Четвертая власть в СССР
Воры в законе — это специфическое для СССР (в дальнейшем — для России и стран СНГ) преступное объединение, не имеющее аналогов в мировой криминальной практике, образовавшееся в 30-х годах XX века и характеризующееся наличием жёсткого кодекса криминальных традиций, а также исключительным уровнем закрытости и конспиративности. На уголовном жаргоне словом «вор» без уточнений обычно называется только вор в законе, а не любой совершивший кражу, как в литературном языке. Вор в законе трактуется как представитель элиты преступного мира, хранитель преступных традиций.
В 1960-х власть взялась за жестокую ломку арестантского и воровского мира. В начале 1970-х воры провели глубокую реформу своей системы, результатом которой стало появление общака и рэкета цеховиков с установленной десятиной.Деньги воровского мира пошли на поддержание зон, что привлекало в него мужиков.
Появление воров в законе относится к началу 1930-х годов, когда жёсткими репрессивными мерами была подавлена активность политической оппозиции и была усилена борьба с общеуголовной преступностью, которая возросла в связи с коллективизацией и последовавшим за ней голодом. Основной сплачивающей силой преступного мира стала тенденция неполитического противодействия и неподчинения власти, а его элитой стали воры в законе, которые называли себя хранителями криминальных традиций дореволюционной России.
Воров в законе связывал особый кодекс поведения, обычаи и традиции, в число которых вошли полное неприятие общественных норм и правил, в том числе связанных с семьёй (вор в законе ни в коем случае не должен был иметь постоянных связей с женщинами) и не менее полный запрет на какое бы то ни было сотрудничество с государственными органами как в форме участия в проводимых ими общественных мероприятиях, так и содействия судебно-следственным органам в расследовании преступлений.
("Фото" В наше время стало много фильмов о ворах в законе)
В 1940-х годах эти традиции в конце концов привели к почти полному уничтожению этого преступного сообщества в исторической форме: во время Великой Отечественной войны многие из воров в законе ответили согласием на предложение властей вступить в ряды Красной армии, что-бы защитить свою Родину от врага (так называемые суки). После победы над Германией они вернулись в лагеря, где между ними и законниками, не отступившими от традиций преступной среды началась так называемая сучья война, в результате которой обе стороны понесли значительные потери.
("Фото" Жиганы 50-х годов)
("Фото" В лагере танцуем народный езидский танец. Георгий Джафар и Зураб)
("Фото" В лагере)
К середине 1950-х, после продолжительных сучьих войн и восстаний, в лагерях и зонах СССР установился относительно мирный и либеральный режим. Однако это время продлилось недолго, и уже в начале 1960-х власть снова взялась за ужесточение режима в тюрьмах. Началом ломки послужило Положение об исправительно-трудовых колониях и тюрьмах союзных республик от 3 апреля 1961 года. Цель перед тюремщиками была поставлена достаточно ясная. Прежде всего — по возможности дифференцировать осуждённых, развести их по разным режимам в зависимости от тяжести преступления и профессионального уголовного стажа. Таким образом власть пыталась свести на нет влияние воров и их идей на основной контингент арестантов, искоренить арестантские законы, правила и понятия. Законченные урки должны сидеть в своих колониях и лагерях, первоходы — в своих. При этом и для впервые осуждённых вводились режимы разной строгости, в зависимости от тяжести преступления: для тяжеловесов создавались отдельные колонии усиленного режима.
Было решено, что пора кончать с неоправданным либерализмом в отношении лиц, отбывающих наказание за колючкой. В тюрьме должно быть тяжело и страшно! Пусть тот, кто её прошёл, будет вспоминать о ней с ужасом и другим закажет туда попадать. В результате осуждённые лишились многих льгот, завоёванных ими в буквальном смысле кровью в 1950-х. Вместо этого были введены драконовские ограничения — в том числе на переписку с родными, на получение посылок и передач, на приобретение в магазинах колоний продуктов питания и предметов первой необходимости, запрещалось ношение вольной одежды и т. д.
Малолетним преступникам, например, разрешалось не более шести посылок-передач в год, а взрослым, в зависимости от режима, от одной до трёх передач. При этом вес посылки или передачи не должен был превышать трёх килограммов.Мясо, мясные изделия, шоколад, цитрусовые и прочее были
категорически запрещены к передаче арестантам. Да к тому же право даже на такую жалкую передачу осуждённый полу-
чал только после отбытия половины срока. В тюрьмах передачи и вовсе были запрещены.
