О, если бы вернуть и зрячих пальцев стыд,
И выпуклую радость узнаванья.
Осип Мандельштам
1. В глубоком обмороке вод
Но не хочу уснуть, как рыба,
В глубоком обмороке вод...
Осип Мандельштам
В нашем магазине стали продавать лимонад в стеклянных пивных бутылках, такой же как в детстве моём. Этикетка такая же невзрачная, крышечка так же открывается о торчащую сбоку из магазинного крыльца арматурину, и вкус всё такой же: горьковатый, жжёным сахаром отдающий – прекрасный, прекрасный! Производят эту жутковатую прелесть в райцентре, на бывшем советском пивзаводе. Откопали, наверное, в завалах советские лимонадные машины, а те вдруг взяли да завелись, и сделался вот такой лимонад.
Подозреваю ещё, что в лабораториях этого завода свили гнездо какие-нибудь тайные колдовские алхимики. Варят там свои магические зелья и бодяжат в ископаемом лимонаде. Иначе откуда вот этот алхимический привкус? И почему я веду себя, как будто мне снова двенадцать лет, а то и меньше?
Иду в магазин, якобы только за хлебом, а сам покупаю лимонад, сажусь в тенёчек под клёнами, где взрослые мужики пиво дуют, и там восхищённо пью, звонко булькая и шумно выдыхая. Многие из этих взрослых мужиков младше меня минимум вдвое, они мне говорят: «Дядя Миша, дайте, пожалуйста, спички», а я не сразу понимаю, кому это они. Какой такой дядя? Мне же двенадцать всего, меня мама за хлебом послала, а я на сдачу газировки себе купил…
А потом, когда к дому иду, вижу перед подъездом некоторых соседей младшего школьного возраста, как они там строят дом из палок и одеял, слышу, как они болтают, пищат и хихикают, и ловлю себя на том, что мне необходимо к ним немедленно побежать и тоже строить с ними там дом, болтать и хихикать. Забыл, что вырос давно, да… Поломал бы там людям всё. А то ещё черешню незрелую взялся клевать… Даже скворцам и воробьям ума хватает дождаться пока созреет, а мне нет, не хватило.
Заколдовали меня пивзаводские алхимики, заколдовали, суки! Нахлебался я ихних декоктов и канул в зеленоватую, полупрозрачную обморочную бездну собственного прошлого, словно в тихом омуте утоп. Торчу там на дне растопыренною корягою, а вокруг плавают, меланхолически пошевеливая хвостами, молчаливые златые караси.
2. Пожиратели крокодилов.
Давно хочу свозить пятиклассников в город, в музей этнографии и истории природы. Там скелет динотерия, там чучела всякие дивные, там в парке в вольерах фазаны, павлины, лебеди, утки, два страуса и неимоверный казуар, а в виварии ещё – мильён райских попугаев, удавы и крокодилы. Надо туда обязательно пятиклассников ещё. Но у меня пока не получается. Так что, похоже, повезу уже шестиклассников.
- Вот, - говорю им – осенью, если получится, поедем смотреть эти вот все дивные дива.
- Если мы будем себя хорошо вести? - спрашивает Алиска и делает такое послушное лицо, что я с трудом сдерживаюсь, чтоб не убежать.
- Вам, - отвечаю, - просто придётся себя вести хорошо, иначе я вас скормлю крокодилам в виварии.
Тут Варюха, златовласый синеокий ангелочек, кривит легонько нижнюю губу и ровным голосом уверенного в себе человека заявляет: «Это ещё кто кого съест.»
Класс даже не ржёт. Сидят спокойненькие такие, даже непривычно. Считают, что приведись им схлестнуться с крокодилами, то и гадать не надо, кто там кого сожрёт. О, я верю этим людям, совершенно верю!
3. Пролёт Шмуля
Собака Дымка умеет немножко летать. Забегает с разгону на кучу песку и прыгает, секунды на полторы воспаряя над огородом. Это называется у нас «пролёт Шмуля».
Я хоть и смеюсь на Дымкой, однако уважаю. Она молодец. Эх, и мне бы…
С самого сегодня утра летают над селом разноцветные воздушные шары. Не очень высоко летают, слышно, как у них там горелки шумят. Собаки мои ругаются, а я нет. Мне нравится. Говорят, в соседнем селе у них фестиваль какой-то, любого берут покататься на воздушном шаре. За сто евро, да. Дороговато, блин… Однако надо как-нибудь подкопить и слетать всё же. Раз уж не судьба мне стать моряком на паруснике, стану хоть на часок аэронавтом на монгольфьере.
С лёгкою печалью расстанусь с сотней евро, сострою беспечное лицо и умощусь в корзине, глупо улыбаясь. Когда взлетим, и земля поедет вбок и вниз, забоюсь конечно, но виду не подам ни за что. Специально буду орать « Ой, мамочки!», чтобы насмешник монгольфьерщик подумал, что это я так прикалываюсь, а на самом деле не боюсь вообще.
А потом вокруг настанет небо, и я буду в нём потихоньку лететь, как во сне или даже лучше. Хоть раз в жизни. Сколько можно завидовать каждому воробью?