сразу же услышал новое число.
- В 1873 году каменную винницу переоборудовали в тюрьму, которая стала не менее известна, чем Владимирский централ.
При советской власти в темнице была организована Александровская трудовая колония для несовершенных правонарушителей и беспризорников.
С 1956 года бывший застенок переоборудовали в психоневрологическую больницу.
Лидия Ефимовна закончила рассказ, посмотрела на нас, нет ли вопросов, окинула взором класс и перешла непосредственно к композиции.
                ***
- Стихотворение Сергея Михалкова «Партия – наш рулевой». Читает Илья Иванович Песклютин. Проходите, пожалуйста, к доске, Илья Иванович.
 К «президиуму», прихрамывая, и при галстуке вышел убелённый сединой мужчина с тетрадочкой в руках и, отказавшись сесть на стул, с выражением, угрюмым громким голосом начал читать четверостишие Михалкова.
                «Слава борцам, что за правду вставали
                Знамя свободы высоко несли,
                Партию нашу они создавали
                К цели заветной вели…»
Перед последним куплетом Илья Иванович вынул из кармана партийный билет, поднял его над головой и под одобрительные возгласы односельчан победоносно закончил читать стихотворение.
                «Под солнцем Родины мы крепнем год
               
                от года,
                Мы беззаветно делу Ленина верны.
                Зовёт на подвиги советские народы
                Коммунистическая партия страны!»

Под бурные аплодисменты Журавлёва пригласила присоединиться к Песклютину ещё четверых человек: одного пожилого мужчину и трёх ещё более пожилых женщин и объявила:
- А сейчас Александровский хор исполнит известную песню неизвестного каторжанина «Далеко в стране Иркутской».
 И хор запел. Да хорошо-то как!
                «Далеко в стране Иркутской,
                Между двух огромных скал,
                Обнесён стеной высокой,
                Александровский централ…»

Следующим номером композиции в исполнении хора стала известная кандальная песня на слова Алексея Толстого «Колодники», любимая «обожествлённым» советской властью большевистским вождём.
                «Спускается солнце за степи,
                Вдали золотится ковыль,
                Колодников звонкие цепи
                Взметают дорожную пыль»

И вот - чудо! Глазам своим не поверил! Когда хор дошёл до слов
                «Динь-бом, динь-бом,
                Слышно там и тут,
                Нашего товарища
                На каторгу ведут…»
дверь открылась, и в класс в сопровождении «жандарма» вошёл «колодник». Он был неопределённого возраста в тёмной холщовой рубахе и портках, закованный в ножные кандалы, соединённые цепью с кандалами ручными. Двое медленно под «динь-бом» прошли вокруг хора и также медленно, позванивая кандалами, под крики «Степаныч не уходи!», вышли из класса. Начавшаяся овация захватила и нас, а кто-то из женщин  закричал даже «бис».
Кстати, спустя годы, на центральном телевидении в передаче «Клуб кинопутешественников» при записи передачи о «Владимирке», когда неожиданно пошла медленная, спокойная, широкая, описывающая путь арестантов музыка, мне тот концерт припомнился, и я экспромтом удачно спел эти «динь-бом».
- Спасибо, товарищи. Занимайте свои места. А сейчас перед вами выступит Аркадий Степанович Тычина со своим собственным литературным произведением.
Мы поняли, что наступил пик композиции, «гвоздь программы».
Директор школы с поэтической фамилией встал из-за стола, вынул из папки какие-то листочки и, почти не заглядывая в них, начал свой моно спектакль.
- Вы все знаете, товарищи, что в «нашей» тюрьме до отправки в Якутию какое-то время находился Феликс Эдмундович Дзержинский. А сейчас из моего произведения вы узнаете, как революционер отстаивал свои права и права своих товарищей в «нашем» Александровском централе.
Как-то около тюремной канцелярии собрались политические заключённые и предъявили начальнику централа Лясотовичу претензии: почему их содержат в пересыльной тюрьме как заключённых, а не как ссыльнопоселенцев?
Лясотович на их вопрос усмехнулся (усмехнулся и Тычина) и, не говоря ни слова, скрылся за дверью. И тут же, как будто по команде, куда-то исчезли надзиратели, а солдаты скрылись в своих полосатых будках. Зато во дворе появился здоровенный детина в грязном тюремном бушлате.
Это был знаменитый Колька-уголовник. Вслед за ним двинулись два его дружка, такие же мрачные верзилы, приговорённые, как и Колька, к пожизненной каторге за убийства и ограбления.
Детина с обезьяньей улыбкой подошёл к политическим и издевательски произнёс: «Моё почтение, уважаемые господа! Рад и счастлив,видеть вас! Соскучился по интеллигентному обществу».