("Фото" Арестанты-жиганы)
То же самое и со свиданиями. Взрослым арестантам, в зависимости от вида режима, предоставлялось от двух до пяти свиданий (длительных и краткосрочных) в год. В тюрьмах сидельцы были лишены и этого. При этом администрация имела право за нарушения режима вовсе лишать зэка передач и свиданий.
Но не это главное. Мужик пахал и при новом режиме. Однако теперь он должен был изыскивать возможности вертеться, добывать своим трудом пропитание в обход официальных правил (лагерный ларёк позволялся раз в месяц, в нём можно было отовариться на пять-семь рублей).
("Фото" Вор Зураб Цинцадзе и братва в лагере)
("Фото" Вор в законе Зураб Цинцадзе)
Тут-то и протягивали руку помощи чёрные — лагерная братва. Стали расцветать нелегальные арестантские кассы взаимопомощи под контролем воров — так называемые общаки. Налаживались через подкупленных работников колоний нелегальные дороги на волю, по которым потекло в зоны всё то, что строжайше было запрещено: колбаса, шоколад, чай, деньги, водка, наркотики. Конечно, за баснословные деньги — но за колючкой было всё. И только благодаря воровскому братству. Мужик резко колыхнулся в сторону законников. Тем более что теперь «честные» воры и их подручные на первое место стали выдвигать идеи защиты справедливости, братства честных арестантов, во главе которого стоят «честные» воры.
("Фото" Воровское братство)
Несмотря на всю стойкость и волевые качества лидеров воровского ордена, законники вынуждены были считаться с невесёлыми реалиями, сложившимися в местах лишения свободы. Ментовскому беспределу и невиданному прессингу необходимо было что-то противопоставить, чтобы братство воров в законе не только удержало, но и укрепило власть и в зонах, и на воле.
("Фото" Воры в малине. Старый вор Япончик (первый ряд, справа))
Идеологом таких перемен стал вор в законе Черкас, в миру — Анатолий Павлович Черкасов. Черкас принадлежал к новому поколению законных воров, многие из которых прошли обряд крещения в начале 60-х во Владимирской тюрьме строгого режима. Вором Черкас стал в зрелом возрасте. И уже при коронации заведомо нарушил кодекс чести законника. Он скрыл, что во время Великой Отечественной был награждён за храбрость и мужество двумя орденами Славы.
Анатолий Черкасов предложил внести несколько серьёзных изменений в воровские законы. Прежде всего, отменить обязательное правило, согласно которому «честный» вор обязан был долго не задерживаться на свободе и раз в несколько лет чалиться за колючкой (настоящий законник также и умереть должен был не где-нибудь, а на тюремных нарах). Наоборот, заявлял Черкас, необходимо сохранить цвет воровского братства, чтобы укреплять влияние законников в уголовном сообществе. И, конечно, в местах лишения свободы. Но в зонах разумнее проводить свою политику преимущественно через положенцев и смотрящих — доверенных лиц воровского мира из числа особо авторитетных жуликов (самая высокая масть в преступном мире, следующая сразу за вором; к середине 70-х их стали называть также козырными фраерами).
Отсюда вытекало следующее предложение Черкаса. Поскольку власти ужесточили карательную политику в отношении уголовников, он предложил в основном бомбить тех клиентов, которые не станут обращаться за помощью в правоохранительные органы — прежде всего подпольных предпринимателей-цеховиков, наркодельцов и даже сутенёров. При этом соблюдая «справедливость», то есть не доводя людей до отчаяния, когда они могут кинуться искать защиты у милиции, несмотря на угрозу собственной свободе. Другими словами, идеолог предлагал заниматься обыкновенным рэкетом, заставляя подпольных предпринимателей делиться «по-честному» неправедно нажитым добром.
Наконец, особую значимость в новых условиях приобретало третье предложение Черкаса. Раз менты пытаются сломить воров при помощи подписок, требуя письменного отказа от преступной деятельности, применяя для этого физическое воздействие и стремясь раздавить непокорных, то разумнее всего идти им навстречу и давать такие подписки! Ведь ещё в старом законе существовала норма о том, что слово, данное фраеру или менту, ничего не стоит. Законник даже освобождался от чувства благодарности к какому-нибудь штемпу, пусть тот и оказал ему важную услугу (вплоть до спасения жизни).
("Фото" Георгий Джафар в бараке)
В завершение Черкас предложил использовать в своих целях высокопоставленных чиновников и даже работников правоохранительных органов, покупая их услуги и обеспечивая этим себе надёжное прикрытие — «крышу».
В начале 70-х годов в Киеве на многочисленной сходке воров в законе все эти изменения были возведены в норму закона. Этот «представительный форум» открывал очередную главу в развитии воровского движения — рождение новых воров, с новыми принципами, методами руководства, приёмами борьбы против недругов, жизненным укладом и моралью.
Весь период 70-х годов в уголовном мире проходит под знаком уверенного возрождения и укрепления власти и идеологии воров в законе. Новая тактика приносит свои результаты. Благодаря обжималовке подпольных бизнесменов и им подобных преступников наполняются общаки. Законники
благополучно гуляют на свободе и осуществляют идейное руководство криминальным и арестантским сообществом, при этом не подвергая себя риску ни в малейшей степени.
Правда, поначалу уголовное братство, следуя рекомендациям Черкаса, с такой неукротимой энергией бросилось обжимать деловых, грабить подпольных миллионеров, что последние были вынуждены вырабатывать адекватные меры. Цеховики стали обрастать телохранителями и собственными группами боевиков для защиты своей безопасности и безопасности своего бизнеса. Запахло большой кровью.
И тут воры в очередной раз оказались на высоте. Они собрали в 1979 году в Кисловодске представительную сходку, на которую впервые в истории воровского движения были приглашены представители противоположной стороны — цеховики. После долгих обсуждений вопроса о мире и взаимопонимании стороны постановили: теневые предприниматели обязаны выплачивать представителям цивилизованного рэкета десятину — 10 процентов своих «левых» доходов. Уголовная «крыша», со своей стороны, обеспечивала им защиту от залётных бандитов и мелких хулиганов.
("Фото" Георгий Джафар в хате)
("Фото" Георгий Джафар и Серега Пещера)
("Фото" Братва на сходняке)
За колючкой дела тоже относительно нормализовались.Оказываясь в местах лишения свободы и попадая под ментовскую ломку, воры в критических ситуациях давали подписки, уверяя лагерное начальство, что с преступным прошлым будет навсегда покончено.
К этому времени в местах лишения свободы уже неплохо отлажена теневая система лагерной жизни. Основу составляет мощная производственная база колоний и лагерей. Мужик, работавший на производстве колонии, мог заработать неплохие деньги — даже с учётом явно заниженных расценок, официально отбираемой хозяйской половины (половина заработка просто вычиталась в бюджет) и всех остальных вычетов (за содержание в колонии, погашение иска, алименты и пр.). Но использовать эти деньги он не мог: они просто накапливались на его лицевом счёте, откуда арестант имел право потратить в месяц мизерную сумму на приобретение товаров в ларьке (до пяти рублей в месяц) или переслать эти деньги своей семье.
Фактически такая помощь была легальным способом обналичивания заработанных денег. Этим пользовались чёрные. Они помогали арестантам, переславшим суммы на волю, перегнать необходимую часть этих денег обратно в зону. Разумеется, не безвозмездно. Проценты от таких операций шли на общак, который, в свою очередь, делился на зоновский (для нужд арестантов и, в первую очередь, поддержки братвы в штрафных изоляторах и помещениях камерного типа) и воровской (для поддержки лидеров уголовного мира на свободе).
("Фото" Жиганы воровского мира 70-х)
Привлечению в свои ряды мужиков, а также привлекательности новой воровской системы способствовало ещё одно из нововведений реформы Черкаса — это почти полная отмена прописки в камерах и на зоне, а также системы опущенных.
Так, в середине 70-х была запрещена процедура так называемых камерных прописок, когда новички подвергались издевательствам, всевозможным проверкам на вшивость при помощи игр и загадок. Тот, кто не проходил подписку, мог перейти в разряд изгоев или просто получал свои порции побоев (затрещины, удары тяжёлыми арестантскими ботинками, мокрым полотенцем и т. д.). К концу 70-х прописка существовала только в основном среди малолеток. Но и здесь крёстные отцы преступного мира решительным образом её искореняли. Ведь раскол в арестантском сообществе, увеличение числа униженных, озлобленных зэков было на руку ментам, которые потом использовали эту недовольную массу против от-
рицалов.
(Кстати, это видно и на более позднем (в 1980-е) примере самой жестокой тюрьмы СССР — «Белом лебеде», где в хозяйственной обслуге и активе состояли именно обиженные.)
("Фото" Воры 80-х)
В начале 80-х годов на продоле (в межкамерном коридоре) ростовского следственного изолятора № 1 было выжжено на стене следующее: «Пацаны! Решением воровской сходки
(указывалось место и время сходки) прописки в камерах запрещены. Каждая хата отвечает за кровь». (Сами сотрудники СИЗО не стирали эту надпись, поскольку она служила стабилизации обстановки в камерах, снижению количества кон-
фликтных ситуаций.)