- Прямо-таки театр «Современник», - прошептал мне на ухо Алик, в «Современник» одно время мы ходили на все премьеры.
Перед нами стоял уже не директор Александровской школы Тычина Аркадий Степанович, а талантливый артист, такой же, как, к примеру, Ираклий Андроников, со сдвинутыми на нос очками, как у Жванецкого, практически не заглядывавший в текст.
В классе стояла абсолютная тишина.
- Колька начал внимательно разглядывать политзаключённых. Наконец, его мутноватые глаза остановились на худом человеке со впалыми щёками и лихорадочным лицом.
«Ты чего буянишь!?» – приступил к нему Колька. «Ты!» - и, размахнувшись, ударил его в висок. Колька любил смотреть на дело своих рук. На то, как избитый или искалеченный человек корчится от боли.
Разбойник знал свою силу, знал и то, что за издевательства над политзаключёнными ему ничего не будет и делал, что хотел.
Но на этот раз Кольке не пришлось насладиться любимым делом. Вокруг него образовалось кольцо из политзаключённых. Колька струсил – такого с ним ещё не бывало.
 И тогда, рванув на груди бушлат, он закричал тонким визгливым голосом (Тычины): «Отойдите от меня! Я ненормальный!» - И выхватив нож из-за голенища, двинулся вперёд. В ту же секунду навстречу ему бросился светловолосый молодой человек. Через мгновение оглушённый уголовник уже лежал на земле. Нож валялся в стороне.
Класс внимательно слушал Тычину, воплотившего в себе Жванецкого, Дзержинского и Кольку-разбойника. Хотя ни на кого из них он не был похож.
 Сидящая рядом со мной женщина в белом платочке прошептала: «Так ему (Кольке) и надо».
- «Караул!» - завопил Колька голосом Аркадия Степановича. – «Бунтовщики бьют уголовных». И около тюремной канцелярии сразу же появились Лясотович, надзиратели и солдаты.
- Прошу немедленно разойтись! – Ещё издали крикнул начальник тюрьмы.
Колька с трудом поднялся на ноги.
- Как ты, мерзавец, посмел выйти из камеры!? - обрушился на него тюремный начальник, показательно демонстрируя свою строгость к уголовникам.
 - Кто выпустил? - Повернулся он к надзирателям.
- Пойдёте под суд! А вы, мерзавцы, - снова крикнул он на уголовников, - в карцер! Немедленно!
- Господа, - теперь Лясотович  обратился к ссыльным. - Произошла досадная ошибка. Прошу разойтись по камерам. - Он даже попытался улыбнуться, но не мог скрыть злости и досады.
Вспотевший Аркадий Степанович Тычина немного помолчал, снял пиджак и повесил его на спинку стула.
- Это не ошибка! - Светловолосый молодой человек выступил вперёд.  - Это заранее продуманный акт. Мы требуем немедленно изолировать нас от уголовников и отправить  к месту поселения.
Лицо Лясотовича стало каменным.
- Вы забываетесь, господин Дзержинский! – И главный тюремщик зашагал от политзаключённых прочь.
В результате этого происшествия политические, раньше свободно разгуливавшие по тюрьме, были заперты в камерах.
 Но на одной из прогулок ссыльные вновь потребовали к себе начальника тюрьмы. Лясотович пришёл, презрительно оглядел стоящих перед ним заключённых и угрожающе произнёс:
-Можете жаловаться на меня, господа, куда угодно.
- Нет, мы не будем жаловаться, - спокойно ответил Дзержинский.
- Отчего же? - насмешливо поднял бровь Лясотович, - этого права я у вас не отнимал.
- Мы найдём другой способ защитить свои права, - тоже насмешливо ответил Дзержинский.
Во время прогулки по команде Феликса Эдмундовича политзаключённые обезоружили надзирателей и солдат и выставили их за ворота централа.
Тычина заглянул в последнюю страницу своих листков. Видимо, произведение заканчивалось.
- События в Александровском централе настолько напугали Иркутского генерал–губернатора, что он немедленно послал телеграмму в Петербург министру внутренних дел, а на место столкновения направил воинские части. Туда же срочно выехал вице – губернатор. Ещё издали он (вице-губернатор) увидел красное знамя с надписью «Свобода!», вывешенное восставшими над воротами тюрьмы. Политзаключённые провозгласили в тюрьме свободную республику, а её председателем избрали Дзержинского. Республика просуществовала три дня.
 Бунтовщикам было предложено снять красное знамя, но заключённые отказались выполнить это требование. Они заявили, что снимут знамя тогда, когда будут удовлетворены их требования.