То же самое и в отношении обиженных. Сам воровской мир теперь был настроен резко отрицательно к процедуре так называемого опетушения — то есть изнасилования осуждённых за какие-то провинности. В правильных хатах (камерах под контролем братвы, воровских смотрящих) за подобную
попытку можно было серьёзно ответить. Во многих воровских прогонах тех лет читаем: «Мужики! Прекратите плодить
обиженных! Менты после используют их против вас».
В зонах воровской мир тоже всячески пытался пресечь беспредел и обжималовку, наказывать за лагерные грабежи. Элита стремилась сделать так, чтобы мужик сам нёс ей необходимое и был её союзником (к примеру, в лагерных восстаниях, которые появились в 1970-е).
Советский режим не мог не отреагировать на усиление воровской системы, превращения её в параллельную ветвь власти. В начале 1980-х, с появлением тюрьмы «Белый лебедь»,начинается новая ломка воров
А вот ещё такая любопытная табличка:
Число воров в законе в 1993—1999 годах, 2010 году
1993 1994 1995 1996 1997 1998 1999 2010
1200 1280 1420 1480 1500 1560 1106 149
Источник
Александр Сидоров (Фима Жиганец) Великие битвы уголовного мира. История профессиональной преступности Советской России. Изд-во МарТ, 1999.
("Фото" Георгий Джафар, Виталий Евтей и Серёга Воропай)
("Фото" Георгий Джафар)
("Фото" Зураб Цинцадзе, Георгий Джафар и братва)
("Фото" Иван Лебёдкин (второй ряд, первый справа) и Таток (первый ряд). Москва, бульвар Яна Райниса)
+++
Я в рот **** такую жизнь!
Я за колючкой доверяю Богу!
Ему лишь одному могу сказать,
В чем я повинен,
Грешен!
О Господи!
Прости меня за всё!
За все убийства тяжкие
Мне нет прощения, Христос!
3а пьянство, за насилие
Прости, отец,
И мать моя!
Я, из штанов верёвку свив,
Перекрестился,
В последний раз
Присел я весом на колени!
Прощай, зона!
И проклята
Ты будь, свобода!
Привет Лёхе Соликамскому!
Игорь Черных
+++
Я вор! Я вор-карманник,
Элита воровской среды.
Иду на дело всегда в шляпе.
Но в этот раз уликой в деле.
Шляпа стала
И ручка в серебре.
Наколки спрятаны под шёлковой рубахой!
И вот — тринадцатый трамвай!
Я бабу в золоте приметил
И лезвием порезал ей карман.
Как будто улыбнулась мне удача,
Но это — грязная подстава «мусоров».
И улыбнулась
Мне опять тюряга!
Фартовый я!
Зовут меня так на Мазутке.
Зачем я клюнул не туда?
В вагоне я засухарился.
А здесь и кипиш, суета!
«Стоять, Фартовый!» —
Кричат мне «мусора»!
*** вам! Кошель успел я скинуть,
Но мент, похоже, в теме был:
В карман наркотик мне сунул!
А, нет! Ты, «краснопёрый»!
Я понял, кражу на себя беру.
Я честный вор.
В тюрьму, к своим,
Не пойду за наркоту!
Давай свой протокол
И карандаш свой ***в.
Где расписаться покажи
Фартовому с Мазутки!
Игорь Черных
+++
Жора Брянский Чёрному Юрке на Сим
Чифир пускаем мы по кругу,
Но сука-тубик
Не дремлет здесь.
У одного синего обострение
И всем пускает он слюну!
Он специально заражает,
Чтобы быть не одному.
Когда вся камера узнала,
То пидора подушкой
Придушили мы!
Я год в одиночке.
Когда я понял, что умру,
От пищи, от воды
Я отказался
И голодом я уморил
Свой тубик!
Игорь Черных
+++
Ивану Курскому от братвы «Белого лебедя»
Наручники за спиной!
«Стоять у стенки.
И вниз головой!»
И вновь прикованный к решётке!
Конвойный в печень
Бьёт втихаря меня,
А боль такая,
Даже брызнул я мочой в трусы!
«За что бьёшь меня,
Конвойная ты гнида?» —
И я, схватив зубами
За шею, сонную артерию,
Как волк, клыками
Перегрыз гортань!
И пуля из ПМ
Конвойного второго — в сердце мне!
Пусть я умру героем,
Чем падалью!
Что стервятник клевал мне печень!