С требованиями политзаключённых согласились. И власти сдались, - удовлетворённо закончил свой рассказ-спектакль Тычина и вновь надел на себя пиджак с наградами.
Пока продолжались громкие рукоплескания у доски вновь «образовался» тот же хор под управлением Песклютина. И в классе с открытыми окнами и видом на улицу Дзержинского понеслось:
                «Вихри враждебные веют над нами,
                Тёмные силы нас злобно гнетут…»
В едином порыве все присутствующие в классе встали, и присоединились к хору.
                «В бой роковой мы вступили с врагами,
                Нас ещё судьбы безвестные ждут…»
Когда слова «Варшавянки» дошли до припева, встали и мы всей экспедицией.
                «На бой кровавый,
                Святой и правый,
                Марш, марш вперёд,
                Рабочий народ!..»
Все пели, а у меня перед глазами стояла сцена из «Собачьего сердца» и слышалось дружное, похожее выступление активистов под управлением товарища Швондера.
                ***
В советское время (возможно, и в сегодняшнее) наряду с государственными тайнами засекречивали преступления власти и ложь. Это коснулось и Александровской центральной каторжной тюрьмы.
Рассекреченная легенда «реабилитировала» историю этого образцового, знаменитого на весь мир, тюремного замка.
Лучшим и знаменитым Александровский централ стал благодаря способностям и уму начальника тюрьмы Лясотовича и его предшественника Сипягина.
Они отменили розги, кандалы и карцеры. Организовали различные мастерские, в которых шили одежду и обувь, выполняли кузнечные и слесарные работы. Санитария и гигиена в тюрьме были образцовыми. Прибыль от производства шла на улучшение условий  содержания заключённых. Треть от прибыли копилась и выдавалась каждому освобождённому из тюрьмы. Большие партии арестантов отправлялись на постройку Сибирской железной дороги без конвоя, с одним-двумя надзирателями. Пище и одежде арестантов завидовали вольные крестьяне. В централе функционировали школа, театр, оркестр под управлением Лясотовича. Посмотреть тюрьму приезжали иностранцы. Многие тогдашние газеты буквально кричали, что в селе Александровском не каторжная тюрьма, а отель первого разряда.
Результаты не заставили себя ждать. Побеги прекратились. Процент исправленных арестантов повысился.
Всё испортил экстремист Дзержинский, потребовав «послабления в тюремном режиме» и без того вольготного.
Вместе с единомышленниками он разоружил и выставил за пределы тюрьмы надзирателей и солдат. И на три дня власть в тюрьме перешла к революционерам. Начальство в Иркутске, желая избежать кровопролития, едва уговорило революционеров прекратить выступление. Кончилось это тем, что Лясотовича отправили в отставку, а тюремный режим ужесточили. В Александровском Дзержинского долго вспоминали недобрым словом.
                ***
Переполненные впечатлениями от мероприятия, мы, уже затемно, в сопровождении александровских ребят повезли велосипеды к месту ночлега. Остановились за прудом около родника, заключённого в трубу.
На следующий день в лагерь приехал Александр Васильевич Добрынин и повёз нас в психоневрологическую больницу. Ведь это не только больница, но и «памятник революционному движению в России». Девяностосантиметровые стены двухэтажного каменного здания больше напоминают не лечебницу и даже не тюрьму, а крепость. В двух соединённых между собой прогулочных двориках, сохранившихся от централа и похожих на широкие колодцы, гуляли больные. Почти раздетые женщины абсолютно не обращали на нас никакого внимания: кто сидел, обхватив голову руками, кто прислонился к стене, кто задумчиво смотрел в небо. Даже проходящие мимо  больные нас не замечали. И все изнемогали от жары.
- Через пятнадцать минут закончится прогулка, и вы сможете сфотографировать то, что осталось от знаменитого централа, - дал разрешение на съёмку главный врач психоневрологической больницы…

В произведении использованы сведения из энциклопедии Иркутской области, сославшейся на работу Ф.Кудрявцева «Александровский централ: история Сибирской каторги», - Иркутск: ОГИЗ, Восточносибирское краевое издательство, 1936.