И кровь моя хлестала
На плитку в зале на суде!
Игорь Черных
+++
Наш в камере
Под шконкой пидор
По имени Шура
Сосёт подряд с проглотом!
А в жопе дырка
Чёрная, как атом!
Все два ***
Свободно, смачно входят
В очко, туда!
«Шура, иди сюда!» —
Всегда ему работа есть!
Ах, пидор ****ый,
Раз не стоит — дрочи!
За уши его взяв,
Да так,
Что только *** и уши
Остались у меня!
Ах!
Зона!
Брат!
От пидараса ничего не брать.
Здесь правят
Свои законы!
А Вова Путин
Зажигает в Сочах!
А танкодром
Димон в жапос играет!
Игорь Черных
+++
Восточный мост,
Погоня!
Шотландец наутёк!
Менты,
Меня вы не возьмёте!
Бежать вперед!
Чугунная ограда.
Как волк,
Перепрыгнув красные флажки,
Волчара спрыгнул
С моста в воду.
И эту тайну
Хранит Восточный мост!
Живи братва, пока живётся!
Игорь Черных
+++
Шотландец!
Братуха!
Убит
ты врагами-шакалами!
И отсидел 19 лет
С бандитами-спортсменами!
За брата вступился отчаянно
И дерзкое убийство
Нечаянно ты совершил.
И вот,
Ты уже на воле,
Встречает тебя братва:
Вот «жигули»-«девяточка»
Вишнёвая
И якорная цепь с крестом.
Но не хватало тебе ласки братской.
Ты дезким был,
Во всем искал ты смерти.
Она бежала от тебя,
А ты её
Все догонял и догонял!
И вот однажды
Ты её нагнал…
Но в душе он был как все, душевным парнем!
Сергею Шотландцу от Толяна!
Игорь Черных
+++
Соловецкий лагерь.
Карцеры в подвалах.
Сколько заключённых здесь
Заживо похоронено.
Голод, холод.
Спать на бетоне.
И люди умирают от болезней.
Мор!
А рядом красные
«Слава КПСС!».
Одно лишь душу согревает:
В храме божьем
Мы умираем.
Здесь враги народа
И жиганы,
Блатные, политические,
Урки и старые воры.
Вот власть советская
Нас собрала.
Зачем народ свой
Власть уничтожает
В соловецких лагерях?
Сколько невинных душ загублено!
Игорь Черных
+++
Стих из уголовного дела 1936 г.
Сбербанк в Ростове
Будем брать.
За городом на малине
Нашёл толковых я ребят.
Достали карту,
Все подходы.
И в смену четверо чекистов есть.
«Давайте в форму их
Мы переоденемся», —
Сказал один из них троих.
Толковый малый!
Я не зря сказал.
Меня, вора,
Хотел переиграть.
Но сука Дюмкин промахнулся
И прямо в сердце мне стрелял.
Я эту кодлу
Здесь, в подвале,
Красиво уложил.
Не понимаю молодых бандитов:
Ведь всем поровну бы разделил.
Чекисты были на месте уже через десять минут.
Ну, фартовый ушёл.
«Будем ждать! —
Сказал махровый красный. —
Промотает и придёт!
Будем ждать».
Чекист был прав:
Деньги быстро тратились.
И жиганы опять брались за свою работу.
Игорь Черных
+++
С малявы другу
Сколько верёвочке ни виться,
Будет ей конец.
Вот на пороге ментик появился
И руку за спину
Мне гнёт и гнёт.
«За что меня ты крутишь?
Я честный вор, с мокрухой не дружу!» —
А он:
«Грабил ты, убийца!» —
И, выхватив из кобуры
Наган,
Пальнул в него я сгоряча.
Теперь в Крещатике.
Сижу я, брат, в малине.
Сейчас сварганю паспорта —
Во Францию я к жиганам поеду.
Хочу, бля, — буду картавую француженку,
Чтобы она всю ночь стонала: «Бонжур,
Жиган, бонжур!»
Игорь Черных
+++
Одесса — мама,
А Киев — батенька воров.
Сегодня стрелка
В пивнушке на базаре!
Какой-то появился вор
От Бритого, в натуре.
Маляву-весточку нам показал:
— И где короновал тебя, братуха?
— В Питере, в Крестах.
Так новый вор Блондин.
Здесь появился.
Пошли мы банки брать.
И всё как по маслу,
Но стали мы своих терять.
Быть может, завязать — и в Ниццу,
К своему другу-жигану?
Игорь Черных
Продолжение следует…
http://www.proza.ru/2018/06/05/21